скачать книгу бесплатно
– Вот и не ездил бы!
– А котлеты?..
– Сам бы и ел!
«Сам» он ничего не ел – одному ему было неинтересно. Он даже сыр ленился себе отрезать, кусал от целого куска, заедал батоном и захлебывал остывшим чаем, и все было невкусное, пресное, жесткое, как картон.
Вся жизнь Владимира Берегового с тех пор, как заболела мать, стала похожа на картон.
И еще Митрофанова выгнала его с работы.
…Меня выгнали с работы, представляешь, мама?! Меня никогда раньше не выгоняли, да еще публично, да еще так унизительно! Я был к этому не готов. Нет, в трудностях закаляется характер, это всякий понимает, но вдруг характер так и не закалится, а деньги кончатся совсем?! Что мы с тобой станем делать, мама?! Как я буду тебя спасать?! И мне страшно. Я совсем большой мальчик, но если бы ты знала, мама, как мне страшно!.. Я совсем один.
– Тебе бы в отпуск, – сказала мать, рассматривая его. – Может, хоть денька на три съездил бы, Володя? Вон хоть в Завидово! Ты же любишь речку…
– Какая речка! – воскликнул Береговой, опять очень «натурально». – Ноябрь месяц на дворе! Скоро снег пойдет. Вот ты поправишься, вместе тогда съездим.
– Ну да, – тут же согласилась мать. – Конечно.
Они помолчали, думая об одном и том же – как им страшно и не верится в то, что может вернуться прежняя прекрасная беззаботная жизнь с выходными в Завидове, детективом по вечерам, чаем с чем-нибудь «вкусным» из любимой кружки и поездками по магазинам – Береговой ненавидел эти поездки!
Странная штука. Раньше ему казалось, что живет он трудно, гораздо труднее, чем все остальные люди, и только недавно он понял, как легко и весело ему жилось на самом деле!..
– Мам, я не завтра приеду, а послезавтра…
– И послезавтра не вздумай! Мне ничего не нужно! За бульон спасибо и за Вайля тоже, в смысле котлет, но здесь прекрасно кормят, как в ресторане!
– Ясный хобот.
– Володя!
– Ну, это просто такое выражение, мам.
– Привези мне детективов, – попросила она. – Вот Покровская мне нравится! Ее твое издательство издает, да?
Береговой чуть не завыл.
– Умных книг не вози, там одна тоска! А Покровскую можно. У нее про любовь хорошо получается. И про убийства! – Она засмеялась. – Я прошлую ночь заснуть не могла, все читала. И ведь никак не оторвешься!
Береговой погладил ее по голове, как нежный родитель, и она пошла его провожать. Вниз он ее не пустил, только до лифта, и потом все вспоминал, как она засмеялась и попросила детективов!
Он вышел на улицу, вдохнул сырой, морозный воздух и поднял воротник куртки. Было ветрено, сыпала крупа, и туча, свинцовая, тяжелая, нависала над больницей и дальним лесом. За воротник все равно попадало, на шее таяли ледяные крупинки, и он бежал все быстрее.
Зачем он бежит?.. Торопиться все равно некуда. Единственное сегодняшнее дело – заехать к матери – уже завершено. И дальше что?..
Береговой почти добежал до машины, нащупал в кармане ключи, и тут его окликнули:
– Молодой человек!
Он оглянулся, прищурился, ничего не понял. Смахнул с ресниц снежинки и моргнул.
К нему неторопливо приближалась Марина Покровская – та самая, что «хорошо» писала про любовь и «страшно» про убийства. Никак не оторвешься!..
– Вы Владимир, да?..
– Да, – пробормотал он с некоторым сомнением, рассматривая ее.
В издательстве они встречались очень редко. Покровская посещала исключительно «бабкин терем», пятый этаж, где царила Анна Иосифовна, а он все больше торчал у себя в кабинетике. Несколько раз водитель привозил к нему в отдел ее ноутбук с коротенькими записочками, вроде «через три минуты после запуска уходит в черное поле» или «виснет сразу после сохранения». Береговой вправлял ноуту мозги и возвращал водителю – с «самой» не разговаривал ни разу.
В последний раз он видел ее в «Чили» – в тот самый гадкий день его жизни!.. Вспомнив, как именно все было, Береговой тяжело покраснел, до лба, до корней волос, и шее, на которую сыпался снег, моментально стало жарко.
– Я не хочу!
– Чего не хотите? – удивилась Покровская.
…Ничего не хочу! Вспоминать не хочу. Заново переживать унижение. Выглядеть идиотом или буйнопомешанным. Разговаривать с вами не хочу тоже. Почему я сказал это вслух?..
– Владимир, – начала писательница Покровская проникновенно и так же проникновенно взяла его под руку. Он уставился на ее перчатку на рукаве его собственной куртки. – Уделите мне несколько минут. Мне бы хотелось…
Вдруг со стороны автобусной остановки, на которой толпился народ, жался от снега под узкую крышу, набежала какая-то тетка в длинном пальто. Шапка съезжала ей на глаза, и она то и дело нетерпеливо задирала ее.
– Ой, здрасте, вы Марина Покровская? Я вас сразу узнала! А вы как здесь? Или у вас тут лежит кто?.. Можно мне автограф? Ой, мы все, все вас читаем! На работе девочки только и ждут, когда новая книжка появится!.. Только вы больно долго пишете! Если я расскажу, что вас видела, никто не поверит!
Пока разбирались с бумажками и ручками – «ой, а у вас есть чем написать, а то у меня нечем!» – Береговой пришел в себя.
Писательница Покровская сияла улыбкой, кивала, обещала, что вскоре выйдет новый интересный роман, передавала приветы всем, всем «девочкам на работе, которые ее читают», и немедленно согласилась «сфотографироваться вместе на телефон».
Народ на остановке смотрел во все глаза.
Потом она сунула Береговому теткин телефон – «сфотографируйте нас, пожалуйста!» – вместе с теткой посмотрела, хорошо ли вышло, еще раз передала всем приветы, взяла у него телефон, вернула счастливой владелице и как-то моментально забралась в его машину.
Береговой заглянул – и впрямь сидит!..
От остановки потянулись еще какие-то люди, и Покровская скомандовала тихо и решительно:
– Быстро! Садитесь, и поедем!..
Береговой сел за руль, и они поехали.
– Ничего страшного, конечно. Просто пришлось бы автографы еще час раздавать, а я замерзла, пока вас дожидалась. – Она оглянулась на остановку, размотала шарф и вздохнула. – Я вообще-то так никогда не делаю, но сегодня холодно очень.
– Холодно, – согласился Владимир Береговой.
– А кто у вас в этой больнице?
– Мама.
– И… что у нее?
Он пожал плечами, и продолжать расспросы она не решилась. Он тоже ни о чем не спрашивал – никак не мог взять в толк, что происходит.
…Что происходит-то?!
Покровская искоса посмотрела на него, и он взглянул тоже. У нее горели щеки – видно, и вправду долго пробыла на улице. От шарфа, который она держала на коленях, пахло духами, тревожно, волнующе. На коротких волосах, постриженных как-то беспорядочно и непонятно, блестели капельки воды. Длинные ноги в джинсах почти упирались в панель, но сказать, чтобы она отодвинула кресло, Береговой не решился.
А еще у нее был портфель. Не дамская сумочка размером с ладошку, а именно портфель, довольно потасканный, на широком длинном ремне. Он ей мешал, и в конце концов она засунула его в узкую щель между сиденьем и дверью. И вздохнула с облегчением.
– Владимир, – начала Покровская совершенно тем же тоном, что давеча на улице. – Мне нужно с вами поговорить. У вас есть время?
– Сколько угодно. А что случилось? И как вы… меня нашли?
Она самодовольно улыбнулась.
– Я же пишу детективы, Владимир! У вас есть сотрудница по имени Жанна?
Береговой хмуро взглянул на нее и уставился на дорогу. Метель все усиливалась, и ехал он медленно. Будь его воля, он бы вообще остановился!.. Он ничего не понимал, и разговаривать не желал, и решительно отказывался осознавать, что знаменитая Марина Покровская, краса и гордость издательства «Алфавит», любимая писательница его матери, сидит сейчас рядом с ним в его собственной машине!..
…Я не хочу!..
– Так вот, Жанна. Она вас обожает, Владимир! Я позвонила к вам в отдел и сказала, что у меня опять не работает компьютер. А починить его можете только вы, ибо я больше никому, никому на свете не могу доверить свои бесценные рукописи! И я спросила, как мне вас найти. И они, конечно, не смогли от меня отвертеться! Ну, то есть Жанна не смогла. Она сдала мне все пароли и явки, Владимир! То есть мобильный, домашний, мамин и все имеющиеся в ее распоряжении телефоны! И сказала, что по средам вы уж почти месяц посещаете триста девятнадцатую клиническую больницу и на работу приезжаете не раньше двенадцати. Я произвела нехитрые вычисления… – тут он глянул на нее внимательно и с подозрением, но Покровская была совершенно серьезна, – …вызвала такси, и вот я здесь, Владимир!
– Почему вы все время называете меня Владимир?
– А разве вы Петр? – удивилась Покровская.
На этот вопрос Береговой не смог ничего ответить, и некоторое время в машине царило молчание.
Снег летел, и «дворники» мотались по лобовому стеклу.
– Слушайте, – вдруг сказала звезда совершенно обычным, нормальным, человеческим голосом. – Я все понимаю! Нет, на самом деле все! Я вам некстати, и мы почти незнакомы, но, ей-богу, мне нужно с вами поговорить!..
Береговой вспомнил, что Ольга из отдела русской прозы тоже повторяла, что должна с ним поговорить, а потом показала фотографии трупа, которые выложила в Интернет!.. И сказала, что во всем виновата эта сука Митрофанова!..
– Вы знаете, что Катю Митрофанову пытались убить?
– Да ладно!..
– Да не ладно!..
Береговой опять взглянул внимательно. Она была очень серьезна. Даже покивала, подтверждая, – да, да, пытались!..
– В ее собственной квартире, между прочим! Как раз в тот день, когда вас… ну, когда она вас вышвырнула, короче! То есть произошла вся эта петрушка в «Чили», вы публично пообещали доказать, что она чуть ли не укокошила того типа, и вечером ее пытались задушить!
– Я не пытался ее душить!
Покровская нетерпеливо взъерошила и без того взъерошенные волосы.
– Да я и не утверждаю, что пытались именно вы! Но, согласитесь, мотивы у вас были! И есть.
– Идите. Вы. К чертовой. Матери, – четко и раздельно выговорил Владимир Береговой, съехал на присыпанную мокрым снегом обочину и тормознул так, что Покровская почти ткнулась носом в свои джинсовые колени. – Выметайтесь. Я вас дальше не повезу.
Она покрутила головой и фыркнула. Кругом был лес, пустая дорога, снежная круговерть.
– У вас есть сигареты?
– Выметайтесь из моей машины!
– Тю!.. – сказала писательница, как ему показалось, с некоторым уважением. – Сама не пойду. Вытаскивайте силой.
«Дворники» стучали, и снег летел.
– Что вы знаете об убийстве, Володя? С чего вы взяли, что Митрофанова к нему причастна?
Он молчал. Ему вдруг пришла в голову ужасная мысль.
– А… когда ее пытались задушить?
– Вечером того же дня, когда она вас выперла.
– Это… точно?
– Абсолютно.
…Я был возле дома Митрофановой. Тем самым вечером. Я приезжал, и уезжал, и снова возвращался, и даже напугал какую-то парочку с пакетами и нелепой корзинкой!.. Я приехал, чтобы показать ей те самые фотографии и заставить ее во всем сознаться!.. Я был очень зол на нее. Я пытался ей звонить, но она не подходила к телефону!.. Конечно, я уехал, даже в подъезд не заходил, но я же был там!..
Об этом никто не должен узнать. Женщина, которая сидит рядом с ним, – враг. Она сильна и опасна.
Его выгнали с работы под совершенно нелепым предлогом. Теперь его могут засадить за решетку – просто так. Потому что они сильнее, они явно что-то скрывают. Им нужна жертва, и жертвой назначен он, Владимир Береговой.
Он бы с удовольствием задушил и Митрофанову, и эту, что сидит рядом, тоже!..
– Девочка, разве так можно? – Анна Иосифовна стремительно поднялась, подошла и положила Митрофановой на лоб узкую прохладную руку. – Вроде бы температуры нет. Но все равно нужно было остаться дома и как следует отлежаться! У тебя же совсем голос пропал!
– Ничего, – мужественным контральто, чем-то напоминающим поливановское, отозвалась Катя. – Я и так два дня не выходила на работу, а больничного у меня нет.
– Ах, какие глупости! – отмахнулась директриса. – Больничный! Тебе нужен не больничный, а крепкий чай с молоком, теплое одеяло и хорошая книжка! Я сейчас распоряжусь, и тебя отвезут домой.
– Не стоит, Анна Иосифовна! – взмолилась Катя. – Я вас прошу! Я нормально себя чувствую, не надо меня домой!
Ей не хотелось домой – еще бы!.. Там было страшно, холодно и все еще пахло лекарством – так ей казалось. И коврик, по которому она ползла, пытаясь дышать, ползла и билась головой о стены и мебель, так и лежал, свернутый, в прихожей. Почему-то она до сих пор его не выбросила. И ей все время не хватало воздуха. Она держала окна открытыми – и все равно не хватало.
– Н-ну, напрасно, – с сомнением протянула Анна Иосифовна. – Не люблю, когда дети болеют! Есть в этом нечто неправильное. Болеть должны старики.
Катя, подыгрывая, улыбнулась благодарной улыбкой хорошей девочки. Если бы Анна Иосифовна знала причину ее «болезни», наверное, сошла бы с ума.
Или нет?..
Она всегда преувеличенно беспокоилась о своих великовозрастных «детях», собранных в издательстве, «под крылышком», вникала в их дела, иногда неожиданно подкидывала денежек в виде каких-нибудь премий, отправляла в дорогостоящие командировки, и Катя Митрофанова вдруг первый раз в жизни подумала, что понятия не имеет, так ли уж ее любит Анна Иосифовна, или все это делается для того, чтобы скрыть крайнее равнодушие – и к людям, и к жизни.
