скачать книгу бесплатно
– Витьку-то? – И бабка махнула рукой. – Да ну его! Он небось шлялся возле Зойкиного магазина, хотел сотенную на поллитру стрельнуть, а покойница-то там где-то платок обронила, или из кармана он у ней вывалился. Его ведь почему арестовали? Потому что платок у него нашли, а платок с покойницы, и вся недолга.
…Случайный дедок в электричке тоже утверждал, что арестовали ни в чём не повинного человека. А Зоя Семёновна – Зойка! – кричала, что он убил. Он убил и сидит! И водитель, который вёз Илью со станции, говорил, что убил Петрович.
…Сплетни и слухи. Олег Павлович, директор, запрещает своим разговаривать об убийстве. Но он зачем-то разыскал Илью Субботина и умолял приехать. Именно так – умолял.
– Только Зойка чего-то знает, – заговорщицким тоном продолжала бабка, – и молчит. Может, она сама Витьку и оговорила, и платок ему подкинула, чтоб его под замок замкнули.
– Зачем это ей?
– А чужая душа потёмки. Она от него тоже, знаешь, натерпелась! Как аборт в Ярославле сделала, с той поры ведь и нет деток. Ребёночка Витька не схотел. Куда нам, говорит, мы молодые, для себя пожить должны. Нынче всякий для себя живёт, а не для Бога и не для общества. Вот и Витька так. Чего положить-то? Вилок или крошева?
– А? Вилок.
Бабка отвалила камень, прижимавший деревянный круг, и запустила руку в бочку.
– Ещё, может, какой хахаль у ней завёлся из приезжих, у Зойки-то. Она всё время с ними крутится, с вами, то есть.
Поэтесса по имени Ангел громко захохотала. Бабка вынырнула из бочки и посмотрела на неё неодобрительно.
– Хахаль! – с нажимом хохотала поэтесса. – У Зои Семённы!
– Ну, доподлинно я не знаю, – бабка поджала губы, – а только живёт у ней кто-то, вот те крест. И никто его не видал.
– Секундочку, – встрепенулся профессор Субботин. – Кто живёт? Где?
– А у Зойки в магазине! На втором этаже! Сама-то она за плотинкой квартирует, а второй этаж в магазине у ней под мастерскую приспособлен, там всякие решёта, коклюшки, машинка швейная, ло?скут, стол огроменный!.. От это я своими глазами видала. Она, когда открытие сделала, всех односельчан звала посмотреть, как всё устроено. Ну, мы и ходили. А нынче у ней в мастерской живёт кто-то. И давно живёт-то!
– Что вы видели?
– Свет я видала, хоть и зашторено всё, как в бункере! – Илье показалось, что бабка сейчас покажет поэтессе узловатую фигу. – Чего это Зойка просто так свет станет жечь, когда за него такие деньги дерут! Да и магазин на замке был, и ещё на поперечину заложен!.. А сама она дома была, мне отсюда видать, как народ по плотинке шастает, и Зойку я видала!..
– Да она старая, Зоя Семённа! Какие у неё кавалеры? – влезла деваха.
– По-вашему, по-городскому, может, и старая, – отчеканила бабка, – а по-нашему – ишшо не очень. Ну? Всё? Заговорилась я с вами!
На ярком солнце после полутьмы лабаза да в непривычной обуви Илья оступился и чуть не упал с крыльца.
– А ты чего? Тайный следователь? Чего ты всё спрашиваешь?
– Мне нужно, я и спрашиваю.
– А зачем тебе нужно?
Он не ответил.
…Слухи, сплетни. Кто-то что-то видел. Кто-то что-то сопоставил, и ответ в уравнении не сошёлся.
– Ты писатель? – не отставала Ангел. – Роман пишешь?
– Я поэму пишу, – рассеянно сказал Илья.
– Ты чего, поэт?!
– Я в прозе.
Они дошли до берега речушки, заросшего облетевшими ивами. Какие-то до странности одинаковые домики из почерневших брёвен стояли на этом и том берегу. И крупная мохнатая лошадь глядела себе под ноги.
Илья Субботин дошёл до лавочки – два пенька и доска между ними, – плюхнулся и подтянул рыжее жёсткое голенище. Его невообразимая спутница пристроилась рядом.
– Зачем ты врёшь? – спросила она, вытянула ноги и стала качаться туда-сюда. – Боже, какая скука – это постоянное враньё. Все врут. Бабка врёт про сапоги, что они хорошие, ты делаешь вид, что веришь, следовательно, тоже врёшь. Потом она врёт про Зою и её кавалеров, а ты врёшь, что поэт. Зачем всё это? Почему нельзя просто нормально говорить друг другу правду?
– Хочешь огурец?
Она взглянула на него. У неё были очень светлые, как будто волчьи, глаза, густо и неряшливо подведённые.
Илья полез в пакет и выудил четвертинку капустного вилка, холодного и влажного, в крошках моркови и зёрнышках тмина. Отделил несколько пластинок и стал хрустко жевать.
– Вот эта лошадь, – сказал он и показал капустой, какая именно лошадь, – не врёт. Она просто стоит и отдыхает от работы.
– А люди все врут.
– А зачем тебе правда?
– Как зачем? Чтобы жить по-человечески!
– Секундочку, – сказал профессор Субботин и отделил себе ещё кусок капусты. – Здесь логический сбой. Если лошадь не врёт, а люди поголовно врут, значит, мы, добиваясь правды во всём, хотим жить по-лошадиному. Вот так логично.
Ангел рассердилась.
– Люди должны быть честными! Для начала просто честными! Если они научатся не врать, человечество выживет. А если будут продолжать…
Илья перебил, она ему надоела:
– Всё это очень остроумно, но ты, например, ещё утром объявила во всеуслышание, что никому и никогда не врёшь.
– И чего? Я решила не врать и не вру, оказалось, что это просто: нужно только…
Он опять её перебил:
– Ты сейчас изо всех сил пытаешься меня обмануть. Тебе кажется, что окружающих ты уже обманула, но они просто заняты своими делами и не слишком внимательны. Со мной этот номер не пройдёт.
Он дожевал капусту и вздохнул:
– И я спрашиваю себя – зачем ты обманываешь? Что тебе нужно? От меня и вообще. Тебе ведь явно что-то здесь нужно!
– Мне… ничего, – пробормотала она и вскочила. – Кто ты такой?!
Он вверх посмотрел на неё:
– А ты кто такая? Что ты должна делать? Следить за мной?..
– Ещё не хватает! Ни за кем я не слежу!
– Ты была здесь, когда убили женщину?
– Ну, была, и что?!
– Ты разговаривала с ней?
– Нет! Я её увидела, только когда Зоя Семёновна завопила, что человека убили, и все побежали, и я побежала тоже!..
– Где ты была, когда завопила Зоя Семёновна?
– Я… просто гуляла. Вон там.
Илья полюбовался на свои необыкновенные сапоги. В разные стороны покрутил подошвами.
– Ну, как хочешь.
Она смотрела на него.
…Нужно время. Время пройдёт, она всё обдумает, изобретёт какую-нибудь более или менее безопасную для себя версию и выдаст её за правду. Подождём, послушаем. А можно попытаться ускорить события. Почему нет?..
Илья вытер влажные от рассола пальцы о джинсы, откинувшись назад, достал из кармана куртки записную книжку и карандаш – поэтесса следила за ним насторожёнными белыми глазами. Он перелистнул жёлтую упругую страницу, подумал и записал: «Зоя Семёновна и Витька. Дочь убитой и её кавалер. Свет из мастерской. Человек в парке. Клавдия и грибы».
– Какой человек в парке? – живо спросила поэтесса. Она читала за его рукой. – И что за дочь убитой?
– Лилечка, которая живёт с нами в гостинице, дочь убитой Лилии Петровны. Она подходит по возрасту. И ещё ты.
– Да ну-у-у!.. Говорю же, ты ничего не знаешь о людях! Лилечка! Быть не может, что у неё маму… мама умерла! Да ещё совсем недавно! Она селфи делает и хохочет.
– Вот именно.
– Что – именно?! Что ты можешь вообще знать?! С чего ты взял, что она её дочь?
– Я знаю, что должна быть дочь, значит, это кто-то из вас двоих. Ты не дочь покойной?
– Пошёл к чёрту.
– Тогда остаётся только Лилечка.
Он поднялся и забрал с лавочки свёрток с кедами и пакет с огурцами и капустой.
– Прошу прощения, но мне нужно идти. Ты со мной?
Она помедлила немного – он успел сделать несколько шагов вдоль бурой осенней речки – и нагнала его.
Он был рад, что она не осталась на лавочке. Просто рад, и всё.
– Почему ты всё записываешь?
– У меня такая привычка.
– Зачем тебе это?
Илья сбоку посмотрел на её войлочную голову. Деваха была высокой, почти вровень с ним. Высокой и довольно крепкой, никакого «лёгкого дыхания», сплошной монументализм, подкреплённый курткой-стогом, широченными штанами и тяжёлыми ботинками.
– Как ты это терпишь?
– Что?
– Да вот эти… экзерсисы на голове?
– Какие он слова знает! – пробормотала Ангел себе под нос. – А тебе, конечно, это не нравится, да? У девушки должны быть локоны и кудри, да? Всех под один стандарт, да?!
– Зайдём в гостиницу.
– Нет, ты мне скажи!..
Приветливая конторщица поднялась и заулыбалась, когда они вошли в тёплый холл.
– Олег Павлович приехал? – первым делом спросил Илья.
– Нет, – виновато сказала администратор. – Но звонил, звонил, предупредил, что вы станете спрашивать! Отозван в Ярославль по срочному делу, никак не мог с вами повидаться!.. Он для вас ключики от кабинета оставил, а там на столе папочку! Сами зайдёте или принести вам?
Профессор Субботин молча смотрел на неё.
…Выходит, неуловимый Олег Павлович встречаться с ним не собирается. В чём тут дело? Директор настаивал на его приезде, торопил и обещал содействие, а теперь прячется? Что могло измениться за вчерашний день? Означают ли эти перемены, что в услугах Илья Субботина больше не нуждаются?..
…Ну нет. Дело начато, и оно будет доведено до конца, хочет этого директор или уже расхотел. Может быть, вчера это директорское желание имело значение, а сегодня совершенно не важно.
Илья встрепенулся, поняв, что обе дамы смотрят на него вопросительно.
– Вот этот свёрток нужно отнести в мой номер, – сказал он и сунул на полированный стол, за конторку, кеды. – Матвей Александрович приходил?
– А, нет, нет, не было. Екатерина вернулась, Николай Иванович на месте, а его нет. Там уборочка сейчас происходит. Его номер убирают, а следующий ваш.
– Тогда я сам отнесу, – внезапно решил Илья, схватил кеды и ринулся вверх по лестнице. Ангел тяжеловесно захлопал крыльями и полетел за ним.
– Ты чего? – спрашивала она на лету. – Ты куда ломанулся-то?
Дверь соседнего номера была распахнута, возле неё стояла обычная гостиничная тележка, на которых развозят чистые полотенца, простыни и всякую милую ерунду, вроде шампуней в крошечных бутылочках и душистого мыла в бумажках. Спереди к тележке был прицеплен огромный мусорный мешок.
Илья сунул поэтессе кеды – она приняла – и полез в мешок. Некоторое время копался в мусоре, она громко сопела ему в ухо, а потом постучал в открытую дверь и заглянул в комнату.
– Можно?
В ванной лилась вода и что-то двигалось.
