скачать книгу бесплатно
– Ну, конечно! – воскликнула она торопливо. – Конечно, конечно! Спасибо вам большое! Спасибо, собачка!
Тинто Брасс напружинил свои складки и негромко зарычал.
– Он не любит, когда его называют собачкой, – объяснил Архипов. – Какая же это собачка! Пудель – вот собачка, а Тинто у нас…
Он поднялся с корточек и неожиданно оказался нос к носу с ней.
Очень близко. Неприлично близко. Совсем близко.
У нее было замученное лицо, бледное сине-зеленой некрасивой бледностью. Под глазами и на висках желтизна. Нос заострился, и не видно на нем никаких веснушек. Темные волосы заложены за уши. В руках она держала огромную коричневую сумку, и этой сумкой моментально загородилась от Архипова, выставив ее перед собой. И отвела глаза.
Ему стало неловко.
– Вы больны?
Трудно было заглянуть ей в лицо с отеческой незаинтересованностью, но он постарался.
– Я не больна, Владимир Петрович. Я очень… устала. Ужасно.
В конце концов, он пообещал полоумной Лизавете, что станет заботиться о девочке Маше. И он предложил:
– Хотите, я вас покормлю завтраком? Все равно ваш брат… Максим спит. Заприте свою дверь. Давайте. Вы сможете.
Она тускло улыбнулась:
– Мне неудобно.
– Конечно, неудобно, – согласился Архипов, с трудом обретая свой обычный тон. – Мне тоже неудобно, но ничего не поделаешь.
Она поставила на пол сумку, подошла к своей двери, порылась в плотном джинсовом кармане и вытащила ключи.
Архипов, следивший за каждым ее движением, слегка взмок от того, как она рылась в кармане.
Да что такое-то?!
– Вы не заметили, оттуда ничего… не украли?
– Откуда?
Она кивнула на свою дверь:
– Из тетиной квартиры? Не заметили?
Она спрашивала так, как будто ни тетя, ни квартира не имели к ней, Маше Тюриной, никакого отношения. Архипов удивился и перестал думать о том, как она рылась в кармане.
– Понятия не имею. А кто мог украсть? Ваш брат? Или я?
Она перепугалась:
– Что вы, что вы, я совсем не то имела в виду! Вы тут совсем ни при чем, Владимир Петрович.
– Это уж точно, – пробурчал Архипов.
– Дверь-то была открыта. Вы сами сказали. Дверь была открыта, и Макс вошел.
Архипов опередил ее на одну секунду и первым ухватился за коричневую сумищу. Просто так ухватился, из джентльменства. Нести ведь было недалеко.
– Вы не знаете, ваш Макс не жулик?
– Я вообще ничего про него не знаю, – ответила она с усилием и вдруг потерла желто-зеленые щеки.
– А в лицо знаете?
– Наверное, узнаю.
– Высокие отношения! – воскликнул Архипов, и Маша посмотрела на него испуганно. – Высокие, высокие отношения!
Она вошла и остановилась в центре полукруга сверкающей плитки.
– Направо, – предложил Архипов, – если очень замучились, можете сходить в душ. Хотите?
– Нет!
Он усмехнулся:
– Так я и знал. Ваш брат тоже сопротивлялся из последних сил.
– Когда… сопротивлялся?
– Когда я волок его в душ.
Она посмотрела на Архипова с тоской. Как будто он заставлял ее делать что-то, чего ей ни в коем случае делать нельзя. Например, улыбаться.
– У вас… совсем другая квартира. Не похожа на нашу.
– Конечно. Я все поменял, когда делал ремонт.
– Зачем? По-моему, в старых квартирах жить гораздо уютнее.
– Должно быть, потому, – провозгласил Архипов, – что я отчаянно молод душой и жить в старой квартире не могу! Подавай мне модерн, и все тут.
– Правда? – наивно спросила она.
– Правда, – подтвердил Архипов.
Она стащила с узких плеч немудрящую кожаную тужурочку, оставшись в штуковине с горлом и без рукавов, а он, наоборот, нацепил свитер, брошенный вечером в кресло.
Свитер прикрыл его, как броня. Все прикрыл – не только голый живот, но и мысли, и смутное воспоминание о том, как она доставала ключи, а джинсовая ткань обтягивала длинную ногу.
Потирая ладошками худые предплечья, она обошла по кругу большое помещение, некоторое время порассматривала картины, и даже по ее спине Архипов видел, как все это ей неинтересно.
– Красиво.
– Не утруждайтесь, – посоветовал Архипов невозмутимо, – я вполне обойдусь без ваших комплиментов.
Она печально на него посмотрела и присела на высокий стул, где давеча сидел ее брат.
– Вы… скучаете по Лизавете Григорьевна?
– Не утруждайтесь, – сказала она тихо. – Я вполне обойдусь без вашего сочувствия.
Ого!
Вот тебе и медсестра из пятнадцатой горбольницы.
– Сливок налить?
– Что?
– Сливок в кофе налить?
– Да, спасибо.
Он поставил перед ней большущую чашку огненного кофе с круглой горкой снежных сливок и керамическую миску клубники – крупные, красные, блестящие, шершавые, холодные ягоды.
Она уставилась на клубнику, которая немедленно отразилась в темных золотистых глазах.
«Не стану на нее смотреть, – решил Архипов. – Ни за что не стану. Куда меня несет?!»
– Простите, что я вам так вчера нахамила, – покаянно произнесла она, и Архипов отнес это на счет клубники. – Я последнее время… не в себе.
Он кивнул и устроился напротив. Пришлось еще выискать положение, чтобы его ноги не касались ее джинсовых ног.
Она болтала ложкой в чашке, разваливая снежную гору, которая постепенно становилась коричневой.
Архипов отхлебнул кофе и посмотрел в окно.
Рабочий день начинается. Больше всего на свете он любил утро – начало рабочего дня.
– Маша.
Она вздрогнула и уронила ложку. Ложка зазвенела на мраморном прилавке.
– Маша, давайте вы быстренько обрисуете мне положение дел, – предложил Архипов, – и мы все решим. Потом разбудим вашего брата, и вы пойдете спать, а я на работу.
– О чем вы… говорите?
– Я говорю о ваших делах. – На «ваших» он поднажал. – Рассказывайте.
– Мне нечего рассказывать, Владимир Петрович.
Она напряглась так сильно, что дрогнула длинная джинсовая нога под столом. Архипов слегка отодвинулся вместе со своим стулом. От греха подальше.
– Не беспокойтесь, вы будете рассказывать по плану.
– По какому плану?!
– Пункт первый. Почему ваша тетушка так настойчиво меня убеждала, что у вас нет никаких родственников? Вы знаете, она даже заставила меня расписку написать, что я буду вам помогать и в случае чего не оставлю!
– И вы написали?!
– Ну конечно, – ответил Архипов с досадой, – от вашей тетушки отвязаться было невозможно! Кроме того, я думал, что вам пять лет.
– Почему? – удивилась она.
Он вздохнул.
– Потому что я не имел о вас никакого представления, вы уж извините. Больше того, ваш образ ни разу в жизни не потревожил мой сон. Я знал, что у Лизаветы есть какая-то приемная девчонка, и все. То есть у Лизаветы Григорьевны. Я думал, она волнуется, что вас сдадут в детдом.
Маша не отрываясь смотрела в свою чашку. Губы у нее кривились.
– Пункт второй. Что за люди валом валят в вашу квартиру? Откуда они взялись? Почему взялись только после смерти Лизаветы Григорьевны? Кстати, от чего она умерла?
– От сердца.
– У нее было больное сердце?
– Да. Всю жизнь.
– Пункт третий. Что за ересь про нож, предвестник смерти, кровавый дождь, ритуальный круг и все остальное? Если у нее всегда болело сердце, почему ей только на прошлой неделе пришла в голову мысль, что она может… умереть? Почему она так… несокрушимо в это поверила?
– На прошлой неделе, – как во сне повторила Маша, – на прошлой неделе она была жива. В понедельник на прошлой неделе она была со мной. А теперь ее нет.
– Пункт четвертый, последний. Он состоит из подпунктов «а» и «б». «А» – почему ваш брат приехал именно сейчас? Вы что, сообщили ему о смерти тети?
– Нет!
– «Б», – невозмутимо продолжил Архипов, – у кого есть ключ от вашей квартиры? Кто мог ее открыть? Замок не взломан. Вы сейчас легко и непринужденно ее закрыли. Значит, она была открыта ключом. В вашей квартире есть ценности?
– Я не знаю, – пробормотала она. – я ничего не знаю. Это тетина квартира, а не моя.
– Сколько лет вы жили вместе с тетей?
– Пятнадцать.
– Всего ничего, – подытожил Архипов. – И не знаете, есть ли в квартире ценности?
– Не знаю, – ожесточенно сказала она. – Конечно, что-то есть. Например, старинная посуда. Хрусталь. Картины.
