скачать книгу бесплатно
По ЗОЖу сердца
Павел Алексеевич Астахов
Татьяна Витальевна Устинова
Дела судебныеЯ – судья #6
Судью Елену Кузнецову подставили и оклеветали! Против нее ополчились все столичные СМИ – кто-то весьма успешный и влиятельный затеял эту травлю в массмедиа. Следы ведут в компанию, специализирующуюся на здоровом питании и техниках просветления. Лену угораздило однажды сходить туда на тренинг и благополучно покинуть это заведение, а теперь ее обвиняют во всех мыслимых и немыслимых грехах. А ведь совсем недавно подобные проблемы настигли и других успешных женщин, посещавших эти тренинги, и теперь их судьба плачевна. Лене придется приложить все силы, чтобы не повторить их историю…
Татьяна Устинова, Павел Астахов
По ЗОЖу сердца
© Астахов П., Устинова Т., 2020
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020
Глава 1. Про сломанную ногу, порезанную руку и разбитое сердце
Что может быть уютнее, чем утро первого января?
За час-другой до рассвета шумный праздник наконец затихает, и в целом свете устанавливается хрустальная тишина. Воздух пахнет порохом, хвоей и мандаринами, на елке гипнотически мигают разноцветные огоньки, и тело греет теплый плед, а душу – мысль о том, что в холодильнике полно вкусной еды, которой хватит еще на пару дней.
Ах, как спокойно и бестревожно чудесное утро первого января…
Ба-бах!
Хрустальная тишина разбилась с грохотом и дребезгом. Старый дом содрогнулся.
Бабахнуло очень близко и совершенно не похоже на праздничный салют, к тому же крики за взрывом последовали отнюдь не радостные. Информации в них содержался сущий минимум: кто-то отчаянно ревел, а кто-то прочувствованно матерился.
Я различила два голоса, и оба были мне прекрасно знакомы. Трубный лосиный рев издавал мой любимый племянник Сенька, а вдохновенно ругалась его мама Натка.
Я торопливо выпуталась из пледа, в который заботливо запеленал меня похрапывающий рядом Никита. Сам он предусмотрительно уснул, накрыв голову подушкой, и потому сейчас только поворочался немного, недовольно бормоча.
Не теряя времени на поиски тапок, я поспешила на шум.
Ругань уже стихла, но рев еще продолжался и служил мне указателем направления. Он был совсем не лишним: в недавно перестроенном летнем доме Говорова я еще не освоилась и в темноте ориентировалась плохо, а искать на стенах выключатели в спешке не стала.
Вскоре выяснилось, что электрическим освещением пренебрегла не только я.
Источник шума обнаружился в кладовке.
Я не сразу поняла, что именно происходит, потому что в помещении было темно, только у самого порога лежал включенный фонарик, бестолково подсвечивающий снизу высокий, до потолка, стеллаж с домашней консервацией.
В круге желтого света красиво блестели выпуклые бока трехлитровых банок, яркий блик в нижнем ярусе сюрреалистически акцентировал красную скибку соленого арбуза. Испещренная черными семечками, она неприятно походила на издевательскую улыбку, кариозную и щербатую.
– Весело, весело встретим Новый год, – пробормотала я и запоздало охлопала стену у двери в поисках выключателя. Свет зажегся, а рев неожиданно испуганно притих. – Вау! Ничего себе!
– Ты только не подумай, мы не нарочно, – заверила меня Натка и отпихнула носком промокшего тапка кусок на редкость дюжего соленого огурца.
Тот покатился колбаской и остановился, вызывающе покачиваясь в неустойчивом равновесии, в шаге от меня.
Я не выдержала и тоже наподдала ему ногой.
– Вы зачем сюда залезли?
Кладовая, стратегические запасы в которой сформировали еще бабушка и дедушка Говорова, царство им небесное, представлялась мне чем-то средним между сокровищницей Али-Бабы и музеем капитал-шоу «Поле чудес».
Судя по количеству и глубине полок, сплошь заставленных банками, коробками, ящиками и даже бочонками, запасливые предки моего любимого мужчины обеспечили пропитанием не только самого Никиту, но и его потомков до седьмого колена. Причем как сухим пайком, так и мокрым: прямо сейчас на утоптанном земляном полу имелась обширная едко пахнущая лужа.
Мои собственные любимые родственники умудрились обрушить полку с солеными огурцами и маринованными помидорами.
– Я есть хотел, – шмыгнул носом Сенька, и я вытаращилась на него в неподдельном изумлении.
Какой российский человек может испытывать чувство голода утром первого января?! Еды на праздничном столе имелось столько, что хватило бы на роту солдат, а нас-то и было всего пятеро. Причем Сашка, убежденная сторонница ЗОЖ, не объедалась и вообще уехала сразу после полуночи, а мы, оставшись вчетвером, даже до праздничного торта не добрались…
А! Торт!
Теперь я все поняла.
Проснувшись утром, Сенька – он у нас парень самостоятельный – решил роскошно позавтракать тортом, а я-то ведь его убрала со стола. В битком набитый холодильник торт не влез, я отнесла его в кладовку и…
Пошарив взглядом по полкам, я быстро нашла знакомую коробку.
Какое счастье, торт не пострадал! А огурцов с помидорами у нас еще очень много.
– Что ж ты свет-то не включил? – попеняла я юному расхитителю гробниц, то есть кладовок.
– Не хотел никого разбудить.
– Да ладно?
Натка захихикала, но тут же скривилась:
– Ой, рука…
– Что с рукой? – Оставаясь на пороге, над лужей, я вытянула шею, как гусь, и встревоженно зашипела: – Натка, ты поранилась?!
– Немного порезалась. – Сестра повернула руку, и я увидела, что пальцы у нее в крови.
– У мамы – рука, а у меня нога. – Сенька взбрыкнул коленкой и хныкнул.
– А головы ни у кого из вас нет, – не удержалась я. – Сидите, не двигайтесь, я сейчас обуюсь и буду вас спасать!
Я сбегала в прихожую, нашла там бабкины резиновые галоши, вернулась в кладовку и в обход опасных зазубренных стекляшек поочередно вывела из нее сестру и племянника.
Сенька морщился и скакал на одной ножке, а Натка шла нормально, только нервировала меня тем, что с выражением безропотного страдания на лице постоянно шевелила пальцами раненой руки, как бы проверяя, не отказались ли они еще ей подчиняться.
Выглядело это жутковато – окровавленная рука, пытливо щупающая в воздухе что-то невидимое… Для голливудского фильма ужасов подходящая сценка.
Перебазировав пострадальцев на кухню, я щедро залила Наткину руку перекисью. Потом аккуратно замотала ее одной льняной салфеткой, а вторую такую же привязала сестре на шею, соорудив подобие подвесной люльки для поврежденной конечности. Сеньке к травмированной ноге я приложила лед, но было ясно, что этого недостаточно: лапка у пацана опухала на глазах. Пришлось вызванивать такси и ехать в поселковую больничку.
Там было на удивление многолюдно: кроме нас, помощи дожидались участники масштабной праздничной драки, пара олухов, накосячивших с запуском фейерверка, и бабулька с приступом желчекаменной болезни. Последняя выделялась в толпе раненых, как белая ворона.
Никита всю эту безрадостную суету преспокойно проспал, но сразу после пробуждения получил неприятный сюрприз в виде известия о нашем досрочном отъезде.
Вообще-то планировалось, что мы все, за исключением Сашки, которая сразу после полночных курантов на электричке укатила на горнолыжный курорт к друзьям, останемся в поселке у моря на зимние каникулы. Говоров специально к этому времени приурочил еще что-то из своих бесконечных ремонтных работ. Но, поскольку выяснилось, что у Сеньки перелом, а у Натки глубокие порезы, решено было срочно вывезти раненых на большую землю – домой, в Москву. На малой родине Говорова им, ущербным, было бы некомфортно, потому что теплый санузел Никита хотя и соорудил уже, но пока только во временной версии – не в доме, а отдельном строении, которое со временем должно было разрастись до благоустроенного гостевого домика. От порога до него было метров тридцать, но, увы, по сильно пересеченной местности. Затеянный Говоровым ремонт впечатлял масштабами, в первую очередь землеройных работ. Ясно было, что Сеньке с его ногой по зимнему времени регулярно преодолевать полосу препятствий на пути в клозет будет трудно.
В общем, на семейном совете в Филях было решено, что Натка с сыном возвращаются в столицу, и я лечу с ними, потому что кто-то же должен за этими бедолагами ухаживать. Натка с поврежденной рукой ни поесть приготовить не сможет, ни уборку сделать…
Никита, запланировавший себе кучу дел по ремонтно-строительной части, прямо сейчас вернуться вместе с нами не мог, и очень по этому поводу злился.
Во всяком случае, выглядел он чрезвычайно недовольным, отчего Натка с Сенькой виновато притихли, а я даже испытала нечто вроде законной женской гордости.
Вот какой у меня мужчина, хочет проводить свое время со мной, а не в гараже или на рыбалке, как некоторые!
Модель поведения, при которой представители сильного пола максимально дистанцировались от супруг и детей, я успела увидеть на примере соседей по поселку. Здешние мужики не затруднялись найти повод слинять от семейного очага.
В общем, мы снова собрали чемоданы, которые толком не успели распаковать, и улетели в Москву.
Хворые родичи поселились у меня, заняв временно свободную комнату Сашки, и пару дней я честно изображала из себя сестру милосердия, а потом случилось страшное.
Я уличила своего идеального мужчину в измене.
Не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.
Зачем я поехала поливать эти несчастные кактусы? Стояли они без полива неделю и еще столько же с легкостью выдержали бы до приезда хозяина. Это же кактусы! Им вообще вода почти не нужна!
Зато мне было очень нужно ощутить свою причастность к жизни любимого. Не очень-то меня заботила судьба кактусов, если честно, я просто соскучилась по Говорову, по своей роли любимой женщины и без пяти минут супруги, хозяюшки и хранительницы семейного очага. Позаботившись о кактусах, я бы еще рубашки, например, перегладила, пыль стерла…
Ключи от своей картиры Никита мне дал еще осенью. Я даже не просила, правда! Он сам настоял, чтобы я их взяла.
О чем я думала, по-хозяйски втыкая ключ в замок?
Я предвкушала, как вдохну знакомый запах любимого, может быть, даже переоденусь в его домашнюю рубашку – фланелевую, клетчатую, на мне превращающуюся в короткий халатик…
Дура.
Дверной замок неожиданно оказал мне сопротивление. Я отвлеклась от мыслей об уютной, теплой, еще пахнущей Говоровым рубашке, осмыслила происходящее и предположила, что изнутри в замок уже вставлен ключ.
Это могло означать лишь одно: Никита вернулся раньше, чем ожидалось. Глупое сердце мое забилось живее, улыбка расползлась от уха до уха, и, едва дверь открылась, я ввалилась в нее с радостным криком: «Сюрпри-и-из!»
Сюрприз получился что надо.
Дверь мне открыл не Говоров, а незнакомая дамочка небольшого роста и не столь уж великих лет. Не больше тридцати, пожалуй, судя по свежему личику, хорошенькому даже без косметики. Одета дамочка была в банный халат, на голове у нее красовался изящный тюрбан из полотенца – нежно-розового, с вышитыми по всему полю прелестными цветочками.
«Такая… в жутких розочках», – вспомнилась мне вдруг реплика сплетницы из фильма «Служебный роман».
Почему-то именно эти розочки произвели на меня особенно сильное впечатление.
Я точно знала, у Говорова не имелось никаких банных принадлежностей розового цвета, тем более с вышивкой. То есть эта мымра к нему уже со своими вещами явилась!
Сердце мое упало и взгляд тоже, обреченно прокатившись по мымре сверху донизу. На нижней оконечности мымры имелись еще домашние тапочки. Желтенькие, пушистые. Мои собственные. Я ведь тоже уже начала было перебираться к Никите с вещами…
– Здрасте, а вам кого? – как ни в чем не бывало поинтересовалась мымра в моих тапочках и своих цветочках.
«Гэ» у нее было мягкое, фрикативное.
«С юга с собой привез», – мелькнуло у меня в голове.
Я открыла и закрыла рот.
В следующий момент в небольшой прихожей стало тесно, потому что дверь ванной комнаты распахнулась, выпуская хозяина квартиры.
Началась сцена «Те же и Говоров». И без того габаритный, высокий и плечистый, в пушистом махровом купальном халате Никита сделался еще более объемным и притом энергично работал локтями – вытирал голову полотенцем, так что места на сцене совсем не осталось.
Я сделала шаг назад.
– Милая, где…
И тут Никита увидел меня.
Вообще-то это было смешно.
Говоров замер в нелепой позе – с руками на голове. Обрамленное влажным темно-синим полотенцем лицо его отчетливо побледнело и вытянулось.
Взгляд стрельнул на мымру, потом на меня.
– Лена, – беспомощно промямлил этот подлый предатель, – это не то, что ты думаешь…
Боже, как пошло! Как банально и глупо! Текст этой пьесы явно писал не Шекспир.
– Вот только не надо оправдываться, – с усилием проглотив не то всхлип, не то нервный смешок, попросила я и еще попятилась.
– Лена, стой!
Ну уж нет!
Сразу за порогом я резко развернулась и во всю прыть припустила вниз по лестнице.
– Елена!
Гудели перила, задетые сумкой на моем боку, грохотали умноженные эхом шаги, и голос свыше ревел сердито:
– Стой, я сказал!
Ага, сейчас.
Я вынеслась из подъезда, едва не сбив какую-то бабку с маленькой жирной собачкой.
