скачать книгу бесплатно
Нельзя, нельзя паниковать! Еще не хватает!
– Что такое, милочка? – шутливым тоном спросила Марина, не поворачиваясь от камина. – Вы решили закатить мне сцену ревности, так сказать, посмертно?..
Нет, не годится! Можно подумать, что Марина воспринимает ее как соперницу, а это немыслимо!
Где ты и где я? Кто ты и кто я?! Опомнись, девочка!
– Нет, ну при чем тут ревность! – сказала принявшая все за чистую монету Глафира. – Я просто хотела узнать, как Володя прожил последний день. Свой последний день.
– Зачем вам это?
Глафира пожала плечами.
– Нет, я его не видела, – задумчиво проговорила Марина. Вот так-то лучше! – Я… Понимаете, он совсем меня не интересовал. Может, и нехорошо так говорить о близком человеке, – «близкого человека» она упомянула специально и похвалила себя за это, – но после того, как мы расстались, его для меня не стало.
Не стало раньше, намного раньше, задолго до того, как он умер по-настоящему.
Глафира смотрела на нее очень внимательно, и в этой сдержанной, недоверчивой внимательности Марина вдруг увидела Разлогова, которого никогда нельзя было обмануть.
Он не верил.
– Он перестал меня интересовать задолго до того, как мы расстались! Володя… как бы вам это доходчиво объяснить… Есть люди плоские – ну вот как пятиалтынный! Он вроде и блестит, и всем нравится, а сам весь плоский. И через три года уже знаешь все наперед – что он сделает, что скажет. А есть люди с глубиной, как… как озеро Байкал! Там и впадины, и разломы, и шпили, и никогда не угадаешь, куда попадешь, на вершину или во впадину! Так вот, Володя был пятиалтынный. Со всех сторон плоский.
Она врет, подумала Глафира. И то, что не встречалась в последний день с Разлоговым, и про пятиалтынный, и про Байкал. Зачем?..
– Как только я это поняла, – очень быстро! – я перестала с ним общаться. Совсем, навсегда. Неинтересно стало.
– Но вы жили на его деньги, – выпалила Глафира.
Марина засмеялась – громко, от души.
– Кто вам это сказал?
…Знает точно или зачем-то проверяет? Если проверяет, то для чего? Если знает, то от кого? Неужто от Разлогова, плоского, как пятиалтынный?!
Ах как в этот момент Марина его ненавидела!.. Мертвого ненавидела!
– Марина, – начала Глафира, пожалуй, с сочувствием, – я знаю, что он давал вам деньги. И знаю, сколько давал! За что он платил вам так много, Марина?
– Не твое дело!..
Это было совсем некстати, но она на самом деле вышла из себя. Как смеет это ничтожество говорить с ней о деньгах?! Это никого не касается, никого!
– Вы явились сюда, чтобы оскорбить меня? – ясными, чистыми, яростными глазами Марина уставилась Глафире в середину лба. – Если так, я позову мужа, и вам придется уйти!
– Я хотела узнать, виделись ли вы с Володей в день его смерти, – повторила Глафира упрямо. Почему-то Марининого гнева она совсем не испугалась, нисколечко. – Простите, если я вас обидела!
– Вы не можете меня обидеть! – Марина подумала и всплеснула руками. – Ни он, ни вы, ни его цыпочки! – Она вдруг схватила со стола и кинула Глафире на колени журнал, раскрытый на каких-то фотографиях. Глафира машинально взяла. – После того, как мы расстались, я встречалась с ним очень редко, всего пару раз и всегда по его настоянию! Он приводил вас на смотрины, помните? И я тогда сказала ему, что вы показались мне симпатичной. Недалекой, но вполне… приемлемой.
– Спасибо.
Марина на нее даже не взглянула.
– Он приезжал еще, по-моему, опять с вами…
– Со мной.
– Просто ему было невыносимо скучно в том мире, который он себе создал, – заключила Марина почти в изнеможении. – Скучно на работе, скучно с вами, скучно с цыпочками! Недаром он заезжал совсем недавно, хотя столько лет прошло с тех пор, как мы расстались! Я говорю это не для того, чтобы вас позлить, а просто потому, что это правда. Впрочем, вы наверняка и сами знаете! Его тянуло ко мне, но я не хотела его видеть. Он меня не интересовал. А за что он мне платил – не ваше дело…
Глафира поднялась с журналом в руке.
– Мне сегодня звонил Дремов, – сказала она невыразительно. – Это наш юрист. То есть юрист Разлогова.
Марина после проведенной трудной сцены почти не слушала глупую кошечку и не смотрела на нее, а тут вдруг насторожилась.
И Глафира увидела, что она насторожилась.
– У Дремова ко мне какие-то срочные вопросы, – продолжала Глафира, – но дело не в этом. Просто в связи с Дремовым я вспомнила, что Разлогов всегда переводил вам деньги именно десятого числа.
Великая русская актриса вдруг взялась двумя руками за горло.
– Я не знаю его завещания, и распоряжений никаких он, естественно, не оставил! Доступа к его счетам у меня, разумеется, нет, – продолжала Глафира.
Марина задышала свободней. Так вот в чем дело! Кошечка хлопочет о своих денежках, только и всего. Боится конкуренции!..
– Я переведу вам деньги с моего собственного счета, – твердо заключила Глафира, – пока я не знаю, что и кому завещал Разлогов, все будет так, как при нем.
– Мне не нужны ваши деньги!
– Это его деньги, Марина, – успокоила Глафира. – Откуда у меня свои?.. Простите, если я вас… расстроила.
Она пошла было к высоким двустворчатым дверям, перетянутым льняными занавесочками, но остановилась.
– Я никак не могу прийти в себя, – как будто пожаловалась она. – Так что извините меня.
– Не врите, что вы его любили, – посоветовала Марина, – не поверю.
Глафира помолчала.
– Но ведь мы с вами обе верим, что его убили, – вдруг сказала она. – Мы же это точно знаем!
И она ушла, а Марина осталась.
В машине Глафира перевела дух и попросила у Волошина сигарету.
– Куда вас отвезти, Глафира Сергеевна?
Глафира затянулась, выдохнула дым и сказала бесстрашно:
– Отвезите меня к Андрею Прохорову, в Варсонофьевский переулок. Вы знаете?..
Волошин кивнул угрюмо.
Машина вырулила на набережную и покатилась вдоль взъерошенной осенней реки.
– Поразительная женщина, – сказала Глафира задумчиво. – Как Разлогов мог быть на ней женат? Да еще много лет!
– Он ее любил, – мстительно сообщил Волошин. – Так бывает, вы никогда не слышали?
Глафира кивнула, и было непонятно, слышала она или не слышала.
– Только зачем она врет?
– Кто?!
– Марина.
– Бросьте, Глафира Сергеевна. Что за ерунда?
– Марк, – вдруг сказала Глафира, затолкала в пепельницу окурок и, не спрашивая, вытащила у него из пачки еще одну сигарету, – вот скажите, вам нравился Разлогов?
– Нет. То есть я хотел сказать, что…
– Да ладно, Марк! Он никому не нравился. А можно о нем сказать, что он был человек… блестящий?
Волошин молчал.
– Марк?
– Что вы все выдумываете, Глафира Сергеевна! – выговорил он с досадой. – Может, к врачу все-таки, а? Разлогов – блестящий человек!
– Вот именно, – Глафира задумчиво кивнула. – А когда бывшая жена, с которой он много лет прожил, так о нем говорит, значит, она или дура, или врет. Она не дура, значит, врет. Зачем?..
Волошин сбоку посмотрел на нее.
Ты-то врешь все время, говорил его взгляд. Ты врешь, и врала всегда! А Марина… Марина тебе не чета, она человек талантливый и сложный, и Разлогов ее на самом деле любил!.. А любил ли тебя – неизвестно.
Глафира Разлогова, рассматривавшая какие-то журнальные фотографии в свете встречных фар, вдруг вскрикнула так, что машина Волошина вильнула, и сзади сердито загудели.
– Вы что?! С ума сошли?!
– Это же… Разлогов!
– Где?!
– Да вот же!
Трясущейся рукой Глафира зажгла лампочку над лобовым стеклом и стала совать журнал Волошину.
Он отпихивал журнал.
– Но этого не может быть, – она все совала ему журнал. – Этого просто быть не может!
– Глафира Сергеевна, мы сейчас в речку улетим!
Тут она вдруг почти закричала – истеричка чертова.
– Я ничего не понимаю, Марк! – кричала она. – Совсем ничего!
Волошин кое-как приткнул машину возле ворот какого-то банка, включил аварийную сигнализацию и вытащил у нее из рук журнал.
Олесю Светозарову он узнал сразу. Ну и что? Ну Олеся! Мало, что ли, их было на разлоговском мужском веку?..
– Да не тряситесь вы, – велел он вдове сердито.
Конечно, он сочувствовал ей, но не слишком. Подумаешь, какая цаца! Ну увидела разлоговскую барышню в журнале, ну и что? Можно подумать, до этого она никаких таких барышень не видела и не знала об их существовании!
– Я спрошу у Вари, нашей секретарши, что это за материал и откуда он взялся, – продолжал Волошин. Тут он сообразил, перегнул страницы и посмотрел на обложку.
И скривился.
– Впрочем, у Вари можно ни о чем не спрашивать, как я понимаю. Это ваш… почти что личный журнал, если можно так выразиться…
Но вдова все тряслась и показывала на одну из фотографий, где за полуголой девицей угадывался раздраженный Разлогов.
Волошин посмотрел внимательней и ничего не увидел.
– Ну и что?
– Этого не может быть, – выговорила Глафира с усилием и прикрыла глаза. – Этого просто не может быть!
– Чего не может быть, Глафира Сергеевна? – Волошин кинул журнал на щиток, включил «поворотник» и уставился в боковое зеркало.
Лампочка «поворотника» мигала, и физиономия разлоговского заместителя то появлялась, то пропадала. В зеленом мигании он походил на вампира, выискивающего в темноте и холоде очередную жертву.
Подумав про вампира, Глафира вдруг вспомнила, что так и не спросила его о самом главном.
– А зачем вы сегодня приехали ко мне на дачу, Марк?
Он обернулся, лампочка полыхнула, и Глафира подумала совершенно отчетливо: сейчас он меня убьет.
…Варя все еще продолжала усердно печатать, когда в дверь приемной сунулся Вадим. И очень удивился – или сделал вид, что удивился.
– Ты все сидишь?!
Она подняла глаза и улыбнулась – или сделала вид, что улыбнулась.
Он вошел, прикрыл за собой дверь и покрутил головой в разные стороны, выражая изумление.
