скачать книгу бесплатно
– К какому адажио?
– Давайте дальше. Что вы надумали делать? Вы ведь что-то надумали, правда?
– Откуда вы знаете?
Он хотел было сказать «от верблюда», но верблюд никак не укладывался в образ столичного бизнесмена на ужине с молодой интеллектуалкой.
– Я очень умный, – заявил он, чувствуя себя именно таким.
– Понятно.
Это было сказано с ощутимой иронией, и он вдруг смутился.
Далась она ему, эта девица! С чего это он так хвост распушил? Ладно бы еще хороша была, а то ведь нет ничего, только что глаза зеленые и умненькая. Или он просто устал от макак, вроде Леночки Брускиной, которые годились только для одного, простого и понятного дела, а разговаривать с ними было так же невозможно и тоскливо, как в жару пропалывать щавель на колхозном поле. И, главное, так же бессмысленно.
– Ну так что, госпожа Сотникова?
– Почему вы все время называете меня госпожой? – спросила она и улыбнулась бледной улыбкой. – Может, мне тоже называть вас господин Костромин?
Он приложил столько усилий, чтобы иметь возможность называться господином Костроминым, что, даже случайно произнесенное, это обращение доставляло ему удовольствие.
– Вы можете называть меня Кирилл, раз уж мы с вами ужинаем второй раз.
– А вы меня – Настей. Мне так проще.
– Ладно. Настя. Что вы придумали?
– Я должна все выяснить, – заявила она решительно, как о давно продуманном, – до конца. Я должна знать, кто убил мою бабушку и за что.
– Это проще сказать, чем сделать. Или вы наймете частного сыщика?
– Я не могу никого нанимать. Это касается моей семьи, и я не стану вмешивать в это дело посторонних. Ни в какое торжество закона я не верю. Я могу только разобраться сама.
– Все это очень красиво, – сказал Кирилл с раздражением, – но, по-моему, совершенно невозможно.
– Возможно. Я уговорила всех пожить неделю на петергофской даче. Как бы в память о бабушке и затем, чтобы разобраться с ее наследством. Ну, чтобы Сережка забрал свои книги, Владик картины, Соня бриллианты и так далее. Все согласились, потому что сейчас все за мной ухаживают. Я… с трудом все это пережила, заболела даже. Владик, по-моему, считает, что у меня временное помрачение рассудка, но он тоже согласился приехать. Тетя Александра сказала, что сестра ее не признавала, так она хоть после ее смерти поживет в хоромах, в которых та жила всю жизнь. За неделю я что-нибудь выясню. Обязательно.
– Ничего вы не выясните, – сказал Кирилл. Ее самоуверенность его раздражала.
– Почему?
– Какой номер у моей машины?
– Что?!
– Номер. Номер моей машины вы помните?
– Нет. А почему я должна помнить?
– Потому что вы рядом с ней полчаса стояли. И не запомнили? Вы же на номера смотрели и спрашивали, из Москвы я или нет?
Она молчала.
– Номер вашей «Хонды» Р468ХХ. Портфель вы кладете не на соседнее кресло, а запихиваете между сиденьями. Кстати, непонятно, как вам при этом удается ставить машину на «ручник». Когда вы за рулем, сигарету вы держите в левой руке.
– Господи, – пробормотала она, – как вы все это заметили?!
– Я начинал дальнобойщиком. Если трассу не знаешь, со стоянки лучше не выезжать. Вам как раз со стоянки выезжать нельзя. Вы ничего вокруг не видите, наблюдать не умеете, детали вас не интересуют. Какой из вас сыщик? Что именно вы станете выяснять за эту неделю? Кто из многочисленных родственников ненавидел вашу бабушку больше всех?
– Не знаю, – потерянно сказала она, – я об этом не думала.
– Кто еще упоминается в завещании? К кому перейдут дом и бриллианты в случае смерти нынешних наследников? Вашей, к примеру? Или этой Сони, которая получила ожерелье? Сколько оно может стоить? Тысячу долларов? Две? Десять? Где она станет его хранить, если оно на самом деле чего-то стоит? Кому из ваших так нужны деньги, чтобы из-за этого убить? Вы все это выяснили, обдумали и приняли решение, так?
– Нет, – сказала она. – Не так.
– Не так, – повторил Кирилл, – об этом я и говорю.
И попросил у официанта средиземноморский соус. Он любил озадачивать прислугу.
– Не лезьте вы в это дело, уважаемая госпожа Сотникова. Настя. Ни черта вы ни в чем не разберетесь, только дров наломаете.
– Вы правы, – согласилась она и стала с ожесточением кромсать нежное мясо, – конечно, вы правы. Только я все равно должна выяснить, кто убил мою бабушку. И за что.
– Ясно, – подытожил Кирилл, – как вам вино?
– «Шато-рез», лоза пятьдесят третьего года? – спросила она язвительно. – Так это называется?
– Послушайте, – возмутился он, – зачем вы мне грубите? Это не я вас, это вы меня приглашаете на свидание, уже во второй раз.
– У нас свидание? – ничуть не смутившись, уточнила она.
– Нет, – буркнул он.
– Так я и знала.
– Что вы знали?
– Что у нас не свидание.
– А вы думали, что у нас свидание?
– Мне не везет на свидания, – пожаловалась она, словно забыв, что они почти ссорятся. – Бабушка всегда меня ругала, говорила, что я слишком большое значение придаю этому вопросу. Те, с кем мне хочется пойти на свидание, меня почему-то не приглашают. А с кем не хочется, я не хожу. Хорошо, что вы в Москву уезжаете, а то бы я вас опять пригласила и чувствовала себя идиоткой.
Тут Кирилл Костромин перепугался.
У него со свиданиями тоже была большая проблема.
Никогда в жизни, с тех пор как ему исполнилось двадцать, его не интересовали многометровые ноги и голливудские груди. До двадцати они имели основополагающее значение, а потом перестали. Все это было хорошо как бы в дополнение к чему-то более человеческому, а ничего человеческого ему не попадалось.
Время от времени он, конечно, затевал какие-то более или менее бессмысленные романы с ногами и бюстами, но очень быстро уставал и расставался безболезненно и легко. Все его ровесницы давно были разобраны, а оставшиеся или никуда не годились сами по себе, или были ему неинтересны. Его пугали до полусмерти женщины-вамп, помешанные на карьере, и осатаневшие от одиночества и нищеты старые девы, бросавшиеся на него, как быки на матадора. С юными созданиями он маялся от скуки, слушать Децла не желал, не знал по именам знаменитых диджеев и не хотел получить в подарок «уникальное Пепси-радио». Однажды он провел выходные с девицей, которая искренне считала, что Иосиф Бродский – это древнееврейский философ. Между прочим, девица обучалась в престижнейшей юридической академии и слыла там за начитанную.
Хорошо хоть, она не считала, что он американский модельер. Повезло Бродскому.
Не то чтобы Кирилл Костромин был блестяще образованный интеллектуал, но все же ему хотелось иногда поговорить хоть о чем-нибудь, отличном от сезонных скидок в «МЕХХ», и о том, что вчерашняя премьера в «Кодаке» – «полный отстой». Впрочем, если попадались такие, которые посещали «МЕХХ» и «Кодак», можно было считать, что ему повезло. Хуже обстояло с теми, кто посещал дискотеку «От винта» и бар на Преображенке.
Настя Сотникова была первой женщиной за много лет, с которой он на самом деле разговаривал. И это его пугало.
– Кирилл Андреевич, я просто так сказала. Вы не беспокойтесь. Это мой родственник Владик считает, что у меня помрачение рассудка, а на самом деле я вполне дееспособна. Я не стану больше приставать к вам со свиданиями. Честно. Спасибо и на этом. Вам когда в Москву?
– В понедельник я улетаю в Дублин. Отсюда, из Питера. Вернусь через две недели, тогда и поеду в Москву.
– У вас отпуск или командировка?
– Отпуск.
– Господи, это такое счастье – отпуск. Когда вы вернетесь, я уже все буду знать.
– Ну да, – сказал Кирилл жестко, – или вас к этому времени похоронят рядом с бабушкой.
– Почему? – спросила она испуганно.
– Да потому, что, как только вы полезете со своими выяснениями в банку с пауками, паук-убийца от вас избавится. От вас избавиться легче легкого. Даже не на счет «три», а на счет «раз». Въедете вы на вашей дохлой машине в какую-нибудь речку, благо речек тут у вас полно, и дело с концом.
– Я не въеду, – проговорила она храбро, – я машину десять лет вожу.
– Да от вас и не требуется въезжать. Вас где-нибудь придушат, а машину под горку скатят, только и всего. Вы ведь даже приблизительно не представляете себе мотивов. А вдруг и вправду какие-нибудь деньги замешаны, отличные от тысячи долларов? Или произведения искусства? Вы бабушкины документы, дневники, бумаги смотрели? Наверняка ведь они в доме есть, если она в нем всю жизнь прожила.
– Нет, – сказал Настя, чувствуя себя круглой идиоткой, – ничего я не смотрела. Я посмотрю сегодня. У меня как раз будет время до понедельника.
– До понедельника! – фыркнул Кирилл.
– Кофе? – нежно спросил выткавшийся из воздуха официант. – Эспрессо? Капуччино?
– Мне, если можно, большую чашку, – попросила Настя и улыбнулась официанту, чего Кирилл никогда не делал. Официант улыбнулся в ответ вполне человеческой улыбкой, – и покрепче.
– Мне то же самое и минеральную воду «Перье». Холодную. С лимоном. И сигареты «Парламент».
– Конечно.
Настя посмотрела в спину официанта, который двигался как балетный танцор, а потом взглянула на Кирилла:
– Неужели вы и вправду считаете, что меня могут… убить?
– Убили же вашу бабушку, – он равнодушно пожал плечами, – почему не могут убить вас?
– Потому что это невозможно, – выговорила она отчетливо, – невозможно, и все.
– Возможно все.
– Нет, – сама себе сказала она, – нет. Не может быть.
В эту секунду, когда она сказала себе «не может быть», он принял решение.
Оно пришло само, как все важные решения в его жизни, и он должен был только сделать выбор – принять его или забыть о нем. За десять лет из водителя большегрузных машин он стал владельцем процветающей, агрессивной и хищной, как новорожденный динозавр, компании. Он умел быстро и правильно оценивать приходящие к нему решения.
Он ничего не потеряет, кроме времени. Если попытка будет неудачной, он впишет ее в графу «непредвиденные обстоятельства» и станет жить дальше. Если она окажется удачной – ну хоть на этот раз! – никакие Децлы, а заодно и Бивисы и Бадхеды женского пола ему больше не понадобятся.
«Ах, как намаялась я с тобой, моя попытка номер пять» – завывал кто-то у него в приемнике, когда он ехал в Питер.
И все-таки было очень страшно.
Несмотря на тридцать два года, на опыт, на отточенное за много лет умение контролировать ситуацию и оборачивать ее в свою пользу.
– Настя, – сказал он, в затылке стало тяжело, – бросьте вы эту вашу затею к черту. Поехали со мной в Дублин. В понедельник. Хотите?
К ее чести, она не стала корчить никаких рож и с возмущением выбегать из зала тоже не стала.
– Нет, – сказала она спокойно, – не хочу.
– Почему?
– Вы мне очень нравитесь, – объявила она решительно, – я не хочу с вами никакого отпускного романа. Я потом из него не вылезу много лет. Но за предложение спасибо. Вы мне польстили.
В затылке немножко полегчало.
Он ей нравится. Он нравится ей так, что она опасается, что влюбится в него. Если только он все правильно понял.
– Я не маньяк-убийца, – сообщил он на всякий случай, – и у меня нет жены и трех малюток.
– Как это вас никто до сих пор не слопал? – искренне удивилась она.
– Меня слопать трудно, – сказал он, быстро соображая, что делать дальше, – я очень осторожный. Близко никого не подпускаю.
Она кивнула:
– Правда, спасибо вам, Кирилл Андреевич.
– Пожалуйста, – ответил он, рассердившись, – не за что. Раз не хотите в отпуск, давайте попробуем с другой стороны.
– С какой стороны?
– С другой. Давайте проведем это ваше чертово расследование. Все равно без меня вы не справитесь. Отпуск нам не подходит, пусть будут трудовые будни.
– Какие будни, Кирилл Андреевич? – спросила она осторожно, рассматривая его, словно пытаясь на взгляд определить, не сошел ли он с ума. Он и сам хотел бы это знать. – Вы же послезавтра улетаете в Дублин.
– Я могу улететь в Дублин через неделю. За неделю мы выясним, что произошло с вашей бабушкой, вы проникнетесь ко мне уважением и благодарностью, и я этим воспользуюсь, чтобы вас соблазнить.
– Вы от меня без ума? – уточнила она.
