Восток лежит на Западе

скачать книгу бесплатно

* * *

Наутро, секунда в секунду, Александр Яковлевич появился на пороге. Он, надо сказать, любит быть точным и страшно рад слышать комплименты, что по нему можно проверять часы или что он точен, как подлинный пруссак. Вот и сейчас он наверняка стоял перед дверями минут пять, чтобы нажать на звонок ровно в девять. Поначалу он заметно опешил, увидев перед собой рыжего типа.

– Простите, а Альберт Васильевич…

– Я и есть Альберт Васильевич, проходите скорей, здравствуйте.

– Вот это маскировочка! Одобряю! – заметил он в явном восхищении. – А где ваш зелёный «мерседес»? Тоже перекрасили?

– Даже переделал. Теперь он называется «горбыль».

– Да… – задумчиво произнёс он. – Я вот подумал, что вам надо бы и квартиру сменить. Оставаться здесь рискованно.

– Верно, Александр Яковлевич, этим я и собираюсь заняться.

– А не надо вам заниматься. Поживите на моей даче.

Это было очень ценное предложение. Дача Александра Яковлевича была сразу за кольцевой дорогой по Логойскому тракту. Максимум двадцать минут до центра.

С наслаждением потягивая крепкий зелёный чай, Александр Яковлевич сообщил мне о произошедших в моё отсутствие событиях. После нашего не очень тёплого расставания он попросил своего старого приятеля, пенсионера из контрразведки, когда-то в андроповские времена попавшего на оперативное обслуживание уголовного розыска, прозондировать ход расследования убийства Лидочки и покушения на моё убийство. Тот пошушукался со своей бывшей агентурой, и от результатов такого наведения справок Александр Яковлевич сильно расстроился. Оказалось, что заявление Александра Яковлевича никто не собирается принимать во внимание. Его вроде как и не было. Дело будет, скорее всего, не раскрыто. Единственный шанс на полноценное раскрытие имеет версия, что Лидочку убил я из ревности, а сам в приступе раскаяния сделал попытку застрелиться. Эта смелая версия уже обсуждается, как некая гипотеза, но по-настоящему за её отработку не брались. Ну, а если возьмутся, то можно не сомневаться, что найдутся свидетели, видевшие, как я убил Лидочку, и как я самоубивался, и обязательно найдётся под кустиком пистолет с моими отпечатками, не замеченный впопыхах Сергеем Ивановичем.

Надо сказать, что я немного струхнул. Нет ничего более простого, чем найти свидетелей из уголовной агентуры, которые на-свидетельствуют такого, до чего не додумался бы и Артур Конан Дойл в одной творческой бригаде с Агатой Кристи и Малининой. У меня буквально зашевелились волосы на голове, когда я представил себе, что было бы со мной, если бы навещавший меня следователь стал с самого начала отрабатывать именно эту версию. Сидел бы я в КПЗ битый-перебитый, и получил бы, если бы пережил следствие, вышку. Очень легковесно отнёсся я к этой истории. «Крестоносец» для берегущей его милиции гораздо более ценен, чем бывший опальный разведчик. Пожертвовав мной, следователь – ух, как я его возненавидел в этот момент! – закроет все дыры и спрячет все концы в воду. Да и справка Ивана Петровича и моё собственное утверждение об амнезии в этом случае вообще лишают меня возможности опровергать любую ложь: что я могу возразить, если ничего не помню?!

Мы посмотрели друг другу в глаза, и оба разом поняли, что надо срочно рвать когти. Может быть, именно сейчас по улицам движется наряд для моего задержания в качестве подозреваемого.

– Спускайтесь вниз, я сейчас, – поторопил я Александра Яковлевича, к которому стал внезапно питать самые тёплые чувства. Всё-таки, он нормальный мужик, хоть и ходил в кандидатах в генералы.

Только он вышел, я бросился к тайнику и вытащил пистолет. Быстренько покидав в рюкзак запас белья, кое-что из одежды и «тревожный» несессер, я уже собрался выходить, как раздался телефонный звонок. Я хотел было его проигнорировать, но это был межгород, не грозивший мне ничем. Звонил Борис.

– Слышь, старик, я тут подумал, и кажется мне, что тебе без меня будет туго. Сегодня пятница, я могу подскочить к тебе на выходные, я тут кое-что для тебя припас.

– Борька! Тебя сам Бог послал. Приезжай! Без тебя мне будет и вправду тяжеловато. Если бы ты ещё автомобильную закладочку, лучше две, прихватил. Может быть и пару Handschellen[4 - Наручники (нем.).], немецкий ещё помнишь?

– Тебя понял, жди.

– Бронируй место на «единицу», а я тебе часов в восемь вечера позвоню. Kein Anruf mehr unter dieser Nummer[5 - По этому телефону больше не звонить (нем.).].

– Kapiert[6 - Понял. (нем.) 3].

– Tschu?![7 - Пока! (нем.)]

– Tschao![8 - Чао! (нем.)]

Если мой телефон поставили на контроль, что маловероятно, хотя и не исключено, то конец беседы будет для милицейских контролёрш не сразу ясен. Я не хотел выдать, что я отсюда линяю.

Ай, да Боря! Молодец! С его помощью мы эту шушеру разложим на лопатки. Главной специальностью Бориса были радиозакладки, но он ловко управлялся и с отмычками и со вскрытием автомашин, обеспеченных охранными системами. А подделка документов и грим – это для работников ОТУ вообще само собой разумеющееся дело. В весёлом настроении я спустился вниз, и тут меня осенило: на телефоне и на посуде остались мои отпечатки пальцев! Лучше их не оставлять! Я быстро вернулся и тщательно протёр трубку телефона, чайные чашки и ложки. Так будет надёжнее.

Дача у моего бывшего шефа была на зависть. Крепкий домик, в котором можно жить и зимой, и – главное достоинство – замечательная баня. Я рассказал о звонке Бориса, и у моего шефа загорелись глаза. Старый боевой конь услышал сигнал трубы «К атаке!». С помощью Бориса мы оборудуем машины следователя Сапрыкина и опера Ершова техникой, и тогда у нас откроется простор для целенаправленных действий. Сейчас же важно установить, где оставляет свою машину на ночь Сапрыкин, и есть ли она у него вообще? Этим займётся Александр Яковлевич. Я же продолжу пасти опера Ершова. Может быть, он выедет на дачу. Не грех бы это узнать.

* * *

Мы выехали на свои позиции во второй половине дня. Александр Яковлевич взял с собой цейсовский бинокль и диктофон – записывать результаты наблюдений, словно всю жизнь прослужил в наружке. Диктофон для разведчика наружки – вещь очень полезная. Можно сходу безошибочно фиксировать детали, которые могут оказаться очень существенными при составлении отчёта.

Я проехался на всякий случай мимо дома Ершова по улице Голубева и потом направился к райотделу. Знакомого «пассата» не было ни там, ни там. Начал крейсировать по улицам Московского района, но «пассат» нигде не попадался. Тогда я решил проехаться мимо здания прокуратуры и по пути, возле театра музкомедии, на парковке, мне померещился знакомый автомобильный контур. Я сделал круг по кольцу на площади и свернул в сторону вокзала, проезжая вблизи театральной парковки. Точно! Это был «пассат» Ершова. Что же он тут делает? И тут я вспомнил, что в здании театра в подвальчике работает частное кафе, в котором я как-то раз побывал. Это была специфическая забегаловка, где снимали стресс сильные мира сего. Скорее всего, Ершов сидит именно в этом кафе. В театре сейчас никого, кроме уборщиц, быть не должно, что ему там делать? Я развернулся на площади Мясникова и проехался в обратную сторону. Метрах в трёхстах от театра по улице Клары Цеткин была возможность неприметно запарковаться. «Пассат» был с трудом, но виден в зеркале заднего вида. Вот где я позавидовал Александру Яковлевичу с его биноклем.

В полчетвёртого к «пассату» подошёл хозяин, которого можно было узнать только по полосочке усов. Краем глаза я успел заметить, что он перед этим с кем-то попрощался, кто мог бы быть и Сапрыкиным. «Горбыль» завёлся с пол-оборота, я развернулся и неспешно поехал к кольцу. Ершовский «пассат» проехал кольцо передо мной и направился в сторону райотдела. Я сопровождал его на значительном отдалении. Ершов, как я и предполагал, зашёл в райотдел. Я поставил «горбыля» метрах в ста пятидесяти. Нельзя мозолить глаза объекту машиной, которая стала почти музейной редкостью.

В начале шестого Ершов стремительно выбежал из отдела и сорвался с места в карьер. Я едва успел заметить его на светофорном перекрёстке, когда он повернул направо. Я удержал контакт с «пассатом», примчавшимся к опорному пункту милиции недалеко от моего дома. Минут через двадцать Ершов вышел из опорного пункта и, уже не спеша, приехал домой. Я занял наблюдательную позицию у соседнего дома и добросовестно вглядывался в окна его квартиры. Ничего примечательного я не обнаружил. Никаких признаков подготовки отъезда семейства Ершовых на дачу мною замечено не было, тогда как во дворе дачный люд активно переносил корзинки и тюки в машины, которые одна за другой отъезжали со своих стоянок. Завтра во дворе будет относительно свободно.

Чёрт возьми! Надо же позвонить Борису! Я проехал на почтамт и позвонил с телефона-автомата. Борис уже начал переживать, что я не позвоню. Он взял билет на первый поезд и будет к девяти утра в Минске.

Я приехал на дачу первым. Александр Яковлевич появился через час. Он привёз с собой подробный отчёт, исполненный от руки чётким почерком канцелярского работника. Ему удалось установить, что следователь Сапрыкин появился на рабочем месте в пятнадцать часов тридцать девять минут, прибыв на «Пежо-405» вишнёвого цвета. Такая машина была и у театра. Значит, я не ошибся, что Ершов попрощался именно с Сапрыкиным. Далее Сапрыкин в 16-50 покинул здание прокуратуры и, «не предпринимая попыток для выявления наружного наблюдения», проехал к большому дому в Зелёном Луге, где машина Сапрыкина простояла неподвижно до прекращения наблюдения в 19-15. «В целях недопущения расшифровки разведчик НН держал значительную дистанцию и не смог установить, в какой именно подъезд проследовал объект, покинув автомобиль». Александр Яковлевич привёл довольно полный словесный портрет объекта и отметил так же, что объект водит машину не вполне уверенно: резко тормозил, на светофорах у него дважды глох мотор. Что ж, всё правильно. Опера обычно водят машины лучше, чем следователи. У Ершова стиль езды вполне профессиональный, придраться не к чему, поэтому я и не стал писать никакого отчёта. Это немного огорчило Александра Яковлевича. Ему нестерпимо хотелось вернуться в старое время, когда справки, агентурные сообщения, сводки наружного наблюдения, сводки оперативно-технических мероприятий – О! Это – очень большой секрет! Тсс! – установки, аналитические справки, и постановления аккуратно приобщались к корочкам с грифом «совершенно секретно», набиравшим вес и значимость.

* * *

Поезд прибыл практически без опоздания. Багаж Бориса поместился в одном увесистом чемодане. Я представил Александра Яковлевича как своего бывшего начальника по конторе, с которым мы ради равновесия поменялись местами, когда я стал зловредным частником. Короче, Александр Яковлевич – свой человек, и темнить перед ним, что лежит в чемодане Бориса, нет никакого смысла. Тем более, у него среди нас самое высокое звание – подгенерал, то есть полковник.

По прибытии на дачу мы первым делом затопили баньку и только потом устроили совещание. Разнобоя во мнениях не обнаружилось. Первое, что мы установили, это то, что мне волей-неволей надо исчезнуть. Бережёного Бог бережёт. Но просто сбежать куда-нибудь за границу, что считал целесообразным Александр Яковлевич, нельзя. Нет никаких гарантий, что прокуратура не раскрутит именно ту зловещую версию, не соберёт толстое дело «свидетельств» и не объявит меня в розыск через Интерпол. За границей разбираться никто не станет, и я тогда с гарантией пропал. Уходить на нелегальное положение – крайне рискованно. Всё равно, рано или поздно, попадусь. Остаётся одно, и это второе, что мы констатировали: не дать этой версии ни малейших шансов прямо в самом начале. А для этого надо собрать железные доказательства того, что опер Ершов, а возможно, и следователь Сапрыкин, связаны с мафией. Ну и я не остановлюсь на этом, а пойду до самого «крестоносца», с которым у меня, пусть это и не есть культурно с моей стороны, имеются очень серьёзные личные счёты. Это третье, в котором поначалу меня поддержал один Борис. Александр Яковлевич примкнул к нам после некоторого колебания, сделав заявление, достойное увековечения: «Мы загоняем себя всё сильнее в тиски цивилизованности и утрачиваем естественные инстинкты, без которых судьба самой цивилизации подвергается опасности нравственной деградации. Вор должен сидеть в тюрьме, убийца должен искупить вину кровью!».