скачать книгу бесплатно
«Почему я раньше ничего этого не знал? – растерянно думал Олег. – И вот, что странно, даже не спрашивал никогда у отца о его родителях. А ведь они мне такие же дед с бабкой».
– Что же с этим мужчиной произошло? – напомнил он матушке.
Та задумчиво кивнула:
– Пришли за ним лишь в 37-ом, да и то, под конец, когда сажать уже почти перестали. Какой-то товарищ на допросе его фамилию упомянул, а подписывая протокол, взял, да и вычеркнул, сказал, что случайно вырвалось. Отчим только с полгода отсидел. Тут самого Ежова от дел отстранили и арестовали, а Берия его вместе с другими выпустил. Правда, в прежней должности отчима уже не восстановили, занятой оказалась. Определили в какой-то трест замом, где он до войны штаны протирал.
– А что с ним стало, когда война началась? – поинтересовался Олег. – Он ведь, наверное, уже в возрасте был.
– Возраст делу не помеха, – возразила матушка. – О нем вспомнили, когда немцы к Ленинграду подходить стали. Твой отец тогда из института в ополчение пошел, а отчиму с семьей предложили ехать в эвакуацию на Урал, промышленность срочно поднимать. Мать считала, что немцев вот-вот погонят, и ехать наотрез отказалась, и отчим с их общей дочкой и своей матерью уехали одни.
– А наш отец?
– Он всю блокаду на Волховском фронте провоевал. Когда давали увольнительную, навещал свою мать. Тащил, какие мог, продукты, чтоб ее поддержать как-то, видел мертвых на улицах, которые уже некому было убирать, и ужасался, как в буквальном смысле слова вымирал город. Блокаду сняли зимой 44-го. А к весне, когда оттепель наступила, трупы стали смердеть и появились полчища крыс. Все ждали: вот-вот вспыхнет эпидемия и добьет выживших блокадников. И тут в город привезли несколько вагонов котов с Ярославской области, которые во второй раз спасли ленинградцев. Отец раздобыл одного такого серого пушистика и принес своей матери. Так тот из чувства благодарности приносил каждое утро тушку крысы и клал у порога…
– А почему он тебе все это рассказывал? – подивился Олег.
– Думаю, выговориться хотелось, груз с души снять. В послевоенные времена это было непросто, людей за меньшее в ГУЛАГ отправляли, … – матушка задумалась. – Прости, я запамятовала, на чем мы остановились?
– Как наш отец отважился предложение тебе сделать? – напомнил ей Олег.
Матушка пожала плечами:
– Очень просто, закончил свой рассказ, потом добавил, что его мать в прошлом году умерла, у вернувшейся из эвакуации сестры своя семья, в Ленинграде его теперь ничего не держит и пора своим углом обзаводиться. Последние слова он произнес как бы, между прочим, потом так хитро на меня посмотрел и говорит:
– Пойдешь за меня? – а время было еще тяжелое, люди после войны только немного приходить в себя стали. Правда, геологи уже тогда неплохо зарабатывали.
– Ну и во второй раз ты уже не сплоховала, – хмыкнул Олег.
– Я ему отвечаю: на первое время можно у моей мамы устроиться, а там поглядим. Он в ответ кивнул и обнял меня, да так крепко, что я чуть сознания не лишилась.
– А гранаты, откуда взялись в вашей коллекции?
– Эти камни где-то отыскал твой отец. Сначала хотел выковырять их из лавы и сделать браслет, но скоро понял, что это невозможно и в таком виде подарил их мне на свадьбу. Ее мы сыграли на Урале, гуляла вся геологическая партия…
За разговором они не заметили, как оказались на знакомой поляне. Дальше за редеющим частоколом стволов проступали развалины часовни. Пространство подле них было сплошь усеяно глубокими ямами. Подойдя поближе, Олег с матушкой заметили в человеческий рост траншею, уходящую вглубь земли.
– Пойду, гляну, что там за раскопки, – взвился Олег, моментально вспомнив про свои давние детские поиски подземного хода.
Нырнув под землю, он оказался в сводчатой комнатушке размерами два на два шага, в углу которой чернел проем ниже человеческого роста. Поняв, что здесь можно продвигаться лишь ползком, он осторожно приблизился к проему и, присев на корточки, с любопытством заглянул внутрь. Как и следовало ожидать, дальше была сплошная темень. Немного разочарованный Олег хотел уже, было повернуть назад, как вдруг ему почудилось, что в темноте возникла фигура в долгополой одежде с капюшоном.
«Неужели, тот самый монах?» – испуганно подумал Олег, не в силах пошевелиться.
Монах приблизился настолько, что стало видно его лицо, осуждающе покачал головой и исчез, так же внезапно, как и возник…
«Наваждение какое-то», – испуганно подумал Олег, поспешно выбираясь наружу.
– Что ты там так задержался, привидение встретил? – встретила вопросом матушка.
Не желая ничего отвечать, он лишь, нехотя, отмахнулся.
– Варварство, иначе не скажешь, разве с собственной историей можно так обращаться? – оглядываясь по сторонам, с раздражением заметила она. – Пойдем отсюда, – и решительно зашагала назад.
Тот вечер был последним, и матушка устроила отвальную родственникам. За столом она поинтересовалась у свояка, зачем разрушили часовню.
– Клад искали, – со вздохом пояснил тот. – Прошлой весной наш местный краевед какие-то старые церковные записи обнаружил и, сдуру, иначе не скажешь, написал об этом в газете. Дешевой популярности захотелось. В них о подземном ходе упоминается, прорытом в давние времена. И сразу же среди молодежи слух прошел, мол, прежние хозяева, перед тем, как заграницу сбежать, в этом подземелье драгоценности спрятали. Что тут началось! – народ поначалу с лопатами и ломами ходил, а когда не нашли ничего, экскаватор пригнали. Тот ковшом зачерпнул и наткнулся на какой-то лаз, уходящий вглубь земли, – свояк доверху наполнил лафитничек, разом опрокинул его и захрустел соленым огурцом. – И тут с этими кладоискателями происходить что-то стало вроде моровой язвы у скота. Думаю: дух хозяйский потревожили, он лихих молодцев и отвадил. И правильно – не зарься на чужое!
– Предлагаю выпить за вмешательство высших сил, восстановивших торжество справедливости, – поднимая рюмку, произнесла шутливый тост матушка, – не представляю, как бы мы без них жили!
В знак согласия Олег кивнул. Он даже не мог вообразить, насколько пророческими окажутся вскоре ее слова.
Глава 6
Мерный перестук колес поезда навевает дремоту, но почему-то не спится. Олег смотрит на матушку, та тоже не может уснуть, о чем-то напряженно думает, глядя в темнеющее окно. И он вдруг вспоминает о заброшенной усадьбе.
– Ты так и не сказала, зачем наш папа приезжал в первый раз к тебе в городок? – неожиданно интересуется он.
Матушка стряхивает с себя дрему и внимательно смотрит на сына.
– А мы с ним никогда об этом не говорили, – заявляет она. – Поэтому остается только догадываться.
– О чем? – недоуменно спрашивает Олег.
– Думаю, его родня имела какое-то отношение к хозяевам усадьбы. Если так, его упорное молчание вполне объяснимо. Павел Андреевич нас с тобой хотел уберечь от неприятностей. Вспомни, какое раньше было время. Сболтнул лишнее, и сразу же бегут докладывать.
– А ты сама историю этих развалин узнать не пыталась?
– Пыталась, – матушка изучающе посмотрела на сына, – там много всего, что тебя конкретно интересует?
– Ну, например, о привидении и о том, что твой свояк говорил. Причем, так убедительно, что сразу захотелось подземный ход в усадьбе, как в детстве, разыскать.
– А ты еще помнишь об этом?
– Сидит где-то глубоко старая заноза. А когда до усадьбы добрались, и я внутрь спустился, напомнила о себе, – невесело усмехнулся Олег. – Кстати, откуда ты знаешь историю этих развалин?
Матушка улыбнулась:
– Мне в детстве рассказала одна пожилая дама из «бывших», жившая по соседству.
– Что значит «бывшая»? – недоуменно переспросил Олег.
– Не «бывшая», а из «бывших», – поправила матушка. – Она была из «лишенцев». Так называли людей, лишенных всех прав после революции, как правило, из семей дворянского или духовного сословия. После отсидки в лагерях им разрешали селиться только за 101-ым километром от крупных городов. Эта дама приходилась внучкой экономки хозяев усадьбы и решила остаток дней провести вблизи, как сама выражалась, «родового гнезда».
Моя знакомая не раз с гордостью говорила, что род возвысился, аж при Петре I. Предок участвовал в войнах со шведами, даже брал вместе с самим Александром Даниловичем Меньшиковым знаменитую крепость на Неве, – матушка наморщила лоб, – Ниеншанц, кажется… Потом на этом месте построили Петербург. После смерти Петра род постепенно стал хиреть, и уже во второй раз возродился, когда одному из сыновей предка довелось участвовать в Крымских кампаниях Потемкина, – матушка улыбнулась, – потом, …помнишь, как в «Горе от ума»:
«Век при дворе, да при каком дворе! Тогда, не то, что ныне, при государыне служил – Екатерине»…
Олег с улыбкой посмотрел на матушку. Ее неторопливый с лирическими отступлениями рассказ нисколько не походил на случайные, разрозненные воспоминания. По всему было видно: не раз, и не два она переосмысливала историю «забытой старины», дожидаясь случая, чтобы поведать ее самому родному человеку – своему сыну. И теперь рассказывая, она не просто увлекалась, а звала за собой в путешествие по времени. И он ощутил себя не просто безымянным слушателем, а незримым участником событий.
– В итоге, выйдя в отставку в генеральском чине, – продолжила матушка, – он на месте прежней деревянной отстроил каменную усадьбу и разбил при ней парк. Обоих сыновей он сызмальства определил на военную службу. Они участвовали во всех военных кампаниях Александра I, начиная с Аустерлица. В битве при Бородине старший получил серьезное ранение, лишился ноги и был вынужден демобилизоваться и жить в родовом имении. А младший, напротив, вышел из сражения без единой царапины, удостоился наград и чина полковника. Потом в составе армии Кутузова гнал французов до Березины, участвовал в битве народов под Дрезденом, и вместе с императором Александром въехал в Париж… Казалось бы, блестящая военная карьера, как у предков, должна обеспечить почет и уважение на Родине и последующую безбедную старость, – матушка усмехнулась. – Ан нет, пожив лет пять в Европе, он насмотрелся на тамошние вольности и вернулся домой с ворохом идей, как сейчас говорят, о переустройстве России и молоденькой полячкой в придачу, с которой даже не удосужился обвенчаться. Служа в Петербурге, этот герой Бородина и Дрездена сразу же вступил в «Северное общество», после декабрьского вооруженного восстания был арестован, сидел в одном из равелинов Петропавловки и сослан в Сибирь. По счастью старший брат он его взглядов не разделял, и Николай I того не тронул.
«Конечно, жаль несчастного генерала. Полячки кому хочешь, вскружат голову, даже сам Наполеон не устоял», – в сердцах подумал Олег.
– Какое все это имеет отношение к монаху? – недоуменно спросил он, ожидая услышать очередную историю о девице-чужестранке, отправившуюся за возлюбленным на каторгу.
– Сейчас узнаешь, – хитро улыбнулась матушка. – Отправиться в ссылку со своим возлюбленным прекрасная полячка не смогла. Вместо этого она приехала в родовое имение старшего брата, где через несколько месяцев родила мальчика. У того не было ни жены, ни детей, и он стал воспитывать незаконнорожденного племянника, как родного. Первое время с оказией доходили весточки из Сибири, и они подпитывали молодую женщину, укрепляя в ней уверенность, что со временем государь смягчится и все образуется…
Сам понимаешь: уединенное существование незаметно сближает двух одиноких существ. Между братом и невесткой крепла взаимная симпатия, грозившая переродиться в нечто большее, чем обычная родственная привязанность. Но всякий раз накануне решительного объяснения, вспоминая о мученике, томившемся «Во глубине Сибирских руд», оба отступали на полдороге. Шел уже третий год их вынужденного совместного затворничества, когда из далекой Сибири пришло известие, что младший брат, не выдержав тягот сурового тамошнего климата, скончался от скоротечной чахотки. Молодая вдова хотела поначалу навестить могилу. Но старший стал убеждать ее вместо этого по окончанию траура выйти за него замуж. Основного препятствия к такому решительному шагу больше не существовало, и та согласилась. Настоятель из близлежащего монастыря после духовного покаяния обвенчал их в домовой часовне, заодно узаконив ее сына, ставшего отныне наследником хозяина. А еще через год у новоявленных супругов родилась девочка. И тут их размеренному существованию возникла угроза. В имении появился странствующий монах.
– Им оказался бежавший с каторги младший брат! – воскликнул Олег, всерьез захваченный рассказом матушки.
Та утвердительно кивнула:
– Но главное в другом. Стоило полячке его увидеть, как она, упав на колени, стала каяться и утверждать, что все эти годы любила только его, а вышла замуж, чтоб обеспечить будущее их сына.
– И тот поверил и простил ее? – удивился Олег.
– А что оставалось делать беглому каторжнику? – вздохнула матушка. – Его поселили в этой самой домовой часовне. Внешне все приличия были соблюдены. Днем он клал поклоны перед иконой Николая Угодника или копался в огородике, а глубокой ночью оставлял свою одинокую келью и по полуразрушенному подземному ходу, который был вырыт монахами еще в древности и проходил по землям имения, пробирался к ожидавшей его полячке.
– А как же все это терпел старший? – недоуменно спросил Олег. – Любой бы на его месте…
– Он был человек чести, – прервала его матушка, – к тому же верующий, и считал, что это ему послано за грехи. Поэтому, не выясняя отношений, разделил дом на две половины и продолжал общаться только с детьми. Эти двое видимо понимали, что долго так продолжаться не может. Но, не в силах противиться чувствам, ждали естественной развязки. И скоро она наступила: однажды в доме объявился другой монах. Он направился к хозяину и заявил, что тот укрывает беглого каторжника. На вопрос, откуда это ему известно, пояснил, что, поддавшись на уговоры, сам похоронил неизвестного бродягу, выдав его за умершего от чахотки брата-декабриста, а каторжанину помог бежать под своим именем. Но вскоре замучила совесть, и он отправился следом.
– Ну и дела, – усмехнулся Олег. – И как же разрешилось дело?
– Да никак, – усмехнулась матушка. – Вечером, впервые за много дней братья долго совещались при свете свечи на половине старшего. А на следующий день новый монах исчез.
– Так рассказываешь, как будто стояла рядом и держала эту свечку, – усмехнулся Олег.
– Служанка подсматривала в замочную скважину и видела, как они шепчутся. Но слов разобрать не смогла… После исчезновения монаха влюбленные, выждав еще некое время, оставили детей старшему брату и бежали заграницу.
– А дальше что с ними стало?
– В начале 30-х годов XIX века в польских землях, отошедших к Российской империи после войны, вспыхнуло восстание. Младший брат под чужим именем примкнул к восставшим и кочевал по лесам вместе с отрядом какого-то полоумного фанатика ксендза, нападая на отряды регулярных российских войск.
– То есть воевал против своих вчерашних товарищей! – подивился Олег. – А откуда известны такие подробности?
– Он сам написал об этом брату. Тот сначала переживал страшно, что честь русского офицера замарана, а потом успокоился и сказал:
«Это его полячка подбила, пся крев, чтоб хоть чем-то мне насолить»,
– матушка вздохнула. – Младший вскоре погиб в стычке, восставших разбили, а полячка, оставшись при пиковом интересе, написала старшему брату покаянное письмо, в котором сообщала, что от тоски и одиночества готова наложить на себя руки. Поэтому нижайше просит старшего брата еще раз проявить великодушие и позволить вернуться в Россию, чтобы повидаться с детьми. Вероятно, она рассчитывала, что, увидев свою былую любовь, тот смягчится сердцем и вернет все на круги своя. Но он проявил твердость, отписав ей, что прощать ничего не намерен и в ее положении лучше всего удалиться в монастырь, в чем лично готов поспособствовать.
– А об этом, откуда известно? – удивился Олег.
– Мне об этом в подробностях поведала та же внучка экономки старшего брата, – с обидой возразила матушка. – Ее бабка страшно недолюбливала полячку, к тому же успела привыкнуть к детям, поэтому ее доводы стали решающими.
– Прямо Домострой какой-то – не позволить матери увидеться со своими детьми. И как отреагировала на это письмо полячка? – недоверчиво поинтересовался Олег.
Матушка вздохнула:
– Она была натура страстная и впечатлительная, поэтому взяла и от отчаяния утопилась. А сообщил об этом в письме католический священник, который не хотел хоронить самоубийцу на местном кладбище.
– Наверное, это Божья кара. Ведь из-за нее младший брат убил монаха? – констатировал Олег.
– Он или кто-то другой, это никому не ведомо, – уклончиво ответила матушка. – Известно только, что старший поехал в Польшу, забрал тело, перевез в Россию и захоронил уже здесь по православному христианскому обычаю…
– В твоем рассказе одно странно: монаха потом никто не искал, – помолчав, заметил Олег.
– В то время беглых странников на Руси было много, и на них попросту не обращали внимания, особенно в провинции, – пожала плечами матушка. – Во всяком случае, больше его никто не видел. Вместо этого ночами по имению стало разгуливать привидение. Оно внезапно появлялось ниоткуда, бродило по пустынным комнатам, словно ища кого-то, и так же внезапно исчезало, … – матушка внезапно смолкла и встряхнула несколько раз головой, словно освобождаясь от воспоминаний.
– А ты сама его когда-нибудь видела? – осторожно поинтересовался Олег, у которого вдруг отчаянно начали слипаться глаза.
– Уже и не помню, – вздохнула матушка, – давно это было. Давай спать, завтра вставать ни свет, ни заря.
Послушно кивнув, Олег лег и накрылся с головой. Матушкин рассказ так поразил его, что хотелось обдумать его еще раз, и незаметно уснул.
Глава 7
Едва они с матушкой успели войти в квартиру, как раздался телефонный звонок.
«Ланка приехала!» – обрадовано подумал Олег.
С радостно затрепетавшим сердцем он схватил трубку и… услышал голос Сосо.
– Где ты был, дорогой, уже в третий раз звоню, – встревожено поинтересовался тот.
– Только с поезда в квартиру вошел, – сконфуженно пояснил Олег, совершенно забывший о данном им обещании.
– В Грузию ехать, еще не расхотел?
«А если не сегодня, завтра Ланка объявится и сразу встретиться захочет?» – на мгновенье задумался Олег и внезапно ощутил, что совсем не жаждет предстоявшей встречи.
– Я готов, дорогой, – поспешно заверил он Сосо.
– Договорились, послезавтра встретимся у вагона! – обрадовался тот.
Олег положил трубку и сразу же набрал номер Ланки. Один гудок, второй, третий… наконец, до него дошло, что в квартире никого нет, и в ближайшее время не будет.
«Что ж, теперь и я имею полное право вести себя, как хочу», – решил Олег и стал размышлять, что из вещей взять собой в дорогу.
Сосо оказался парнем широким, и конец холостяцкой жизни решил отпраздновать с размахом. Когда Олег разыскал на Курском состав до Грузии, на перроне уже стояло несколько знакомых сокурсников. Вскоре появился и сам хозяин с давешней девицей.
– Она с нами поедет? – улучшив момент, шепотом уточнил Олег.
– Хотела сначала, но я ее с трудом уговорил расстаться друзьями. Провожать пришла, – потупившись, пояснил Сосо.
Как водится в путешествующих мужских компаниях, застолье началось, лишь только поезд отошел от перрона и застучал на подмосковных стрелках. Тосты за окончание института плавно перетекали в здравицу солнечной Грузии и любимых женщин и волнами расходились по вагону. Не привыкшему к длительным возлияниям Олегу компания хмельных сокурсников быстро наскучила, и уже на следующее утро он предпочел ретироваться в коридор к открытому окну и оттуда наблюдать за гуляющими, понимая, что эти ребята нисколько не похожи на вырвавшихся на свободу обычных выпивох-юнцов. Просто за прошедшие пять лет общага спаяла их настолько, что теперь они гуляли долгую отвальную, понимая, что очень скоро расстанутся навсегда. У него и самого скребли на душе кошки от такого продолжительного расставания со своей Ланкой.
