Вау, вау! Мяу, мяу! Ку-рю-ку-ку!

Юрий Буковский

Вау, вау! Мяу, мяу! Ку-рю-ку-ку!

Почему котики не летают

Пришёл однажды котёнок Хвостик к другу своему, цыплёнку по имени Желток, и просит:

– Желточек, научи меня летать. Ну, пожалуйста.

А цыплёнку ужасно надоело, что все во дворе – и куры, и утки, и гуси, и даже корова, и даже коза без конца поучают его, указывают, говорят, что он маленький, и должен всех слушаться. «Как хорошо, – обрадовался цыплёнок, – что я тоже смогу хоть когонибудь поучить!»

– Ты совершенно правильно пришёл! – похвалил он котёнка. – Конечно, тебе в учителя нужна птица! – Сказав это, цыплёнок задумался и нахохлился, слегка расправив для важности крылышки, как орёл на вершине скалы. – Считается, конечно, что курица не птица! Но я-то не курица, я – петушок! – помолчав, воскликнул он. – Правильно?

– Правильно, – с удовольствием согласился котёнок.

– А раз так, значит слушай меня внимательно. Летают птицы, или, по-научному говоря, пернатые, очень просто, – важно прохаживаясь по травке возле толстенного ствола тенистой берёзы, как учитель у школьной доски, начал свой урок Желток. – Вначале пернатые подскакивают, а потом начинают, что есть силы махать, или понаучному говоря, молотить крылышками по воздуху. И взмывают всё выше и выше… всё выше и выше… всё выше и выше… – Произнося эти слова, цыплёнок задирал свой клювик тоже всё выше и выше. Головка у него закружилась, и он, разглядев напоследок сквозь листву, шелестящей на ветру берёзы, плывущие по небу густые, белые кучевые облака, покачнулся и свалился в траву. – Даже выше макушки этого огромного дерева, – лёжа показал он.

Цыплёнок тут же поднялся и собрался было наглядно изобразить урок – подпрыгнуть и начать молотить крылышками по воздуху. Но вовремя спохватился, вспомнив, что он ещё не умеет взмывать всё выше и выше. И даже на забор, как взрослые курицы или петух, взлетать пока не научился. «Этак можно запросто опростоволоситься, или, по-научному говоря, сесть в лужу», – остановил сам себя желторотый наставник.

– Теперь давай лети! – решил он, что лучше будет пока покомандовать своим другом котёнком.

Хвостик оттолкнулся, подпрыгнул и попытался взмахнуть всеми четырьмя лапками. И шлёпнулся пузиком на землю.

– Желточек, а тебе не кажется, что котики не могут по-научному молотить крылышками по воздуху? – спросил он у цыплёнка. – Потому что у котиков крылышек-то и в помине нет.

– И впрямь! Как-то мы обо об этом не подумали. Как-то мы оба это совершенно не учли, – оглядывая и даже ощупывая мохнатые лапки своего друга согласился цыплёнок. – Бескрылые вы, котики, существа! Не то, что мы, пернатые, птицы! – добавил он и горделиво ударил тощенькими крылышками по бокам, и даже вознамерился было прокукарекать, как взрослый петух. Но снова вовремя спохватился, вспомнив, что кукарекать он тоже пока ещё не научился, и может тоже запросто опростоволоситься, или, понаучному говоря, сесть в лужу, дав петуха.

– Вот в этом-то вся и загвоздка! – посетовал котёнок. – С крылышками-то было бы проще! На крылышках я бы давно уже сам выше берёзы взмывал. Ты научи меня летать без всего, с одними четырьмями лапками!

«А так, пожалуй, даже и лучше – обрадовался цыплёнок. – Пусть учится летать без крыльев. Не надо будет ему ничего показывать».

И он снова начал разгуливать у ствола берёзы туда-сюда, заложив крылышки за спину, как мудрый учитель у школьной доски.

– Итак… с одними… четырьмями… лапками… молотить… по научному говоря… взмывать… – бубнил он на ходу.

И тут в клювик ему попала пушинка от одуванчика. Желточек вначале закашлялся, затем вытащил пушинку изо рта и внимательно осмотрел её.

– А пух ведь тоже летает… И крылышек у него, как и у котиков, тоже и в помине нет… – Цыплёнок начал поочерёдно осматривать то пушинку, то своего воспитуемого. – На пушинку ты, конечно, не очень похож… Хотя и пушистый… Но вряд ли ты как пушинка будешь взмывать…

– Я похож на шарик, – подсказал Хвостик. – Это оттого, что я молочка полную мисочку вылакал. А потом меня ещё и рыбёшкой угостили. Поэтому пузико у меня и раздулось как шарик.

– Молоко и рыбёшка – это очень хорошо… Это очень кстати… Это очень вовремя тебя угостили… – продолжал размышлять учитель. – Потому что шарики тоже летают… И тоже крылышек у них и в помине нет… Значит так: будешь взмывать всё выше и выше не птицей, не пушинкой, а воздушным шариком. Как ты и хотел, без всего – с одними четырьмями лапками, – постановил цыплёнок. – Набери побольше воздуху, я тебя подкину, а потом ты уж сам какнибудь взмывай.

Котёнок послушно несколько раз старательно вдохнул поглубже, задержал дыхание и надулся от этого ещё круглее. Цыплёнок обхватил его крылышками и, тужась, попробовал приподнять. Но все усилия его были напрасны – как он ни старался, как ни кряхтел, всё бесполезно, он не смог даже оторвать друга от земли.

– Пузико-то у тебя, как шарик, а по тяжести ты совсем не шарик, – постучав по тугому животику ученика, огорчённо подытожил наставник.

И он снова начал бродить туда-сюда, бормоча что-то себе под нос. Но вдруг замер и уставился на шевелящийся сам собой беленький кончик хвоста, сникшего после неудачных попыток, серенького котёнка.

– Придумал! – воскликнул цыплёнок и на радостях даже хлопнул крылышком по своему гребешку. – Будешь взмывать не как пернатый, не как пушинка, не как шарик, а как вертолёт! Будешь крутить хвостом, как пропеллером – быстро, быстро, быстро, – уточнил наставник.

Он подвёл вновь воспрянувшего духом подопечного к краю обрыва, под которым простиралась огромная лужа. Это была даже не лужа, а небольшой пруд. И в нём днями напролёт дрызгались, выискивая в тине и в водорослях еду, хлопотливая мама-утка с выводком утят и сердитый гусь.

– Разбежишься, прыгнешь с обрыва и верти хвостом изо всех сил. Когда будешь пролетать над гусём, попугай его, – маленький петушок решил попутно сделать ещё одно важное дело – отомстить злой птице, не только постоянно поучавшей его, но ещё и норовившей каждый раз при этом побольнее ущипнуть. – Полай или порычи.

– Лаять я не умею. Рычать тоже, – разочаровал учителя котёнок. – Только мяукать или шипеть.

– Шипением гуся не напугать – он сам шипит. Попробуй мяукать. У того берега развернёшься и обратно. На обратном пути над гусем снова мяукай. Не знаю, как вертолёты, – отвёл наставник ученика от края озерца, – а самолёты, перед тем как взлететь, очень быстро разбегаются. Тебе это тоже не повредит. На старт! Внимание! Марш! – дал маленький пернатый отмашку своему бескрылому другу.

И Хвостик, что есть духу, помчался к обрыву. Оттолкнувшись и оказавшись в воздухе, он начал изо всех сил крутить хвостом. Но не взвился от этого над лужей всё выше и выше. Хвост у котов – это руль, он помогает им при падении с высоты всегда приземляться на лапы. А вращающийся хвост заставил котёнка кувыркаться в воздухе какой-то взбесившейся вороной. Лишь в последний момент, помимо воли хозяина, хвост всё-таки сделал своё дело, и прыгун, извернувшись в воздухе будто циркач, свалился в пруд, как и положено – лапками вниз.

Пускай бы котёнок шлёпнулся в грязь под обрывом – он бы вымазался и всё. Пускай бы даже, пролетев подальше, он свалился в тину и ряску на мелководье. Котёнок бы вымок, но это тоже, куда ни шло, он бы высох, и всё худо-бедно, как-нибудь бы обошлось. Но то ли хвост-пропеллер увеличил длину прыжка. То ли котёнок разбежался уж чересчур стремительно, и оттолкнулся уж слишком сильно. А может быть и из-за всего вместе, но кувыркаясь взбесившейся вороной, он одолел чуть ли не четверть пруда и плюхнулся точнёхонько на спину злобного гуся.

Что подумал гусак, до этого мирно пасшийся в водорослях и тине, когда ему на спину сверзился кот-вертолёт, неизвестно. Скорее всего решил, что из-под облаков на него набросился хищник – то ли ястреб, то ли коршун, а может быть даже какой-нибудь, прилетевший из-за океана гриф, или спустившийся с гор беркут или орёл.

Гусак захлопал от страха крыльями, приподнялся над водой и, громко гогоча, помчался к берегу, шлёпая по поверхности красными перепончатыми лапами и огромными крыльями. Он бежал по водной глади, разбрасывая по сторонам зелёную ряску, тину, водоросли, распугивая утят, лягушек, жаб, тритонов, головастиков, водомерок, жуков-плавунцов и другую надводную и подводную живность, в огромном количестве населявшую тёплый, заросший зеленью пруд.

Котёнок сидел на птице как всадник, верхом, намертво вцепившись в его длинную шею, и ещё больше пугая своими объятиями гуся. Он очень боялся свалиться на полном скаку и утонуть – ведь котята не умеют не только летать, они ещё и не умеют плавать.

Выскочив на берег рядом с обрывом, в том месте, где он спускался полого к воде, обезумевший гусь с наездником на спине, всё также размахивая крыльями, во весь опор помчался к родному сараю. Там, в самом низу двери, было вырезано квадратное отверстие, чтобы в него могли проходить к себе домой и выходить на улицу куры, утки, и, пригнувшись, вытянув вперёд шею, гусь. Скакун с наездником целился именно туда. Но он не успел вовремя наклониться и попасть точно в отверстие – с разбегу ударился задранной, гогочущей головой о дверь и рухнул у порога собственного дома с сотрясение своего крошечного птичьего мозга. Но он тут же поднялся и со второго раза проскочил в убежище.

Котёнок свалился с гуся, тоже стукнулся о дверь сарая, и, отлетев кубарем в сторону, без оглядки бросился наутёк. Однако бежать ему мешал, прилипший к его голове во время скачки по глади пруда, лист кувшинки. Он закрывал котёнку глаза, а вырванный из ила вместе с листом и болтающийся стебель, стегал по его бокам, как хлыст, заставляя удирать от всё ещё гогочущего в сарае от страха скакуна, всё быстрей и быстрей.

Навстречу котёнку суетливо ковыляла переполошившаяся мама утка с выводком. Она тоже решила спрятать утят от свалившегося с неба на гуся, какого-то непонятного хищного вертолёта, в убежище. Но на свою беду, утка поздно заметила несущееся прямо на неё зелёное в водорослях и в тине чудище.

– Кря-кря! – только и успела она подать сигнал бедствия утятам.

Чудище сбило её с перепончатых лап и, разметав вокруг тропинки желторотый выводок, помчалось дальше. Котёнок, не видя ни зги, нёсся, сломя голову, только на зов:

– Хвостик, ко мне! Немедленно! – ругался, стоя у обрыва, в том месте, где начал свой полёт над озерцом его подопечный, цыплёнок. – Безобразие! Ты всё делаешь неправильно! Ты не наездник, ты вертолёт! Надо было только мяуканьем гуся попугать! Слегка! А не до смерти! Если мы его укокошим, нам хозяйка головы оторвёт!

Котёнок сослепу сшиб цыплёнка с обрыва, и они вместе, кувыркаясь, повалились в пруд. С глаз Хвостика слетел лист кувшинки, и он, оказавшись внизу, обнаружил рядом с собой наставника. Тот всё-таки опростоволосился и сел в лужу! Грязный, испуганный, по горлышко в иле и мутной воде, он жалобно пищал «пи-пи» и протягивал к другу тощие, мокрые крылышки.

Хвостик с готовностью подал своему желторотому воспитателю руку, вернее лапку помощи, довёл его по чёрной хлюпающей хляби до пологого спуска и помог выбраться на берег.

– Что за ученики нынче пошли – носятся, как угорелые! – чистя пёрышки, возмущался спасённый учеником наставник. – Летать он, видите ли, собрался! Да ты научись, для начала, хотя бы на двух ногах ходить! Как все разумные существа! Как люди! Как мы – цыплята! – неожиданно придумал что-то новенькое Желток.

– И у меня вырастут крылышки? Как у тебя? – заботливо стряхивая грязь с заляпанного учителя, обрадовался Хвостик.

Этот вопрос озадачил цыплёнка. Он даже перестал чиститься и браниться.

– Вряд-ли, – подумав, вымолвил он. – Что-то я на своём веку ни разу не встречал крылатых котов. Будешь учиться летать попрежнему – с одними четырьмями лапками и хвостом. Но теперь начнём по-другому – с азов. Ты ведь не то, что ходить на задних лапках, ты даже кукарекать ещё не умеешь! Вначале научишься петь по-петушиному. Потом будешь учиться ходить на двух ногах, как все разумные существа – как мы, цыплята, как люди. И только после этого начнём подготовку к полётам… Нет, нет – к кукареканью приступим не сегодня, – остановил цыплёнок ученика, открывшего было ротик, и собравшегося прямо сейчас начать пробовать петь попетушиному. – Приходи завтра.

«Кукареканье-то, я смогу ему показать. Кукареканье-то проще пареной репы, – решил самонадеянный желторотый наставник. – Завтра встану спозаранку, с петухами, да у них и научусь!»

Ку-рю-ку-ку!

– Теперь, когда я научился петь по-петушиному, весь наш двор утром будет вставать с петухами, – радостно объявил цыплёнок Желток другу своему котёнку Хвостику.

– Ты научись хотя бы просыпаться на заре. Для начала, – заметил друг. – А то с твоими, Желточек, «петухами», весь наш двор только к полудню и подниматься будет.

– Я научусь. И буду спозаранку всем устраивать побудку. Ку-рюку-ку! – тоненько и звонко пропел маленький петушок.

– А что это у тебя за побудка такая – «Ку-рю-ку-ку»? – передразнил котёнок цыплёнка. – Ты научись правильно кукарекать. А то с твоим этим «ку-рю» вместо «ку-ка» весь наш двор решит, что какой-то курильщик спозаранку подымить собрался. А про «ку-ку» подумают, что какая-то кукушка отсчитывает этому заядлому курильщику его последние деньки.

– Я научусь. Запросто, – пообещал цыплёнок. – Вот прямо сейчас пойдём к Лайке, и я устрою ей побудку.

Старая Лайка спала, как обычно, лёжа на боку, в тени сарая, и показалась друзьям огромной, мохнатой, дышащей горой.

– Как можно дрыхнуть целыми днями без задних ног? – возмущённо показал крылышком на собаку Желток. – Она же сторож!

Он решительно, как заправский боевой петух, подбежал совсем близко к раскрытой собачьей пасти – к белым клыкам и кончику длинного, высунутого из-за жары прямо на траву красного языка – пригнул книзу гребешок, будто бодливый бычок маленькие рожки, и, угрожающе квохча, потоптался и покрутился на месте. Затем выпрямился, похлопал по бокам крылышками, вытянул тощенькую цыплячью шейку и заливисто пропел, задирая жёлтый клювик к небесам:

– Ку-рю-ку-ку! Ку-рю-ку-ку!

Мохнатая гора лишь стриганула в ответ острым ухом и пожевала, причмокивая мягкими губами, что-то, очень видимо вкусное, во сне. Затем она вздохнула шумно и печально, будто с сожалением о том, что досталось ей этого вкусного маловато, и вдруг чихнула прямо на собравшегося было повторить свою побудку цыплёнка.

Поток тёплого воздуха подхватил желторотого птенчика и оторвал от земли. Сопротивляясь воздушной струе, он отчаянно замахал крылышками и поднялся от этого ещё выше: над травой, над щёточками конского щавеля и метёлками крапивы. Затем стукнулся с разгона о ствол огромного репейника и повалился, соскальзывая по широким листьям, вниз. И пропал в густой зелени лопуха.