скачать книгу бесплатно
Конец присутствия
Юрг Хальтер
Швейцарский поэт Юрг Хальтер (J?rg Halter, 1980) и в то же время Kutti MC. Философская лирика оборачивается любовной стороной дела, верлибр оборачивается рэпом, ирония – здравым смыслом.
Это игра в превращения, необходимая для того, чтобы коснуться этого мира. Хальтер не только и не столько homo ludens (человек играющий); он – человек касающийся, осязающий и осязаемый: homo tangens. И, в то же время, мир этот таков, что простое касание уже вызывает боль… однако игра приходит на помощь. В конце концов, отсутствующее выражение на лице в качестве маски MC оборачивается концом отсутствия.
Юрг Хальтер
Конец присутствия
Любимая песня
Сбывшееся
С тех пор, как мы друг друга
поняли, сказать больше нечего.
Наши в замедленной
съемке рвущиеся сердца.
Я черная, бегущая к центру сознания точка
Я черная, бегущая к центру сознания одинокая
точка
я выжидаю в разумной пестроте этого мира
как в клетке
Я вытолкнут иссушенной, холодной землей
рожден под падающими темными звездами
и поднят наверх над сияющей мрачно Землею
Я, сгорбившись, сижу на полевом валуне
стрекот кузнечиков:
мортальное остроумие, однако –
Расставив руки, гляжу на солнце, будто самый
скорбный приемник его лучей
мое присутствие на земле это последняя спичка
в уголке рта
моего врага, действие
в моей голове: на перекрестке прижал
усталый фланер к обожженным щекам ладони и –
Ноги меня не держат, земля к коленям бежит
Как идут дела? – Я печален
и кругом миражи.
Я учусь умирать, не смиряясь
и не оскудевая, не предпринимая ни единого шага
и не стремясь
я тренирую себя, защищаю себя и предаю
//
Светлое в мгновение ока темнеет
опускается веко
продолжается деятельная суета за окоемом
Там, наедине с бесконечностью, я капля
выплюнутая в мировой океан, и мне интересно:
«Что такое длина волна?»
– я колебался пару секунд, не дольше –
что было делать и кто будет виноват?
Стоп, сейчас я падаю
обратно в тяжелое кресло
Я из тех, кто спрашивает: «А не придется по вкусу
быть меланхоличным?»
На время, равное одному походу в бар,
легкая меланхолия пригрелась у меня на груди.
Мысли мои суть краткая прогулка сквозь мимолетные
урбанистические ландшафты на стенах
Так ты говоришь, гешефты? – Я говорю, дела таковы, что вследствие апокалипсиса мертвая моя голова, сжав в руке невредимое зеркало, вопрошает: «Я это ад или рай или всего лишь определенно скептический череп в очаге новейшей истории? Может быть? Я, последний череп?»
Ты спрашиваешь, как идут? – Ты заявляешь, что ты
интересующаяся
собственным разумом вакцина
а вера замок воздушный, чьих стен тебе никак не
втянуть в свои легкие
ты говоришь твердо, но смутно и мимо меня
ты легла, ты спишь, я слежу за тобой
ты говоришь, мол, воля это лошадка с норовом,
опрелый язычок лаврового листа
Ты сидишь на краю постели
глотаешь воду
минуешь двери, идешь вверх по лестнице
ты стоишь на крыше, я вижу ты
берешь себе стул, рукой
подпираешь голову, взгляд –
между небом и землей – ничего не случается
твои глаза столь ясны – я знаю подземный яд
В неадекватных глазах павлина
В неадекватных глазах павлина
качаются розового и голубого
цвета мопсы
утомленные пенной ванной
задник образует многоцветная
клумба орхидей
с нее стартуют пастельные
мотыльки, струясь, стремятся
непрестанно
единым роем сквозь сад за решетчатой высокой
оградой
На коврах с вышитыми ратными мотивами
по английскому газону
разложены блеклые дамы, что
пудрятся, целуя друг другу тонкую
кожицу на висках
ароматные лепестки непрестанно заплывают под
их белые юбки
впадая в общее одушевленные роение
На самом краю пруда, под плакучей ивой
подставил
свое брюшко солнцу
дельфин
из его дыхала льет яркий
свет, и прямо на птицу
чьих перьев уже достиг
жаркий дельфиний запах – оглушает
//
Дамы, заткнув бутылки с пивом
охлаждают фарфоровые лбы – а при этом
в пруд уже осыпаются лучащиеся
мотыльки
выдохшиеся, увы
лепестки падают –
их рой заметно редеет
В холодильнике отдыхает пара пива
в неослабевающих объятиях.
Дамы берут себя
в руки, павлин поворачивается
к ним задом –
мопсы: минимизируют свое дыхание.
Похоже, режиссура захлебывается.
Ex oriente lux
В зимнем саду, в кимоно
возникаю из тапочек своих домашних.
Солнце тепло отдает:
Утренние слезы орбиты глаз покидают кометами
На небо из моего пупа поднимается луна
ее пыль это звезды, ими обездвижен космос
ночь: все больше пыла в Большой Медведице
Большая Медведица это знак, и она судьбоносна
Исход моего сна возвращает назад пустоту
в ней сухо взрывается неясная тоска. –
свет приходит с востока значит Ex oriente lux
значит, блеск тоже может прийти с востока
Сижу, согнувшись в плетеном кресле, одной рукой
поддерживаю лоб, любимую чашку держу другой
в ней порошок в ожидании – я тоже жду вместе с ним
того, что на моих бессонных глазах сотворит мне кофе
Мигают откуда-то издали
Она пудрит старческую кожу
и затеняет молочные усики
он советует старикам бастовать на скамейках
детям устраивать сквоты
Мигают откуда-то издали ей и ему
дружественными цветами
одна серая звезда и одна красная
Оба стоят и смотрят
на небо, она гасит свою последнюю сигарету:
вот они расправляют
крылья и взлетают
Следующим утром:
По скамейкам в парке
растерты сухие крошки хлеба.
В только что занятых домах
стоя босиком на кухнях сквоттеры
грациозно имитируют жесты вчерашней пары.
Я, листок
Вот я появляюсь на ветке
я расту, пока –
не поплыву по воздуху…
несомый ветром
