скачать книгу бесплатно
Ведь с Ли ничего не было прекрасно. Она уже страдала от хронического недосыпа, дойдя до состояния как после аддералла[15 - Лекарство, содержащее амфетамины.], который она нюхала в колледже, – от этого становишься суетливой, делаешь массу ненужных движений, а голова переполнена всякими гениальными идеями и ассоциациями, близкими к прозрению. При этом Ли не чувствовала никакой депрессии, а даже напротив – пребывала в состоянии эйфории, словно подпитывалась какой-то странной, неземной энергией. Когда ее карточка от номера в мотеле «Ла Квинта»[16 - Отель в Западном Голливуде.], что в Западном Голливуде, перестала работать, к Ли вдруг пришло ясное осознание, что нужно просто садиться в машину и ехать. И что она хочет повидаться с матерью. Поэтому, забрав почту (выписки по старым кредиткам, предложения по новым, а также приглашение на бар-мицву), она заправилась и поехала на восток.
– Я еду домой, – сказала Ли.
На том конце провода повисла пауза.
– В этом и состоит моя новость, – прибавила Ли.
Оправившись от легкого шока, Шарлотта воскликнула:
– Что ж, это самая прекрасная новость, которая только может быть!
– Да, так и есть, – согласилась Ли.
– Нам будет так здорово вместе! – сказала Шарлотта. – А Джейсон с тобой?
– Нет. – Ли тяжело сглотнула и произнесла заранее заготовленную ложь: – У него много работы, но он просил передать тебе привет.
– Кстати, я, конечно, боюсь сглазить, но я приняла участие в конкурсе, который надеюсь выиграть. Приз – бесплатное путешествие в Европу! Девятидневный круиз из Афин до Барселоны.
– Круто, мам, – сказала Ли. Она волновалась за Шарлотту – ведь та такая хрупкая. С тех пор, как Ли обнаружила тело своего отца, ей все время казалось, что она обязана опекать свою мать. Это как работа. Ли так часто звонила в Саванну, что Джейсон как-то сказал: все ее мозговые ресурсы уходят на Шарлотту, поэтому мало что остается для серьезных отношений с ним. Когда Джейсон стал зарабатывать хорошие деньги, каждую неделю Ли посылала матери свежие цветы. Сейчас у нее оставалась карточка Джейсона, но она считала ниже своего достоинства пользоваться ею, поскольку теперь Джейсон жил с Александрией Фумиллини.
– Мне бы так хотелось, чтобы мы все вместе отправились на Средиземное море, – мечтательно произнесла Шарлотта.
Ли почувствовала спазм в животе. Она-то знала, что ее мать не выиграет этот конкурс. Там никто и никогда ничего не выигрывает. Но ей не хотелось расстраивать Шарлотту.
– Мне тоже этого хочется, мам, – устало ответила она.
– Ты успеешь добраться к ужину? Я пожарю креветки. По «Быстрым рецептам Марты Стюарт»[17 - Кулинарная книга.].
– Здорово, – с благодарностью ответила Ли. Уже давно никто не готовил специально для нее.
Ли годами держалась на яичных белках и кокаине, уверенная, что придет время и она получит работу, которая изменит всю ее жизнь. И это почти происходило: ее приглашали на прослушивание, потом отменяли прослушивание, ее замечали, выбирали для небольших ролей, с помощью которых можно было держаться на плаву. Но годы шли, звонки случались все реже, и Ли начинала понимать, что, скорей всего, ничего в ее жизни не переменится.
Зачем она вообще осела в Лос-Анджелесе? То, что она красивая, гораздо красивее других, ей говорили с четырех лет, а может и того раньше. (Но самым ярким ее воспоминанием было то, в четыре года, когда отец заглянул ей в глаза и сказал: «Вбила себе в голову, что ты самая красивая на свете? А знаешь, так оно и есть».)
В школе и в колледже ей давали главные роли в любительских спектаклях, начиная от «Парней и куколок»[18 - Мюзикл, созданный Фрэнком Луссером на либретто Джо Сверлинга и Эйба Барроуза.] и заканчивая чеховской «Чайкой». Но была ли она хорошей актрисой? Учеба мало интересовала Ли – ей хотелось стать знаменитой, чтобы сбежать от печальных детских воспоминаний. Иногда запрофессионаленность только вредит. Тут нужна проникновенность, ранимость. Трогательность. Умение затронуть душу агента по кастингу. Впрочем, Ли подозревала, что агенты по кастингу ничего в этом не понимают. А ведь это что-то особое – идущее изнутри, как любовь. И научиться, чтобы тебя любили, невозможно. Это либо есть, либо этого нет.
Когда Франсин, агент Ли, находила варианты для прослушивания, Ли внимательно читала сценарий, выделяя реплики своей героини. Распечатав резюме, она степлером прикалывала к нему свое фото. Вместе с Франсин они выстраивали целую стратегию – с какой прической преподнести себя, какую подобрать одежду и какую обувь – например, лучше туфли или хайтопы[19 - Высокие кеды.]? По претенденткам в приемной легко можно было вычислить, что предположительно должно «затронуть душу» директора по кастингу: в юные годы, например, все стулья были забиты полногрудыми красотками (сделав выводы, Ли посетила известного пластического хирурга и перекредитовалась).
Уже позднее Ли все чаще оказывалась на стульчике среди характерных и не столь молоденьких актрис, какое-то время играя привлекательных женщин среднего возраста, постепенно опускаясь до ролей неприглядных домохозяек или озабоченных теток. Франсин звонили все реже, и, соответственно, все реже Франсин звонила Ли. А потом Джейсон (психолог, ставший актером) пригрозил расставанием, если Ли не пойдет к психиатру, чтобы разобраться со своими «фобиями, вызванными хронической привязанностью к матери, которые, возможно, связаны с нехваткой серотонина, – или это уже вообще маниакально-депрессивный синдром». Но Ли учили двигаться дальше, а не копаться в себе. И она не собиралась заново переживать все, что было связано со смертью отца.
И тогда Джейсон исполнил свою угрозу и бросил ее.
Ли отправилась в Лос-Анджелес – ведь именно там становятся богатыми и знаменитыми. Какое-то время она думала, что ей не хватает образованности и трудолюбия – поэтому Ли действительно стала читать Станиславского – его книга в твердом переплете всегда лежала под рукой на кофейном столике. Но в итоге она поняла, что ее не интересует, как стать серьезной актрисой и как вжиться в роль. Она садилась на диван, поджав ноги, в руках – «Работа актера над собой», под рукой – кофе, – и начинала тупить. Но она правда старалась! Просто не получалось вчитываться в текст, и в голове ничего не откладывалось. В итоге она возненавидела эту книгу.
А вот Джейсон сорвал большой куш – получил роль робота в ситкоме «Я и мой робот». Да-да, ха-ха, и тем не менее. Очень скоро он купил дом на холме и написал Ли имейл: «Я официально разрываю свою созависимость с тобою, чтобы двигаться дальше». Он начал встречаться со своей партнершей, девушкой чуть старше двадцати – «уравновешенной» и «готовой завести семью». (Она и ее робот. Очуметь.) Сама не своя, Ли все же досидела в их с Джейсоном съемной квартире до самого последнего дня, а потом переехала в мотель.
За несколько недель она растеряла остатки последнего авторитета и стала нежелательной персоной в парикмахерской, тренажерном зале, в студии йоги и пилатеса, в супермаркете Whole Foods [20 - Супермаркет здорового питания.], да и вообще На всей земле [21 - Обыгрывается название британской компании Whole Earth, выпускающей продукцию для здорового образа жизни. Слово whole с английского переводится не только как «здоровый», но и как «весь».]. Что до ее друзей… Переехав в «Ла Квинта», Ли вдруг поняла, что желающие забежать на огонек куда-то испарились.
Ли Перкинс, официально Самая Популярная и Самая Красивая Девушка в Деревенской дневной школе Саванны, стала бывшей самой-пресамой в обеих категориях. Покидая Саванну и бросив своего парня Мэтта, Ли считала, что так будет лучше для всех. Но кто мог подумать, что он возьмет и женится на ее сестре!
И хотя Ли не общалась с Реган после репетиции свадьбы, она жадно следила за ее жизнью в социальных сетях. Разглядывала своих племяшек Флору и Изабеллу – и страдала. Ведь она никогда не видела их в реальной жизни.
Когда-то Реган ловила каждое слово своей старшей сестры, донашивала за ней наряды. Реган была пухленькой, и парни не падали к ее ногам штабелями. Зато она была доброй и искренней, и с самого детства в ней был силен материнский инстинкт. Когда Ли возвращалась домой из школы, Реган бросалась к ней обниматься, кормила домашней едой и чесала спинку. Счастье Реган состояло в заботе о других. И, в отличие от Ли, она принимала только правильные решения в жизни, стала во всем женщиной – один ребенок справа, другой слева, как свидетельствует ее аватарка на Фейсбуке.
Налюбовавшись на эту троицу, Ли обхватывала руками обе подушки и сладко засыпала в своем мотеле.
Шарлотта не скрывала своей радости по поводу приезда дочери. Она помыла и уложила волосы, оделась ярко и модно. Хотя в последний раз они виделись полгода назад, когда Шарлотта приезжала в Лос-Анджелес, они постоянно оставались на связи. И вот сейчас Ли резануло, что ее мать… как бы это сказать… состарилась.
– Знаешь, я немного расклеилась после смерти Минни, – призналась Шарлотта за вкусно приготовленным ужином. Она подлила обеим еще этого ужасного вина.
– Еще бы ты не расклеилась, – ответила Ли. – Вы ведь так долго дружили.
Шарлотта кивнула.
– Теперь даже не знаю, на что и надеяться. – В голосе матери послышались непривычно скорбные нотки.
– Знаешь… – Ли судорожно подбирала слова, чтобы подбодрить Шарлотту. – Тебя ждет приз, поездка в Европу.
– О, Ли… – Лицо Шарлотты просияло. – Мы поплывем из Афин до самой Барселоны. Этот конкурс называется «Путешествуй по миру». Это как джетсеттеры[22 - Сленг. Обеспеченные люди, которые путешествуют по миру на частных самолетах, посещая модные вечеринки и другие мероприятия.]. Хотя, конечно, никаких персональных джетов не будет, только билеты в первый класс. Но это уже кое-что.
– Все пройдет замечательно. – Ли накрыла руку матери своею. – Вот на это и будем надеяться.
– Да, ты права. – Ли глотнула еще вина.
И тут Шарлотта так крепко вцепилась в ее руку – как утопающий за соломинку.
– Ты всегда умеешь поддержать.
В этих словах звучала скорее мольба, чем обычная констатация факта, и Ли занервничала. Ей хотелось высвободить руку, но она не посмела.
5 / Шарлотта
Утром Шарлотта отправилась на мессу. Опустившись после причастия на колени, – это были те самые минуты, когда она чувствовала непосредственную связь с Богом, – Шарлотта сформулировала свою просьбу: Господи, сделай так, чтобы я выиграла Средиземноморское путешествие.
Она ехала домой с легким сердцем, впустив в открытое окно поток приморского воздуха. На старых площадях Саванны красовались ряды старинных кирпичных домов, в то время как район Лэндингс[23 - Премиальное комьюнити в юго-восточной части города Саванна.] застроили современными унесенноветренными постройками – столь огромными, что в каждом из них могло проживать по целой Таре Уильямс[24 - Американская баскетболистка.]. Квартира Шарлотты находилась в районе, состоящем из нескольких кондоминиумов – строго напротив девятой лунки «Оленьего ручья»[25 - Поле для гольфа.]. Припарковав свой «Фольксваген Рэббит», она откинулась на сиденье, радостно предвкушая, что когда поднимется по трем ступенькам к своей двери и, войдя в дом, крикнет «Есть тут кто-нибудь?», услышит ответ на свой зов. К ней приехала ее Ли.
Когда ей принесли ее первенца, ее маленькую Ли, Луиза уже была тут как тут. Она суетилась, расхаживая по палате, поправляя цветы в вазе и беспрестанно тараторя, что Шарлотта должна быть благодарна ей за то, что она, Луиза, настояла на полусне[26 - Способ обезболивания родов.], который на самом деле к тому времени уже почти не применялся. Как и предупреждали критики этого метода обезболивания, Шарлотта годами потом страдала от его последствий: сколько ни вкалывай морфия, мозг все равно все запомнил. В разоблачающих статьях писалось, что находящихся в полусне орущих от ужаса рожениц привязывали к гинекологическим креслам, пока врачи преспокойненько занимались своим делом в полной уверенности, что никаких воспоминаний не останется.
Медсестра вручила дочурку Шарлотте, когда та еще не отошла от лекарств. Малышка впилась в нее взглядом пронзительно голубых глаз. Шарлотта посмотрела на нее тогда и подумала: Наконец-то в мире появился человечек, предназначенный только для меня. Шарлотта улыбнулась дочке, и та закрыла глаза. Волна счастья и гордости окатила Шарлотту, и она даже всплакнула.
– Вы только посмотрите, – сказал появившийся возле кровати Шарлотты Уинстон. Он пах сигарами, которыми угощал других и которые курил сам перед телевизором в комнате ожидания. Лицо его смягчилось и покрылось легким румянцем. Он был счастлив – по крайней мере, в данный момент. На секунду в мозгу Шарлотты, словно пламя от его серебряной зажигалки, вспыхнула надежда, что, возможно, это дитя сможет излечить его. Они уже заранее придумали для девочки имя: Элизабет Лир. Элизабет – в честь бабушки Уинстона, Лир – в честь их любимой шекспировской пьесы, которую они смотрели в Париже, в театре под открытым небом – на заре своего знакомства. Но уже через несколько дней Элизабет Лир стала просто Ли.
– Вы только посмотрите на нашу девочку, – сказал Уинстон.
Шарлотта кивнула, крепко прижав к себе ребенка. Она еще подумала тогда: Не наша, а моя.
Но когда Шарлотта поднялась по трем кирпичным ступенькам и крикнула «Есть тут кто-нибудь?», никто не ответил. Ли все еще спала. Шарлотта переоделась в слитный купальник и махровый халат, закинула в пляжную сумку со своей монограммой два полотенца, три любовных романа и уселась читать New York Times. Когда она пролистала газету до середины, появилась сонная Ли в неглиже. Разговаривая с кем-то по сотовому, она налила себе чашку кофе и пошла обратно в комнату, махнув Шарлотте и извинительно указав на телефон. Как будто можно обсуждать важные дела, разгуливая в одних лишь трусиках.
– Хочешь английскую булочку? – спросила ей вслед Шарлотта.
– Да, мам, спасибо, – кинула через плечо Ли.
– Подогреть и с маслом? – уточнила Шарлотта.
– Да! Спасибо! – крикнула Ли, поднимаясь по лестнице. Проследовав по коридору, она прикрыла за собой дверь гостевой комнаты.
Так-так! Шарлотта вернулась на кухню, разрезала английскую булочку надвое и положила ее в тостер, с которым было что-то не так. Он работал, но уходило пятнадцать минут, а то и больше, чтобы добиться поджаристой корочки. Одно время Шарлотта думала купить новый тостер, но, с другой стороны, можно и подождать. Приготовив завтрак для Ли, Шарлотта понесла его (на фарфоровой тарелочке, сбоку – сложенная салфетка) в гостевую комнату. Шарлотта слышала, как Ли продолжает говорить по телефону, но слов было не разобрать. Постучавшись, прежде чем войти, Шарлотта вошла и поставила завтрак. Ли сидела на кровати, обложившись мусорной почтой.
– Что это? Предложения по кредиткам? – спросила Шарлотта.
– Что? – переспросила Ли. – Нет, мам. Я сейчас выйду к тебе. И спасибо за булочку.
Когда Ли, наконец, освободилась, вдвоем на гольф-мобиле Шарлотты они поехали к бассейну, где повалялись на солнышке, листая любовные романы, заказали по коктейлю из текилы и через какое-то время направились обратно домой.
– Я хочу заскочить в «Пабликс», тебе ничего не купить? – спросила Шарлотта.
– Может, вина?
– Точно. – Шарлотта притормозила возле почтового ящика, вытащила почту и положила ее на колени Ли. Через минуту она загнала машину в гараж. Шарлотта изобретательно подвесила к потолку теннисный мяч: как только он касался ветрового стекла, Шарлотта тормозила и ставила гольф-мобиль на зарядку.
– Мне нужно еще раз перезвонить агенту, вдруг что-то новенькое появилось, – сказала Ли, выпрыгивая из машины.
– Конечно, дорогая, – ответствовала Шарлотта, сгребая в кучу мокрые полотенца и журналы. Кинув почту на кухонный стол, Ли схватилась за сотовый. Присев, Шарлотта начала перебирать новые каталоги, купоны, пока из-под груды ненужного мусора не выглянул большой белый конверт, на котором были напечатаны ее адрес и имя.
– О… – Шарлотта почувствовала теплое стеснение в груди. Не может быть. Не может быть. Нет, так и есть: письмо от компании «Круизные линии Сплендидо».
– Что там? – спросила Ли.
Шарлотта вдруг поняла, что ее пробирает дрожь. Что это – нервы или признак старости? Нет, просто эмоции. Открыв конверт, она медленно развернула письмо. Слова поплыли перед глазами: Примите наши поздравления! Свяжитесь с нами как можно скорее. Шарлотта Перкинс, рейс первым классом, отплытие из г. Афины, Греция.
Радость переполняла ее. Ах, если б только он мог увидеть ее сейчас, подумала она, имея в виду сразу несколько мужчин – того, о ком был написан очерк (чьи сильные руки крепко сжимали ее), мужа, который никогда не знал ее настоящую (у него были маленькие вялые руки с короткими пальцами) и тренера по гольфу, чьи руки (по крайней мере она так думала, хотя, возможно, и ошибалась) задерживались на ее бедрах, когда он помогал ей отработать замах рукой.
Любовница. Борец. Победительница: Шарлотта Перкинс.
Конечно, она была слишком светским человеком для подобных путешествий. Элегантная и утонченная, Шарлотта лучше всего вписалась бы в дорогие апартаменты в отелях Лондона или Парижа. Но ведь она вообще никуда не ездила на протяжении пятидесяти лет! То, что Шарлотта могла себе позволить, было ниже ее достоинства. Поэтому она оставалась дома. Но сейчас внутри нее все бурлило, как наполненный шампанским бокал. Ну и пусть такой вояж – пошлость, что с того?
Шарлотта судорожно вздохнула. Теперь вместе со своими детьми она сможет полюбоваться на европейские красоты, посидеть на палубе, наблюдая, как солнце восходит над Средиземным морем. Они будут сидеть там и чокаться бокалами шардоне!
И, может даже, ей повстречается мужчина, который захочет поцеловать ее, который проведет своей жаркой рукой по ее спине, задержавшись чуть ниже, который обхватит ее сзади и вожмет в себя… Надо же, она уже средь бела дня мечтает о выдуманном любовнике – как начинает набухать его мужское достоинство под широкими брюками из дорогого габардина. Шарлотта пыталась вернуться в реальность, но не могла не позволить мужчине своей мечты прижать ее к себе – она даже чувствовала его дыхание на своей шее. Ошеломленная столь горячими фантазиями, она почувствовала, что краснеет.
– Мам, с тобой все хорошо? – спросила Ли.
– Ах, дорогая… – Шарлотта взглянула на своего первенца, свою старшую дочь. Сейчас взгляд ее был таким же проникновенным, видящим насквозь, как в первые минуты после своего рождения. Шарлотта порывисто обняла свою девочку. Если в ней что-то надломилось, тогда пусть круиз поможет ей, пусть он исправит жизни каждого из них. – Ах, дорогая, – сказала Шарлотта. – Я выиграла!
6 / Корд
Это уже стало поводом для шуток: каждый раз, когда Корд и Джованни занимались любовью, обязательно звонила Шарлотта. Прямо шестое чувство какое-то. Поэтому, чтобы их не отвлекали, Корд оставлял сотовый и своего пса на кухне, захлопывая дверь.
– Я скоро вернусь, – сказал он Франклину в четверг вечером.
Пес понимающе посмотрел на него.
– Ну хорошо, – поправил себя Корд. – Не совсем чтобы скоро. Но ты ведь умная собака.
С горестным вздохом Франклин плюхнулся на свой лежак марки Herm?s.
Однажды протрезвев (больше ни капли, честное слово!), Корд купил ароматизатор и генератор белого шума, чтобы огородить от стрессов свою хрупкую нервную систему. Он считал свою спальню настоящим островком покоя.
– Лаванда или иланг-иланг? – спросил он, входя в комнату с двумя крошечными синими пузырьками.
– Какая разница? – ответил Джованни. – Иди ко мне.
Корд потряс головой – он любил Джованни, любил его врожденное умение быть счастливым. Был ли Корд хоть в какой-то момент своей жизни таким же цельным человеком – хотя бы в двадцать один год, после окончания Принстонского университета, когда он через престижную компанию стал вкладываться в стартапы и вел тайную ночную жизнь в Алфабет-сити[27 - Район, входящий в состав Ист-Виллидж в Нижнем Манхэттене.], где много пил, принимал наркотики и спал с каждым встречным юношей? Черт возьми, то были хорошие времена, но в них было столько невыносимой лжи. Он взглянул на Джованни, который уже горел от нетерпения.
– Иди ко мне, – повторил он.
Корд поспешно вставил в диффузор лаванду, включил режим распыления и поспешил через комнату к своему жениху.
Жениху!
В самый разгар Франклин вырвался из кухни, вошел в спальню и бочком попытался забраться на кровать.
– Твоя… чертова… собака, – сказал Джованни.
– Наша собака, – поправил его Корд. – Да, да, это теперь НАША СОБАКА, ДЖОВАННИ!
Франклин взглянул на обоих с отвращением.
Потом Джованни закурил сигарету.
– И все-таки, какие у тебя планы насчет пса? – спросил он.
– В каком смысле? – Корд следил за выражением лица Джованни. Одинокий голос в голове сказал: Сейчас он потребует, чтобы ты избавился от Франклина. Скажет – или он, или собака, выбирай.
– В смысле нашего венчания, – ответил Джованни. – Он поведет нас к алтарю, а на ленточке вокруг шеи будут висеть обручальные кольца? Или он будет подружкой невесты и понесет букетик вместе с дочками твоей сестры и множеством моих прелестных племянниц?
Спазм в животе (вечный предвестник краха) отпустил.
– Он понесет наши кольца, – сказал Корд.
– Класс, мне нравится, – сказал Джованни.
Корд смотрел, как струится к потолку струйка дыма от сигареты Джованни. Он закрыл глаза. Его переполняло счастье. В этом и состояла радость выздоровления: ты открываешь двери для боли, терзания, но вместе с ними входит и радость – полновесная, сияющая и чистая как слеза.
Джованни продолжал что-то говорить, но Корд выключил его голос, глубоко вдыхая запах лаванды вперемешку с сигаретным дымом.
– Ты меня слушаешь или нет? – спросил Джованни.
