Замок Отранто и другие истории

скачать книгу бесплатно


– О, пожалуйста, ваша светлость, сделайте это немедля! – разом воскликнули все слуги. – Или же мы должны будем оставить службу у вас.

– Спокойно, дурачье! – прикрикнул на них Манфред. – Следуйте за мной. Я узнаю, что все это значит.

– Вы хотите, чтобы мы шли с вами, ваша светлость? – вскричали слуги в один голос. – Нет, нет, на галерею мы не пойдем, хоть озолотите нас.

Тут заговорил молодой крестьянин, который до сих пор молча наблюдал за происходящим:

– Дозвольте мне, ваша светлость, отважиться на это предприятие! Я свободно могу рисковать собой – печалиться о моей смерти некому. Злых духов я не боюсь, а добрым я не нанес никаких обид.

– Ты ведешь себя лучше, чем можно было от тебя ожидать, – произнес Манфред, глядя на юношу с удивлением и восхищением, – потом я награжу тебя за твою отвагу; но сейчас, – со вздохом добавил он, – я в таких обстоятельствах, что не могу себе позволить доверять чьим-либо глазам, кроме своих собственных. Однако я разрешаю тебе сопровождать меня.

После того как Манфред в погоне за Изабеллой покинул галерею, он прежде всего устремился в покои своей жены, полагая, что девушка направилась туда. Ипполита, узнав его шаги, в волнении поднялась навстречу своему повелителю, которого не видела с момента гибели их сына. Она готова была броситься ему на грудь со смешанным чувством радости и горя, но он грубо оттолкнул ее и спросил:

– Где Изабелла?

– Изабелла, государь, Изабелла? – в изумлении переспросила Ипполита.

– Да, Изабелла! – властно выкрикнул Манфред. – Мне нужна Изабелла.

– Отец, – подала голос Матильда, от которой не укрылось, какое тяжкое впечатление произвело его поведение на мать. – Изабеллы не было здесь с тех пор, как вы потребовали ее к себе.

– Отвечайте, где она сейчас, – потребовал князь. – Мне безразлично, где она была прежде.

– Уважаемый супруг мой, ваша дочь говорит правду: Изабелла оставила нас по вашему повелению и с тех пор не возвращалась. Но успокойтесь, государь, придите в себя и отдохните: события этого злосчастного дня привели в смятение ваш дух. Утром Изабелла выполнит все ваши распоряжения.

– Значит, вы знаете, где она! – вскричал Манфред. – Говорите без утайки – я не хочу терять ни мгновения. Да, вот что, женщина, – добавил он, обращаясь так к жене, – скажи своему капеллану, что я требую его к себе немедленно.

– Изабелла, я полагаю, – спокойно сказала Ипполита, – удалилась к себе для ночного отдыха. Она не привыкла бодрствовать в столь поздний час. Государь, – продолжала она, – скажите мне, что встревожило вас? Ужели Изабелла нанесла вам какое-то оскорбление?

– Не докучай мне вопросами! – оборвал ее Манфред. – Ты должна сказать одно – где она.

– Матильда позовет ее, – ответила Ипполита. – Оставайтесь на месте, государь, и верните себе ваше обычное самообладание.

– Ты что же, значит, ревнуешь меня к Изабелле? – сказал Манфред. – Иначе почему бы тебе хотеть присутствовать при нашем свидании?

– О боже! – воскликнула Ипполита. – Что вы имеете в виду, ваша светлость?

– Скоро ты узнаешь это: потерпи лишь несколько минут, – сказал жестокий князь. – Пошли ко мне своего капеллана, а сама ожидай здесь изъявления моей воли.

С этими словами он бросился вон из комнаты на поиски Изабеллы, оставив жену и дочь одних; потрясенные его речами и безумным поведением, они терялись в напрасных догадках о том, что он замышляет.

Теперь Манфред возвращался из подземелья в сопровождении молодого крестьянина и нескольких слуг, которым он приказал следовать за ним. Не останавливаясь, он взбежал вверх по лестнице и у дверей галереи встретил Ипполиту с ее капелланом. Они оказались здесь потому, что Диего, когда Манфред отослал его, отправился сразу же к княгине и в крайнем волнении сообщил ей о том, что он видел. Благородная Ипполита, так же как и Манфред, не сомневалась в истинности видения, но притворилась, будто считает, что слуга бредит. Желая, однако, уберечь супруга от еще одного потрясения и будучи подготовлена всеми уже испытанными ею страданиями к тому, чтобы бестрепетно ожидать новых несчастий, она решила принести себя в жертву первой, если им было предначертано судьбой погибнуть именно в этот час. Велев Матильде идти отдыхать, хотя та и упрашивала мать взять ее с собою, Ипполита в сопровождении одного лишь капеллана обошла галерею и примыкавшую к ней большую горницу; и теперь, впервые за много часов обретя некое подобие душевного спокойствия, она заверила своего супруга и повелителя в том, что видение гигантской ноги – чистейший вымысел, несомненно, порожденный страхом, овладевшим слугами в это глухое ночное время. Она и капеллан осмотрели горницу и нашли в ней все в обычном состоянии.

Хотя Манфред, подобно своей жене, был уверен, что видение отнюдь не было плодом фантазии его слуг, все же возбуждение, в котором пребывал его дух вследствие столь многих странных событий этого дня, несколько улеглось. Кроме того, ему стыдно было за свое бесчеловечное обращение с княгиней, которая на каждое оскорбление отвечала новыми изъявлениями любви и преданности; он почувствовал, что в сердце его жива любовь к ней, но в не меньшей степени стыдясь и того, что ощущает угрызения совести за свое поведение по отношению к женщине, с которой он собирался обойтись еще более жестоко, он подавил порыв своего сердца и даже не позволил себе проявить жалость. И сразу же вслед за тем в его душе совершился новый поворот, на этот раз – к изощреннейшей низости. Рассчитывая на неизменную покорность Ипполиты, он стал льстить себя надеждой, что она не только смиренно примет развод, но даже постарается, если он ей прикажет, уговорить Изабеллу отдать ему свою руку. Однако едва предался он этой ужасной мечте, как тотчас вспомнил, что Изабеллу пока еще никак не удается найти. Придя в себя, он отдал приказ тщательно охранять все подходы к замку и под страхом смерти велел своим челядинцам никого не выпускать за его пределы. Молодому крестьянину, с которым Манфред разговаривал благосклонно, он велел расположиться в небольшой каморке под лестницей, где была походная постель; сказав юноше, что наутро поговорит с ним, он сам взял ключ от каморки. Затем, отпустив сопровождавших его людей и удостоив Ипполиту слабым кивком головы, он удалился в свои покои.

Глава?II

Матильда, уйдя по распоряжению Ипполиты в свою светлицу, была не в состоянии предаться отдыху и сну. Ужасная гибель брата не выходила у нее из головы. Ее удивляло отсутствие Изабеллы, а странные слова, оброненные отцом, его дикое поведение и неопределенная угроза княгине вселили в Матильду страх и тревогу. Она с нетерпением ждала возвращения Бьянки, услужавшей ей молодой особы, которую она послала разузнать, что приключилось с Изабеллой. Бьянка вскоре появилась и сообщила своей госпоже то, что ей удалось выведать у слуг, а именно – что Изабеллу нигде не могут найти. Она упомянула также о случае с молодым крестьянином, которого обнаружили в подземелье. Уснастив свой рассказ многими добавлениями, почерпнутыми из наивных и бессвязных показаний челядинцев, главное место она отвела гигантской ноге, которую видели в зале, примыкающей к галерее. Этим последним обстоятельством Бьянка была так напугана, что обрадовалась, когда Матильда сказала ей, что не пойдет спать, а будет бодрствовать до тех пор, пока не поднимется княгиня.

Матильда терзалась всевозможными догадками о побеге Изабеллы и об угрозах Манфреда матери.

– Но что за неотложное дело у него к капеллану? – спросила она. – Не намерен ли он тайно похоронить тело моего брата в часовне?

– О, госпожа моя! – воскликнула Бьянка. – Теперь я догадалась! Так как вы стали наследницей вашего отца, он загорелся желанием поскорее выдать вас замуж. Он всегда хотел иметь еще сыновей; я уверена, что теперь ему не терпится обзавестись внуками. Вот как Бог свят, теперь-то наконец я увижу вас невестой. Но, добрая моя госпожа, вы не прогоните вашу верную Бьянку и не поставите надо мной донну Розару, хотя теперь вы – наследница княжества Отранто?

– Моя бедная Бьянка, – сказала Матильда, – как далеко уводит тебя воображение! Это я-то наследница княжества Отранто?! Что в поведении Манфреда после смерти брата говорит об усилении его привязанности ко мне? Нет, Бьянка, сердце его всегда оставалось закрытым для меня, но он мой отец, и я не смею жаловаться. Что же, если Господь отторг меня от отцовского сердца, он не по заслугам вознаграждает меня нежной любовью моей матери. О, дорогая моя матушка! Да, Бьянка, когда суровый нрав Манфреда отзывается на мне, я могу терпеливо сносить его жестокосердие; но когда я вижу, как черств он с матерью, это больно ранит мою душу.

– О, госпожа моя, – сказала Бьянка, – все мужчины обращаются так со своими женами, когда те надоедают им.

– И тем не менее ты только что поздравляла меня, – возразила Матильда, – придумав, будто отец намерен выдать меня замуж.

– Мне хотелось бы видеть вас знатной дамой, – объяснила Бьянка, – а там будь что будет. Мне смерть как не хочется, чтобы вы были упрятаны от мира в монастыре, а ведь так бы оно и вышло, будь на то ваша воля; и если бы ваша матушка княгиня, знающая, что иметь плохого мужа лучше, чем не иметь никакого, не воспрепятствовала вам… Господи помилуй, что это за шум? Святой Николай, прости меня! Я ведь только пошутила.

– Это ветер, – сказала Матильда, – он со свистом веет сквозь зубцы на вершине башни; ты слышала этот звук по крайней мере тысячу раз.

– Ах, я не имела в виду ничего дурного! – воскликнула Бьянка. – Ведь это не грех – вести речь о брачных узах. Так вот, госпожа моя, как я уже говорила, допустим, его светлость Манфред предложит вам в мужья статного молодого рыцаря. Вы что же тогда, отвесите ему глубокий поклон и скажете, что предпочитаете монашеское покрывало?

– Благодарение Богу, мне не грозит такая опасность, – ответила Матильда. – Разве ты не знаешь, скольких искателей моей руки он отверг?

– И вы благодарны ему, как преданная дочь, не правда ли, госпожа моя? Но все же представьте себе, что завтра утром отец пригласит вас в залу совета, и там рядом с ним вы увидите красивого молодого рыцаря с большими черными глазами, высоким и чистым лбом и густыми кудрями смоляного цвета; короче говоря, госпожа моя, увидите юного героя, похожего на портрет Альфонсо в галерее, перед которым вы просиживаете часами, не отрывая от него глаз.

– Не говори так легкомысленно об этом портрете, – прервала Бьянку Матильда. – Я признаю, что он вызывает у меня необычное восхищение, но не влюблена же я в раскрашенный холст. Личность этого добродетельного князя, уважение к его памяти, внушенное мне матушкой, молитва, которую она, не знаю почему, просила меня произносить над его гробницей, – все это, вместе взятое, укрепило меня в убеждении, что моя судьба так или иначе связана с чем-то, имеющим отношение к нему.

– Боже! Как может это быть, госпожа моя? – воскликнула Бьянка. – Я всегда слышала, что ваша семья и семья Альфонсо никак не связаны между собой; и, честное слово, мне непонятно, почему ее светлость посылает вас и утром и вечером, в холод и сырость молиться над его гробницей; ведь он в календаре не записан как святой. Если нужно, чтобы вы молились о чем-то, почему ваша матушка не посоветует вам обратиться к нашему достославному патрону святому Николаю? Я уверена, что правильно делаю, молясь ему и прося послать мне мужа.

– Может быть, меня бы это затронуло не столь глубоко, – сказала Матильда, – если бы матушка объяснила мне, почему я должна так поступать. Но она молчит, и эта таинственность внушает мне… я не знаю, как это назвать. Так как матушка никогда ничего не делает из прихоти, я уверена, что здесь кроется какая-то роковая тайна. Охваченная безысходным горем из-за смерти брата, она обронила несколько слов, которые намекали на это.

– О, дорогая моя госпожа, – вскричала Бьянка, – какие же это были слова?

– Нет, – сказала Матильда. – Если мать невзначай обмолвится словом, которого не хотела произносить вслух, дочери не подобает повторять его.

– Как? Она пожалела о вырвавшемся у нее слове? – спросила Бьянка. – Уверяю вас, госпожа моя, вы можете доверить мне…

– Мои личные секреты, если они будут у меня, могу, – прервала ее Матильда, – но секреты моей матери – никогда. Дочь не должна ни видеть, ни слышать – ей положено следовать указаниям матери.

– Ах, госпожа моя, ясно как день: вы рождены на свет, чтобы стать святой, – отозвалась Бьянка. – Бесполезно сопротивляться своему призванию: в конце концов вам все-таки не миновать монастыря. Вот госпожа Изабелла – та не так скрытничает со мной, как вы: она позволяет мне говорить с ней о молодых людях; а когда однажды замок посетил красивый и статный рыцарь, она призналась мне, что хотела бы, чтобы ваш брат Конрад походил на него.

– Бьянка, – сказала Матильда, – я не позволяю тебе неуважительно говорить о моей подруге. У Изабеллы живой и веселый нрав, но душа ее чиста, как сама добродетель. Она знает твою наклонность к пустой болтовне и, быть может, иногда поощряла ее, чтобы рассеять тоску и скрасить уединение, в котором отец держит нас.

– Пресвятая Богородица, вот оно снова! – испуганно вскричала Бьянка. – Неужели вы ничего не слышите, дорогая госпожа моя? В этом замке наверняка водятся духи!

– Молчи и слушай! – приказала Матильда. – Как будто я слышала голос… Но, вероятно, мне только показалось… Я, должно быть, заразилась твоими страхами.

– Нет, нет, госпожа Матильда, вам не показалось, – произнесла со слезами в голосе Бьянка, ни жива ни мертва от страха.

– Кто-нибудь ночует в каморке под нами? – спросила Матильда.

– Никто не осмеливался ночевать там, – ответила Бьянка, – с тех пор как утопился ученый астролог, который был наставником вашего брата. Наверное, госпожа моя, его призрак и призрак молодого князя встретились сейчас в горнице внизу. Ради бога, бежим скорее в покои вашей матушки.

– Я приказываю тебе не двигаться с места, – сказала Матильда. – Если это страждущие без покаяния души, мы можем облегчить их муки, задав им несколько вопросов. Они не сделают нам ничего дурного, ибо мы ничем не оскорбили их, и если бы они захотели повредить нам – разве, перейдя из одной комнаты в другую, мы оказались бы в большей безопасности? Подай мне мои четки: мы прочтем молитву, а потом обратимся к ним.

– О, моя дорогая госпожа Матильда, я ни за что на свете не стану говорить с призраками! – воскликнула Бьянка.

Только она произнесла эти слова, как они снова услыхали шум и поняли, что это открылось окно каморки, расположенной под покоями Матильды. Матильда и ее служанка стали внимательно слушать, и через несколько минут им обеим показалось, что кто-то поет, но разобрать слова они не могли.

– Не может быть, чтобы это был злой дух, – вполголоса произнесла Матильда. – По-видимому, там кто-то из наших домочадцев. Открой окно, и мы узнаем голос.

– Я не смею, право, не смею, госпожа моя, – произнесла Бьянка.

– Ты на редкость глупа, – сказала Матильда и сама тихонько открыла окно.

Однако при этом все же раздался легкий шорох, который донесся до слуха того, кто находился внизу; он сразу же прекратил пение, из чего девушки заключили, что услышанный ими прежде шум, несомненно, шел оттуда же.

– Кто-то есть там внизу? – спросила Матильда. – Если да, то отзовитесь.

– Да, есть, – ответил незнакомый голос.

– Кто же? – продолжала спрашивать Матильда.

– Посторонний человек, – ответил тот же голос.

– Что за посторонний человек? И как попал ты сюда в такой неподходящий час, когда все ворота замка на запоре?

– Я здесь не по своей воле, – произнес голос незнакомца, – но простите меня, сударыня, если я нарушил ваш покой; я не знал, что меня слышат. Сон бежал от моих глаз; я поднялся со своего ложа, не давшего мне отдохновения, и подошел к окну, чтобы скоротать томительные часы, вглядываясь во тьму и ожидая, когда займется рассвет, ибо мне не терпится покинуть этот замок.

– В твоих словах и в твоем голосе слышится грусть, – сказала Матильда. – Если ты несчастен, мне жаль тебя. Если причина твоих страданий – бедность, скажи мне: я походатайствую за тебя перед княгиней, чья сострадательная душа всегда открыта для обездоленных, и она поможет тебе.

– Я действительно несчастен, – сказал незнакомец. – Я не знаю, что такое достаток; но я не жалуюсь на участь, которую небо уготовило мне: я молод и здоров и не стыжусь того, что сам должен обеспечивать себя всем необходимым; но не считайте меня гордецом и не помыслите, что я не ценю вашего добросердечного предложения. Я буду вспоминать вас в своих молитвах, буду просить Господа ниспослать свое благословение вам и вашей госпоже, хозяйке этого замка… Если я вздыхаю, сударыня, то это потому, что я скорблю о других – не о себе.

– Теперь я узнала, кто это, госпожа Матильда, – шепнула Бьянка. – Это, конечно, тот самый молодой крестьянин, и бьюсь об заклад – он влюблен. Ах, какое прелестное приключение! Пожалуйста, госпожа моя, давайте испытаем его. Он не знает, кто вы, и принимает вас за особу из свиты вашей матушки.

– Как тебе не стыдно, Бьянка! – произнесла Матильда. – Какое право мы имеем бесцеремонно проникать в сердечные тайны этого молодого человека? Мне кажется, что он добродетелен и прямодушен; он говорит, что несчастен; разве этих причин достаточно, чтобы им распоряжались, как своей собственностью? И с какой стати должен он откровенничать с нами?

– Боже, как мало знаете вы о любви, госпожа моя! – возразила Бьянка. – Ведь для влюбленных нет большего удовольствия, как говорить о тех, по ком они вздыхают.

– Что ж, ты хотела бы, чтобы я стала наперсницей какого-то простолюдина? – молвила Матильда.

– Хорошо, в таком случае разрешите мне поговорить с ним, – попросила Бьянка. – Хотя я имею честь состоять в свите вашей милости, я не отроду занимаю столь высокое положение. Кроме того, если любовь уравнивает людей различного звания, она также поднимает всех над их обычным состоянием: я уважаю всякого влюбленного молодого человека.

– Замолчи ты, несмышленая! – приказала Матильда. – Хотя он сказал нам, что несчастен, из этого не следует, что он обязательно должен быть влюблен. Подумай обо всем, что произошло сегодня, и скажи – разве нет других несчастий, кроме тех, что вызывает любовь? Незнакомец, – обратилась она к молодому человеку, возобновляя прерванный разговор. – Если ты не сам виноват в своих несчастьях и если только в силах княгини Ипполиты что-либо исправить, я берусь обещать тебе, что она будет твоей покровительницей. Когда тебя отпустят из нашего замка, найди святого отца Джерома в монастыре, что возле церкви святого Николая, и поведай ему свою историю настолько подробно, насколько сочтешь это нужным: он не преминет осведомить о ней княгиню, которая по-матерински заботится обо всех нуждающихся в помощи. Прощай! Мне не подобает долее вести разговор с мужчиной в столь неподходящий час.

– Да хранят вас святые и ангелы, любезная сударыня! – ответил крестьянин. – Но, ради бога, скажите, можно ли бедному и безвестному человеку осмелиться просить вас еще об одной минуте вашего внимания? Будет ли мне даровано такое счастье? Окно еще не закрыто… Можно ли мне спросить вас…

– Говори быстрее, – сказала Матильда, – уже наступает рассвет; хорошо ли будет, если пахари, выйдя в поле, заметят нас? Что хотел бы ты спросить?

– Не знаю, как… Не знаю, смею ли я… – с запинкой произнес незнакомец. – Но то сочувствие, которое проявили вы, говоря со мной, придает мне смелости… Могу ли я довериться вам, сударыня?

– Господь Всемогущий! – воскликнула Матильда. – Что ты имеешь в виду? Что хочешь ты доверить мне? Говори, не робея, если только твой секрет таков, что добродетельное сердце может быть его хранителем.

– Я хотел бы спросить вас, – сказал крестьянин, набравшись духу, – правда ли то, что я слышал от слуг: в самом ли деле знатная молодая особа, их госпожа, исчезла из замка?

– А зачем тебе это надо знать? – насторожилась Матильда. – Вначале твои слова свидетельствовали о благоразумии и подобающей серьезности мыслей. Ты что же, пришел сюда выведывать секреты Манфреда? Я ошиблась в тебе, прощай!

С этими словами она поспешно закрыла окно, не оставив молодому человеку времени для ответа.

– Я поступила бы умнее, – не без резкости сказала Матильда Бьянке, – если бы велела тебе беседовать с этим крестьянином: по части любопытства вы можете с ним соперничать.

– Мне не пристало спорить с вашей милостью, – отвечала Бьянка, – но, может быть, вопросы, которые я бы задала ему, были бы более уместны, чем те, что изволили задать ваша милость.

– О, не сомневаюсь, – сказала Матильда, – ты ведь весьма благоразумная особа. А могу ли я узнать, о чем бы ты спросила его?

– Тот, кто наблюдает за игрой со стороны, часто видит в ней больше, чем ее участники, – ответила Бьянка. – Ужели ваша милость полагает, что его вопрос о госпоже Изабелле – плод праздного любопытства? Нет, нет, госпожа Матильда, здесь скрыто нечто большее, о чем вы, знатные господа, и не догадываетесь. Лопес рассказал мне, что, по мнению всех слуг в доме, этот молодец содействовал побегу госпожи Изабеллы. Теперь заметьте следующее: прежде всего обе мы с вами знаем, что госпожа Изабелла никогда не питала особой склонности к молодому князю, брату вашей милости. Далее – молодой князь убит в ту самую минуту, после которой уже не было бы возврата, – но я, конечно, никого не обвиняю, избави Боже! Шлем ведь упал с неба – так говорит ваш родитель, князь Манфред; однако Лопес и все другие слуги говорят, что этот молодой любезник – колдун и что он похитил шлем с гробницы Альфонсо.

– Прекрати ты свои дерзкие разглагольствования! – потребовала Матильда.

– Как вам будет угодно, госпожа моя, – сказала Бьянка. – И все же очень, очень странно, что госпожа Изабелла исчезла в тот же самый день и что этого молодого волшебника нашли у подъемной двери, которая была открыта. Я никого не обвиняю… но, если бы брат ваш Конрад умер честь по чести, своей естественной смертью…

– Не смей бросать даже тень сомнения на безупречную чистоту моей дорогой Изабеллы, – сказала Матильда.

– Безупречная или не безупречная, как бы там ни было, а все-таки госпожа Изабелла куда-то девалась; зато обнаружен некий человек, которого никто не знает; вы сами начинаете его расспрашивать; он отвечает вам, что влюблен или несчастен, – это одно и то же; да ведь к тому же он говорит, что несчастен из-за других, а бывает ли кто-нибудь несчастен из-за другого, если он в этого другого не влюблен? И, заметьте, сразу же вслед за этим он спрашивает вас, правда ли, что госпожи Изабеллы нет в замке?