скачать книгу бесплатно
– Мы можем отследить и оригинал, так что, возможно, нам удастся вернуть его обратно. В любом случае, я сомневаюсь, что грабитель заинтересуется просмотром старого дневника. И он не сможет его активировать.
– И часто такое случается в метро? – спросила Кэтрин.
– Что? – я покачала головой. – Нет. То есть да, людей иногда грабят. Меня никогда раньше… в общем, в метро безопасно. Но это был не просто воришка, схвативший случайный рюкзак. Он знал, что делает. Ему нужен был дневник. Он видел меня с ним вчера. И я думаю, что у него был медальон, как у тебя.
Кэтрин скептически посмотрела на Коннора, потом снова на меня.
– Ты уверена? Я не думаю, что…
– Нет, я не уверена в грабителе. Но он действительно растворился в воздухе. Дважды. И я увидела медальон под рубашкой Кирнана…
Я остановилась, когда Коннор и Кэтрин одновременно резко и испуганно вздохнули.
– Его звали Кирнан? – спросил Коннор. – Откуда ты это знаешь?
– Да. Кирнан… Данн или Дункан, кажется. Он не грабитель. Он велел мне бежать. Темные глаза, темные волосы, высокий и… – я замолчала, уверенная в том, что уже покраснела. – А что такое? Вы его знаете? Он хотел знать, почему я не ношу медальон. Он сказал мне, чтобы я как можно быстрее добралась сюда, в ваш дом, и что что-то должно произойти, и что он остановил бы их, если мог, чтобы дать мне время.
Коннор и Кэтрин снова переглянулись.
– Кирнан Данн был моим прадедом, – сказал Коннор через мгновение, – и я нахожу маловероятным, что он сделает что-нибудь, чтобы помочь нам.
Я совсем забыла, что у Коннора фамилия Данн, и не думаю, что они похожи, за исключением разве что носа. И Коннор был по меньшей мере на тридцать лет старше Кирнана. Или, по крайней мере, на тридцать лет старше того Кирнана, который поцеловал меня в метро. Я еще чуть глубже вжалась в диван.
– Может быть, тебе стоит начать с самого начала, – предложила Кэтрин.
Я перечислила свои действия с того момента, как покинула дом Кэтрин в понедельник утром, и до того момента, как такси доставило меня обратно к ее порогу. Я опустила несколько подробностей, так как не была уверена, как она отнесется к тому, что Шарлейн читала дневник или к нашим экспериментальным попыткам определить его материал, и я определенно не была готова рассказывать о поцелуе. Это не то, что я хотела бы обсуждать с бабушкой, или, если уж на то пошло, с тем, кто утверждал, что является правнуком парня, который поцеловал меня. Все и так было слишком странно, и я не хотела усложнять ситуацию еще больше.
Закончив рассказ, я повернулась к Кэтрин.
– Веришь ты информации Кирнана или нет, мне нужно знать о том, что происходит. И мне кажется, что папа должен тоже быть здесь. Или мама…
Я чувствовала себя как обвиняемый, заявляющий о своем праве на адвоката, и, возможно, это было недалеко от правды. Я не знала ни Кэтрин, ни Коннора достаточно хорошо, чтобы доверять им, а папа… ну, он мой отец, и я знаю, чьи интересы он бы поставил на первое место. И хотя мои отношения с мамой немного сложнее, она бы сделала то же самое.
– Кейт… – Кэтрин заколебалась, явно подыскивая нужные слова. – Я восхищаюсь тем, что ты хочешь держать своих родителей в курсе. И да, намного вероятнее, что поймет Гарри, нежели Дебора. Но, возможно, тебе следует услышать мою историю. И тогда, если ты захочешь поговорить с Гарри… я пойму.
Она подняла руку и потянула за цепочку на шее, ее медальон упал на темно-красный халат. Синий свет медальона отбрасывал на красную ткань необычный пурпурный оттенок.
– Но ты должна помнить, Кейт, что твои родители никогда не увидят в этой подвеске ничего, кроме странного украшения. Если кто-то из них подержит его в руке дольше пары мгновений, они почувствуют странное ощущение. Такое, что способен почувствовать Коннор или любой другой человек с рецессивным геном. Они могут заметить небольшое свечение. Но ни один из них никогда не увидит этого так, как ты или я. И потребуется время, чтобы убедить их во всем, что мы можем видеть и переживать непосредственно.
Что-то в этом заявлении не давало мне покоя, но я сосредоточилась на ключевом моменте: чтобы втянуть папу в дискуссию, потребуется время. Я не могла избавиться от ощущения, что времени осталось мало. Настойчивость в голосе Кирнана ясно дала это понять, и я не была уверена в том, что мы можем позволить себе ждать, пока папа не окажется здесь и мы не расскажем ему обо всем. И хотя Кэтрин и Коннор, казалось, сомневались в искренности предостережений Кирнана, я была в нем уверена. Возможно, это был мой первый поцелуй, но я доверяла инстинкту, который подсказывал мне, что Кирнан был на моей стороне. Какой бы она ни была.
? 4 ?
– Я родилась в 2282 году, – начала Кэтрин.
Должно быть, на моем лице отразилось сомнение, потому что она быстро добавила:
– Я не собираюсь тратить время, пытаясь убедить тебя в том, что ты уже знаешь, Кейт. Еще до моего рождения, – продолжала она, – было решено, что я стану историком. У моих родителей были небольшие сбережения, и, скорее всего, мои бабушка с дедушкой и бездетная тетя также внесли вклад, поэтому было несколько даров, из которых мои родители могли выбрать. Каждому разрешен один – и только один – выбранный дар. Изначально они распределялись как в лотерее, но деньги – это хороший способ открывать нужные двери в любом обществе. В общем, я довольна их покупкой.
Коннор вернулся из кухни с тремя кружками черного кофе, который выглядел слишком крепким для человека, и большой коробкой печенья, которую он явно съел бы сам, если бы Кэтрин не кивнула в мою сторону. Он отказался от трех пряников – неохотно, как мне показалось, – и положил ноги на низенький столик между креслом и диваном.
Кэтрин продолжила:
– Если бы моя семья была менее обеспеченной или не захотела бы вкладывать деньги в мое будущее, я могла бы получить особые способности к целительству, музыке или какому-нибудь другому ремеслу. Избранным даром моего отца была химия. Избранным даром моей матери была логика, и она много лет работала в ХРОНОСе, программируя компьютеры, которые использовались для отслеживания исторических миссий и анализа собранных данных.
Я сделала глоток кофе, мечтая о капельке молока, чтобы избавиться от жгучего привкуса.
– А что такое ХРОНОС? Это упоминалось в нескольких записях в дневнике.
– Хроноисторическая Разведывательная Организация и Научное Обозревательное Сообщество, – сказал Коннор с набитым печеньем ртом. – Иллюстрация того, что американцы из будущего так же охотно, как и их предки, придумывают именования, чтобы получить красивую аббревиатуру.
– Во всяком случае, – сказала Кэтрин, приподняв бровь, – моя мать любила свою работу в ХРОНОСе, и это неудивительно, поскольку она и все остальные люди моего времени буквально рождены любить свою работу. Но я думаю, что в ее душе был какой-то маленький элемент страсти к путешествиям. Выбранный ею для меня подарок означал, что я увижу разные времена и территории…
– Но, – немного неуверенно прервала я ее, – а как же свобода выбора? Я имею в виду, что если бы ты предпочла стать химиком, как твой отец? Или пекарем? Или…
Кэтрин улыбнулась, но это была улыбка усталого человека. Я поняла, что ей уже не в первый раз задают эти вопросы.
– Да. Но многое говорит в пользу внесения некоторых корректив еще до рождения ребенка. Сколько времени тратится сегодня на обучение детей различным навыкам, которые они не только никогда не будут использовать, но даже и не подумают использовать? Я помню, как твоя мать жаловалась, что ей никогда не понадобится умение вычислять квадратный корень, и даже когда я заставляла ее делать домашнее задание по математике, мы обе знали, что она была права. Не пойми меня неправильно, люди все еще изучают предметы, выходящие за рамки их профессии. У нас все еще есть хобби и увлечения. Но мы все заранее знаем главный маршрут к нашей основной цели, когда путешествие только начинается, мы не сожалеем о цели, и у нас нет никакого желания изменить ее. В конце концов, наша генетическая структура гарантирует, что мы будем гораздо лучше справляться с нашей работой, чем с любой другой, и выполнять ее намного лучше, чем те, у кого не было этого избранного дара.
– Значит, все, чем ты являешься, было предопределено еще до твоего рождения, этим… усовершенствованием?
– Нет. Единственное, что изменили до моего рождения, – это мой избранный дар. У меня есть некоторые природные дары от моих родителей – моя мать могла прекрасно петь, и у меня довольно хороший слух. Как и ты, я унаследовала глаза своего отца, хотя тебе повезло больше – глаза Гарри гораздо ярче.
Коннор наклонился вперед и слегка прищурился, глядя мне прямо в глаза:
– Очень… зеленые, – я не знала, был ли это комплимент и утруждался ли Коннор подобными любезностями, поэтому просто кивнула.
– У меня также есть некоторые остаточные эффекты от выбранных даров, которые получили мои родители. Как и моя мать, я хорошо разбираюсь в компьютерах, – Коннор насмешливо фыркнул, и Кэтрин уточнила, – или, скорее, я хорошо разбираюсь в компьютерах, но не тех, что появились несколькими веками ранее моего времени. Я более чем счастлива позволить Коннору самому разбираться с архаичными грудами гаек и болтов, которые он называет компьютером.
Кэтрин остановилась, чтобы сделать глоток кофе, и снова повернулась ко мне:
– Я правда понимаю твое… беспокойство… насчет свободного выбора, но давай пока оставим это в стороне, ладно? Не я придумала общество, в котором родилась, точно как и ты не придумывала наше, и я вполне готова признать, что у него есть свои недостатки. Я хотела сказать, что дары родителей – все дары, избранные и естественные, – передаются ребенку. Я унаследовала кое-что от своей матери, кое-что от отца, и я приобрела один особый, избранный дар, который я передала твоей матери и который она явно передала тебе, учитывая твою реакцию на медальон.
Я все больше запутывалась.
– Но мама не видит света медальона.
– Это не значит, что она не унаследовала дар. Просто ген рецессивный. Возможно, даже не из-за него она интересуется современной американской историей. На нее и так сильно повлиял Джим. Он был одним из тех профессоров, у которых всегда на кончике языка вертелись исторические анекдоты. Однако в твоем случае эта черта является доминирующей.
– Почему ты так считаешь? – спросила я. – Только потому, что я вижу этот голубой свет? То есть мне нравится история, но я люблю много предметов. Я еще не решила, чем буду заниматься. Я с таким же успехом могла бы заняться математикой или иностранными языками. Или юриспруденцией.
– Дело не просто в интересах, Кейт. Для многих специализированных профессий выбранный дар – генетическое «усовершенствование», как ты его называешь, – несет в себе способность управлять специальным оборудованием, используемым в этой профессии. Я видела тебя вчера на кухне. Ты родилась историком ХРОНОСа, как и я, хочешь ты этого или нет. Я не стану утомлять тебя всеми подробностями моей работы, – продолжала она, – но, в отличие от твоей матери, которая должна изучать свою область через документы и артефакты, я путешествовала по местам, где творилась история. Я специализировалась на женских политических движениях, в основном американских, в основном девятнадцатого века, хотя несколько раз путешествовала и в двадцатый век, чтобы проследить долгосрочные тенденции. Я изучала историю, наблюдая, как Сьюзен Б. Энтони[3 - Сьюзен Браунелл Энтони – американская активистка и борец за гражданские права женщин, сыгравшая в XIX веке одну из ключевых ролей в суфражистском движении США.], Фредерик Дуглас[4 - Фредерик Дуглас – американский писатель, просветитель, аболиционист, редактор и оратор. Один из известнейших борцов за права чернокожего населения Америки, руководитель негритянского освободительного движения.] и Люси Стоун[5 - Люси Стоун – известный американский публичный деятель, аболиционистка и суфражистка, боролась за права женщин.] выступают как публично, так и говорят без зрителей, в то время как я сама маскировалась под кого-то из их эпохи. Чтобы обеспечить… – она взглянула на Коннора и скорчила гримасу, – или хотя бы попытаться обеспечить неприкосновенность временно?й шкалы, в ХРОНОСе ограниченное число историков. Со мной работали тридцать пять, когда я присоединилась к ним в 2298 году. Я заняла место тридцать шестого, который уходил на пенсию. Этот ключ является портативным устройством, которое позволяет возвращаться в штаб-квартиру, когда наши исследования завершены. А дневники были нашим связующим звеном в этой области – быстрый способ получить ответ на любой вопрос, на который не было ответа в предварительном исследовании. На данный момент важно то, – сказала она, – что измененная структура генов позволила мне – и тебе, через наследственность – активировать ключ ХРОНОСа. Или медальон, как ты его называешь. Когда я была на стажировке, я держала ключ в руке и смогла «увидеть» окрестности заданных координат, к которым меня должны были доставить. На каждом континенте есть определенное количество пунктов назначения, установленных в районах, которые, как мы знаем, были стабильными на протяжении всего рассматриваемого нами периода. Например, одной из стабильных точек в этой области является коридор в сенатском крыле Капитолия, избежавший разрушения во время войны 1812 года. Это географически стабильная точка между 1800-м и 2092-м годами.
– А что произойдет в 2092 году? – спросила я. Губы Кэтрин сжались в тонкую линию.
– Коридор перестал быть стабильной точкой.
– Даже не пытайся расспрашивать Кэтрин об этом, – перебил Коннор. – Она начнет донимать тебя своими «все, что тебе нужно знать».
– Вернемся к медальону, – сказала Кэтрин, – он позволяет пользователю обследовать территорию, сделать незначительные временны?е корректировки, если это необходимо, и определить лучшее время для прыжка.
– Так как же ты оказалась здесь сейчас? Ты решила остаться в прошлом? Или это был несчастный случай?
– Это точно был не несчастный случай, – ответила Кэтрин. – Однако все было сделано для того, чтобы это выглядело именно так. Твой дед – Сол, твой биологический дед – устроил диверсию на ХРОНОСе и высадил команды в разных местах. Я должна была переместиться в Бостон, в 1853 год, но… скажем так, я была вынуждена в последнюю минуту внести коррективы. А Сол…
Кэтрин сделала паузу, тщательно подбирая слова:
– Сол связался с неприятными представителями нашего общества, и я совершенно уверена, что он собирался последовать за мной. Он всегда был черно-белым человеком. Ты был для него либо другом, либо врагом, и никакой серой зоны между. Он считал меня предательницей и убил бы, а вместе со мной – хоть и не осознавал этого – твою мать и Пруденс, если бы я не нырнула в 1969 год в самый последний момент.
?
В течение следующего часа я узнала, как Кэтрин начала новую жизнь в 1970-х годах. Она появилась в заброшенном сарае примерно в километре от Вудстока[6 - Вудстокская ярмарка музыки и искусств – один из знаменитейших рок-фестивалей. Вудсток стал символом конца «эры хиппи» и началом сексуальной революции.], штат Нью-Йорк, в середине августа 1969 года, вместо друга-историка музыки, который надеялся посмотреть на Дженис Джоплин[7 - Дженис Лин Джоплин – американская рок-певица, выступавшая сначала в составе Big Brother and the Holding Company, затем в Kozmic Blues Band и Full Tilt Boogie Band.] и Джими Хендрикса[8 - Джими Хендрикс – американский гитарист-виртуоз, певец и композитор. Широко признан как один из наиболее смелых и изобретательных виртуозов в истории рок-музыки.] на фестивале. Одетая по последней моде для назначенного 1853 года, Кэтрин была слишком нарядной для рок-концерта. Надеясь получить хоть какую-то полезную информацию для друга, она вынула шпильки из волос, спрятала в саквояж изысканное платье, перчатки и туфли и отправилась на концерт в одной шелковой сорочке, панталонах и черном кружевном чокере. И все же была намного скромнее многих девушек на концерте, но после нескольких часов в грязи и жаре, по ее словам, ей удалось смешаться с толпой.
– Я несколько раз возвращалась в установленный пункт (сарай) в течение нескольких следующих недель и пыталась связаться со штабом. Но я ничего не видела – только черную пустоту с редкими помехами. Я пыталась связаться, используя один из дневников, которые я брала с собой, но он исчез. У меня было чувство, будто все, что существовало в моем времени, пропало безвозвратно.
– Так почему ты не вернулась в тот день, когда уехала?
Коннор кивнул, сказав: «Я тоже об этом спрашивал».
– Боюсь, вы насмотрелись фильмов. Я не могла просто перескочить из одного места в другое в любой момент времени. Ключ ХРОНОСа позволял мне выйти в заранее запрограммированной стабильной точке и затем вернуться в штаб-квартиру, когда моя работа закончена. Никаких отклонений от маршрута не допускается. К счастью, – продолжала она, – историки ХРОНОСа следовали девизу бойскаутов: «Будь готов». Если мы не могли связаться со штаб-квартирой, то должны были найти способ затеряться и затаиться на год или два. И только после этого, если все еще не вышли на контакт с домом, мы должны были сдаться и попытаться жить нормальной жизнью в нашем новом времени и на новом месте.
С помощью ключа от сейфа, вшитого в нижнее белье, Кэтрин покопалась в саквояже, изначально собранном в 1823 году в банке Нью-Йорка. Она выбрала лучший вариант из множества личностей, что таились внутри, придумала мужа, который погиб во время войны во Вьетнаме, и в течение следующих нескольких месяцев работала научным сотрудником в университете.
Она попыталась найти информацию о других историках, места назначения которых были в относительно недавнем прошлом, включая Ричарда, друга, который поменялся с ней местами и приземлился в 1853 году.
– Мне очень хотелось бы узнать, как он сумел смешаться с толпой, появившись в джинсах-клеш и яркой рубашке. Его одежда идеально подошла бы для Вудстока, но я уверена, что для 1853 года он выглядел довольно нелепо. Однако Ричард всегда был толковым. В итоге я узнала, что он был редактором газеты в Огайо в течение следующих сорока лет, был женат, имел детей и внуков. Это вне протокола, нам было сказано избегать детей любой ценой, но я думаю, что это трудно, если вы застряли в 1850-х годах и хотели жить нормально.
Она вздохнула.
– Он умер в 1913 году. Странно было читать, что он состарился и умер так давно, хотя я видела его всего несколько недель назад. Он был хорошим другом, но, я думаю, он хотел попробовать стать для меня кем-то бо?льшим. Если бы я не была так зациклена на Соле… Как бы то ни было, – продолжала она, тряхнув головой, словно пыталась вернуться в реальность, – я послала письмо внучке, которая ухаживала за Ричардом до его смерти. Я сказала, что пишу историю о журналистах девятнадцатого века и ее дед был одним из тех людей, о которых я проводила свое исследование, и была удивлена, когда она попросила меня приехать лично. Когда я приехала, она сразу же направилась к своему фарфоровому шкафчику и достала оттуда ключ от ХРОНОСа. Она сказала, что ее дедушка был своеобразным экстрасенсом, он сказал ей, что однажды, когда ей будет за семьдесят, женщина по имени Кэтрин может прийти и задать вопросы. Если это случится, Ричард сказал, что она должна отдать мне этот старый медальон и его дневник, потому что я буду знать, что с ними делать. Я отложила ключ Ричарда вместе с другими своими вещами, когда вышла замуж за Джимми спустя несколько месяцев. Он был молодым профессором истории, а я – недавно овдовевшей научной сотрудницей, уже шестой месяц вынашивающей твою маму и Пруденс.
Она мягко улыбнулась.
– Джим должен был родиться в эпоху, когда странствующие рыцари спасали девушек, попавших в беду. Встретив меня, он нашел свою судьбу. Мне не хотелось так быстро выходить замуж. Членам ХРОНОСа было приказано ждать не менее года, прежде чем принять решение о том, как лучше всего ассимилироваться. Но я лучше других знала, что происходящее со мной было не просто техническим сбоем. Мы с Джимом поженились еще до рождения девочек, и они были во всех смыслах, кроме биологического, действительно его девочками. Я не могла и мечтать о более преданном муже и отце.
– Значит, мама ничего не знает? – спросила я. – То есть даже после несчастного случая ты не рассказала ей о том, что Джим не был ее отцом?
Кэтрин выглядела немного удивленной.
– Ты действительно думаешь, что я должна была ей сказать? Она и так была достаточно зла на меня, и рассказывать ей очередную ложь об отце, убитом во Вьетнаме, было бессмысленно. А если бы я рассказала правду, то она посчитала бы, что я сошла с ума. Я сделала то единственное, что могла сделать после смерти Джима, – я попыталась спасти ее сестру от Сола. И я потерпела неудачу.
?
Ее слова объясняли так много всего, и я не удивилась тому, что Пруденс была жива или по крайней мере что Кэтрин верила, что Пруденс пережила катастрофу.
– Мне никогда не приходило в голову, что кто-то из девочек может активировать ключ, – продолжала Кэтрин. – В то время было всего несколько поколений историков ХРОНОСа и… что ж, не то чтобы мы носили оборудование ХРОНОСа при людях. Если дети историков когда-нибудь и проявляли способность активировать оборудование, то мне об этом не говорили. Я хранила ключ в шкатулке с драгоценностями. Не знаю почему. Я бы не бросила свою семью, если бы он вдруг заработал, но я думаю, что он был для меня просто сувениром, напоминанием о мире, который казался мне уже почти нереальным к тому моменту.
Она на мгновение замолчала.
– И я поняла, что Сол совершил перемещение. Он тоже оказался в беде. Думал, что уничтожение стабильной точки ХРОНОСа приведет к свободе, позволит ему переходить из одной стабильной точки в другую, из одного времени в другое, без ограничений. И это могло бы сработать, но… Я все еще не знаю, что произошло в тот день. Однако где бы и когда бы ни приземлился Сол, я совершенно уверена – он обвиняет меня в том, что я разрушила его планы.
Кэтрин перебирала цепочку на своей шее.
– Я никогда не думала, что ключ может быть опасен для девочек. Пруденс нашла его за несколько месяцев до своего исчезновения. Они с Деборой искали старые вещицы для школьного спектакля. Я не знаю, как долго Пруденс держала его и что она видела. Знаю только, что они с твоей матерью довольно сильно поссорились, потому что Пруденс утверждала, что медальон светится зеленым, а твоя мать не могла этого увидеть – она была уверена, что это очередной розыгрыш сестры.
Она остановилась на пару секунд.
– И как ты поступила? – спросила я.
– Я поступила так, как поступили бы большинство матерей: забрала его, накричала на них обеих и сказала, что устала от их глупых споров. Я отказалась принимать чью-либо сторону или обсуждать этот вопрос, когда Пруденс вернулась к нему позже.
Голубые глаза Кэтрин немного потускнели, и она опустила взгляд на свои руки, продолжив:
– Это было ошибкой. Теперь я это знаю. Думаю, она увидела что-то такое… что напугало ее. Может быть, это была та самая черная пустота, которую я все еще вижу, когда пытаюсь его активировать, но вряд ли. Ей начали сниться кошмары, и она была в плохом настроении. Ну, она всегда была немного меланхолична, но… после этого… еще больше.
Слеза скатилась по лицу Кэтрин и упала ей на рукав.
– Я думала, она уже справилась с этим. А потом, через несколько недель, я собиралась отправиться в Джорджтаун вместе с Деборой, чтобы купить ей новые туфли. Была суббота, и Джим повел Пруденс на урок игры на скрипке в кампусе. У Пруденс было слишком хитрое выражение лица, когда она садилась в машину, но я предположила, что это было потому, что она накрасилась ярче, чем я обычно позволяла. Дебора сказала, что она была влюблена в своего преподавателя музыки. Когда они выехали с подъездной дорожки, Пруденс нахально улыбнулась мне и подняла что-то похожее на мой ключ от ХРОНОСа, светящийся мягким оранжевым светом… У нас была только одна машина, поэтому последовать за ними было невозможно. Если бы это случилось на десять лет позже, у нас были бы сотовые телефоны. Я могла бы позвонить ей и сказать, чтобы она немедленно вернулась, чтобы я могла забрать у нее эту чертову штуку. Вместо этого я побежала в свою спальню и начала рыться в ящике комода, где спрятала ключ, и, к моему удивлению, ключ оказался там, где я его оставила. Я решила, что Пруденс, должно быть, нашла похожее украшение, и мы с Деборой отправились в центр города, как и планировали. Но что-то не давало мне покоя… разве Пруденс не говорила, что медальон светится зеленым для нее? Так почему же она купила украшение оранжевого цвета? И все же я не могла придумать никакого другого объяснения. А потом я вспомнила о коробке на чердаке, – сказала она. – Мы побежали обратно к дому. Дебора, конечно, была в ярости, что я передумала после полукилометровой прогулки. Как бы то ни было, я нашла старый сундук с вещами, которые спрятала еще до свадьбы с Джимом, и, конечно же, он был открыт, а ключ Ричарда, подаренный мне его внучкой, исчез.
Кэтрин тяжело вздохнула, затем встала и прошла на кухню. Через несколько минут я услышала, как она впустила Дафну. Собака явно чувствовала настроение хозяйки, такой подавленной я ее еще не видела. Она осторожно подошла к дивану и обнюхала колени Коннора, очевидно, в поисках крошек имбирного печенья. Он выудил печенье со дна коробки и подбросил его в воздух. Дафна поймала его, щелкнув зубами, и растянулась у моих ног, зажав добычу между лапами и обкусывая края.
Я уже собиралась последовать за Кэтрин на кухню, но Коннор покачал головой:
– Она скоро вернется, – сказал он. – Ей трудно говорить об этом.
Я кивнула.
– Моей маме тоже. Кажется, я уже все поняла, в любом случае. Мама сказала, что Пруденс так и не нашли, а ее отец умер в тот же вечер в больнице. Они не знают, почему он потерял контроль над машиной. Не думаю, что маме удалось поговорить с ним, так что, наверное, он так и не проснулся?
– Он говорил с Кэтрин. То терял сознание, то приходил в себя, и…
Он оборвал фразу, когда Кэтрин появилась в дверях; она выглядела хрупкой и усталой.
– Джим говорил со мной всего несколько секунд, только сказал: «Она была там, а потом она просто исчезла. Автомобиль… Я потерял контроль». А потом он крепко схватил меня за руку и спросил: «Куда она пропала, Кэтрин?» А потом Джимми тоже исчез. Не в буквальном смысле, как Пруденс, а…
Она провела рукой по своим коротким седым волосам и прислонилась к стене.
– Медсестра и Дебора были в палате. Я уверена, они решили, что река унесла Пруденс прочь. Что он был не в себе. Но я видела в его глазах замешательство, Кейт. Я поняла, что он имел в виду. Она исчезла. И увидеть, как кто-то исчезает с соседнего сиденья, когда ты никогда не видел ничего подобного… что ж, я не удивлена, что Джим забыл о дороге.
После этого Кэтрин замолчала. Я не знала, что сказать, и почувствовала облегчение, когда Коннор сменил тему:
– Может быть, нам стоит сосредоточиться на том, что случилось с Кейт сегодня утром? Не могла бы ты рассказать нам еще что-нибудь о парне, который забрал твою сумку?
– Мой ровесник, возможно, чуть старше. Кирнан сказал, что его зовут Саймон. На нем была черная рубашка с чем-то вроде логотипа группы спереди, но я не узнала группу. Пухлый… был похож на безнадежного геймера.
– Геймера? – спросила Кэтрин.
– В плохой форме, бледный, редко видит солнечный свет, – сказал Коннор.
