скачать книгу бесплатно
– Давайте без привычек, – буркнул я. – Что-то странное затевается… Кстати, читали его новую статью о Нью-Йорке?
– Да, вчера упала на мыло. Восхитительная работа.
– Это точно, – поддержал Антон. – Выше всяких похвал.
– Жаль, что это был последний материал из кругосветки. По возвращении Матвей еще долго ничего не напишет.
– Зато привезет нам уйму заметок, – ответил я. – И тогда уже мы займемся своим делом. Пора собрать статьи для полноценного бумажного выпуска. Чтоб было как у самых крутых журналов.
– Было бы замечательно, – произнес Слива и, освободив насиженное место, пошел возиться на кухню.
Я машинально завалился в опустевший нагретый угол дивана, впервые за день сомкнув веки. Столько мыслей пронеслось диким гулом и растворилось где-то в забвении, окутав меня на миг пустотой. От сильно хлынувшего расслабления все тело аж вздрогнуло, заставив меня проснуться. Я взвился как ужаленный, подскочив на месте. Оказалось, что, обессиленный неожиданными знакомствами и несостоявшимися встречами, я проспал почти час.
Слива уже варил пельмени, а его друг Антон пытался разблокировать мой телефон. Они оба познакомились с Матвеем в его путешествии по Азии, вместе арендовав соседние комнаты в домике на берегу океана, разговорились, оказались родом из одного уральского города, с тех пор стабильно поддерживали отношения. Им было даже дозволено использовать этот гостеприимный дом при условии содержания его в идеальной чистоте. Слива устраивал тематические вечеринки с такими же ценителями киноискусства, каким являлся он сам. Пару месяцев назад я ходил на такую вечеринку, все смотрели «Касабланку» в оригинальной озвучке, пили коктейли со свежевыжатым соком, слушали старую музыку в современной обработке, типа саундтреков из новых фильмов о «ревущих двадцатых». Антон же водил сюда девушек исключительно для собственного удовольствия, личного жилья не имев по причине своеобразного характера и слабых моральных устоев. И наследственной бедности. Вечеринки были каждую неделю, и, видимо, ковер не пережил одну из таких.
Я закрыл телефон ладонью, пока он его окончательно не доломал.
– Хотел позвонить Матвею, – ответил Антон. – Ты тут целый час проспал. Надо что-то делать.
Исключив все поводы для недоверия и поставив вызов на громкую связь, мы снова услышали слова робота об отсутствии абонента в сети.
– Надо что-то делать, – все сильней волновался Антон.
Он был самым молодым из нас.
В конечном счете я познакомился с этой троицей через наш общий журнал, на который стал работать по велению сердца. Парни же пришли к нему через литературные собрания, на которые следовали за магнетической харизмой Матвея. Ради его общества они посещали эти тщеславные посиделки, где все хвастаются своими будущими достижениями, пытаясь открыть в этом мире еще хоть что-то уникальное. Матвей умудрялся ловить главный смысл общественных трендов, поэтому все тянулись дружить с ним, но получилось только у нас троих, повторявших древнюю историю Александра Дюма.
Но в тот вечер многое изменилось. Это была либо большая игра, либо большая трагедия.
– Позвоним в полицию? – спросил Антон.
– Давай лучше его отцу, – ответил Слива. – Может, он что-то знает? Сейчас только найду записную книжку.
Отец Матвея ничего не знал, разозлился, что его отвлекают в столь поздний час, и мы на ночь глядя заторопились в аэропорт. Я, сразу одевшись, читал новые сообщения в телефоне. Еще был пропущенный звонок от Кати. Судя по оповещению, очень короткий и поэтому подозрительный. После него прекратили поступать ее сообщения. Собравшись с мыслями, я перезвонил в ответ, но монотонные гудки закончились ничем.
Молчаливые парни убирали комнаты дома уже без единой нотки радости, пытались оставить все в идеальном состоянии, будто для выставки или, не приведи боже, грустного собрания всех родственников под одной крышей.
– Я говорил сразу поехать встречать его в аэропорт! – злился Антон.
– Да ты видел, какие там толпы? – кипел Слива. – Ты хоть раз там бывал?
– Побольше некоторых! – Антон швырнул подушку на диван. – Будешь мне рассказывать!
– Конечно, буду. Максим работает допоздна, поэтому решили подождать лишний часок и собраться все вместе, – объяснил Слива. – Не на то обращаешь внимание! Человек пропал! А ты ноешь.
– Да я хотя бы думаю, в отличие от некоторых.
Нервное напряжение, которое эти творческие натуры держали в себе целый час, перелилось через край.
– Ничего ты не думаешь, только портишь. Я больше всех забочусь об этом чертовом дерьме, которое ты называешь журналом!
– О еде ты только заботишься! – нервничал Антон. – Человека просрали, а этот обжора пельмени накладывает!
Они начали драться подушками, как нервные дети с замедленным развитием. Вместо того чтобы принять чью-то сторону, я снова набрал необычной девушке Кате. К моему удивлению, абонент тоже был недоступен. Меня окутало удивительным ощущением дежавю. Каждый раз голос автоответчика повторял одно и то же. Неожиданный удар так расстроил и обессилил меня, что я даже не стал разнимать дерущихся, вышел на свежий ночной воздух, походил кругами и в итоге сел на капот своего автомобиля, залипнув взглядом на уличном фонаре. Старался нервничать как можно сильнее. Беда не приходит одна, и когда она раскрывается всей своей драмой, почему-то хочется оказаться в самом ее эпицентре, лично засвидетельствовать все от и до. Это по-нашему, по-шекспировски. Маска жертвы сменяла маску романтика, а виновато, как всегда, было поколение Х, благодаря своему непобедимому характеру придумавшее все эти проблемы, с достоинством прошедшее через них, но не научившее нас, бесхарактерных, как их решать.
Сначала это поколение всемогущих стариков подсадило нас на мобильную связь, а потом разорвало ее к чертям собачьим. Не дало нам связаться по телефону, поиздевалось, как над беспомощными детьми. Зачем же было ее изобретать? Оторвать от меня двух близких людей за один вечер – это особо тяжкое преступление. Я знал адрес Кати, был полон уверенности в ее отсутствии дома, но все равно решил ехать, проверить, удостовериться.
«Может, они с Матвеем сбежали вместе?» – подумал я. Да нет, полный бред, они даже не знакомы. Наверное. Что я знаю о Катерине? Почти ничего.
Тучи сгущались на невидимом небе, закрытом от нас коварством подлой судьбы.
А что я скажу, если она окажется дома? Очередной детский лепет про заскучавшего паникера, который по каждой мелочи теперь будет ее терроризировать? Чтобы отвлечься, я зашел в соцсети, но ее аккаунт был удален, стал серой бессмысленной пустотой. А с ним и вся наша история переписки оказалась вычеркнута из жизни. Нас заманили к жизни в социальных сетях, но не предупредили, что человеку в них так легко испариться.
Я затянулся бы сигаретой, если бы курил. Пришлось лишь пускать белый пар, укутавшись в воротник куртки, и ждать двух драчунов, которые спешно закрывали обитель пропавшего человека. Слива вышел на морозный воздух с фотографией Матвея трехлетней давности, лежащего на гамаке меж двух деревьев в белой сетчатой шляпе и солнцезащитных очках на груди. При поиске человека любая деталь может оказаться полезной, особенно изображение его улыбающегося лица.
Шел первый час ночи. Я спешно посадил обоих молодых людей в такси, скомандовал сонному водителю ехать в аэропорт, а сам пообещал присоединиться сразу же, как решу один маленький волновавший меня вопрос. Любая большая проблема в человеческой жизни раздувается из крохотной мелочи. И чем больше стала проблема, тем невиннее эта мелочь была. Например, один час наедине, один выпитый кофе и недопитый стакан воды – это ничтожная мелочь в масштабах нашей горящей молодости. А вот постоянные мысли, бесконечные сообщения по каждому поводу, разглядывание ее страницы, ассоциации со всем окружающим – это уже явление с большой буквы. Она меня запутала, свела с ума, и чтобы решить проблему на пике привязанности друг к другу, разрубить гордиев узел, я должен поехать в логово этого необузданного создания. Встретиться с ней лицом к лицу, сказать пару ласковых слов, улыбнуться, спросить, почему оборвала связь. Мы живем в великом множестве параллельных вселенных, так вот в одной конкретной вселенной это было критически важно, и никто не представлял себе жизни иначе. К тому же я просто-напросто затосковал.
Через несколько минут приятной свободы на опустевших, блестящих снегом дорогах я приехал по адресу из памяти. Все осталось как днем прежде. Такие же вывески, здания, фонари. Какая-то мрачная дама в соблазнительном макияже, короткой юбке поверх обтягивающих чулок и крошечном пуховике на мощном бюсте заходила в нужный подъезд. Я заскочил следом за ней и подождал в предбаннике, пока женщина уедет на нужный этаж, чтобы не показаться насильником, затем снова вызвал лифт. Я нервничал, как мальчик на первом свидании, чувствовал озноб, несмотря на теплую куртку, которая не согревала снаружи, зато сердце горело в трепетном предвкушении непонятно чего изнутри. Дверь в квартиру была на своем месте, я помнил, как Катя смущенно роняла ключи. Спустя одни сутки здесь еще витал запах ее духов, так мне казалось. Дверной глазок источал свет и уверенность в скорой развязке.
Я снова набрал ее телефонный номер и после отказа оператора постучал в дверь. Раздался тихий шорох, я стукнул еще. Свет в глазке заслонился, я представил, как девушка заигрывающе смотрит на меня своим самым красивым из глаз. Ничто и никогда так не обламывает, как реальность. Дверь открыл злой мужчина лет сорока в больших тапках, семейных трусах и спальной майке без рукавов, растянутой на груди.
– Ты че, охренел? – примерно так он сказал.
За спиной послышался плач ребенка.
– А Катя дома? – оторопел я.
– Нет здесь никаких Кать! – рявкнул он. – Вали, пока я тебе морду не начистил.
Дверь захлопнулась, свет маленького глазка снова прикрыл его выжидающий взгляд.
Сцена меня шокировала, и все тело в миг онемело. Последовала долгая пауза, после которой я поочередно стал чувствовать свои члены, выходящие из оцепенения, кровь снова побежала по телу, я мысленно сматерился и пулей выскочил на улицу. Осмотрел дом, дорогу от кофейни, знакомые рекламные плакаты, все было на месте. Это казалось невероятным. Один большой сон под покровом реальности. Я умудрился потерять то, что не успел обрести. На огромных пустотах без света и воздуха летал маленький шарик под названием Земля, на котором кто-то разрешил случаться такой глупости. Какой-то жалкий трус, боящийся открыть свое космическое лицо, играл с нами, как африканский колдун с куклами вуду.
Я вытер лицо пригоршней снега, чтобы охладить пыл. Дошел до «Старбакса», посмотрел внутрь через широкие окна напротив вчерашнего барного стола, который еще помнил тепло наших тел. Стоял как одурманенный перед витриной любимой кофейни, пока не привлек удивленный взгляд уборщицы. Это была старая смуглая женщина в серой форме, с длинной лохматой шваброй. Она тоже подошла к окну и стала смотреть на меня изнутри угрожающим взглядом. Так мы и замерли, как два истукана.
Я оказался настолько ошарашен и подозрителен к происходящему, что передавал это ощущение всем окружающим, заражая их энергией недоверия, бьющей из меня, как раскаленные камни из недр вулкана по пролетающим самолетам. Хотелось бросить все и уехать, но, так как бросать было уже нечего, следовало действовать наоборот. Меня обходили на шаг, а может быть, на два. Ох уж эта странная паранойя!
Есть прекрасные мотыльки, живущие один день, бабочки, о которых пел Линдеманн по-английски, бывают залетные гастролеры с корыстными намерениями, бывают ветреные путешественники, сжигающие за собой чужие мосты, но Катя явно не относилась к их числу.
Вот если бы можно было вычеркнуть всего один день, а другой растянуть на всю оставшуюся нам жизнь! Если бы люди летали. Если бы вода превращалась в вино, а из всех уст всегда звучала лишь правда. Мы бы воспарили над снежными небесами, отправились на самый край суши, где всегда светит солнце и дует приятный ветер, построили бы дом из веток заброшенных гнезд на стыке стихий земли и воды и под расслабляющие звуки прибоя качали бы на руках своих маленьких демонов, из которых при большой любви и заботе вырастают прекрасные человеческие создания. Добрые и всегда идеальные.
Глава 2. Одиссея
Всю ночь я провел в раздумьях, ворочаясь с боку на бок. То были странные переживания – с одной стороны, не давала покоя пропажа лучшего друга, с другой – одолевал страх за себя самого, если полиция почует неладное и начнет подозревать всех подряд. Я прекрасно понимал их возможные сомнения в очень странной и запутанной ситуации, главными свидетелями которой могли выступать только мы с товарищами. На некоторое время страх отвечать перед непредсказуемо произвольным законом даже затмил собой пугающие переживания за судьбу человека. Я переворачивал сырую от нервного пота подушку несколько раз, пока сон окончательно не растворился в полусознании. Уже не спящий, но еще и не бодрствующий, я кое-как встал с кровати. На часах было пять утра. Стояла такая глубокая, абсолютная тишина, что ее можно было услышать, вернее сказать, почувствовать. Весь многоэтажный дом спал, город спал, и я не сомневался, что весь наш меридиан затаился в неподвижном небытие. То был загадочный момент перехода между сутками, на который у создавшего мир за шесть дней Бога не нашлось фантазии, поэтому на короткий отрезок времени все погружается в тишину. Мир замирает и перестает существовать, пока идет чернейший экран загрузки нового дня. Я, словно шекспировский призрак, добрел до кухни и нарушил покой вечности шумом кипящего чайника, заварил чай. Из кружки с зеленым пакетиком начал подниматься ободряющий пар, наполняя воздух вокруг себя запахом нового дня. В окнах разными оттенками света блестели, как звезды, уличные фонари – желтые, белые, голубые, образовывали плеяды и туманности в клубах выходящего из-под земли пара. Настоящие звезды, естественно, не виднелись.
После кружки крепкого чая мои мысли вернулись из небытия, а сон временно отошел на второй план. Я почувствовал в себе страх совершить ошибку, не сделав чего-то важного, нужного в этот момент. Только вот что я мог предпринять? Великое множество возможных действий кружили голову, не позволяя выбрать что-то конкретное. Но в любом случае просто лечь спать было самым худшим из вариантов, интуитивно противным, а значит подсознание через отвращение к мятой кровати пыталось дать мне намек. К сожалению, ничего конкретного оно не говорило, лишь повторяя, как мантру, что я обязательно найду Матвея, а может и пропавшую Катю, и что жизнь моя в этот момент только начинается.
Поставив на кухонный стол ноутбук, я стал рыться в электронных письмах от друга, отправленных из разных частей света во время его так странно завершившейся кругосветки. В каком-то из них должен был прятаться скрытый смысл, между строчек или в первых буквах слов. Я по несколько раз открывал сообщения, но ничего необычного не находил. Стал обращать внимание на дату и время отправки, записывая числа, чтобы с ними как следует поиграть, ведь математика – универсальный язык жизни, но потом вспомнил, что в момент написания писем Матвей находился в разных часовых поясах и не стал бы использовать такой метод шифровки – получатель не мог быть уверен, что выбрал верное время. Я обессиленно опустил голову на кухонный стол. Мысли крутились одна за другой в хороводе бессмысленных образов, пока я не почувствовал острую боль во лбу от въевшегося металла. Эврика. Резко подняв голову, увидел с грохотом упавший перед глазами, едва не оцарапавший мой нос железный предмет. Он звонко вернулся на стол, где находился все время, пока я не положил на него голову. Это была связка ключей от старой квартиры Матвея, доставшейся ему в наследство от матери. Он прожил с ней вместе большую часть жизни и теперь не мог решиться продать старую память. Вместо этого он часто прятался там от всего мира в порыве неконтролируемого вдохновения, а через несколько дней выдавал очередной журналистский шедевр. Перед кругосветкой он оставил мне ключи, просто, на всякий случай. Это была зацепка, ключ – в прямом и переносном смысле слова, в квартире должна была ждать подсказка, указывающая на верный путь поисков. Но подобно Антону и Сливе, которые вечером так и не решились поехать на известные в городе вписки Матвея, боясь оставить улики и привлечь к себе нежелательное внимание, если дело примет фатальный уголовный окрас, я тоже боялся приближаться к любому возможному месту его проживания. И без того слабое алиби прошедшего вечера могло полностью раствориться в пучине закона, утянув в нее и меня.
Я смотрел на две лампочки на кухонном потолке, словно желая получить их совет, полностью растворялся в ярком свете, от которого даже не отдает болью в глазах, и внезапно придумал, что могу попросить далекого родственника Матвея сходить в его тайное гнездышко, якобы беспокоясь, все ли с ним хорошо после долгого перелета. Алиби это не разрушало, а выбор подходящего человека сделала за меня генеалогия – у друга в этом городе был только один родственник – двоюродная сестра. Ее звали Ирина или Марина, и мы никогда не общались. Пять часов утра – не самое подходящее для знакомства время, но я уже завелся и не хотел спать, теряя драгоценные минуты, а скорее всего, и не смог бы.
Достав из корзины для фруктов два яблока и смешав кофе с порцией кипятка, я вернулся к ноутбуку, чтобы точно вычислить девушку. В век цифровых технологий и при полном отпечатке личности в интернете задача оказалась проще простого. Выборка из электронных друзей Матвея, сверка по возрасту и образованию – и вот я уже вижу перед собой Ирину Никитину двадцати пяти лет в белом купальнике на берегу моря, на не менявшемся с прошлого лета аватаре. Она была похожа на образ с их совместной с Матвеем фотографии, год назад случайно мною увиденной. Всегда жизнерадостный и общительный, он резко менялся, когда речь заходила о семье, при любом личном разговоре будто чувствовал себя не в своей тарелке, пытался уйти от темы, и единственное, что я узнал о его сестре, – это имя. Он вообще никогда ничего не говорил о семье, словно ее и нет. Такие мрачные и отсутствующие отношения с родственниками скрывали в себе какую-то тайну, его очередную загадку. Прилетев прошлым вечером и испарившись, он из человека с плотью и кровью превратился в сплошную головоломку. А я, завороженный феноменом Баадера – Майнхоф, теперь видел тайну во всем, что касалось пропавшего друга. Внезапно такой близкий и знакомый человек превратился в клубок интриг, который следовало развязать.
За сбившимися в кучу ночными мыслями прошло двадцать минут. Я уже знал адрес и телефон Ирины, но обращаться к незнакомой мне сестре Матвея было еще очень рано. Время тянулось тем медленнее, чем я пытался его подогнать. Устав любоваться ярким светом лампочек под потолком, я решил проехаться по городу под спокойную утреннюю музыку, которую обычно крутят по всем радиостанциям. Оделся я не очень тепло, но машина быстро прогрелась, а по радио заиграли самые неспешные композиции кантри, которые принято смаковать в самом конце долгой ночи под остатки виски, горького, как наша жизнь. Сам факт езды по пустым темным улицам наполнял спокойствием и наслаждением, как во время длительной медитации. Я бесцельно проехал пару-тройку кварталов, откинув тяжелую голову на спинку водительского кресла, удерживая руль одной вяло свисающей вниз рукой. Не придавая маршруту никакого смысла, я начал осознавать, что он идет по местам, так или иначе связанным с Матвеем. Так же сильно, как он, мне в душу запала его загадка, даже инстинкты не могли от нее оторваться. Проехав несколько нарушавших покой черно-белой ночи светофоров, я оказался перед зданием Белой башни. Такой высокой и притягательной казалась она в ночи, что я, засмотревшись на одноногого, опирающегося на трость бетонного исполина, в последний момент повернул вместе с огибающей башню дорогой. Смотря на некогда самое высокое здание Уралмаша, я вспомнил, как вместе с Матвеем поднимался на самый верх. Сам бы я не решился, но безудержный поток энергии, коим являлся мой друг, потянул меня ввысь, что наполнило мою жизнь очередным ярким событием. Мы тогда участвовали в городском квесте, отгадывая зашифрованные по всем районам места со спрятанными в них подсказками местонахождения следующих точек. Одна из них оказалась отмечена на Белой башне. По-летнему мягкий воздух грелся на зеленой траве, а задорный, игривый ветер охлаждал отдыхавших на пикнике вокруг этого архитектурного памятника. Наша команда долго рылась на первых этажах, не понимая, где именно искать ключ, но Матвей потянул всех на крышу, найдя первым искомый предмет, а заодно и сделав несколько памятных фотографий с нами в защитных касках поверх испуганных лиц. Заново переживая приятные вдохновляющие эмоции, я остановился перед башней и достал телефон. Палец тянулся открыть папку со старыми снимками, но сильнее ностальгического порыва был двойной страх лишиться друга, с одной стороны, и стать этому свидетелем или, не дай бог, обвиняемым – с другой. Я открыл социальную сеть на сохраненном контакте Ирины и увидел, что она наконец-то в сети. В семь часов утра многие просыпаются на работу, значит первые общие черты этой девушки начали складываться у меня в единый образ уже тогда.
Я написал что-то вроде скомканного приветствия, деликатно представился другом ее двоюродного брата и рассказал, что случилось в общих чертах, не нагнетая обстановку кипящими во мне эмоциями. Сообщение еще долго висело непрочитанным, одиноко смотря на меня со светящегося в темноте экрана мобильного телефона. Я снова вернулся из красочных летних воспоминаний в леденящее душу утро. Лежащий кругом снег крупных городских улиц не светился ярким светом надежды в удачном конце истории, как вокруг моего дома на окраине, до которого не доезжали посыпочные машины с реагентами и песком. Все вокруг томилось в угрюмом сером пейзаже, похожем на фотофильтр старого нуар-фильма, и даже включенные всю ночь фонари не могли наполнить окружающее пространство светом. Без ностальгических иллюзий, связанных с присутствием в этом месте Матвея, Белая башня казалась унылым столбом-переростком, тонущим в мертвенных испарениях уходящей на глазах ночи. На окружающей лужайке для пикников лежал размешанный с грязью перестарелый снег. Серые прямоугольники окружающих однотипных хрущевок создавали ощущение бесконечности жизни именно в этом ее заурядном и угнетающем виде. Один лишь экран телефона светился, как сердце Данко, оставаясь для меня единственной возможностью продолжить поиски.
Потом оказалось, что Ирина была в сети пять минут назад, видимо, посмотрев пришедшие за ночь сообщения, после чего отправилась заниматься своими утренними делами. Я беспомощно ждал ее возвращения. Мимо пронеслись несколько первых такси, знаменующих начало жизни нового дня. При новом взгляде на телефон я встретился глазами с девушкой, пока виртуально. Она без особого энтузиазма ответила, предложив позвонить Матвею на сотовый. Что ж, никто не говорил, что будет легко. Понимая, что терять нечего, я принялся настойчиво объяснять необходимость заглянуть к нему в гости. Потеряв несколько драгоценных утренних минут, Ирина, возможно, из вежливости предложила встретиться через час у нее на работе, прислала адрес и исчезла из сети. Такое глупое утро с глупыми поисками и перепиской могло бы раствориться в насыщенной истории жизни, не оставив следа, но интуиция мне подсказывала, что это начало какой-то большой и долгой дороги. Словно всю жизнь прожив в коконе, я почувствовал, как внезапно в спине прорезаются крылья, а тело тянется к нитям судьбы. Только бы они не оказались нитями паутины.
Находясь в замешательстве от рождающегося внутри дуализма привычного тела и совершенно новой вылупляющейся души, я поехал по медленно светлеющим улицам города, небо над которыми по всем законам нуара уже меняло свой окрас с черного на серый. В нашей стране безмолвный художник Бог не всегда берет цветную палитру.
По дороге я взял в круглосуточном KFC кофе и сэндвичи с мясом, которые мне тут же вручили в толстом утепленном картоне прямо через открытое водительское окно. Любое знакомство, особенно деловое, следует начинать горячим напитком и сытной едой. К тому же я совсем забыл подкрепиться, и неизвестно, какие события ждали меня впереди. Улыбчивая кассирша мастерски отточенными словами пожелала хорошего дня, смотря сквозь меня в какую-то беспробудную пустоту жизни серыми заспанными глазами. Я подобно джойсовскому Улиссу продолжил свою короткую одиссею, богатую на крошечные бессмысленные события, которых в любой самый будничный день можно найти превеликое множество, стоит лишь присмотреться к вещам повнимательнее, углубляясь в них, как в бесконечно повторяющиеся при увеличении фигуры множества Мандельброта. Опасаясь застрять в безостановочной дихотомии одного конкретного утра, я пытался выбраться из стягивающего меня страха за себя и Матвея, но все пространство вокруг, как и время, будто сужалось и не давало выйти за его пределы, чтобы спокойно посмотреть на ситуацию со стороны. Стараясь не нагнетать панику в своей голове, я пытался дышать медленно и расслабленно. Это дало плоды, и нервное напряжение стало медленно уходить, позволяя гораздо спокойнее продолжить свой путь.
Отражаясь светом приборной панели в лобовом стекле автомобиля, я ехал к месту работы Ирины – цеху в складском районе Екатеринбурга, вдалеке от спальных районов и магазинов. Заводская улица кишела мрачными черными фурами, полнилась синими выхлопными газами и серым стоячим смогом, который ветер ленился по утрам разгонять. Я проехал через длинный коридор пара из канализации и дыма от круглосуточно работающих производственных зданий, изредка освещаемых яркими фонарями, но свет этот не внушал ничего хорошего, делая темноту за своими границами еще более мрачной и пугающей. Зрачки, привыкающие к белому, не видели почти ничего в остальных местах. Небо затягивала дымка тумана, смешанного с тягучими, словно прилипшими к городу, облаками. Я проехал самый насыщенный предприятиями район и на его окраине, ближе к окончательной серой пустоте загородного пространства, на одной из последних имевших название и отображавшихся в навигаторе улиц, я увидел аккуратный, маленький свежеокрашенный синий цех, укрывшийся в череде одинаковых безжизненных зданий, которые всегда обрамляют собой естественные границы любого крупного города. Официально очерченная стоянка возле здания была заполнена еще теплыми, не покрывшимися инеем автомобилями прибывших на работу сотрудников, но я с легкостью припарковался на пустой, почти никому не нужной окраинной дороге. Длинная фура, с трудом завернувшая сюда с прилегающей трассы, остановилась задом у входа в цех, и несколько грузчиков резво стали забирать из нее тонны замороженных овощей своими автоматическими погрузчиками. В восемь часов утра город, как единый слаженный организм, наполнялся работой каждой из составлявших его миллионов живых, взаимосвязанных друг с другом клеток. Не заглушая двигатель, я вылез из теплого салона автомобиля, держа в руках два пластиковых стакана свежего кофе. Ирина уже шла ко мне, показавшись со стороны кабины длинной и неуклюжей фуры. На ней были короткие зимние сапоги, темно-синие джинсы, плотная белая куртка с пуховым воротником и серая шапка поверх черных волос. Лицо было гладким, без явных морщин, но ничем особо не привлекательным – обычное, проходное лицо, которое с трудом можно запомнить. Взгляд ее был недоверчивым, а движения аккуратными, она видела меня в первый раз.
Одновременно с личным знакомством в офлайне я предложил девушке кофе, и мы на морозе выпили первый и последний в нашей жизни общий напиток. Сесть в машину погреться она уклончиво отказалась, ссылаясь на работу и множество дел.
– У нас с утра сейчас самый аврал, – сказала она хриплым прокуренным голосом, как у подростка с окраины любого города. – Не уверена, что это хорошая идея. Мы с Матвеем совсем не общаемся с тех пор, как я вернулась из Омска.
Она, видимо, там училась или что-то вроде того. Такой незначительный факт показался мне не заслуживающим пристального внимания. Я продолжал настаивать, что маленький родственный визит не создаст никаких проблем. Для убедительности я покрутил в руке запасной ключ от квартиры Матвея, который он так любезно оставил.
– Не знаю вообще, я тебя первый раз вижу, – не унималась Ирина. – И с братом мы вообще не ладим, мы как чужие друг другу. Два инородных предмета на едином генеалогическом древе.
Так или иначе, как следует давить на совесть я мог, к тому же мог вызвать изрядную долю жалости, так что девушка перестала прямо отказывать.
– Ладно, может, я смогу выделить время, но тогда мне понадобится помощь, чтобы развезти до обеда всю нашу еду.
Ирина работала в компании, занимающейся кейтерингом – готовкой и доставкой еды, в основном в крупные и малые офисы на постоянной основе по договорам. С восьми до одиннадцати часов каждого буднего дня они жарили и варили десятки блюд на промышленной кухне – наборы из супов, гарниров, десертов, диетических комплектов, вегетарианских, постных, всех прочих, а потом доставляли проголодавшемуся офисному планктону. Работа невесть какая, но Ирина говорила о ней с придыханием и уважением к собственному труду, чувствуя гордость и собственную важность. Потом отведенное на перекур время закончилось, и она побежала обратно в контору – синее окрашенное здание, в котором уже кипела работа над разгруженными из фуры овощами.
Первое утро нового месяца окончательно вступило в свои права над городом, разогнало черно-белый нуар, привнесло новый оттенок мартовской желтой сепии, будто совершив скачок из тридцатых годов 20-го века в пятидесятые. Началась оттепель. Под прямыми лучами солнца иней на машине таял и стекал тонкими змейками, а грязный, пролежавший с ноября снег на улице заблестел непонятно откуда взявшимися белыми огоньками – это растаявшие снежинки по-иному преломляли свет. Все это было похоже на обложку альбома Dark Side of the Moon. Я взял отгул и хотел съездить домой принять душ или поработать со статьями, но, отпив половину кофейной кружки, едва успел поставить ее в держатель для напитков у подлокотника и медленно, но неотвратимо сладко уснул.
То была внезапно нахлынувшая дремота, во время которой чувствуешь и воспринимаешь почти все происходящее, но никакого интереса к нему не проявляешь. Я замечал, как засыпаю, и одновременно с этим полностью лишился сознания. Время перестало идти куда бы то ни было – скорее, я мог идти по нему в любом направлении, назад или вперед, пребывая одновременно в каждой точке трехчасового пространства, на которое закрылись глаза. Нервное напряжение просто вырубило тело, я был везде и нигде. Затем, как говорится, ко мне постучали.
Дернувшись, как при ударе током, я подскочил на водительском кресле, ударившись одним из пальцев о руль. Слева, за дверным стеклом, я отражался неизвестным лицом с женскими чертами и даже косметикой. Проморгавшись, я признал в нем Ирину, самую обычную и непримечательную внешность которой не запомнил при первой встрече. Она сдержанно улыбалась и махала рукой, постукивая костяшкой указательного пальца по моему стеклу. Ответным жестом я пригласил ее садиться со стороны пассажира. Удивительно, но даже насмотревшись на фотографии девушки в соцсетях перед знакомством, я так и не смог запомнить ее. Загадочная и во многом ценная внешность, за которую многое отдадут спецслужбы любой страны, использующие незаметных шпионов. Талант может появиться откуда не ждешь.
– Поможешь мне загрузить всю эту еду? – открыв правую дверь, спросила Ирина. – За два часа это надо доставить в несколько точек.
Ее маленькая машинка оказалась припаркованной прямо перед моей, а рядом стояла большая тележка со сложенными утепленными коробками для еды.
– После обеда мне надо вернуться на работу и фасовать заказы для корпоратива, – продолжила она, – так что даже не знаю, как нам успеть к твоему другу… И моему брату.
Понимая, что выхода нет, и смотря в ее ожидавшие одного-единственного ответа глаза, я галантно предложил отвезти заказы вместе – на моем более быстром и вместительном автомобиле – и помочь ей поднять в офисы тяжелые коробки, сэкономив тем самым необходимое время. Она одобрительно кивнула, довольная тем, что смогла использовать меня с выгодой, еще ничем не помогая.
Коробки оказались тяжелыми и при первом касании холодными, но, когда в попытке удержать большой вес я сжимал руки сильнее, плотно прижимая внутренние свертки фольги, начинал чувствоваться нестерпимый жар, из-за которого едва не уронил первую упаковку. Потом смог приноровиться и погрузил оставшиеся три штуки в багажник. Время теперь снова бежало, не давая остановиться или вернуться назад, поэтому девушка быстро села на пассажирское кресло, подгоняя меня хриплым прокуренным голосом. А я стоял возле своего автомобиля на окраине Екатеринбурга, наконец покинув пределы кокона окружавшего меня страха и посмотрев на ситуацию со стороны. Возле каких-то производственных зданий я проспал все утро в машине, в которой теперь сидит незнакомая ранее девушка, а в багажнике лежит результат трехчасовой работы целой компании, который я теперь должен вместе с ней доставлять. Зачем все эти глупости? Ради чего? Конечно, ради Матвея, но можно ли было сделать иначе? Увы, самый верный способ устроить то или иное дело мы никогда не узнаем. Обречены действовать наугад, стараясь, чтобы среди ошибок не было повторения уже совершенных.
– Ну ты едешь, Максим? – спросила Ирина, и я поехал.
Она сидела в машине немного скованно, и вся ее открытость общения и дружеские подталкивания заключались лишь в необходимости быстро и качественно выполнить свою работу. Девушка наслаждалась ею, даже находясь рядом с незнакомцем, помогавшим без особого энтузиазма. Она в любом случае была рада, что странная встреча и совместная поездка, на которую согласится не каждая девушка, поможет выполнить свои обязанности чуть быстрее. Этот стимул чувствовался в ней всю дорогу. Я удивлялся.
Мы вывернули на Московскую и поехали на север к бизнес-центру «Аврора», где должны были разгрузиться к полудню. Широкая дорога без пешеходных переходов позволяла разгоняться, взвывая двигателем; зимняя резина шоркала по реагенту, стуча его ошметками по кузову автомобиля. Звуковое представление длилось десяток секунд, затем приходилось тормозить перед каждым светофором, вставая в короткую пробку желающих побыстрее разобраться со своими будничными делами. Мы ехали наскоками, как кавалеристы, от одной точки к другой. Ирина оставалась неразговорчивой и, чтобы разбавить тяжесть молчания, мне приходилось переключаться между радиостанциями, лавируя между рекламой и болтовней ведущих. Под музыку сидеть с незнакомым человеком в машине было легче, и мы могли оставаться погруженными каждый в свои мысли.
Солнце окончательно поднялось над домами, достигнув такого уровня своего слепящего могущества, что решило показать его всем людям, не желая более прятаться за городскими постройками. Задремав утром в ожидании Ирины возле ее работы, а затем резко проснувшись, я мигом переместился из тягостной мрачной ночи в яркий ослепительный день. Ленная слабость сразу сменились энергией бодрости, заряжая электричеством солнечной батарейки. Душевная хворь отступила под натиском дел, навалившихся на меня вместе с новой знакомой, и появилась надежда избавиться от внутренних демонов страха, выпущенных на свободу пропажей лучшего друга, и нарушившей такой хрупкий баланс чувств и эмоций. Тогда я еще не догадывался, что на несколько месяцев оказался выбитым из колеи и возвратиться обратно поможет страх гораздо больший, чем в тот момент, а помощь незнакомой девушке окажется самым невинным поступком в поджидавшей меня впереди череде безумных событий, какие годами копятся на верхушке гор наших противоречий и, если их вовремя не преодолеть, набравшись веса, снежным комом летят вниз. А мы с Матвеем только и занимались оттягиванием решительных поступков, плыли по течению жизни, не замечая, как тяжелеем под грузом ошибок. И когда течение перестает нас держать, остается лишь нервно барахтаться в надежде поймать новый баланс.
Молчание погружало в мысли, опасно поселившиеся в голове и быстро размножающиеся в тепле человеческого мозга. Поняв, что слишком накручиваю себя, я сделал несколько медленных вдохов и постарался расслабиться. По радио играла хорошая музыка, за окном светило солнце, и город даже окрасился несколькими цветами, развеяв душевный нуар на несколько теплых дневных часов.
– Вот «Аврора», – сказала Ирина, указав на круглое синее здание из стекла с примесью разноцветной мозаики, как на картинах Герхарда Рихарда, – объедь вокруг и стань в переулке.
Синий цвет бизнес-центра символизировал небо, а прямоугольные вкрапления разных цветов походили на радугу в стиле конструктивизма. Понимая, что занимаюсь самообманом, я все-таки принял скромный знак судьбы и почувствовал, как на лице появляется теплая улыбка, беззаботно прожившая там несколько счастливых секунд, пока вечно бдящее подсознание не прогнало ее восвояси.
Весь центр города, в том числе переулки, был платным для долгой парковки, но двадцати минут, предоставляемых на оплату, нам должно было хватить для доставки еды. На улице оказалось намного прохладнее, чем в теплом уюте, созданном печкой внутри машины, и мы энергично, чтобы не замерзнуть, занялись работой. Я выгрузил нужное количество еще теплых коробок, а Ирина подготовила документы. Вокруг сновали увлеченные делами люди, не обращая на нас никакого внимания. Не зная, как надо себя вести, я остерегался придирчивых взглядов, будто какой-то преступник, боящийся сделать что-то не так. Впрочем, ситуация оставалась неловкой лишь для меня, а сестра Матвея, подобно всем окружающим, делала все привычно, гордясь своим местом и пользой для общества. В конечном счете через несколько минут я тоже смог стать шестеренкой огромного механизма города, работающего как часы.
По переулку, ведущему от парковки ко второму входу в «Аврору», я шел с коробкой позади Ирины, несущей нужные документы. Внутри здания я оставил ее возле поста охраны и вернулся к машине за второй упаковкой еды, весившей около десяти килограмм, но сложенной в такой большой неудобный прямоугольник, что принести за раз я мог только одну утепленную изнутри коробку. Пешеходы почтительно расступались, позволяя мне почувствовать часть беспредельной гордости, которую испытывала Ирина на протяжении нашего короткого знакомства. Оформив временный пропуск, мы погрузились в лифт и поднялись на нужный этаж, где кипела работа крупной консалтинговой компании, состоящей из десятков работников, желудки которых, какими бы профессионалами их владельцы ни являлись, уже требовали подпитки. Мы поставили коробки у входа в офисы, раскрыли и вынули из них парящие теплыми запахами обеденные наборы, плотно запечатанные в фольгу. Я помог девушке пересчитать каждую порцию и повторно свериться с необходимым заказом, но почти все делала она сама. Мое присутствие выиграло ей минут пять от силы, которые я потратил на возврат за второй упаковкой в машину. Хотя, будь Ирина одна, ей в любом случае пришлось бы проделать такой двойной путь. И точно так же подписать документы на посту охраны и в офисе на пятнадцатом этаже, а затем разложить и пересчитать порции бизнес-ланча. Я просто оказался путающимся под ногами помощником, который в лучшем случае лишь компенсировал потраченное на меня время. Стало понятно, что девушка просто переложила на меня физическую нагрузку и затраты на бензин. Если учесть, как внезапно я ворвался в ее жизнь и начал просить об услуге проверить квартиру брата, оказавшегося ей глубоко безразличным, такой обмен услугами был более чем равноценным. С этими мыслями я стал таскать коробки с гордостью и самоуважением за ответную помощь, которую получу не просто так, а в оплату за честно проделанную работу. Мы вернулись в машину с двумя одинаково сияющими самодовольными лицами.
В некоторых частях города обед уже начинался, поэтому мы торопились успеть в два оставшихся места, благо они были рядом друг с другом, поэтому было достаточно оставить машину где-то посередине и не искать лишний раз свободное парковочное место. В обед город кишел транспортом и толпами спешащего куда-то народа, становилось тесно, критически не хватало пространства и кислорода, то был ад мизантропа. Мы долго пытались повернуть возле дендропарка на Куйбышева. Пока наша длинная полоса желающих совершить неудобный всем другим участникам движения маневр простаивала в ожидании нужного сигнала светофора, слева от нас колыхались зеленые ели, сохранившие цвет в течение долгой, высасывающей краски зимы, которая, если ее вовремя не закончить, оставляет после себя серое ледяное безмолвие. Но, слава богу, деревья с иголками в очередной раз выдержали испытания и пережили белый плен. Не зря древние люди праздновали новый год в начале весны. Для них весна была освобождением из сжимающихся лап голодной смерти, а для нас освобождением из пробки стал зеленый сигнал светофора. Чтобы не заниматься дальше сравнением разных эпох, я решил развеять гнетущую тишину.
– Не знал, что вы почти не общаетесь с Матвеем. Иначе не стал бы тебя беспокоить и отрывать от дел.
– Без почти, – ответила Ирина, скромно держа руки на коленях. – Мы совсем не общаемся. Мы с ним разные.
– Конечно, не хочу лезть не в свое дело… – намекнул я, ведя машину по Куйбышевскому мосту через Исеть.
Но вместо ответа девушка лишь вздохнула.
– Поверни направо и ищи место для парковки, – сменила она тему.
Пока я следовал ее указаниям, в мысли стало закрадываться подозрение о неправильности происходящего, будто я пошел по ложному пути, выбрал какую-то глупость в попытке узнать о пропавшем друге. Все было лучше тупого бездействия, но был ли это самый подходящий способ поисков? И вообще, кого я больше ищу? Матвея или потерявшегося себя? Как и следовало ожидать, на мои вопросы не существовало ответа. Многие бегут от себя к чему-то более вдохновляющему, чтобы выбраться из рутины, если воображение, конечно, им позволяет. Иные же, вроде меня, не могут выбрать, куда бежать, поэтому бегут за кем-то, кто точно знает свою цель. Лишившись Матвея, я потерял и его цель, за которой вместе с ним следовал, словно тень. Теперь он пропал, и я бегаю на месте, как хомяк в колесе, занимаясь развозом пищи с молчаливой незнакомкой. По крайней мере, могло быть и хуже.
Как только заняли единственное пустое место на уличной парковке, Ирина сразу всучила мне документы.
– Без десяти час, – сказала она, выпрямляя потрепанные бумаги. – Если пойдем вместе, то не успеем, поэтому надо разделиться. Я понесу коробку в торговый центр, а ты иди в «Небо», тут за углом.
Удостоверившись, что я понял, где находится моя цель, она схватила свою часть груза и быстрым шагом последовала вверх по улице, ища удобную возможность ее перейти. Простояв минуту без дела, я пытался вспомнить, было ли на ней обручальное кольцо, когда она снимала перчатки в машине. Вроде бы нет. Идущая ко мне спиной, виляющая обтянутыми джинсой бедрами, девушка казалась мне помешанной на работе трудоголичкой, требующей в отношениях с парнем такой же беспрекословной ответственности и дисциплины, что никакой кандидат не мог под это подстроиться. Тогда я еще не понимал, по каким именно признакам вычислял одиночек, но они очень сильно бросались в глаза. Не успев подумать, могло ли у нас с Ириной что-нибудь получиться, я услышал гневный крик от обернувшейся на другом конце квартала девушки и быстро принялся за дела.
Бизнес-центр «Небо», куда скромнее предыдущего, находился перед большой парковкой, за которой текла речка со старой набережной. Грязных, с налипшим снегом машин стояло так много, что вид портился целиком и полностью, но я помнил, как красиво гулялось здесь в теплый летний выходной день, когда вся парковка и дорожка над водой были заняты лишь мягкими заботливыми лучами яркого солнца. Я понял, что зимой – а март здесь определенно зимний месяц – работать доставщиком ланчей мне не нравится, и сделал усилие над собой, чтобы осуществить свой первый и последний заказ. Выходящий из офисного здания человек придержал дверь и помог мне протиснуться с уже не обжигающей руки коробкой. Еще кто-то придержал лифт, и я вовремя добрался до нужного этажа, получив подпись заказчика за минуту до крайнего срока. Уже опытными движениями разделил слипшиеся от жара свертки фольги, сверил названия. Два куриных бульона, котлеты с пюре, пять мисо-супов, гарниры из печеных овощей, шесть порций грибного крем-супа с сыром и два вида свеженарезанных салатов к каждой порции, лежащих отдельно от горячего. Принимавший заказ удивленный клерк среднего возраста с сединой на висках ожидал увидеть Ирину, но я выдумал объяснение, что сегодня мы подменяем друг друга на соседних точках, после чего мужчина передал мне заготовленную заранее шоколадку и я ревниво, сквозь зубы, пообещал, что передам презент адресату. Не имея конкретных романтических целей, я злобно отнесся к попыткам другого человека сблизиться с девушкой, которая сегодня со мной. Пусть даже мы с ней незнакомы и почти не общаемся, но это наш день. Пусть клерк ждет своего. С этими мыслями я покинул здание бизнес-центра.
Вечно голодные черные птицы перелетали над людьми, садясь на обрубленные конечности изуродованных бензопилами тополей. Несчастные покалеченные деревья оставляли соответствующий отпечаток в душах угрюмых, неулыбчивых пешеходов, встречавших меня тяжелыми пустыми взглядами. Как осторожные звери, не доверяющие ничему, кроме своих зубов, они существовали в одном на всех городе, но делали вид, что никого рядом нет, живя каждый в невидимом пузыре своей собственной реальности. Я шел к машине между чужими людьми и оставался чуждым для них. Даже Ирина, с которой мы уже познакомились, не впускала меня в собственную версию окружающей нас жизни. И самое обидное крылось в том, что я был точно таким же замкнутым на себе, отрешенным, как и все, мизантропом. Лавируя в море людей, я оставался в пустыне эмоций. Будто кто-то в масштабах целого города открыл клуб глухонемых эгоистов с примесью садизма и мазохизма по отношению к ближнему своему, если тот вдруг ослаб. В таком обществе, если кто-то пытается залезть на следующую ступень пирамиды Маслоу, все общество хватает его за ногу и тянет назад. Вместе с недостатком света после долгой зимы я испытывал и недостаток общения.
– Успели? – спросил я у Ирины, в очередной раз пытаясь разбить стеклянную стену между нами.
– Да, спасибо. Теперь у меня всего час на обеденный перерыв и снова надо работать.
– У меня с собой сэндвичи, а чай или кофе можем прикупить по дороге к Матвею, – прямо напомнил я об утренней просьбе. – Кстати, вот еще шоколадка от какого-то седеющего клерка из офиса.
– А, спасибо, – даже не засмущалась Ирина.
Девушке некуда было деваться, и целый час своей жизни она теперь была вынуждена посвятить мне. Безликое в утренней темноте лицо теперь окрасилось рабочим румянцем и налилось солнечным светом. Линии носа, рта и бровей наконец позволили мне запомнить этот женский образ. Ранние морщины вокруг рта и на лбу, гусиные лапки у накрашенных век не вызывали дикого желания покорить девушку своим жарким мужским началом, но и не отталкивали от себя так сильно, чтобы не захотеть познакомиться с ней. Идеальный маленький подбородок под тонкими линиями губ был самой красивой частью ее лица, аккуратная шея пряталась в воротник плотной куртки, на время закрывающей от обзора тело Ирины, лишь с бедер снова показывая ее достоинства во всей репродуктивной красе. Для меня стакан был наполовину…
– Может, поедем уже? – спросила она с пассажирского сидения, отогревая дыханием замерзшие без перчаток тонкие пальцы со свежим красным маникюром.
