banner banner banner
Я все еще жив!
Я все еще жив!
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Я все еще жив!

скачать книгу бесплатно

Я все еще жив!
Еркебулан Улыкбеков

Сборник начинающего талантливого автора Еркебулана Улыкбекова, в который вошли повести, рассказы и подборка избранных стихов. Эта книга – исповедь. Когда душа говорит не только с Богом, с собой, но и с читателями. Надежды, выраженные наивно и, в то же время, зрело, говорят нам о необходимости быть чувственным, что за последние десятилетия утрачивается. А это, как считает автор, отражается не только в жизни человека, но и всего человечества. Книга содержит нецензурную брань.

Я все еще жив!

Еркебулан Улыкбеков

© Еркебулан Улыкбеков, 2022

ISBN 978-5-0056-1787-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я ВСЕ ЕЩЕ ЖИВ!

Предисловие

Много воды утекло с тех пор, как я впервые помечтал о писательской судьбе. Утекло, потому что я пишу в стол, не считая соцсетей, и моя заветная мечта всё реже мелькает передо мной. Но вот незадача… один мудрец сказал, что, писать нужно, когда невозможно не писать – так и получается. Пишу разное: и стихи, даже, чаще всего стихи, и прозу порой, что выразилось в этом сборнике (вся проза была написана в 2020 году, когда карантин позволил закрыться в своей квартире, не стесняясь, что кто-нибудь ненароком упрекнет тебя в лени), и всё это благополучно публикуется в социальных сетях, где, честно говоря, мало кого интересуют мои творческие конвульсии, а временами и что-нибудь годное.

Почему «Я все еще жив»? Да, конечно я нужен близким, Богу, себе, но вот совсем не покидает чувство отчужденности, что порой так и хочется закричать согласно названию этого сборника. Вы, как и я, смею надеяться, заметили, что мы привыкли много улыбаться и жать друг другу руки, и очень мало говорить по душам. Смею заверить, человечество утратило эту способность… по крайнее мере, большая часть нас говорить по душам не умеет, или не хочет потому что боится. Что может обнаружить наша душа нашим глазам? Приятное, безусловно, будет, но, в большей степени, мы столкнемся с огромным заброшенным садом, где сорняки не пололи, потому что хозяин этого сада давно ушел в шумный город страстей, хлебов и красок. Ушел, но обещал вернуться. Мы так и бродим в городе этом, а сад наш цветет, не цветет – черт его знает. И вот представьте такую ситуацию: кто-то вдруг останавливает нас посреди грандиозного города и говорит: «А покажи мне, что ты есть?». Хамство, не так ли? Или же то самое – разговор по душам, о котором мы благополучно забыли? Что надо этому юродивому? Я? Я? Ну, я банкир… торговец… тамада… копирайтер… а еще недавно стал работать учителем, мне двадцать восемь исполнилось… что? Счастлив ли я?..

Наверно, я буду счастлив, когда вернусь домой, отчищу свой сад от скверны и приведу в порядок драгоценные цветочные клумбы, и чтобы малина цвела, яблоки, посажу клубнику, овощей каких-нибудь, и наконец-то пойму, что я бежал из дома, но нигде, кроме как в этом доме, в моей душе мне не будет покойно. Я могу свой дом построить, я же могу свой дом разрушить. Главный вопрос – на чем основан мой дом?

Я все еще жив

Вереница звёзд проплывала мимо. Спал я? Спал ли?.. сигнал. «Приди» точка. «Приди» точка. «Ты нужен нам» точка.

Именно в тот момент, когда я смотрел на землю с пятого этажа, пытаясь понять, больно ли, вереница светил шепнула мне это. «А ещё кому-нибудь я нужен?» точка. «Ты нужен нам» точка.

Я отошёл от окна. Дома никого. «Откуда вы? И давайте без точек!».

– Мы – Превосходные.

– От чего?

– В отличии от вас.

– Мы настолько плохи?

– Если бы не были настолько, то ты бы не услышал нас.

– А Фрейд на этот счёт имеет свою точку зрения… – смеюсь.

– И какую же? – смеются.

– Это психика защищается от пагубного давления одиночества.

– То есть Мы нереальны?

– Ну… а где Вы?

– В звёздах, что вереницей мчаться по свету и светом являются сами.

– С каких это Вы, б…, планет? Быть может это Сусанин?

– Кто, кто?

– Я говорю, не желаете ли Вы завести меня в белую горячку?

– Тяпни… – послышалось.

– Что?!

– Мы сказали, вряд ли, ты сломаешься от нашего контакта. Мы желаем тебе мира.

– Обоснуй!

– Не умирай.

– Спасибо…

– Ты спишь.

– Я был только что у окна и видел вереницу звёзд, глашатаями которых Вы являетесь.

– Открой глаза!

Открыл. Слюна бежит. Подушка пахнет ею. Иду на кухню пить купеческий. Звезды плывут. Говорят, это Маск запустил спутники. Интересно, есть ли жизнь на Марсе?

*

Я пью чай, который заварил себе сам. Раньше такой заваривала жена. Но после того, как я заболел раком простаты, она не примирилась с удручающим прогнозом врачей и ушла от меня. Поэтому я сам завариваю себе чай. Сижу, курю и думаю, почему это я вдруг решил поразмыслить о суициде? Ведь путь на тот свет заказан, не так ли? Наверняка, эти вспышки космических сигналов, голоса звездных посланцев, ни что иное, как побочный эффект от химиотерапий. Благо, что мне позволяют дорабатывать свой век, торгуя кредитами… Пастор наверняка не одобрил бы мое ремесло. Если капнуть глубже, то банковское дело может существовать лишь на прибыли, получаемой от нуждающихся потребителей, но, когда человеку хочется есть, он готов накинуть ярмо неудобоносимое на плечи кого угодно, хоть старушки с орденами. Была одна такая… Интересно, что с ней? Зачем ей кредит? Мало пенсии, чтобы есть или платить за коммуналку? Если так, то я благодетель, дарующий деньги других просящих… Вот увидите, пришлецы, наступит день и меня турнут, а платить за химию станет нечем, и я просто запрусь дома и буду ждать, пока Вы не материализуетесь из параллельной вселенной и не спасёте меня. А что там на счёт метемпсихоза? Может я переселюсь в тело новорожденного пса или мухи? В первом случае я буду получать тумаки от вредного хозяина или же есть дорогой корм от богача (и посему он добр), а во втором – сяду на кусок дерьма и… фу! К черту! Давайте лучше к Вам! Только не инженером, и не банкиром. Я хочу быть писателем… хочу писать Ваши легенды о любви. Описывать альтернативы наших роз, филигранно выписывать наименование морского бриза – сэрнар, рондегар, плезэниум – какие-нибудь мелодичные звуки побудят тысячи Превосходных к стихам, к страсти, но особенной страсти, которую мы не ведаем… И вообще, знаете ли Вы, что такое секс? Или это что-нибудь из области духовного слияния, когда ничто физиологическое не омрачает Ваш разум, а? Я мог бы считать себя и ламой, когда бы не мучительная тяга к женщинам… А вот и будильник… Глажу рубашку, галстук. Только бы не блевануть на людях… на часах ещё шесть. Есть время выпить ещё пару чашек. Подумать. Подумать, какого это там – откуда никто не возвращался и куда все мы так боимся уйти.

*

«Да, пускай! Пускай будет так! Пусть будете Вы, Превосходные! Никогда никого не разочаровывающие! Никого не предающие! Верующие в нас, в меня без остатка! И пусть даже по Фрейду! К чертовой матери страх галлюцинаций! Я желаю всем сердцем своим видеть эту реальность и никакой другой! Я выбираю знать, что есть Превосходные, есть лучшая жизнь!», – так я кубатурил за чашкой купеческого, сознавая, что и я не из этой, по всей видимости, планеты. Нибиру, быть может… О ней ведь писал Друнвало Мельхиседек? Откуда я знаю его? Откуда столько сведений про какие-то там исчезнувшие цивилизации? Тяга к ним… Крестный говорит, что это попытка укрыться от действительности. Что ж… это мое право.

И я лёг обратно в кроватку. До начала рабочего дня ещё три с половиной часа. Три с половиной, Карл! Это вечность, данная моей безграничной фантазии! И я буду создавать грандиозные миры с растениями целебными, водой слаще мёда, миры, где лев дружит с антилопой, а человек сыт и без хлеба, где араб обнимает еврея, а русский украинца, где не разводятся, где дети не умирают от голода, миры без священников и религий, без шовинизма и преступной злобы ко всему чуждому! Вот такие миры я буду создавать, в которых нет необходимости оправдывать жестокость и катаклизмы, поскольку их нет. Есть только безграничная, безусловная любовь, никто не умирает и не плачет…

Только я проспал… Блевота растекалась по подушке, и мама будила меня. Видимо, боялась, что я скончался.

– Мам, я не хочу умирать! Мам! – так я простонал и зарыдал как девчонка.

Она обняла меня крепко, как только могла, но не соврала как обычно делают в таком случае сказкой о том, что я обязательно поправлюсь. Не знаю… пожалуй, она чувствовала правду.

– Мама, ты веришь, что я поправлюсь?

– Я не знаю, сынок.

– Может это наказание за вероотступничество? – спросил я, лёжа в ванне, обессиленный, обезжизненный… почти.

– Так бы, наверное, сказал твой пастор! Но знаешь, что? Ну их всех нахуй! – выругалась мать и вышла из ванной. Она не хотела, чтобы я видел ее слабой.

– Мам, принеси мне сотку.

– Зачем она тебе? – кричала мама, и торопливо набирала скорую.

– Предупрежу в банке, что не смогу выйти. – ответил я, прекрасно понимая, что больше никогда в банке меня не будет. «Если ты, Всемогущий и Милосердный, все-таки соизволишь исцелить меня, клянусь, что я стану писателем! Клянусь, что я больше никогда никого не обману и не буду совсем торговать, ни кредитами, ничем бы то ни было! Только, пожалуйста, Иисусе, дай мне исцеление», – так вырвалось, что я опешил. Не зря видимо, говорят, что к молитве побуждает Святой Дух. Может Превосходные и есть Святой Дух, только более модифицированный что ли?

– Пора-пора-порадуемся на своём веку

Красавице и кубку, счастливому клинку!

Пока-пока-покачивая перьями на шляпах,

Судьбе не раз шепнём мерсибоку! – распелся и три раза шлепнул по воде. Затем попел Магомаева, Группу Крови, Мой Рок-Ролл. «Черт возьми! А я оказывается хорошо пою. Нет, не только писателем, я бы стал писать песни и исполнял бы их… слышишь Иисусе? Превосходные?». Молчание. И даже мамы не слышно. А нет, вру, в вентиляции слышно, как воробушек чирикает. Мы живем на пятом этаже, последнем. Видимо воробушек решил свить себе гнездо на чердаке. Только бы грубые электромонтёры не раздавили яйца… да, сейчас бы глазунью из трёх яиц, с бекончиком, белой фасолью в томатном соусе, хлебный квас… м-м-м… мурлычет, и даже мысль о еде выворачивает. Б…! Просто поесть! Познакомиться со студенткой магистратуры, снова махнуть в Паттайю! Но не эта дрянь, Господи! За какие дела?

– С нами тебе будет намного лучше, Макс! – шепнули Они.

– Где Вы?

– Мы везде. Мы наблюдали за тобой всегда, и ты назначен для очень важного дела.

– Так возьмите меня сейчас!

– Слышишь?

– Что?

– Макс, ты что, не слышишь? Открой дверь! – кричала испуганная мать, – скорая приехала. Все, хватит! Никакой работы! Ты будешь лежать в больнице!

– Мама, дай позвонить в банк.

– Я позвонила. Больше ты там не работаешь.

«Иисусе, ты услышал мои молитвы!».

*

Медсестра была довольно симпатичной. Но ей наверняка было неприятно ухаживать за нами… подгузники эти, слюнявчики, капельницы, ведерки на всякий случай…

А имя какое! София…

– Вы знаете как переводится ваше имя? – спросил я на одной из процедур. Она посмотрела на меня бездонными чёрными глазами и не ответила, – знаете… теперь ведь всё равно, так что скажу. Если бы я не умирал, то приударил бы за вами, София!

Она улыбнулась и на щечках ее показались дивные ямочки.

– София – это мудрость в переводе с древнегреческого.

– Оу, так вы у нас знаток древних языков? Может и латинский знаете?

– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti, – сказал я благоговейно и тихо.

– Amen. – шепнула она.

– Знаете, если бы я не умирал, то сделал бы вам предложение.

– Вы думаете, что смерть – это конец, но при этом сказали то, что сказали. Как так?

– А Вы не допускаете, что всё это лишь попытка утешить себя?

– Наступит час, Макс, и вы сами потребуете исповедания и причастия. Просто так на латинском не говорят… мне пора. О нашей беседе ни слова – главврач убьёт.

– Договорились, мудрейшая!

И она ушла. Одно из немногих обстоятельств, утешающих меня здесь, в пропитанном медикаментами учреждении, где и тело твоё, и одежда и самый дух через неделю пребывания станут вонять больницей.

– Пора сдаваться, Макс. Тебя никто не осудит.

– Слышал бы Вас мой босс. Может быть Вы не в курсе, но мы – земляне помешаны на мотивационных книгах, но, впрочем, для меня все они – аферисты.

– Макс, пора сдаваться…

– А что если я не хочу?

– Смерть – это только начало…

– А что дальше? Дальше легче? Дальше лучше? Дальше тише? Спокойней? Радостней? Мне нужны гарантии, что я иду в лучший мир! Гарантии!!! – вскрикнул я неимоверно. Сбежались медсестры.

– София где?

– Она занята. Что-нибудь передать?

– Скажите ей одно – credo…

– Что это значит?

– Просто так и передайте. Она поймёт.

«Credo… In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti… Amen», – так я шепнул себе и глаза мои дрогнули. Так тихо стало и я услышал шелест листвы за окном, переливающейся золотистой краской вечернего мая, щебетание птиц окутало мой слух – вот они мои гарантии, – это бесконечное небо над просторами родного города, эти монументальные краски всего и вся, огромные груди земли, альпинисты на них, ледники грудей, горные реки, нектары цветочные, пчёлки трудящиеся, мирные люди…

*

Всех пациентов собрали в «холле развлечений». Сперва мы посмотрели «Пролетая над гнездом кукушки», и остроумный старик Дэн сравнил меня с Макмерфи. «Убью», – ответил я. «Да брось, чего ты ломаешься, как целка. Зато сумасшедшие живут!», – констатировал Дэн и засмеялся своим фирменным ослиным гоготанием. Признаться, я не обижался на его шуточки. Напротив. Даже завидовал. Ему ни по чем. Иной раз мне казалось, что Дэн в больнице стал по-настоящему счастливым человеком, знающим точно, что скоро наступит его час. А это значит, что вне стен нашего братского смертного одра он был глубоко одинок и жизнь его тяготила… Так мне иногда казалось. Пусть смеётся сколько захочет – со смертника все взятки гладки.

Затем промелькнул какой-то посредственный боевик. Кто-то попросил выключить его, но большинству он оказался по вкусу. Да и мне не охота было заморачиваться.

Вдруг, свет погас… «Ну нет. Ради Бога! Только не это!».