скачать книгу бесплатно
– Тот, о ком я думаю, – таинственно ответила Павлова и засмеялась.
Мы дошли до березовой рощи. Черно-белые стволы деревьев уходили здесь прямо в небо, под высокими березами топтались дети, они казались еще меньше на фоне таких великанов.
– Сколько народа! – удивилась Павлова и повернула прямо в рощу.
Я внимательно рассмотрела всю толпу – никого из старшаков в роще не было. Я узнала всего двоих ребят: белобрысого Зотика и щуплого черноголового Кирьку, остальные ребята были мне незнакомы. Все шумели, обсуждая что-то.
Березовая роща отделяла наши участки от соседних. Давно некрашеный забор подпирали крепкие стволы деревьев, толстенная цепь замком скрепляла покосившиеся створки ворот. Между ржавых прутьев воротины металась фигурка мальчика, похожая на зверька, вылезающего из клетки.
– Назад! – кричал кто-то. – Лезь обратно!
– Не может он – голова застряла!
– Теперь только пилить!
– Пилить болгаркой! По-другому никак!
– Бедный Вовчик!
Голова мальчика, торчащая из ворот, находилась в березовой роще, тело – на территории соседних участков. Вовчик, так называли мальчишку ребята, тянул голову на себя, но уши упирались в ржавые прутья. Со стороны происходящее напоминало цирковой фокус, который должен был получиться, но что-то пошло не так.
Я заметила, что внизу расстояние между прутьев шире, чем сверху. Для того чтобы освободиться, Вовчику нужно было всего лишь присесть. Я начала искать глазами Дашку, чтобы поделиться с ней своей догадкой, но ее нигде не было. Дашка и Павлова исчезли из березовой рощи.
Рядом со мной стояла незнакомая девочка, худая и сероглазая. Я потянулась к ней и прошептала:
– Скажи, чтобы он присел. Внизу шире.
– Скажи сама, – отмахнулась девчонка.
Я отрицательно покачала головой, сказать о своей догадке было невозможно. В школе учительница приводила меня в пример всему классу как человека, олицетворяющего собой слово «скромность». Когда на переменах все носились по коридорам до пота на лбу, я спокойно стояла у окна. Все самое интересное происходило в моей голове.
Вовчик вспотел, покраснел и чуть не плакал. Я дернула девчонку за рукав. Ну же!
– А ты опусти голову пониже, – наконец-то произнесла она. – Внизу пошире будет.
Обессиливший Вовчик начал опускать одеревеневшую шею вниз, и когда до земли оставалось совсем чуть-чуть, он попробовал отклониться назад. Ворота разжали свои железные кулаки, и счастливый Вовчик повалился на землю.
– Молодец, Саша! – заголосили ребята. – Сообразила!
Отдышавшись, Вовчик побежал в противоположную сторону улицы, где почти всегда была открыта калитка. Остальные ребята тоже стали расходиться. Я и сероглазая девочка остались вдвоем.
– Ты Саша? – неуверенно начала я.
– А ты двоюродная сестра Дашки и Димки? – спросила она, кивая.
– Троюродная, – уточнила я. – Наши бабушки родные сестры.
– Почему сама не сказала?
– Я тут никого не знаю, – замялась я. – А Дашка пропала куда-то…
Мы выбрались из березовой рощи и пошли бродить по улицам. С Сашей оказалось очень легко. Так же легко бывает в пятницу после уроков, когда идешь из школы, а впереди выходные. У нас впереди было почти все лето. Я удивилась, узнав, что Саша ровесница Павловой. Оказалось, дело не в возрасте, просто некоторые люди подходят тебе, как кроссовки твоего размера, другие малы, а третьи купили на вырост, и их лучше отложить до следующего года.
Мы болтали и смеялись, пели Титомира, и Саша вдруг спросила:
– Дашка бросила тебя в роще, да? Вы же вместе пришли?
Я опешила и обреченно кивнула:
– Раньше я хотела иметь сестру, а теперь не очень. А ты одна у родителей?
– Одна, – ответила Саша тихо. – Но есть двоюродный брат.
– Как зовут?
– Сашка!
– Сашка-брат и Саша-сестра! – мы обе захохотали.
Потом Саша задумалась о чем-то и стала очень серьезной.
– Только вот я не с родителями живу, а с бабушкой и дедушкой, они – мои опекуны.
– А родители?
– Маму лишили родительских прав, а папа умер.
Слово «умер» она произнесла легко и нежно, как будто он просто уехал куда-то и умирать совсем не страшно.
Я не знала, что говорят в таких случаях, и молчала.
– Смотри, – Саша показала на два завитка на висках. – Это от папы! Он был кудрявым.
Мы не заметили, как подошли к нашему солнечному, будто желток, дому. Изнутри раздавались удары молотка – это дед обшивал вагонкой стены комнаты. В то лето этот стук слышался отовсюду – кругом достраивали дома и возводили заборы. Удивительно, но на этот звук никто не обращал внимания: днем под него дремала малышня и кемарили старики, он был очень важен для дачи и незаметен одновременно, так же, как бывает важен и незаметен стук сердца.
У участка мы увидели Димку, окруженного толпой ребят. В его растопыренных пухлых ладошках лежали конфеты – леденцы монпансье были сложены в кульки из салфеток, по несколько разноцветных штук в каждом. Ребята брали себе по одному свертку и тут же разворачивали, пробуя содержимое. Мы с Сашей тоже взяли по кулечку, а последний Димка засунул в карман своих шорт.
Я положила один леденец в рот, и тут со своего участка вышел Гошка Соколов. Он всегда появлялся неожиданно – все самое интересное на даче случалось внезапно и заставало врасплох. Гошка с интересом посмотрел на кульки в наших руках и спросил совсем по-детски:
– А мне?
Недолго думая я отдала ему свои конфеты. Это был порыв, жест, который моя рука совершила быстрее, чем я сама поняла что делаю, и мне тут же захотелось провалиться сквозь землю, так сильно я была смущена. Продолжать стоять рядом с ребятами было невыносимо. Я ушла в дом, не попрощавшись с Сашей, и мне казалось, что все смотрели мне в след и читали мои мысли.
Глава 4
После знакомства с Сашей жизнь моя стала ярче, как будто в радуге, возникающей над дачей после дождя, появились новые цвета. Гулять Саша выходила нечасто и ненадолго, дома ее всегда ждала куча обязанностей: мыть посуду и полы, полоть грядки и собирать все то, что заводское садоводство гордо называло «урожай».
Зато вечерами, когда она выходила, а я заезжала за ней на велике, как карета за золушкой, каждая прогулка превращалась в бал, который золушке и не снился. Саша садилась на мой велик, я запрыгивала на багажник, и мы летели по дачным улицам навстречу лету, и ветер, запутавшись в волосах, еще долго оставался с нами, чтобы скоро лечь на подушки, наполняя сны благодатью.
В тот день Саша появилась в нашем палисаднике вместе с другими девчонками – на даче снова происходило что-то интересное, настолько, что даже я не смогла усидеть в хозблоке. В палисаднике я увидела Сашу, Дашку, Павлову в джинсовой панаме, сестер Мухиных – Риту и Женьку, Сашину соседку Светку по кличке Пчелиха и Асю из дома №1 по Первой улице.
Думаю, именно Асе жилось на даче тяжелее всех. Она ходила, чуть приседая, припадая то на одну, то на другую ногу, и мыски ее тряпочных тапочек смотрели не вперед, а друг на друга. И в лице ее было что-то натянутое, напряженное, как будто неправильность мышц начиналась сверху, растягивая чуть в стороны черты ее подросткового лица.
Порой, встретив Асю на улице, я думала, что помочь ее беде было бы очень просто, будь мы все марионетками кукольного театра. Всего-то и нужно размотать спутанные нитки, идущие от рук и ног Аси, а кукловод упустил это из виду, заставив ее играть весь спектакль скрючившись.
Никогда Асе не удавалось пройти незамеченной мимо Голубева и компании, даже издалека ее всегда выдавала походка.
– Кривоножка! – кричал ей вслед Голубев.
– Ася-кривоножка! – подхватывали остальные ребята.
А она продолжала идти, не меняя направления, ее губы струнками вытягивались в улыбку, а в глазах читалось недоумение: «Да что вы опять?», «Хватит тебе, Славка!».
Как бы на даче ни обижали друг друга дети, равных в этом не было Славке Голубеву – направо и налево он сыпал самыми гнусными шуточками и оскорблениями. Лучше было не встречать Голубя на своем пути, а точнее, не попадаться на его. Славкины глаза, карие с прищуром, всегда смотрели остро, будто выискивали самое слабое место, чтобы побольнее в него уколоть. Больше всего на даче я боялась встречи именно с ним.
– Даш, точно можно? – спросила старшая из сестер Мухиных, Ритка, когда я вошла в палисадник.
– Точно-точно, – отозвалась Дашка. – Давайте место искать.
– Что происходит? – наклонилась я к Саше.
– Собираемся строить шалаш в вашем палисаднике, – заговорщически ответила она.
Девчонки разбрелись в разные стороны, осматривая кусты и деревья в поисках подходящего места.
– Идея! – прокричала Дашка, и все обернулись. – Давайте прямо здесь!
Посреди палисадника стояли сколоченные дедом, потемневшие от времени деревянные качели.
Дашка уперлась рукой в их основание:
– Как вам? Сиденье с крючков снимаем!
Дашкину идею тут же подхватили девчонки.
– Класс!
– Накроем сверху целлофаном и покрывалами!
– Здесь сделаем вход!
– Девочки, несите материал!
– У кого что есть?
– Зонтики!
– С миру по нитке!
Под вечер в нашем палисаднике вырос странной формы шатер. Наброшенные на качели покрывала по краям подпирали длинные палки, пленка от теплицы была расстелена сверху на случай дождя, вход в шалаш располагался между двумя складными креслами, стоящими спинками друг к другу, поверх которых лежал раскрытый зонтик – мой личный вклад в общее дело.
Девчонки с гордостью рассматривали результат своего труда, настала самая приятная часть – шалаш должен был принять первых гостей. По очереди все заползли внутрь и расселись на лежащих на земле бревнах. Места было в обрез, мы упирались друг в друга коленками и мысками кроссовок.
– Хорошо сидим, – сказала Ритка Мухина и выглянула в щелку между двумя покрывалами.
– Замечательно! – подтвердили девчонки. – Классно!
– Кто о чем мечтает, девочки? – спросила Ритка и почти шепотом добавила. – Кроме хороших отношений с соседями, – и хитро улыбнулась.
Я тоже выглянула в щель между покрывалами и не поверила своим глазам. В соседнем, Гошкином палисаднике стоял еще один шалаш. Сразу было ясно, что строили его не девчонки, очень уж добротно он был сделан и замаскирован. Издалека его можно было принять за стог сена, вблизи же становилось ясно, что весь сверху донизу он укрыт еловыми ветками. Вот это да! Теперь все встало на свои места и смысл Риткиной фразы про отношения с соседями наконец-то дошел и до меня. Неспроста девчонки стали строить шалаш именно в нашем палисаднике! Здесь, совсем рядом, стоит шалаш ребят, и, наверное, в нем точно так же, как мы сейчас, они сидят кружком, и среди них Гошка. Сердце мое заколотилось.
– Ну так что, девочки, кто о чем мечтает? – повторила свой вопрос Ритка.
– Я мечтаю о барби, – первой дала ответ ее младшая сестра Женя.
– Я хочу собаку, – ответила Павлова и натянула на брови свою панаму.
– Я хочу, чтобы на даче все было как раньше, – сказала Дашка и скосилась в мою сторону. – Меньше народу, больше кислороду!
Я даже не успела обидеться, потому что с ужасом думала о том, что же придется отвечать мне, когда дойдет очередь. Разве мечта может быть всего лишь одна? Я вот, например, тоже хотела барби, но больше мечтала о том, чтобы Дашка снова дружила со мной, как раньше. А последнее время в моей голове почему-то застрял Гошка. Но мысли о нем еще не успели превратиться в мечту, я просто перебирала в памяти все наши встречи, словно пластмассовые бусины, и они вдруг начинали превращаться в драгоценные жемчужины.
– Я мечтаю об операции, – прервала мои мысли Ася. – Вот сделаю операцию, и ноги мои станут прямыми, и ходить я буду ровно, как все.
Девчонки сочувственно посмотрели на Асю и замолчали, это тебе не барби и не собака, здесь дела серьезные.
– В Америку надо ехать, – вставила свои пять копеек Пчелиха. – Такие операции только там делают.
– Неправда, у нас тоже делают! – ответила ей Дашка, и я уже не первый раз заметила, как же она любит поспорить.
– Конечно, делают, – поддержала Дашку Ритка Мухина. – У нас в стране самая лучшая медицина! О чем мечтаешь ты, Саша?
– А я знаю о чем, – опять влезла в разговор Пчелиха. – Она хочет каждый вечер приходить к Пашке слушать магнитофон, и чтобы им не мешали посторонние вроде меня!
– А вот и неправда, – защищалась Саша. – Слушай со своим Пашей что хочешь, хоть магнитофон, хоть как гремят ведра в колодцах!
– Тихо! – оборвала всех Дашка. – Слышите?
Все прислушались, в соседнем палисаднике кто-то кукарекал.
– Позывные! – догадалась Ритка и попыталась издать похожий звук, но безрезультатно. – Девочки, кто может так же?
Девчонки пытались свистеть и пищать, но ни у кого так и не получилось прокукарекать как следует. Несколько минут мы сидели в растерянности, и тишина повисла над нами под потолком-покрывалом.
– Да что мы как дети, – заключила Павлова, встала с бревна и, распахнув покрывала, как кулисы, вышла наружу.
Остальные девчонки выбрались из шалаша вслед за ней.
Нас осталось двое, я и Саша, с облегчением мы смотрели друг на друга.
