скачать книгу бесплатно
• Ярость: Я покраснел от гнева (расширение кровеносных сосудов);
• Повышенная чувствительность и раздражительность: Горячиться;
• Нервозность или страх: Мои волосы встали дыбом (пилоэрекция).
Кожа как средство выражения характера контакта:
• Абстрактный контакт: «Носиться с идеей», лелеять или играть с идеей, или наслаждаться идеей;
• Эмоциональный контакт: Это тронуло мое сердце;
• Агрессивный контакт: «Касание!» (Используется в фехтовании); ткнуть пальцем в кого-то;
• Сексуальный контакт: Целоваться и обниматься, сойтись с кем-то, щупать кого-то, ласкать, обнимать;
• Социальный контакт: Быть тактичным, иметь социальные льготы, избегать любых соприкосновений (с законом).
Экспрессивная функция пота:
• Потеть над чем-то (работать или добиваться в чем-то успеха с большим трудом);
• Досл.: В поте нутра своего (очень тяжело работать).
Экспрессивная функция рук:
• Жесткая рука (строго контролировать что-то);
• На руках (как карты на руках);
• Схватить на чем-то за руку (поймать за провинность);
• Рукопашный бой (противники находятся на близком расстоянии друг от друга);
• Исполнить желание, «прикоснуться к небу руками», «мечта ставшая реальностью».
Кожа, как символ идентичности:
• Любить (или не любить) конкретного человека; втирать кому-то что-то неправильное;
• «Оказаться в шкуре Иуды», Иуда предатель; «шкура дьявола»;
• Кожа и кости (чрезвычайно худой);
• Спасти свою шкуру (спасти свою жизнь);
• Разобрать кого-то по кусочкам (сплетничать о ком-то).
Кожа как выражение идентификации:
• «Хотелось бы/не хотелось бы оказаться в вашей шкуре», оказаться в положении другого человека.
Экспрессивная функция волос:
• «Он теряет волосы, но не свои уловки»; Старого пса не обучить новым трюкам;
• «Бросать седые волосы на ветер», разбрасываться предостережениями (делать что-то запретное или опасное, используется, как правило, в сексуальном смысле);
• Это стоило мне нескольких седых волос (что-то вызывает проблемы или беспокойство).
Кожа как выражение защиты или отсутствия таковой:
• «Нужно быть жестче» или «загрубеть» (приобрести опыт, чтобы не быть чувствительным и уязвимым);
• «Она настолько хрупкая, что вам можно только смотреть на нее, но не прикасаться» (Так говорят о тех, кто очень хрупок, все время на что-то жалуется и постоянно напряжен);
• Где кулак, там и кость (так говорят о чем-то, что другой расценивает как очень болезненное);
• Быть раздавленным, «лишиться кожи» (быть чрезвычайно чувствительным, ощущать себя лишенным кожи, чувствовать себя ранимым);
В заключение, вот некоторые цитаты из Фрейда, имеющие отношение к коже как эрогенной зоне и к эротической функции контакта, которые могут быть полезны читателю, интересующемуся данным вопросом:
1. Сосание пальца появляется уже в раннем детстве и может продолжаться в зрелости или даже сохраняться всю жизнь. Оно заключается в ритмичном повторении сосательного контакта ртом (или губами). Речь не идет о процессе приема пищи. Часть самой губы, языка или любой другой доступной части кожи – даже большой палец ноги – могут быть использованы в качестве объекта, с которым реализуется сосание (Freud, 1905а, p. 179–180).
2. Сексуальные проявления этой эрогенной зоны, относящейся к действительным половым частям, составляют начало позднейшей «нормальной» половой жизни. Благодаря анатомическому положению, раздражению выделениями, мытью и вытиранию при гигиеническом уходе и благодаря определенным случайным возбуждениям (вроде вползания кишечных паразитов у девочек) ощущения удовольствия, которые способны давать эти части тела, неизбежно обращают на себя внимание ребенка уже в младенческом возрасте и будят потребность в их повторении. Если окинуть взором всю совокупность имеющихся приспособлений и если принять во внимание, что мероприятия для соблюдения чистоты едва ли могут действовать иначе, чем загрязнения, то нельзя будет отказаться от взгляда, что благодаря младенческому онанизму, от которого вряд ли кто-нибудь свободен, утверждается будущий примат этой эрогенной зоны в половой деятельности. Действие, устраняющее раздражение и дающее удовлетворение, состоит в трущем прикосновении рукой или несомненно рефлекторном давлении сжатыми вместе бедрами. Последний прием применяется чаще всего девочками. У мальчика предпочтение, оказываемое руке, указывает уже на то, какое значительное добавление к мужской половой деятельности привнесет в будущем влечение к овладеванию (ibid., p. 187–188).
3. Но многие рассказывают как несомненный факт, что первые признаки возбужденности в гениталиях они пережили во время драки или борьбы с товарищами; при этом положении, однако, помимо общего мускульного напряжения, оказывает действие также прикосновение на большом протяжении кожи к противнику (ibid., p. 202–203).
4. Самая далекая от сексуального объекта зона, глаз, при условиях ухаживания за объектом оказывается чаще всего в таком положении, что возбуждается тем особым качеством возбуждения, повод к которому в сексуальном объекте мы называем красотой. Процессы сексуального объекта называются поэтому также «прелестями». С этим раздражением, с одной стороны, связано уже наслаждение, с другой стороны – следствием его является то, что сексуальная возбужденность повышается или вызывается. Если присоединяется возбуждение другой эрогенной зоны, например, нащупыванием руки, то получается такой же эффект, – с одной стороны, ощущение наслаждения, усиливающееся сейчас же благодаря наслаждению от изменений «готовности», а с другой стороны – дальнейшее усиление сексуального напряжения, скоро переходящего в вполне определенное неприятное чувство, если ему не дается возможность доставлять еще наслаждение. Более ясен может быть другой случай, например, когда у сексуально не возбужденного лица прикосновением раздражают эрогенную зону, хотя бы кожу на груди у женщины. Это прикосновение вызывает уже чувство наслаждения, но одновременно больше, чем что бы то ни было, способно разбудить сексуальное возбуждение, требующее нарастания наслаждения. В этом-то и заключается проблема: как происходит, что ощущаемое наслаждение вызывает потребность в еще большем наслаждении (ibid., p. 209–210).
5. При неврозе навязчивости самым замечательным становится значение импульсов, создающих новые сексуальные цели и, как кажется, независимых от эрогенных зон. В наслаждении от подглядывания и эксгибиционизма глаз соответствует эрогенной зоне; в составе боли и жестокости сексуального влечения ту же роль берет на себя кожа, которая в отдельных местах тела дифференцируется в органы чувств и модифицируется в слизистую оболочку как эрогенная зона par excellence (ibid., p. 169).
Связь бессознательного с кожей и с ее функциями
Одним из этапов анализа отношений между кожей, бессознательным и их функционированием может быть изучение «Толкования сновидений», «Тотема и табу» и работ по групповой психологии (в частности, по феномену идентификации) и фетишизму.
Мы знаем, что деятельность бессознательного опосредствована механизмами конденсации и смещения, возникающими между предметным и словесным представлениями, кроме того, мы привыкли полагать, что эти артикулируемые мысли и фантазии могут прорабатываться только психическим аппаратом. Вместе с тем существует большое количество гипотез в рамках психоаналитической теории, опираясь на которые, Фрейд утверждал, что соматическое может переплетаться с миром представлений, используя те же механизмы, что и представления: например, когда он критически исследует научную литературу по сновидениям, обусловленным соматическими стимулами и соматическими источниками сновидений; когда он описывает переживание удовлетворения и переживание боли; когда он развивает концепцию влечений; или когда он описывает Ид. Эти утверждения он также выдвинул на передний план в своей теории о чувствах, не способных быть бессознательными, которые могут иметь свой «иннервационный ключ» в бессознательных представлениях (Freud, 1900b; Chiozza, 1980; Ulnik, 1990, 2002). Мы не должны забывать, что в письме Гроддеку в 1917 г. Фрейд писал, что «бессознательное действие оказывает глубокое пластическое влияние на соматические процессы, недоступные ни одному сознательному акту» (Freud, 1915b, прим. 6).
С этой точки зрения, можно сказать, что ассоциативные связи сознания, – даже несмотря на то, что они были введены ради возможности ссылаться на отношения между представлениями, – могут включать в себя также и физический контакт, делая его звеном единой мыслительной цепи. Именно поэтому две части тела одного человека или разных людей могут мысленно связываться после того, как между ними произошел физический контакт. Ассоциативные законы, которым они подчиняются, могут быть теми же, что управляют бессознательными репрезентациями. Например, девушка может предстать перед своими друзьями в ореоле нарциссизма от одного только прикосновения рукой к своему рок-кумиру. Она может отказываться мыть эту руку, как будто желая превратить прикосновение в несмываемую татуировку.
Всего лишь одного физического контакта может оказаться достаточно, чтобы возродить или пробудить не только ощущение возбуждения, идеи и прошлые воспоминания, но также и новые ассоциации. В бессознательном возможно уравнивание невинного контакта и полового контакта. Отсюда выражение «ткнуть (в кого-нибудь) пальцем», которое буквально означает контакт пальцем, может быть истолковано как эротическое намерение.
Толкование сновидений
Усиливающая и деформирующая мощь, с которой сновидение «задействует» тактильные раздражители, является доказательством существования того, что бессознательно ощущается на уровне отношений при столкновении с каждым стимулом сближения или разделения, а на физическом уровне – при каждом контактном стимуле, будь то ласка, першение, щипок, укол, сдавливание, боль, тепло или холод. В примерах, приведенных Мори и цитированных Фрейдом при изучении им научной литературы по сновидениям, можно видеть, что на бессознательном психическом уровне небольшой кожный стимул может уравниваться с полным разделением, или наоборот, считаться гомологичным жестокости, сближению, сдерживанию, интрузивному вторжению и т. д. Цитируемые Фрейдом примеры Мори парадигматичны:
Ему щекотали перышком губы и кончик носа. Во сне он видел страшную форму пыток: на его лицо накладывается маска из смолы и затем снимается вместе с кожей.
Ему слегка пощипывали шею. Во сне он видел, как ему ставят горчичники, и думал о враче, который лечил его в детстве.
К его лицу подносили горячий, утюг. Во сне он видел, как водители проникли в дом и принудили обитателей дома отдать деньги, поджаривая им ноги в мангале с горячими углями (Freud, 1900a, p. 25).
Во сне, простое ощущение першения, пощипывания, тепла на коже, чувство сближения с кем-то, отделение или контакт переводится, переписывается и интерпретируется как отчуждение, жестокость, сближение, объятие, агрессия или отделение кожи. Это может быть объяснено связью между прикосновением и побуждением к жестокости, переживанием контакта как утраты защитного барьера от стимулов, а также переживанием сепарации как утраты общей со значимым другим кожи, охватывающей их обоих.
В своей работе «Инфантильный материал как источник сновидений» (Freud, 1900a, p. 189) Фрейд обращается к собственному сновидению, которое побуждает его связать чешуйки эпидермиса со смертью. В этом сновидении, которое он назвал «сновидением о Судьбе», он надевает пальто на меху, после чего встречает трех женщин. Одна из женщин потирает руки, как будто замешивает тесто для пельменей. Анализ сновидения обнаруживает, что эта женщина представляет собой образ матери Фрейда, которая в детстве пыталась поговорить с ним о смерти. Потиранием рук она показала ему отслаивающиеся черноватые чешуйки эпидермиса, символизирующие то, что все мы созданы из праха, и подтверждающие то, что «ты – прах и в прах вернешься», что «ты всем обязан природе смерти» (Freud, 1900a, p. 205)[2 - Согласно Стрейчи, это цитата из Шекспира.].
Связывая элементы этого сновидения, затрагивая таким образом самые фундаментальные вопросы личности, сексуальности и смерти, Фрейд утверждает, что мы чувствуем близость нам нашего собственного имени так же, как мы чувствуем близость собственной кожи, и тем самым неявно подчеркивает неразрывную связь кожи и идентичности. Во сне кожа представлена руками матери, ее черноватыми чешуйками эпидермиса, а также пальто.
Слова матери пробудили во Фрейде сыновний комплекс, поскольку она говорила о рождении человека и о его смерти. На Фрейда повлияли события, связанные с шутками вокруг его имени, которые сработали как дневные остатки. Его сыновние привязанности обсуждались и высмеивались, так что этот вопрос в тот момент был актуален для него.
Несмотря на желание матери на живом примере объяснить сыну теорию происхождения, Фрейд в детстве был явно не готов усвоить это объяснение. Вместо этого образ чешуек эпидермиса сработал как «преждевременный образ» (по Назьо), т. е. как образ, который производит на ребенка впечатление, выходящее за пределы его рецептивных способностей усваивать и осмыслять то, что он видит. Такого рода переживания действуют как «потусторонний зов», побуждая человека отвечать, несмотря на то, что для ответа у него нет абсолютно никаких средств. Когда нам не хватает слов или воображения, чтобы ответить на такого рода «зов», может появиться органическое поражение, как это происходит, например, когда мы получаем неожиданное и несправедливое уведомление о сокращении, когда нас призывают соответствовать роли, с которой мы не в состоянии справиться, или когда мы сталкиваемся с огромным потоком новостей, которых мы не ждали.
В этом сновидении чешуйки эпидермиса (о которых говорит сам Фрейд) образуют связь с психическими представлениями. Они превращаются в символ кастрации и смерти (Freud, 1900a), поскольку всякий объект, отделяющийся от тела, снова и снова обнаруживает факт нашей уязвимости и, следовательно, нашу смертность и одновременную принадлежность к роду.
Хотя это сновидение вполне могло быть названо «сновидением о пельменях» (мать Фрейда лепила пельмени), Фрейд ассоциировал это слово с фамилией университетского профессора Knoedl («пельмень»), которому он был обязан своими познаниями в гистологии кожи, – сам Фрейд называет свой сон «сновидением о Судьбе», поскольку это название больше соответствует сверхъестественному эффекту, произведенному сном. Представители судьбы парки (мойры) – это три мифические сестры, они прядут и пропускают через свои руки жизни смертных. Они держат в своих руках, соответственно, рождение, брак и смерть, и они отмеряют жизнь каждого человеческого существа нитью, которую выпрядает первая сестра, навивает вторая и отрезает, когда придет время, третья сестра. Эти три божества зовутся Клото, Лахесис и Атропа. Дочери ночи, они дают во владение смертным добро и зло и наказывают людей и богов за проступки. Гесиод утверждает в «Теогонии» (Bozal, 2002), что гнев богинь ужасен, когда они обрушивают его на всех грешников, прежде чем исполнить свое жестокое наказание. Три женщины часто появляются в сновидениях, например, в сновидении об инъекции Ирме.
Ввиду сомнения в идентичности и интересу к появлению человека на свет, вероятно, объяснения матери и демонстрация ею рук с черноватыми чешуйками эпидермиса могли вызвать у Фрейда не только тревогу, но и переживание того, что его жизнь в руках матери, предстающей подобно Клото на картине Гойи, держащей в руках маленького человечка, связанного по рукам ею самой. Судьбу, ожидающую этого человека, хранит Атропа, судьба неотвратима, поскольку «ты обязан Природе смертью». Вполне возможно, что если бы Фрейд не создал этот сон, он бы страдал тогда от поражения в каком-нибудь органе.
Это критически важный вопрос в дерматологической клинической практике, так как ответ на него может объяснить тревогу, столь обычную почти для всех людей, связанную с потерей чешуек эпидермиса. Эта тревога может быть связана не столько с «заимствованным» значением некоего уравнивания потерянной кожи с фекалиями или с любым другим догенитальным объектом, сколько с более верным значением, согласно которому качество отслаивания и падения, статус сброшенной кожи как «утраченного объекта» плюс подразумеваемая биологическая реальность (последний слой кожи образован мертвыми клетками) придают чешуйкам значение объекта влечения с тем же символическим и эрогенным уровнем фекалий, груди или мочи.
Вот вопрос, который наполнял тревогой пациентку, страдающую псориазом: она дошла до отчаяния, когда заметила, что колония муравьев обосновалась в ее ванной комнате, муравьи питались чешуйками эпидермиса, она обмерла. Ей представилось, будто она смотрит на то, как насекомые пожирают ее тело, – чешуйки эпидермиса воспринимались ею как своего рода «останки».
Другой пациент испытал приступ тревоги и плача, когда зашел в кабинет (где он три раза в неделю посещал сеансы фототерапии) и увидел чешуйки эпидермиса на полу, – свидетельство того, что до него здесь был другой пациент. Медсестра, которая обычно присматривала за ним, в тот день отсутствовала, поэтому тревога его и жалоба на неряшливость замещавшей медсестры сначала интерпретировались как реакция на отвержение – его расстроило отсутствие медсестры-матери, которая всегда присматривала за ним. Пациент упорно отрицал влияние на него этого факта, приписывая мучительное травматическое воздействие самим чешуйкам эпидермиса. К всеобщему удивлению, на следующую сессию он пришел с сильнейшим конъюнктивитом, появление которого он связывал с созерцанием чешуек эпидермиса. Когда же, наконец, было признано, что, по-видимому, в чешуйках эпидермиса, действительно было что-то волнующее его, он вспомнил, что его мать, которая страдала от псориаза, не позволяла себе принять помощь; она отказалась от консультаций и лечения и по всему дому все время оставляла после себя чешуйки эпидермиса, свидетельствовавшие о ее присутствии и болезни. Созерцание чешуек стало резким свидетельством присутствия больного тела матери, которая не позволяла себя лечить (этот пример упоминается также в главе 11).
Тотем и табу
Изучение «Тотема и табу» позволяет углубиться в психологические механизмы магии и мифологических верований. Это именно то, с помощью чего мы можем оценить наиболее ясно то, что контакт между двумя людьми – это контакт двух представлений и что именно в таком виде этот контакт прорабатывается посредством бессознательных механизмов. В той же мере, в какой ассоциации или «контакт» между представлениями является первостепенно значимым в психическом функционировании, в социальной сфере первостепенно значимым оказывается заражение и контакт между людьми и вещами. «Тотем и табу» Фрейда главным образом будет анализироваться в контексте проработки вопросов контакта, заражения и влечения к прикосновению. Тем не менее в данном разделе будут также рассматриваться некоторые общие идеи, касающиеся кожи и функционирования сознания.
Отчеты и описания различных действий, превращающих индивида в табу, основаны на некоем контакте, будь то любовь или агрессия:
Среди Monumbos из немецкой Новой Гвинеи считается, что всякий убивший на войне врага становится, таким образом, «нечистым» ‹…› Он ни к кому не может прикоснуться, – даже к своей жене и детям (Freud, 1912–1913, p. 40).
‹…› Всякий, кто прикоснулся к умершему вождю, становится нечистым на десять месяцев (ibid., p. 52).
Закон, действующий в мифологии, согласно которому почитаемое когда-то становится отвергаемым и презираемым после победы над ним (Freud, 1912–1913), также может быть применен и к коже, поскольку атавистическое отвержение, перенесенное пациентом с кожным заболеванием и качество нечистоплотности, приписываемое ему в силу зримости его поражений, – это всего лишь противоположность кожи былых времен, когда ей были присущи безупречность, привлекательность и трогательность: кожа ребенка, кожа юности, кожа женщины, кожа наготы. Чем безупречнее кожа как идеал или как источник шарма и сексуальной привлекательности, тем непристойнее оказывается болезнь. В магии порчи, основой которой является ассоциация по смежности, происходит следующее:
Вещи становятся менее важными, нежели идеи этих вещей: все, что происходит с последними, неизбежно происходит и с первыми. Подразумевается, что отношения, поддерживаемые между идеями вещей, в равной степени поддерживаются и между самими вещами. Поскольку мышлению безразлично расстояние, поскольку далекое во времени и пространстве может без труда постигаться в одном акте сознания, мир магии (в силу телепатичности) безразличен к пространственной удаленности и имеет дело с прошлым так же как с настоящим. В анимистическую эпоху отражение внутреннего мира затмевает любую другую картину мира, рассматриваемую нами как результат восприятия.
Следует также отметить, что оба принципа ассоциации – сходство и смежность – включены в более общее понятие «контакт». Ассоциация по смежности – это контакт в буквальном смысле; ассоциация по сходству – это контакт в метафорическом смысле. Использование одного и того же слова для обозначения двух типов отношений, вне всяких сомнений, обусловлено некоей тождественностью определенных психических процессов, которых мы еще не поняли. В данном случае мы имеем тот же диапазон значений идеи о «контакте», какой мы уже обнаружили в нашем анализе табу (Freud, 1912–1913, p. 85).
Процессы идентификации посредством кожи в работах «Тотем и табу» и «Групповая психология»
Внешнее уподобление кому-то другому является примитивной формой идентификации (Freud, 1921), это особое отношение между идентификацией как психическим фактом и материальным действием покрытия себя кожей объекта идентификации. Языковыми средствами это выражается как «оказаться в шкуре другого» (To be in someone else’s shoes).
Контакт еще более подчеркивает тесную связь с идеей дублирования, имитации, заражения и передачи атрибутов от одного Я другому или от одного тела к кому-то еще. Отсюда идея, что идентификация – это своего рода контакт, равно как и то, что контакт – это своего рода идентификации (Freud, 1912–1913). Все зависит от направления, в котором прослеживается вектор их объединения. В свою очередь, либидинальная связь, которая в случае идентификации достигается посредством интроекции объекта в Я, в более примитивных вариантах достигается посредством обертывания Я в объект, и в этих примитивных вариантах кожа оказывается тем самым охватывающим фактором, поскольку она одновременно является также рецептором охватывания. Такой вид дублирования или имитации может мыслиться как особая разновидность идентификации, которую мы можем обозначить термином мимикрическая. Разные авторы по-разному описывают эти механизмы, обозначая их разными именами, но во всех рассматриваемых случаях они ссылаются на одни и те же явления.
Дональд Мельцер называет это адгезивной идентификацией, описывая пациентов, которые с трудом выстраивают понятие замкнутого пространства. Эти пациенты формируют двумерные объектные отношения, т. е. поверхностные отношения, в которых нет места ни проективной идентификации (чтобы проникнуться интересом к другому), ни интроективной идентификации (чтобы чем-то заинтересовать). Им свойственно преобладание подражания, поверхностность, экстернализация ценностей и безразличие к времени (например, время в их жизни течет линейно или движется по кругу, не подразумевая никакого процесса). У них отсутствует внутренний источник ценностей, отсутствует продукт их собственной личной оценки. Доступная им идентификация не является проективной, поскольку эти пациенты не чувствуют разницы между существованием внутри и снаружи объекта (Meltzer, 1975).
Джин Гир в главе 5 книги «Лицо и психосоматические феномены», посвященной психосоматическим процессам в онкологии, говорит:
‹…› Заметим, что отметины на лице, вызванные психосоматическим процессом, часто приводят нас к еще нерешенной подражательной связи, которая, в свою очередь, приводит к лицу одного из членов семьи пациента. Так называемый «мимезис» проявляется двумя способами: одно лицо вызывает другое лицо, которое демонстрирует явную отметину на том же месте. ‹…› пятно на лице другого не подразумевает ничего определенного, однако в дискурсе пациента мы обнаруживаем, что эта часть тела казалась ему искалеченной. ‹…› Данное свидетельство повреждения приводит, таким образом, к эрогенной зоне влечения другого тела (Guir, 1984, p. 59).
Дэвид Либерман, опираясь на мельцеровское понятие адгезивной проективной идентификации, в свою очередь, вводит понятие подражательной интроективной идентификации. Он полагает, что пациенты, в младенчестве страдавшие от отсутствия поддержки, защищают себя от душевной боли посредством ампутации собственной внутренней жизни и формируют защитную структуру, в которой они становятся двумерными. В отсутствие понимания своей внутренней жизни, физической и эмоциональной, они стереотипизируют «плоское» видение, «fa?ade (поверхностное, фасадное) изображение» и контакт с этим необходимым им «плоским» объектом, на внешних качествах которого они фиксируют свое внимание. Они пытаются поддерживать иллюзорное единство, миметически инкорпорируя поверхностные свойства объекта. Они склонны формировать фантазии, в которых они «запечатлеваются на внешней стороне подобно куску кожи или штампу» и становятся частью объекта (Liberman et al., 1982, p. 336).
Фетишизм и кожа
Кожа и бархат могут репрезентировать волосы на лобке и служить фетишем точно так же, как нижнее белье и одежда, поскольку являются последним покровом кастрации. Этот покров еще позволяет считать женщину фаллической (Freud, 1927).
Органы выполняют не только сексуальную, но и «эгоистическую» функцию. Последняя (имеется в виду то, что, когда мы говорим о коже, мы подразумеваем ее способность к увлажнению, иннервацию, чувствительность, скорость размножения клеток и т. д.) может измениться при увеличении сексуальной значимости органа (Freud, 1926). «Фетишизация», так сказать, кожи тесно связана с увеличением ее эрогенности.
В своей работе «Фетишизм» Фрейд объясняет, что ребенок, столкнувшийся с травматическим воздействием на него представления о женщине как лишенной пениса, фиксируется на восприятии, непосредственно предшествующем этому открытию. Именно поэтому, нижнее белье, ноги и особенно ступни приобретают первостепенную значимость в качестве источника сексуального возбуждения у мужчин, в детстве они могли смотреть на женщину лишь снизу вверх. Руки тоже могут брать на себя функцию фетиша, поскольку являются одним из средств контакта с гениталиями после замены смотрения на прикосновение (хватательный рефлекс), а такие фразы, как «идти, держась за руки» или «быть взятым за руку», являются способами контакта с матерью, предшествующего открытию кастрации.
Эротизироваться может также кожа в целом. Кроме того, когда (посредством механизма отрицания) кожа обретает функцию фаллического представителя и укрытия от кастрации, она может также стать фетишем, поэтому очень часто мех животных, шубы и т. д. присутствуют в фантазиях и сексуальных сценах при некоторых извращениях.
Эти соображения определяют важность локализации поражений при кожных заболеваниях. Болезненные места могут фетишизироваться, после чего порождаемая развитием заболевания тревога начинает определяться не столько самим заболеванием, сколько угрозой кастрации, которую вызывает появление заболевания (или его излечение). Например, появление эритемы и воспаления в некоторой части тела может сделать ее более важной и более чувствительной; с этой точки зрения, пациент, так сказать, «делает ее фаллической». В этом случае лечение может означать угрозу кастрации. В других случаях пациент воспринимает свою болезнь как прогрессирующую утрату части своего тела, которая не может больше выполнять свои обычные функции или которая была «истреблена» либо «отнята» болезнью. Особенно важно, когда болезнь затрагивает гениталии или когда повреждаются руки и ноги, которые так серьезно страдают и так трудно вылечиваются в случаях экземы и псориаза.
Влечение к прикосновению и кожа в качестве источника и объекта влечения Влечение к прикосновению
Влечение к хватанию или влечение к контакту и прикосновению может быть прегенитальной, предварительной сексуальной целью. Когда оно становится самоцелью, оно «закладывает основу чистых случаев невроза» (Freud, 1894b, p. 101–102). Согласно Моллу, влечение разбивается на контректационное и детумесцентное влечение. Первое означает потребность в контакте с кожей, побуждение к установлению контакта с кожей другого (Freud, 1909a, p. 111). Последнее означает спазматическое снятие напряжения в половых органах (Freud, 1905а, p. 169, fn. 2). В разделении постели с кем-то еще, одним из основных эротических удовольствий является «удовольствие, получаемое от кожного контакта» (Freud, 1909a, p. 111), к которому мы все склонны конституционально.
Связь между влечением к прикосновению и влечением к созерцанию
Прикосновение к сексуальным частям тела является первичным удовольствием, которое может быть замещено удовольствием от созерцания гениталий или «чего-то сексуального». Созерцание является суррогатом или заменой прикосновения (Freud, 1905c, p. 98). Можно говорить о «зрительном либидо» и о «тактильном либидо». Каждое из них может быть активным и пассивным, а также мужским и женским. Пассивный аспект зрительного либидо – это склонность получать удовольствие от эксгибиционизма, ограничение которого есть чувство стыда. У женщин есть много способов избегать чувства стыда, главным из которых является мода со всеми ее случайными «капризами» (Freud, 1905c, p. 98).
То же самое можно сказать об удовольствии от прикосновения, которое – путем нанесения татуировок, прохождения медицинских осмотров, массажа или использования кремов – маскирует и позволяет избежать блокировок со стороны отвращения, реактивного образования и вытеснения. Очень часто можно видеть, что привлечение некоторыми пациентами своих супругов в помощь при нанесении кремов на труднодоступые пораженные части тела является хорошим оправданием получения, наконец, тех ласк, которых им хочется, но о которых они не решаются просить, боясь быть отвергнутыми.
Взаимоотношение между созерцанием и прикосновениями – то, что Адлер назвал переплетением влечений, возникающим, когда один и тот же объект одновременно удовлетворяет несколько влечений. В случае кожи, мы знаем, что она может быть объектом как влечения к прикосновению, так и влечения к созерцанию. Смещение также возникает, поскольку способы, которыми достигается цель влечения (направленная на подавление состояния возбуждения в самом его источнике), могут быть самыми разнообразными. Причина в том, что сексуальные влечения могут легко заменять друг друга, они способны менять свой объект на сколь угодно неопределенный срок, обуславливая, таким образом, изменения траектории (Freud, 1915a). Именно поэтому они могут – посредством сублимации – производить действия, весьма отдаленно связанные с исходными целями. Вопрос изменения пути, взаимной смены объектов ради достижения цели, а также все, что касается переплетения влечений, лежит в основе рассмотрения значения слов-связок, которые синтезируют два психических процесса в единое целое более высокого порядка, устанавливая таким образом их тождественность, например, как в словесном контакте (см. рисунок 1.1). Именно это происходит, например, между физическим контактом, установленным по смежности, которая больше связана с прикосновением, и контактом с идеями, установленным по аналогии, которая больше связана с созерцанием.
Согласно Фрейду, психический аппарат биологически стремится освободиться от энергии или, по крайней мере, поддерживать энергию на постоянном уровне. Ради этого он защищается, стараясь избегать стимулов и производить их разрядку, коль скоро они попали в психику (Freud, 1895). Влечение к прикосновению и кожа, которая является его источником, тесно связаны с этой биологической тенденцией: во-первых, потому что кожа является защитным барьером от стимулов и, следовательно, ограждает от них; и, во-вторых, потому что прикосновение передает и в конечном счете обеспечивает разрядку, будучи финальным передатчиком моторного действия, т. е. уже поступившей «энергии». В то же время функция кожи парадоксальна, потому что одновременно с разрядкой энергии кожа отвечает также за ее приток. Эта проблема связана с перипетиями, предшествовавшими вытеснению и описанными Фрейдом для влечения (Freud, 1915а), поскольку кожа может быть как источником, так и объектом влечения, прояснить парадокс помогает то, что кожа работает в качестве барьера и одновременно в качестве приемника стимулов.
Рис. 1.1. Контакт и два принципа ассоциации идей в магии заражения
Помимо прочих превратностей, предшествующих вытеснению влечения, Фрейд описывает обращение влечения в противоположность и перенаправление его субъектом на самого себя. Обращение инстинкта в противоположность реализуется в форме двух различных процессов: смены активности на пассивность и обращения содержания инстинкта. В то время как первая форма влияет лишь на цели инстинктов, примером может быть переход от скопофилии (удовольствие от созерцания) к эксгибиционизму, вторая форма включает в себя обращение содержания, примером чего может быть трансформация любви в ненависть. При обращении субъектом инстинкта на себя самого цель остается неизменной. В данном случае влечение исходит от субъекта и направлено на другой объект (например, прикосновение к гениталиям другого), но перенаправляется на самого субъекта и потому включает в себя элемент «самости»: прикосновение к себе, разглядывание себя. Агент не меняется, и целью по-прежнему остается прикосновение или разглядывание. Единственное, что меняется, так это объект. В результате кожа и прикосновение, целью которого являлась разрядка на внешний объект, в конечном итоге вызывает приток дополнительных стимулов и их инкорпорирование. Влечение к прикосновению или разглядыванию, приобретя эту рефлекторную функцию (в силу чего Я становится для них объектом), поддерживает их нарциссическую организацию.
Преграда влечению к прикосновению
Фрейд говорит, что некоторые чувства (ужас, чувство стыда) и некоторые этические и эстетические суждения (мораль) являются преградой, останавливающей течение влечения. Одной из таких преград, очень близкой к стыду, является отвращение. Отвращение – это ограничение, налагаемое на сексуальное влечение к прикосновению, в частности, когда речь идет о прикосновении к гениталиям и слизистой полости рта. «Половой инстинкт вынужден преодолевать определенные психические силы, действующие как сопротивление, при этом стыд и отвращение являются наиболее заметными среди них» (Freud, 1905а, p. 162). (Например, преодоление отвращения к половым органам или половому контакту.)
В главе «Сексуальное использование слизистой губ и рта» Фрейд описывает (Freud, 1905a, p. 151) борьбу сил полового инстинкта и преодолеваемого отвращения. Отвращение тесно связано с влечением к прикосновению (тактильному или слизистой). Возможно, отвращение, вызываемое болезнями кожи, связано с исходящей от них угрозой, вызванной притягательностью кожи: желанием прикоснуться к ней и поцеловать или замещающим желанием смотреть на нее.
Эта тема важна, потому что одной из сил, которой противодействует пациент с заболеванием кожи, является переживаемое другими людьми отвращение, которое улавливается и измеряется с тем, чтобы оценить степень любви другого. В одних случаях отвращение накладывает ограничение на эксгибиционизм этих пациентов; в других случаях именно оно задает контекст и рамку для эксгибиционизма, тем самым давая ему возможность выразиться.
Кожа как объект влечения и влечение к овладению
Когда кожа является объектом влечения, мы подходим ближе к аутоэротизму, эксгибиционизму и мазохизму, потому что, например, желание овладеть кожей другого человека как объектом приводит к таким действиям, как щипание его, сосание или повреждение. Эти действия выражают намерение овладеть (зрительно или даже тактильно) и обычно включают в себя садистические качества. В раннем детстве совершается множество аутоэротических действий, в которых кожа является объектом влечения; критически значимым среди них является сосание. Именно контакт в форме сосания, а также разного рода пятна на коже могут рассматриваться как объекты сосания. Сосание пальца определяется как сосательный контакт, задействующий дополнительно «хватательный инстинкт, [который] может проявляться в одновременном ритмичном дергании мочки ушей» (Freud, 1905а, p. 180). Инфантильная связь между безжалостными и эрогенными инстинктами опасна, поскольку может фиксироваться навсегда. «…болезненная стимуляция кожи ягодиц является одним из эрогенных корней пассивного инстинкта жестокости (мазохизма)» (ibid., p. 193). В «Тотеме и Табу» Фрейд утверждает:
Нечего удивляться, что табу, запрещающее прикосновение, играет ту же роль, что и delire de toucher, хотя тайный смысл запрета при табу не может иметь такое специальное содержание, как при неврозе. Прикосновение обозначает начало всякого обладания, всякой попытки подчинить себе человека или предмет (Freud, 1912–1913, p. 33–34).
Инстинкт схватывать или овладевать связан с садизмом и жестокостью. Вот почему заболевания, имеющие отношение к щипанию и царапанию (акне, психогенный зуд и вызванные дерматозы), могут рассматриваться с учетом этого инстинкта овладения, – не только как обусловленные «хватанием» или «овладением» пятнами или чешуйками эпидермиса, кожей или прыщами, но также как обусловленные жестокостью и садистичностью процедуры (см. главу 9).
