Слепота

скачать книгу бесплатно

Слепота
Юлия Комарова

Слышится:– Как дела? – Как всегда: работа, дом.Страшно. А если это стало вдруг общим сценарием? Люди теперь не задают даже этого вопроса, они совсем не общаются. А ещё не считают это проблемой. Просто живут и всё. Не задавая вопросов.Но в любой системе есть погрешность. В таком обществе нашлись несколько человек, которые не смогли подавить внутренний монолог, желание чувствовать радость и боль, желание жить.

Юлия Комарова

Слепота

"Если вы нашли комнату, из которой не хочется выходить, никому об это не говорите…"

Глава I

Каждый хоть сколько-то мыслящий человек наверняка думал про себя: «Я не умею жить».

Эта безнадежная, удручающая фраза редко произносится в моменты злости, чаще – в тихие моменты бессилия.

В реальности Лин «не уметь жить» – означало «не хотеть жить». Поскольку никто и не собирался дальше удостаивать тебя этой участи. Разговор с отчаявшимся был коротким: да-да, нет-нет. Жизни здесь лишали беспристрастно, даже не задумываясь о каких-то чувствах и эмоциях. Никто не употреблял таких слов. Поэтому, поймав себя на этой мысли, Лин испугалась и стала внутри убеждать себя в том, что со всем справляется. Она была одной из немногих людей, не бежавших отчаянно от внутреннего диалога, не старавшихся как можно быстрее заглушить его внешним шумом цивилизации.

Кстати, Лин правда справлялась – ни одного штрафа за нарушение режима за прошлый год. Хотя даже самые педантичные люди получали хотя бы 2. Одним из них был поздний отход ко сну в преждненовогоднюю ночь, названную теперь «пустым днем». (один из социологических опросов показал, что для 83% респондентов этот праздник был днем неоправданных ожиданий). Название было достаточно честным, но слишком уж циничным, как казалось Лин.

В последние десятилетия людей порядком утомили технологии, и в условиях зашкаливающего процента самоубийств на фоне депрессии и апатии, власти избрали политику примитивизма.

Лин была из тех немногих, которые жили в индивидуальных домах. Таких в городе оставалось всего несколько десятков, они забурились между многоэтажками, зажатые в каменные тиски. Выглядело это неприятно и в ближайшие несколько месяцев их планировали снести, а на освободившемся месте разбить прогулочные скверы. Лин в очередной раз пришло оповещение о том, что нужно упаковать все вещи и ждать государственную службу, которая поможет в переезде. Это досаждало, поскольку девушке ещё не приходилось участвовать в таком масштабном событии. Переезжала она только раз, из интерната в это самый дом. Она решила оставить сбор на последний момент, а пока спокойно жить, не нарушая своего привычного уклада.

Сегодня, например, ей бы уже следовало отправиться на работу, через пару минут прибывало её такси. Оно всегда приезжало в 10 утра, так было прописано в договоре. А документы, как известно, имеют непреклонную точность. Лин захлопнула скрипучую дверь, деревянный забор от этого слегка пошатнулся, и вышла на улицу.

Дорога до работы занимала около часа. Ближе к 11 она уже стояла на проходной завода, производившего продукцию питания. День уже был душным, жарким. Она шла переодеваться в рабочую одежду.

По пути были встречены коллеги, они молча кивнули друг другу головой – принятое рабочее приветствие. Большее попросту воспринималось как дурной тон, за это штрафовали. В договоре было чётко прописано: «неформальные связи, такие как беседа, обмен личными вещами, совместное обсуждение нерабочих вопросов в группах, превосходящих трёх сотрудников, воспринимаются компанией как саботаж и влекут за собой в первый раз штраф локального характера, во второй – отстранение от работы без сохранения оплаты».

Лин выполняла монотонную работу – упаковывала хлебцы, составляющие ежедневный рацион любого человека. Несовершенная человеческая психика еще не до конца адаптировалась к текущему положению дел, выраженному дефицитом живого общения, однообразным питанием и двенадцатичасовым рабочим днём, поэтому на рабочих местах часто включали какие-нибудь бессмысленные ток-шоу или программы, пропагандирующие (и разъясняющие, стоит отметить) нынешний ход жизни. Всё это было обыкновенным белым шумом и со своей миссией справлялось: работники не чувствовали одиночества, слыша человеческий голос, пусть даже людей с записи, к тому же это не отвлекало от происходящего и работа выполнялась, согласно нормам.

Джо чувствовал обыкновенный утренний прилив сил от удачно проведенной ночи. В его спальной капсуле поменяли постельное бельё, запах нового кондиционера ему очень понравился, кажется, что он отдавал какими-то горькими нотками. Джо вышел на завтрак бодрый и открытый новому дню. Он зевал, почесывая щетину, темные легкие кудри спадали на лицо, каштановые глаза слегка щурились от солнечного света. Если бы вы посмотрели на него, точно отметили бы, что рубашка с цветочным принтом – это явно чей-то неудачный подарок, неверно подобранный, он был ему не по размеру. Джо тонул в ней, а из-за легкости ткани выступали его острые черты. Но подарков Джо не получал ещё ни разу за свою жизнь. Само явление было сведено к минимуму, его посчитали нерациональным и бесполезным.

За завтраком Джо был доволен, насколько можно было довольствоваться хлебцами, батончиками из всякой фруктовой ерунды и стакану воды. С другой стороны ему не нужно было ничего готовить и придумывать завтрак самостоятельно, этого люди тоже оказались лишены. В его голове не промелькнуло ни одной идиотской мысли, которые, бывало, порядком утомляли своим преследованием.

Джо проживал, питался и работал в одном комплексе. Эта практика была широко распространена. Организация предоставляла спальные места, а государство – рационы на день. Людям не приходилось тратить время на дорогу, они тратили его сразу на работу. Все сотрудники здесь – а штат был достаточно крупным – насчитывал около тысячи человек – занимались сортировкой разного рода мусора.

Сегодня Джо распределили в цех по утилизации. Он вошёл в большое помещение, светлое за счёт панорамных стеклянных панелей. Внутри был чистый кафельный пол с бежевой плиткой, и очень длинная, медленно ползущая, конвейерная лента. По ширине примерно как ленточный транспортёр багажа в аэропорту. Таких лент к центру цеха уходило около десяти, они были как железнодорожные пути в крупных транспортных узлах. А по краям, через каждые 5 метров, стояли сортировщики. Сегодня Джо снимал со второй конвейерной ленты мусор, годный для целлюлозной переработки.

На ленте была буквально витрина с антикварными вещицами: ветхие деревянные табуреты, часы с ручным подзаводом, самовар, странная посуда, подсвечники, стеклянные и фарфоровые фигурки, книги и журналы, газеты, даже странное оружие для прицельной стрельбы, представляющее собой изогнутую палку с тетивой. О применении многих вещей Джо оставалось только догадываться, но этим он старался не заниматься. С трудом представлялась ему иная жизнь. Хотя, чего уж таить, временами она была ему интересна. Например, несколько дней назад он всё никак не мог взять в толк, как создали тоненькую книгу с каким-то странным шрифтом, где каждый символ был не похож на другой. Книга была не пронумерована, членение информации состояло лишь в разделении по датам – время и дата были выведены жирнее, чем всё остальное. Смотрящий за работой тогда заметил, что Джо, вместо того, чтобы быстро определить эту вещь, как подлежащую переработке и скинуть в соответствующий контейнер, слишком долго рассматривает и вертит в руках. Пришлось объясняться с руководством о случившемся и получить заслуженный штраф. Притом, ситуация пугала его не из-за штрафа, а из-за родившегося неудовлетворенного интереса, пару дней он не мог перестать думать об этом, мысли были громче белого шума, это пугало. Джо волновался, что кто-то из окружения мог это заметить.

Сегодня же парень работал быстро и абстрагировался от истории проезжающих вещей, поэтому удовлетворенное и радостное настроение сохранилось у него до конца рабочего дня.

Лин ехала домой в одиннадцать часов вечера на служебном такси. Мимо мелькали улицы города, ещё освещенные. Ей было так спокойно смотреть в окно автомобиля на ночной город. Находилось что-то пленяющее в вечернем городском пейзаже. Представлялся запах остуженного воздуха после знойного дня.

Водитель внимательно следил за дорогой. Лин удивилась: посмотрев на него, она заметила, что за рулём тот же человек, что и вчера, позавчера и даже неделю назад. Это явно указывало на оплошность компании. По правилам перевозки, если сотрудника доставляют домой индивидуально, необходимо обеспечить его новым водителем каждые три дня. Обосновывали это тем, что при таком подходе у людей не будет основания завязать личную беседу, оттого, что они присмотрелись к друг другу, и чувствуют себя в достаточной безопасности для нерабочего общения.

«Завтра же сообщу это в отдел распределения, нужно, чтобы ошибку исправили, мало ли что…», – подумала она. Стоило закончить эту мысль, как водитель, словно чувствуя, произнёс:

– Вечер по-настоящему добрый.

Лин в миг выдернул из себя этот обрывок фразы. Она была обычным человеком, привыкшим к тишине и отсутствию необходимости поддерживать формальный диалог. А сейчас обращались к ней! «Он это мне!» – в панике подумала она. «Стоит проигнорировать или сделать замечание?» – с забегавшими по сторонам глазами размышляла Лин. Опережая её вылетела следующая фраза:

– Не беспокойтесь, мой регистратор сломался пару часов назад, нас отслеживают только по геолокации. В том смысле, что записи видео и звука пока нет, но у нас есть отличный шанс побеседовать. Это так редко удается, правда?

– Правда… но, так положено, нам не стоило бы нарушать этого правила…

А после, замолчав на пару секунд:

– Мне страшно, – отчего-то выпалила она.

– Это ожидаемо. Когда вы последний раз разговаривали с человеком? Если честно, мне порой кажется, что я теряю эту способность.

Выражение лица Лин сменилось с удивленного, на грустное. Она надела капюшон своей легкой накидки, будто желая раствориться, падающая на лицо тень скрадывала черты ее лица.

– Недавно я думал. Просто сидел и перебирал всякое. Кажется, что фоновые записи уже не эффективны по отношению к моей психике, – продолжал водитель.

– Вам стоит обратиться за помощью. – обдала его формализмом Лин.

– Считаете?..

Пауза намекала на продолжение разговора. Лин рассчитывала сколько минут осталось ехать до дома. По её предположению около пяти. «Сейчас завернем налево, потом направо по магистрали, наконец, снова налево…». Мужчина в очередной раз прервал её мысли, может быть потому, что тоже понимал, что осталось всего несколько минут.

– Вы ничего не сделали, нет ничего страшного в разговоре. Скорее отсутствие этого разговора должно нас всех пугать. Я думаю, что до нас люди беседовали, не испытывая страха быть замеченными, оштрафованными, отстраненными. В конце концов, что страшнее: отстранение от работы или от этого мира, в котором мы живем рядом с другими людьми. Почему-то мы все, даже не размышляя, выбрали второе!

В то время, когда водитель произносил этот вывод, явно обдуманный заранее, а теперь только сформировавшийся в обличье фразы, движения его стали резче и грубее. Автомобиль шёл по трассе отрывисто, но послушно.

Лин уже не отрывала от мужчины глаз, на каком-то странном уровне чувствовала его раздражённость, переходящую в настоящую злость. Рационально она должна была испугаться, но внутри разгорался интерес, которому девушка уже с усилием сопротивлялась.

– Назовите ваше имя, – требовательно попросила она.

– Зачем? Хотя, ладно. Меня ещё никто об этом не спрашивал без причины… Вы же без причины?

– Это странно, но да, без причины.

– Микки. Наверное, будь у меня друзья, они звали бы меня Мик.

На этой фразе они доехали до точки назначения. Лин хлопнула дверью, Мик опустил голову вниз, удрученный и расстроенный.

«Друзья? Ты совсем идиот? Ей и до этого было достаточно информации, чтобы сделать так, что ты лишишься своей работы. Впервые за сколько?! За три-четыре месяца с тобой заговорил человек! И не просто человек, а приятная девушка. Но нет, тебе нужно было её напугать!» – череда мыслей неслась в голове неподвижного мужчины. На минуту или две (он совершенно забыл про время) Микки застыл, затем поднял голову, ожидая увидеть её силуэт в свете фар. С заднего сидения прозвучало:

– Мик, нам стоит отсюда двигаться, если не хотите проблем, – Лин договорила и сняла капюшон. Машина резко сорвалась с места.

После работы Джо дошел до общей кухни, завалился на ближайший стул и закинул ноги в кедах на соседний. Прикрыв глаза, он отчего-то не стал ужинать сразу, хотя все рационы были доставлены больше часа назад. Джо будто задремал. Его охватило странное чувство – от всего этого хотелось бежать. Не важно куда, только не здесь. Изнутри что-то рвалось и жуткая буря накрывала его тревожное сознание. Он не мог обуздать беспорядочные мысли.

Снаружи, на кухне, освещенной каким-то больничным светом, люди не нарушали своего привычного расписания, разбирали ужин и ели, без суеты и спешки. На фоне сообщали о «10 главных правилах безопасности в зоне сортировки».

Ни на что не оставалось сил. Джо резко приподнялся, открыл глаза, голова закружилась. Пошатываясь он вышел на задний двор. Потом быстро преодолел территорию центра сортировки и вышел на улицу.

Внутри всё ещё что-то металось и словно билось о границы его тела. «Что-то там, во мне, явно лишнее.. Вот бы это вырезать» – думал он и куда-то шёл.

Куда он идёт, парень не знал. Такое желание – бежать, неведомо куда, случалось с ним только единожды, как раз пару дней назад, пока он вертел в руках тот странный предмет, из-за которого он получил выговор и был близок к штрафу. Он не понимал что делает, зачем, а главное – что будет дальше.

Улица, по которой он шел, находилась в промышленном районе города. По обочинам возвышались самого разного размера мастерские – от часовых, до автомобильных, магазины – от обшарпанных вагончиков, до тех, на витрины которых неловко смотреть людям, если их заработок не выше среднего. Вглубь улицы уходили многочисленные помещения фабрики, представляющие собой огромных размеров железные и стеклянные короба. Когда Джо опомнился и взглянул по сторонам, он осознал, что дошел до магистрали, ведущей из города. Через пару сотней метров все постройки плавно «перетекали» в индивидуальные дома, которым вскоре предстояло принять судьбу и освободить землю, много лет хоронящуюся под ними.

Джо остановился. Когда он протянул руку к лицу, чтобы убрать с него кудри, он почувствовал что-то пугающее. Его ладонь, только что коснувшаяся лица, была влажной, от этого все внутри разгорелось с новой силой. «Что черт возьми со мной?.. Я!…Это… Это вроде… слезы?». Да, Джо стоял посреди узкой улицы, вливающейся в магистраль, и плакал.

Лин с Микки ехали по направлению от точки назначения и молчали. Микки не знал что делать дальше, он концентрировался на дороге и боялся посмотреть в зеркало заднего вида, хотя очень хотел это сделать. Лин, наоборот, не отрываясь смотрела на Микки, разглядывала его черты лица. Она удивлялась своей беспечности и одновременно гордилась ею, раньше ей такого не удавалось. Через несколько минут она спросила:

– Что будем делать дальше?

– Нужно оставить машину на парковке, она здесь, недалеко.

– А потом?

– А потом мы можем дождаться, когда выключат освещение и выйти из машины, прогуляться.

Микки старался говорить так, чтобы его голос не дрогнул. Они доехали до парковки молча, Мик заглушил мотор, салон резонировал с тишиной.

– Тебе не страшно? – спросила Лин с ухмылкой.

– Страшно, но и радостно. Как будто я знаю, что меня ждёт что-то очень приятное, но для этого нужно немного подождать.

– Если нас заметят на улице вдвоём, да еще и в такое время, можно считать, что мы обречены.

– Можно. Но я знаю, куда мы пойдем, я уверен, что это будет интересно, если, конечно, ты на такое согласишься. – с вызовом в голосе произнес он.

– Соглашусь. – немедленно ответила она.

Вскоре фонари уличного освещения погасли, светились только редкие окна домов. Микки сказал:

– Сейчас я выйду, а ты немного подожди, сиди на месте.

Лин не успела ответить, Мик уже вышел из машины, закрыл дверь. Она не понимала, зачем ждать и, главное, чего. Внезапно дверь пассажирского сидения открылась, первое, что она увидела – протянутую руку, Лин была в замешательстве, она не понимала что делать.

– Тебе нужно положить свою ладонь в мою, и слегка оперевшись на нее, выйти из машины. Я знаю, что раньше так делали мужчины по отношению к женщинам. Это первый раз, когда мне представилась возможность попробовать, буду рад, если ты поддержишь.