скачать книгу бесплатно
Любовь по правилам и без
Юлия Гауф
– Вот я дурак!– Дурак, дядя, – раздался тоненький детский голосок, и мы все посмотрели на малявку с рюкзачком. – Как и все мужчины.Я улыбнулся, а девчушка обхватила набалдашник моей трости:– Ваша? Как у Доктора Хауса. Вы врач?– Он одинокий волк, – запинаясь пробормотал мой приятель.– Волк? Одинокий? – девочка отчего-то оживилась. – У вас нет жены? А вы можете жениться на моей маме? Она красивая, и самая лучшая! Вот придет за мной, и вы увидите. И женитесь, да? Вот только мама разведется с папой, и вы сразу же, ладно?Девочка тараторила, будто до этого не говорила целую вечность, а я глазами хлопал как придурок.– Так, ребенок… – я попытался призвать девочку к порядку, но она вдруг обернулась, и кивнула в сторону.– А вот и моя мама пришла.
Юлия Гауф
Любовь по правилам и без
Глава 1
ЕГОР
– Моя звонит, – закатил глаза приятель. – Домой приду, и опять ныть начнет. На тему, что я то на работе, то с друзьями, а она никуда не выходит. Будто я запрещаю. Везет тебе, братан.
– Мне?
Все сидящие за столом мужики рассмеялись, а я искренне удивился. Это в чем же я такой везучий-то?
– Тебе-тебе, кому же еще! Ни у кого отпрашиваться не приходится, чтобы посидеть с приятелями.
– И когда домой возвращаешься, никто мозг не выносит: где был, с кем, почему так долго, и прочий бред, – кивнул Серёга.
– И никто не устраивает скандал, узнав что намечается мальчишник в баре, а не в кафе, – добавил Лёха.
– Так вот почему мы не в баре встретились, а в кафе? – спросил я у мужиков.
– Разумеется! Моя бы мне жизни не дала, если бы я в бар пошел, а не в кафе. Сказала, что если я с запахом приду, то ночевать буду на лестничной клетке. Семейная, мать её, жизнь. Так что тебе реально повезло.
– Эй, мужики, я теперь тоже в когорте везунчиков. Развожусь, не забыли что отмечаем? – Серый поднял бокал с янтарной жидкостью. – Так что мы с Егором оба теперь одинокие волки! Ну что, бахнем за нашу удачу?
Я усмехнулся, и поднял чашку с имбирным чаем.
– Чай?
– Я за рулём, мужики, – пояснил я, мысленно примеряя к себе это Серёгино «одинокий волк».
Мда, волк. Скорее, никому не нужная, побитая жизнью псина.
Лучше бы меня дома кто-то ждал, беспокоился обо мне. И черт бы с ним, с выносом мозга, с любимыми бабскими запретами и допросами. Лишь бы было к кому возвращаться. К любимой женщине, в волосы которой можно уткнуться носом, и дышать ею, пахнущей домом.
Но таковой у меня нет. Свою еще не встретил. Одинокий волк, мда…
– Предлагаю забуриться в клубешник после этих детских посиделок. Тёлочек снимем, я развод отмечу, да и тебе бы, приятель, отдохнуть от всего. Только на ноги встал, – хлопнул меня по плечу Серёга.
Про «встал на ноги» – это он в буквальном смысле. Столько лет в инвалидном кресле пробыл, что и вспоминать тошно. А теперь хожу с тростью.
– Я – пас, брат.
– А что так?
– За город уезжаю, – сказал, неожиданно для самого себя, и тут же понял, что именно это мне и нужно. – Отпуск решил устроить от всех, один хочу побыть. Посидим, и я выдвигаюсь.
– Может, отложишь? Клуб, горячие цыпочки, м?
Я с усмешкой покачал головой. Любая горячая цыпочка в обморок упадет, когда я разденусь. Всё тело в шрамах от старых травм, операций.
Странно. Двенадцать лет я был лишен женского общества, а ведь в юности гулял только так. И когда появился шанс встать на ноги, первым в моём списке дел было именно то, что Серый предложил – ночь с заводной девчонкой.
Но почему-то не хочется. Я могу, но не хочу вот так, как раньше – одноразово, непонятно с кем. Старею, должно быть.
– Пойду, потороплю бармена, а то топливо нам не несут, – икнул Серый, встал и пошел к стойке, задев массивным телом высокий стул, на котором девочка сидит.
Реально, девочка. Ребёнок лет семи-восьми. Светленькая такая, с рюкзачком, на котором глуповатый принт в виде чокнутого единорога. И видно что одна она, рядом ни мамы, ни папы. И, да, мы в кафе, а не в баре, но время вечернее. Зима, темнеет уже в пять вечера. А девчонка одна.
Ладно, не моё дело. Может, мамашка её в туалет пошла.
Я отвлекся на телефон, забыв про ребёнка, а затем включился в общую беседу. Беседа крутится вокруг Серёгиного развода с Оксаной.
– Все беды от баб! Чтобы я еще хоть раз женился! Нет, никаких больше брачных обетов. К черту! Сегодня же в клуб… ик… к цыпочкам…
Приятель разгоряченно вещал про ужасы семейной жизни. А мне всё по его лицу понятно вдруг стало – не нужна ему эта свобода. И цыпочки клубные не нужны. Любит он до сих пор свою Оксану, которая не смогла простить левак, о котором узнала. И ведь не скажешь Серому, что он дурак, и сам виноват. Потому что мужская солидарность.
Но Серый сказал это сам:
– Вот я дурак! Ну дебил же я, мужики, – обхватил он голову руками.
– Дурак, дядя, – раздался тоненький детский голосок, и мы все посмотрели вправо, на малявку с рюкзачком. – Как и все мужчины, – припечатала малявка мрачно.
И нам бы рассмеяться, потому что это, ну, ребёнок же совсем, а не прожжённая взрослая женщина. Я даже улыбнулся на высказывание, но девчушка обратила внимание на меня, обхватив набалдашник моей трости:
– Ваша? Как у Доктора Хауса. Вы врач?
– Скорее пациент, – подмигнул я девочке.
Сюр какой-то.
– Он од-динок-кий волк, ик, – запинаясь пробормотал Серый, которому явно пора на боковую.
– Волк? Одинокий? – девочка отчего-то оживилась. – У вас нет жены?
– Нет. А мама твоя где, малышка?
– Скоро придет. А вы можете жениться на моей маме? – ошарашила меня девочка, да и моих приятелей тоже. – Она красивая, и самая лучшая! Вот придет за мной, и вы увидите. И женитесь, да? Женитесь же? Вот только мама разведется, и вы сразу же, ладно?
Девочка тараторила, будто до этого не говорила целую вечность, а я глазами хлопал как придурок. Может, я не имбирный чай пил, а что покрепче, а?
– Так, ребенок… – я попытался призвать девочку к порядку, но она вдруг обернулась, и кивнула в сторону.
– А вот и мама пришла.
На эту маму уставился не только я, но и все мои приятели.
Мама девочки шла, стуча каблуками по полу кафе. И стук этот был сердитым. Как и походка женщины, и весь её вид. Да, именно сердитый. Она остановилась в паре шагов от нашего столика, протянула руку к девочке, которая почти забралась ко мне на колени.
– Катя, и как это понимать? Что за демарш? Я чуть с ума не сошла, пока мне из этого кафе не позвонили. А ну-ка домой, немедленно!
Красивый голос, и… знакомый. Каждой своей интонацией знакомый. Поставленный, глубокий и блюзовый, с бархатным тембром. Голос, знакомый каждой своей интонацией. Голос, в который можно влюбиться. Вот только почему этот голос мне так знаком?
– Мам, я тебе мужа нашла, – девочка не очень воспитанно ткнула в меня пальцем.
Мужики заржали, а мне точно не до смеха сейчас. Потому что я вроде как и… не против.
Глава 2
НАСТЯ
Труд сделал из обезьяны человека, чтобы потом превратить его в лошадь. А еще в плохую мать. У хороших матерей восьмилетние дети явно не сбегают в кафе, и не беседуют с подозрительными мужиками.
– Кать, я же просила посидеть и почитать, пока я работаю! А если бы что-то случилось с тобой. Если бы тебя обидели, если бы похитили? – волновалась я, ведя свою дочурку к машине.
Странное дело – когда я неслась в это кафе, из которого мне позвонил бармен с сообщением, где тусит моя восьмилетка, я нервничала, но не так. Сейчас, когда я нашла свою дочь, я в ужасе! И в голове разные картины вырисовываются, что бы могло произойти с моим Катенком за эти полчаса.
А затем… затем я вспомнила.
– Так, барышня, – я обернулась к дочери, устроившейся на заднем сидении, – что значат твои слова: «Нашла тебе мужа»?
Молчит. Нахмурилась, и молчит обиженно.
Я абсолютно точно плохая мать. Со мной моя дочь не разговаривает уже месяц. Она ни с кем не разговаривает, а вот с этими забулдыгами – за милую душу, как оказалось.
– Катька, я же слышала – ты разговаривала с ними. А со мной почему не хочешь поговорить?
Снова молчит. Господи, дай мне сил не раздражаться на ребёнка!
Впрочем, раздражаться на Катю я не имею никакого права. Её молчание – лишнее подтверждение, что как хорошая мать я проиграла.
Катя была обычной веселой девчонкой. Болтала без умолку, иногда от её «почему» голова трещала. И это говорю я – ведущая на радио! Даже по моим меркам моя дочь считалась болтушкой.
Пока не замолчала месяц назад. По моей вине.
– Кать, у меня отпуск, – я вспомнила совет психолога, которая напутствовала вести беседы с дочерью, но не заставлять её говорить. – Помнишь, я рассказывала тебе? Сегодня провела эфир, и теперь мы обе свободны. У тебя домашнее обучение, пока ты не снизойдешь до нас всех, и не заговоришь. Я взяла отпуск на три месяца. Раз в неделю буду приезжать на радиостанцию, чтобы вести авторский подкаст, и всё. Только ты и я, классно? Ка-а-ать?
Дочка сдалась, и кивнула мне.
– Я всё еще могу купить билеты в Тай, или в Доминикану. Твой папа разрешит вывезти тебя из страны на время. Может, в жаркие страны?
Молчит.
– Значит, не хочешь? И, как договорились, едем в старый дом тети Лены? – спросила, и дочка кивнула. – Катёнок, предупреждаю: там скукота. Сомневаюсь, что в округе есть дети твоего возраста, или вообще кто-то живой. Место глухое, на отшибе три дома, ехать мы будем до ночи. Точно выбираешь отдохнуть вдвоем в глуши? Подумай: райские пляжи, аниматоры, солнце и пальмы или снег, глушь и старый дом, где будем только ты и я?
Ну же, выбери отдых в жаркой стране! Может, там всё наладится у нас!
Я мысленно просила дочь сделать выбор, естественный для маленького ребенка. Еще месяц назад Катя без сомнений бы заявила, что хочет полететь в Доминикану. Но сейчас… сейчас она хочет обратного.
– В Тьмутаракань? – уточнила я со вздохом, и дочь, разумеется, кивнула. – Ладно. Вещи в багаже. В туалет хочешь? Могу у ТРЦ остановиться, сходишь.
Молчит.
И мне пора замолчать. Психолог советовала говорить с Катей, но… как бы это сказать? Беседа двоих людей – это сто процентов. И мне нужно давать Кате не сто процентов, а пятьдесят. Я не должна полностью забивать эфир своей болтовней, лишь бы не допустить тишины. Нет, я должна давать ей ровно половину. И ждать. Ждать, пока мой горячо любимый ребенок будет готов заговорить.
Сегодня я слышала её голос впервые за прошедший месяц.
Месяц! Поверить не могу, что прошел целый месяц!
Я ехала к выезду из города, вспоминая тот день, когда Катя замолчала. А ведь и правда, ровно месяц прошел, даже время на часах примерно то же…
– Мам, я писать хочу! – заявила Катька, когда мы только отъехали от дома.
– А дома сходить не могла? Не потерпишь? Нам ехать всего минут двадцать.
– Нет, – пропищала дочка, и я вернулась на парковку.
Катя первой выбежала из машины. Да уж, съездили на новоселье к тёте! Пока поднимемся, пока Катя сделает свои дела… еще проверим, не забыли ли что в квартире. С мужем поболтаю, он с нами не едет, работы много. Даже на дом работу свою тащит! Затем спустимся, и придется ехать по пробкам. Не двадцать минут, а час.
Мы с дочкой зашли в подъезд, но и тут сюрприз, чтоб его!
– Мам, мне очень надо, – дочка начала подпрыгивать на месте.
А я смотрела на четыре лифта, ни один из которых не сможет поднять нас на двадцать третий этаж, на котором мы живем. Нет, они не сломались, просто грузчики загружают в один лифт вещи пары, которая въезжает в наш дом. И раз один лифт на стопе, то и все остальные тоже не работают.
Пешком мы точно не поднимемся в нашу квартиру. А Катя уже красная от натуги.
– Долго еще? – поинтересовалась я у пары своих новых соседей, на что те лишь пожали плечами, и извинились.
Впрочем, не они виноваты в том, что наши лифты так устроены: стоит один – стоят и все остальные. Такая вот солидарность.
– Давай к тёте Наташе поднимемся на третий и у неё сходишь, – я подтолкнула дочь к лестнице, и она аж побежала к квартире моей приятельницы.
А я за ней.
– Пойдем, продуктами закупимся, – я свернула к Меге, удачно расположенной на выезде из города. – Сомневаюсь, что там, где мы с тобой проведем отпуск, много магазинов с хорошим выбором продуктов.
Катя послушно вышла из машины. Молча.
Господи! А ведь ничего этого бы не было, если бы в тот день, ровно месяц назад, Катя не вбежала в квартиру Наташи первой. Если бы я успела позвонить в дверной звонок. Но Катя так хотела в туалет, что забыла о правилах приличий. Вбежала в оказавшуюся незапертой квартиру моей подруги.
Бывшей подруги.
А я за дочкой. И ведь я хотела крикнуть извинение за варварское вторжение. Даже рот открыла, но услышала знакомый голос. Голос моего мужа. И стоны. Нет, даже не стоны, а вой.
