скачать книгу бесплатно
Цветы на нашем пепле. Книга 1. Генезис
Юлий Сергеевич Буркин
"Цветы на нашем пепле" – эпопея из 4 книг. Перед вами первая книга – "Генезис". Это ваша книга, если вам нравится фильм "Аватар". Сходство в экзотике, в том, что герои не совсем люди, и в бешеном количестве приключений.Полулюди-полунасекомые ищут корни своей цивилизации, сражаясь с иными видами разумных "теплокровных бабочек". Не обходится и без любви. А результат поисков оказывается невероятным и неожиданным. Изображение на обложке сгенерировано в программе "Кандинский".
Юлий Буркин
Цветы на нашем пепле. Книга 1. Генезис
Глава 1
Паутину плетет паук, паук,
Он не сможет тебя поймать.
В синем-синем небе птица летит,
Но не может тебя поймать.
Нынче – куколка ты, осторожна ты.
Мы – личинки твои, о, Мать.
“Книга стабильности” махаон,
т. III, песнь XXI; мнемотека
верхнего яруса.
Ливьен разбудила трескотня выстрелов. За время экспедиции это было уже пятое нападение на их караван. Выбравшись из шелкового спального мешка и быстро одевшись, она привычным движением сняла с крепления искровой автомат и осторожно выглянула из палатки. Как и все молодые теплокровные бабочки, она прекрасно видела в темноте, но в лагере никакого движения не заметила. Нападение, похоже, уже отбили и без нее – выстрелы раздавались из кустарника в глубине леса.
Пригнувшись, она вышла под открытое звездное небо, расправила крылья и вспорхнула в пронизанную свежестью ночь – в направлении шума и знакомых запахов соплеменниц.
Лететь пришлось недолго – минуты две, но когда она была еще на полпути, стрельба прекратилась. А когда добралась до своих, убедилась, что все обошлось.
Семь из двенадцати членов экспедиции (двое, видно, так и не проснулись, а двое часовых не могли покинуть пост) столпились над телом. Конечно же, это была урания, и конечно же, это был самец. Ливьен лишь мельком глянула на труп и отвела глаза: зрелище было ужасным. Чья-то пуля превратила лицо нападавшего в сплошное кровавое месиво.
Грудь, живот и руки дикаря были покрыты золотистой пыльцой. Ливьен знала из инструктажа, что это – окраска “любовной охоты”.
– Проклятые идиоты! – обернулась к Ливьен экспедиционный биолог Аузилина. В ее миндалевидных фиолетовых глазах стояли слезы. – Теперь я всю жизнь буду чувствовать себя убийцей.
– Брось, – коснувшись поникших крыльев, обняла ее за плечи Ливьен, – он сам виноват.
– Да нет, Ли. Ты ведь знаешь, самое страшное в том, что они не хотят нас убивать. Они просто ищут любви.
– “Любви!..” – желчно передразнил Аузилину кто-то за спиной Ливьен. – Не называй этим словом то, чего им надо! Похоть – вот это подходящее слово!
Ливьен обернулась. Ах, вот это кто – старая Ферда. Ну, эта-то, наверное, уверена, что и в супружеской постели происходит сплошное изнасилование.
– Возможно, они хотят, чтобы их потомство росло в цивилизованном Городе и ассимиляция – единственный тому шанс, – вмешалась в разговор оператор думателя Сейна.
– У нас не может быть общего потомства, – просто, чтобы что-то сказать, констатировала общеизвестный факт Ливьен.
– Но они этого могут и не знать.
– Смотрите! – вскрикнул кто-то из склонившихся над телом. – У него на крыльях нет коричневых чешуек! Это метис!
– Ерунда, – возразила Ферда. – Метисы – выдумка неотесанных домохозяев. Обычный мутант, возомнивший из-за своего уродства, что он такой, как мы.
– Хватит болтать, – прервала обсуждение старший координатор экспедиции Инталия. – В лагерь. Не хватало еще нам дождаться здесь повторного нападения. – Она тряхнула крыльями и первая взмыла над травами. За ней последовали остальные.
Но спать легли не сразу. Несмотря на то, что завтра предстоял долгий и изнурительный труд (перенося имущество на очередное место стоянки, они по четыре-пять раз перелетали туда-обратно), возбуждение было слишком велико, чтобы успокоиться сразу.
Еще минут двадцать они просидели у костра, лакомясь подогретым нектаром и обсуждая происшедшее.
Есть темы, которых не следует касаться лишний раз. Дома это могло бы привести к беде. Но здесь атмосфера была несколько иной, и Ливьен решила сделать вид, что по молодости (а она была самой молодой в группе) не понимает этого.
– И все-таки, – с невинными интонациями произнесла она, хлебнув нектара, – почему бы не приобщить дикарей к культуре? От этого выиграли бы все: они перестали бы быть дикарями, а мы не опасались бы их нападений.
– А ты уверена, что мы ужились бы вместе? – с усмешкой отозвалась Инталия.
– Конечно! Мы вполне могли бы жить рядом, места хватило бы всем!
– Мы-то – да. А они? Кто знает, как они используют силу, когда обретут ее? Мы не имеем права рисковать, ответственность слишком велика. Пока думатели есть только у нас, мы должны стараться сохранить это положение как можно дольше. Когда дикарь глуп, с ним еще можно бороться, куда страшнее умный дикарь.
Ливьен показалось сомнительным выражение “умный дикарь”. Какой же он тогда дикарь? Но она промолчала.
Заговорила Лелия, историк-археолог, неуставной, но легальный лидер группы, носящая живую диадему гильдии Посвященных. И обратилась она именно к Ливьен:
– На свете немало бессмысленных и несправедливых вещей. Почему, например, нам не разрешают брать в экспедиции самцов, в то время как они сильнее и выносливее? Почему…
Ее прервала Инталия:
– Лелия! Я могу простить подобные речи несмышленой девчонке, но ты, моя дорогая… Если такое повторится, по возвращению я вынуждена буду… – Она замолчала. А продолжила уже с другой, усталой, интонацией: – Ладно. Отбой.
Полуночники разбрелись по палаткам. Завернувшись в крылья, Ливьен еще долго не могла уснуть. Существовавшее положение в обществе Города маака казалось ей естественным, ведь она родилась и выросла в нем. Но все-таки… Какая-то странная тревога всегда таилась в ее душе. Чем дикари хуже нас, ведь они устроены точно так же? Почему самцы имеют единственную роль – домохозяев и продолжателей рода, в то время, как явно приспособлены природой к тяжелому труду и войне, уж, во всяком случае, не хуже, чем самки? Они не отличаются умом, но ведь им не разрешается образование в верхнем ярусе… Почему разговоры о думателях окутаны негласным запретом, хотя все и всё о них знают? Хотя нет, не всё. Откуда они берутся – думатели?
Она уснула, так и не ответив себе ни на один из этих вопросов.
Утро выдалось великолепное. Оставив палатку, Ливьен в какой уже раз залюбовалась окружающей красотой. Громадные деревья с широко расставленными корнями-подпорками, покрытыми мхом и растениями-паразитами, словно праматери-гусеницы из древних махаонских легенд, удерживали небо над их небольшой полянкой. Лианы, сложенные кольцами, петлями и спиралями, оплетали абсолютно всё – от корней до вершин, а концы их свисали обратно от вершин к земле. Громадные белые и желтые цветы вьюнов своим легкомысленным видом только подчеркивали суровую прелесть векового леса.
Стесняться было некого, и бабочки, разбуженные колокольчиком координатора, абсолютно нагие и безоружные выскакивали из палаток на свежий воздух, поочередно трясли вьюны за лепестки и, смеясь и визжа, умывались в осыпающейся росе. Только караульные на срок несения дежурства были лишены этого удовольствия: намочив крылья, бабочка временно лишается способности летать, и этим могли воспользоваться дикари или махаонские диверсанты.
Растирая тело душистым прополисом, Ливьен разглядывала своих раскрасневшихся подруг и в тысячный раз поражалась мудрости и утонченному вкусу природы, создавшей такое совершенство. Гармония изящества и рациональности. Тонкие талии и стройные ноги, упругие груди и темно-радужные крылья… Трудно поверить, что их предки – обычные бабочки-насекомые, довольно невзрачные крылатые червяки со злыми глазами, напрочь лишенные интеллекта.
Да и прочие представители фауны не идут с ними ни в какое сравнение!
Мелко вибрируя крылышками, чтобы те побыстрее обсохли, Ливьен задумчиво шагала к палатке, когда ее кто-то негромко окликнул. Ливьен оглянулась. Это была Лелия:
– Девочка, я давно наблюдаю за тобой и вижу, что ты постоянно погружена в размышления. Не тревожит ли тебя нечто такое, чего не замечают другие?
Вопрос обрадовал Ливьен. Пожалуй, именно Лелия была тем, с кем ей хотелось бы сойтись ближе. Но сама она на первый шаг не решилась бы никогда.
– Меня мучают вопросы, на которые я не могу найти ответов.
– Я могла бы помочь тебе. Когда-то я и сама страдала от несуразностей нашей жизни. Если хочешь, давай, встретимся и побеседуем. Сегодня ночью.
Ливьен согласно кивнула, и Лелия отвернулась. Ни Инталия, ни кто-либо из ее подручных не слышали их разговора, и уже это казалось Ливьен маленькой победой. Хотя почему она так это оценивает, она и сама вряд ли смогла бы объяснить. Ведь не могла же Посвященная всерьез опасаться навета координатора. Хотя, кто знает… Возможно, Лелия просто не хочет напоминать Инталии о своих неограниченных правах ради такой мелочи, как беседа с юной сумасбродкой?
Каждая бабочка-самка маака носит на голове золотую диадему с камнем – символ материнства и готовности к нему. Но только члены гильдии Посвященных имеют “живые Камни”, дающие им законную власть над прочими. Это вовсе не значит, что они стоят вне критики и общественного долга. Напротив, сейчас, например, Инталия в любой момент могла приказать Лелии делать ту или иную работу, и та подчинится ей, как старшему координатору экспедиции. Однако если Лелия, поднеся ладонь к Камню, оживит его, тот вспыхнет ярким бирюзовым светом, и все, включая Инталию, обязаны будут выполнять ее приказы, не обсуждая.
Непослушание Посвященному, оживившему камень, строго карается Координационным Советом, а сейчас, по законам военного времени, может стоить ослушавшемуся жизни. Своим Правом Посвященные пользуются крайне редко, каждый такой факт впоследствии рассматривается Советом, и если повод оказывается недостаточно веским, бабочка лишается живого Камня.
Еще одна особенность. Камни различаются по старшинству, и возраст их отсчитывается от момента “рождения” – первой активации. Старший камень, загоревшись, гасит более молодой.
Весь день группа занималась привычными экспедиционными делами. Разобрав палатки и демонтировав пищеблок, путешественники компактно укладывали их в хитинопластовые мешки, а затем, ухватив поклажу за лямки по углам, вчетвером, сопровождаемые одной вооруженной охранницей, летели к месту очередной ночевки.
Таким же образом переносили и чехол с думателем. На этот раз его носильщиком была и Ливьен. И, как обычно в процессе его транспортировки, Сейна, державшая мешок с одного из углов, причитала:
– Девочки, девочки! Только осторожней! Он плохо спал этой ночью, и сейчас ему дурно. Переднюю сторону повыше! Еще выше, у него преджаберья затекают… Все, все, стойте, он больше не может, давайте, спустимся, передохнем!.. – Она буквально обливалась слезами.
– Отставить нытье! – по обыкновению рявкала Инталия, которая тоже всегда участвовала в его переносе. – Остановка только в лагере! – А затем, помягче: – Ничего, отлежится…
Ливьен понимала, что для координатора главное – не допустить возможность похищения думателя, а его самочувствие интересует ее постольку-поскольку. Случись думателю погибнуть, координатору, конечно, пришлось бы ответить перед Советом по всей строгости военного времени. Но утеря его живым – преступление много большее. Хотя не ясно почему, ведь общаться-то с ним все равно может только один единственный оператор…
Так, с причитаниями и окриками, драгоценный груз без остановок был доставлен к месту. Сейна тут же упала на колени, расстегнула мешок, откинула передний клапан флуонового чехла и, утерев краем крыла свое заплаканное лицо, приникла лбом к поросшему шелковистой щетиной морщинистому надлобью думателя – чуть выше жвал.
На этот раз Ливьен не полетела обратно, а, руководствуясь боевым расчетом, встала на охрану возле Сейны и ее питомца. Не в первый уже раз наблюдала она эту сцену, почему-то казавшуюся ей одновременно и трогательной, и непристойной. Закрытые глаза Сейны обрамились синеватой тенью. Ее удивительно красивое беззащитное лицо стало бледно-желтым, как воск, и приобрело выражение то ли боли, то ли – мучительного сладострастия. Время от времени по нему пробегала судорожная рябь, и в такие мгновения Ливьен казалось, что это – начало агонии.
Но нет. Как и всегда, все закончилось без осложнений. Минуло около получаса, и Сейна, обессиленная, отползла в сторону. Свернувшись калачиком, она моментально провалилась в глубокий, похожий, скорее, на обморок, сон. А оживший думатель начал шевелить жвалами, требуя пищи. Но кормить его в этот момент инструкцией строго запрещалось.
Ливьен, предохраняя Сейну от солнечного удара, накрыла ее несколькими крупными листьями подорожника, и, продолжая нести караул, погрузилась в размышления.
Думатель сильно напоминает обыкновенную куколку, только в два-три раза крупнее, и имеет отсутствующие у куколки жабры. А его жвалы и брюшные сегменты развиты в значительно большей степени. Благодаря последним он, кстати, даже способен передвигаться. Но очень медленно. Эта его способность упрощает уход за ним. Он абсолютно слеп и глух, но имеет острое обоняние. Когда Сейна проснется, она разложит перед ним весь его дневной рацион пищи – четыре порции в полуметре друг от друга, на одной прямой. В течении дня, ориентируясь по запаху и орудуя сегментами, думатель с передышками проползет это расстояние, поглощая порции одну за другой. И “поужинает” как раз перед заходом солнца.
Ливьен прекрасно сознавала, что, являясь абсолютно самостоятельным существом, думатель походит на куколку лишь по капризу природы, по недоразумению. Но сходство это в сочетании с беспомощностью задевали ее материнские чувства. Несмотря на отвратительный характер всех без исключения думателей, Ливьен иногда испытывала к ним приливы безотчетной нежности.
Как восхищала ее мудрость природы, создавшей бабочек, так же не переставала поражать ее и неисповедимость путей эволюции, произведшей на свет думателя – тварь не способную ни на что, даже на самозащиту и добычу пищи. Но умеющую думать. Думать на порядок быстрее и эффективнее любой, пусть даже самой что ни на есть способной, бабочки. Думать и телепатически передавать результаты своих размышлений оператору.
Новые технологии, изобретения, прекрасные произведения искусства – всем этим маака обязаны думателям. Можно сказать, только благодаря им бабочки стали цивилизованным народом. Недаром думателей так холят и лелеют… Но это сейчас. А раньше? Как выжили их предки в беспощадной межвидовой борьбе за существование? И почему они сотрудничают только с народом маака?..
Хоть часть вечно мучивших ее вопросов Ливьен надеялась разрешить в предстоящей беседе с Лелией.
Только к вечеру, когда новый лагерь был уже окончательно развернут, Сейна пришла в себя, и на этом дежурство Ливьен возле думателя автоматически закончилось. Но она тут же сама напросилась в команду заготовителей, которую Инталия сформировала в помощь поварам – собирать нектар и пыльцу, искать орехи, плоды и ягоды, а возможно даже, если повезет, поохотиться на съедобных рыжих муравьев. Это было интереснее, нежели бессмысленно прозябать в лагере, а по-настоящему устать она не успела.
Порхая от одного крупного цветка к другому и перекликаясь, чтобы не заблудиться, команда сборщиков углубилась в чащу. Время от времени то тут, то там раздавались выстрелы, но звуки эти не внушали тревоги: таким образом бабочки отгоняли назойливых птиц.
Поход обошелся без приключений. Котомки были наполнены, и команда вернулась в целости и сохранности. В принципе, бабочки почти не нуждаются в пище. Питание – основное занятие гусеницы, ее удел и смысл существования. Бабочке же для поддержания жизнедеятельности достаточно слегка перекусить один раз в пять-семь дней. Но в период тяжелых физических нагрузок питание все же рекомендуется более интенсивное. И Инталия придерживалась этой рекомендации.
Поужинав, члены экспедиции разбрелись по палаткам. Но Ливьен не спала. Выждав около часа, она выбралась наружу, сложила крылья и, стараясь не шуметь, подползла к палатке Лелии. Полог палатки не был застегнут, Ливьен приподняла его и нырнула внутрь.
– Ли? – услышала она тихий голос хозяйки.
– Да, это я.
– Тебя не заметили?
– Нет.
– Хорошо. У нас с тобой меньше часа.
Это Ливьен знала и сама: через час сменится караул, и перед тем, как отправиться на отдых, освободившиеся часовые произведут обход, проверяя, все ли на месте. Если к этому времени она не вернется в палатку, начнется переполох.
Рука Лелии коснулась ее плеча, затем сползла вниз, нащупала ладонь и потянула к себе. Способность видеть в темноте с годами притупляется, а Лелия была далеко не молода.
– Сюда, ближе. Располагайся.
Ливьен присела возле Посвященной.
– Так вот, девочка, – заговорила та. – Прежде всего хочу объяснить, зачем я позвала тебя.
Ливьен хотела сказать, что догадывается о цели их встречи, но сдержалась. А Лелия продолжила:
– Ты молода и любознательна. Тебя удивляют странности нашего бытия, и ты еще не научилась не замечать их. Любознательность в нашем обществе не считается добродетелью и не поощряется, более того, она подавляется – прямо или косвенно. Но именно те, кто ухитряется сохранить в себе это качество, входят в привилегированные слои. Гильдия Посвященных поручила мне подготовить себе замену – на случай, если я погибну. Посвященного враг постарается убрать прежде всего. В экспедиции должен быть кто-то способный взять в этом случае управление в свои руки и довести дело до конца. И я сделала свой выбор. Я, маака Лелия из семьи Чара, выбрала тебя.
От неожиданности у Ливьен пересохло в горле.
– Но почему?.. Чем я заслужила?
– Хотя бы тем, – усмехнулась Лелия, – что не разучилась задавать глупые вопросы. Тайный обряд свершится прямо сейчас. Или ты против?
– Нет, – выдохнула Ливьен.
– Молодец. Я знала, что ты ответишь так. Обряд прост и рационален. Прежде всего я открою тебе тайны нашего народа. Почему мы воюем с дикарями. Почему мы воюем с народом махаон. Почему наши самцы общественно-пассивны, и им не разрешается получать образование в верхнем ярусе. Кто такие думатели, и откуда они берутся… Это и многое другое. Но я не имею права давать тебе эту информацию, пока ты не получишь от меня живой Знак.
Лелия подняла руку, и оказалось, что она держит в ней диадему – точную копию той, что Ливьен носила с момента своего превращения из куколки в бабочку.
– А эту безделушку отдай мне.
Ливьен послушно сняла с головы украшение и протянула Лелии. Та, кивнув, приняла его, но когда Ливьен попыталась взамен надеть на свою голову драгоценный дар Посвященной, та остановила ее словами:
– Подожди. Зажми камень в кулаке. Он еще не знал ничьего прикосновения, и тот, кто коснется его первым, на век станет его единственным владельцем.
Ливьен накрыла камень рукой, согнула пальцы и ощутила, как неожиданно возникшее в ладони тепло, подобно электрическому разряду, пробежало по всему ее телу. Длилось это долю секунды и было скорее приятно, чем наоборот.
– Достаточно. Отпусти, – скомандовала Посвященная.
Ливьен разжала кулак, и чистый бирюзовый свет выхватил из тьмы тронутое улыбкой понимания лицо Лелии.
– Отныне, – слегка щурясь, торжественно произнесла она, – только твоя рука, эксперт Ливьен из семьи Сигенонов, сможет оживлять его. Наклонись.
