Возвращение

Юлиан Прохоров

Возвращение

В последний день моей жизни во Франции, погода выдалась прекрасной – солнце, оранжевая сковорода, грело непокрытые затылки, облака брели вразнобой, пытаясь не заслонять голубизну небесного полотна и я, собирая чемодан, в последний раз взглянул на улицу через окно. Собрался рано, как всегда, но сидеть и ждать не было желания, лучше пойду медленнее, прощаясь с домами, витринами лавок, впервые обращу внимание на Нотр-Дам-де-ла-Трей, в конце концов, усерднее приложусь своим первым транспортом, подошвами, к брусчатке.

Выволакивая свои пожитки на колесиках из квартиры, встретилась соседка, женщина хорошая, но чересчур говорливая. Мне не хотелось бы ни с кем сейчас раз…

–Est-ce que tu t'éloignes de nous?

–Oui. Je rentre à la maison.

–Rue Jules Berton?

–Oh non… En Russie.

Несколько сантиментов напоследок и прощай милая rue Jean Baptiste Lebas.

По тротуарам ходили люди редкими рядами – лавки ещё были закрыты, по воскресеньям они открываются в одиннадцать, и я встроился в струю потока в чёрном драповом пальто, фетровой шляпе и туфлях Доктора Лютер Кинга или Идена, как вам угодно, которые полюбились мне с недавних пор.

Прощайте, шумные улицы в полдень выходного дня. Прощайте, тонкие губы и ярко подведенные насупленные полумесяцы бровей миссис Ришар – моей арендодательницы. Прощайте, Пьер и Марсель, приятели, которые помогли мне обустроиться в городе по приезде в него. Прощайте, три года, долгие, тягучие, как hippopotomonstrosesquipédaliophobie, три года одиночества и скуки по родному городу. Мне радостно, что я возвращаюсь в мегаполис, очень скверный, коварный, великий и ужасный. Мне скорбно, что я возвращаюсь именно по этой причине. Письмо я обнаружил лишь вчера, но пришло оно в пятницу экспресс-доставкой, а значит, что я должен успеть.

На похоронах я был лишь однажды, тоже близкого мне человека – родной бабули, которая растила меня, воспитывала и отдавала всё свое внимание и время мне, хотя у неё были ещё двое внучат – мои двоюродные брат и сестра. Тот день я помню прекрасно. Стояла ужасная жара, полуостров ещё был на чужой территории и мне почему-то не было грустно. Близкие родственники, всего шестеро душ, собирались вместе, ехали в душном вагоне, все жутко потели и стоял такой душок, словно душ они сегодня обошли стороной и душила жажда, ведь взяли всего одну бутилированной и атмосфера сама была душной настолько, что в такой неприятный день, который должен был всех сплотить, некоторые все равно успели поссориться.

В этот раз ссоры не случится, да и будет нас на одного меньше. А я всё ещё не чувствую грусти, может, будет после, когда мои уставшие уста уставятся на лоб, ложбинку морщин – ложное свидетельство возраста.

Вылет из Шарль-де-Голль, до Парижа на колёсах. Светило было щедрым, не скупилось на лучи и даже без нужды хотелось бы выйти на прогулку. Вот, слева, через дорогу, стоят подростки, смолят свернутый табак, а я чувствую себя практически таким же – ещё не до конца сформированным, с мелкой грудной клеткой, желанием чураться людей, если застукают за распитием не кваса и знать о грусти как о состоянии вдохновения, нежели желанием забыть все слова и запереть свою душу на шпингалет. Странно, что курение раньше считалось чем-то престижным и художники, поэты, политики, да прочие культурные и значимые личности имели сигарету или трубку в руке как аксессуар, а сейчас, наоборот – смотрите, он не курит, выходит, достойный член общества, наверное, хороший человек. Ушёл ещё один некурящий человек. Помнится, в тот зыбкий июньский день мы стояли на кладбище, кидали по горстке на дубовый пласт и все, кто имел привычку, немедленно достал по пачке, вытянул по одной, а некурящий человек достал проспиртованные салфетки – вытри, говорит мне, руки. И я вытер. Начисто. Залез под каждый ноготь, не осталось и следа от земли. Настолько, что здесь, во Франции, принимают меня не за своего, но и не за русского. А земля пахнет иначе, кажется, по приезде домой, готов буду нагим вылететь на улицу и припасть к чернозему, валяться в прошлогодней листве и перегное. И хоть сейчас я чистоплотен и сам смогу достать салфетку, делать этого не стану, а другим до этого нет дела, снова отойдут затянуться пару раз.