скачать книгу бесплатно
Он сидел в верхнем ряду трибун, прислонившись к кирпичной стене, заклеенной объявлениями. Белая футболка и тимбы. На его коленях лежала книга, и он читал ее, сосредоточенно нахмурив брови и прикусывая губу. Он выглядел так, будто жил словами.
«Я тоже так читаю», – подумала она.
Он перевернул страницу, и Ева мельком увидела его блестящие золотистые волосы, каштановые глаза. В солнечных лучах они засияли бронзовым светом. Может быть, это игра света? Этот мальчик излучал такое спокойствие. Ангел среди смертных.
Женевьева доверяла красивым мальчикам. С ними она была в безопасности, потому что им были нужны королевы бала, а не она. Беспокоиться стоило из-за других парней, равных ей, из ее лиги.
Она направилась вверх по шатким трибунам. Именно тогда она заметила истрепанный гипс на его левой руке. Никаких подписей. Подошла чуть ближе и увидела свежий шрам, рассекший его нос. Еще шаг – и она увидела на костяшках его пальцев (на обеих руках) фиолетовые и зеленоватые синяки. А зрачки его глаз были очень, очень расширены.
Ладно, вблизи вид у него был уже не такой ангельский. Но теперь, когда она стояла перед ним, поворачивать было слишком поздно. Он посмотрел на нее с легким любопытством и вернулся к книге. Джеймс Болдуин «Другая страна»[62 - Роман Джеймса Болдуина «Другая страна» (1962) повествует о непростых взаимоотношениях группы белых и чернокожих, ведущих богемный образ жизни.].
– Привет, – сказала она. – Можно я здесь посижу?
Тишина.
Не выдержав, она опустилась рядом с ним.
– Я Женевьева Мерсье. – Она произнесла это как Джон-Ви-Эв Маре-Си-Эй[63 - Женевьева переделывает французское имя и фамилию на английский лад, считая, что так собеседнику будет понятнее.].
Он хмуро взглянул на нее.
– Французское имя, – добавила она.
Он бросил на нее взгляд, говоривший: «Да ладно».
– Ничего, что я здесь сижу?
– Нет.
– Ты что, придурок?
– Oui[64 - Oui (фр.) – Да.].
Социальный эксперимент провалился. Женевьева всегда знала, что нельзя отождествлять красоту с совершенством. Она жила с бывшей «Мисс Луизиана», которая выглядела безупречно, но однажды протерла всю квартиру салфеткой для лица Neutrogena.
До звонка оставалось еще пятнадцать минут, а тем временем солнце уже вовсю трудилось над ее головой. Неуклюже порывшись в рюкзаке, она достала роликовый пузырек лавандово-мятного эфирного масла и втерла каплю в виски. Масло приятно пощипывало.
Женевьева заметила, что мальчик наблюдает за ней, отложив книгу.
– У меня бывают мигрени, – объяснила она. – Такие ужасные, что головы не повернуть. Например, если я хочу посмотреть направо, мне приходится поворачиваться всем телом. Вот так.
Она повернулась к нему. Он смотрел на нее недоверчиво и растерянно.
– Это подстава? Кто-то собирается на меня напасть? – Его голос был сонным и скучающим. – Ты дилер? Каюсь, если я должен тебе денег.
– По-твоему, я похожа на дилера?
– У меня были девушки-дилеры. – Он пожал плечами. – Я феминист.
– Я бы не стала подставлять тебя под удар. Я бы все сделала сама.
Он обежал взглядом ее миниатюрную фигуру.
– Ты ростом и комплекцией – леденец «Веселый ранчер».
– У меня комплекс Наполеона.
– У девочек такого быть не может.
– Ладно, феминистка. – Женевьева закатила глаза, отчего в висках взвилось небольшое торнадо. Мимо прошли две девушки, посмотрели на них и захихикали, прежде чем убежать.
Он нахмурился.
– Что ты здесь делаешь?
– Пытаюсь завести друзей, – сказала Женевьева.
– У меня нет друзей.
– Не представляю почему.
– Я не знаю, что говорить людям. – Он воткнул ластик в свой гипс и провел им туда-сюда будто в режиме замедленной съемки. – О чем говорят нормальные люди? О выпускном? Об убийствах и гангстерах?
– Да хрен его знает, – призналась она. – Но это даже хорошо! Мы можем посидеть в тишине.
– Отвянь.
Он вернулся к книге.
Не очень приветливый. Но теперь она хотя бы познакомилась с кем-то в этой огромной, страшной школе. Не представляя, что теперь делать, она прикрыла рукой глаза от солнца и втерла в виски побольше масла.
Женевьева почувствовала, что парень за ней наблюдает. Она уже собиралась объяснить ему, как лаванда снимает напряжение, когда он вынул из кармана джинсов очки Ray-Ban и протянул ей. Она надела их, ошеломленная щедростью. Потом он выдохнул (с покорностью?), закрыл книгу и прислонился спиной к кирпичной стене, закрыв глаза.
Женевьева не могла отвести от него взгляд. Она никогда не видела такого лица, как у этого парня. Сердце слегка дрогнуло, и она прикусила губу. Нет. Она не могла влюбиться. Она не доверяла себе; всегда заходила слишком далеко.
Но посмотреть на него не помешает. Она изучала его мечтательное, отрешенное выражение лица, гадая, что он принимает.
– Морфин? – спросила она. – Кетамин?
Он приоткрыл один глаз.
– Ты точно не дилер?
– У меня есть рецепты от врачей. По сути, я целая аптека. – Она помолчала. – «Аптекарь! Быстро действует твой яд…»[65 - Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта. – Пер. Татьяны Щепкиной-Куперник.]
– Вот так я умираю с поцелуем, – тут же ответил он. – Китс?
– Шекспир! – воскликнула Женевьева. – Помнишь, из какой пьесы?
– «Ромео и Джульетта», – проворчал он.
– Ты писатель? Или просто ходишь на курс английского для ботаников?
Он пожал плечами.
– Я пишу. У тебя получается?
Он опять пожал плечами.
Она ухмыльнулась.
– Я лучше.
А потом он усмехнулся. И это было неправдоподобно, удивительно, как если бы вас затоптали единороги в Нарнии. Господи, как же его много. Ей нужно было отвлечься.
– Я… хочу есть, – неловко пролепетала она. – Хочешь персик? У меня с собой два.
Он покачал головой. Женевьева расстегнула рюкзак, достала персик и тонкий, острый как бритва перочинный нож. Опираясь локтями о колени, она щелкнула лезвием и провела им вдоль персика. Это всегда было так приятно – чувствовать натяжение кожицы под лезвием. Напряжение. Она нажала чуть сильнее, кожица лопнула, и сок вытек наружу. Она поймала его языком. Потом отрезала кусочек, прижав большой палец, и отправила дольку в рот.
Поеживаясь, Женевьева взглянула на своего нового друга. Он смотрел на нее так, будто впервые в жизни увидел настоящую радугу.
– Так вот как ты ешь персики?
– Мне нравятся ножи.
Он моргнул. Один раз. Дважды. Затем быстро потряс головой, как бы встряхивая и перераспределяя мозг.
– Не, детка, – сказал он. – Давай отсюда. Я пытаюсь держаться подальше от неприятностей.
– Неприятностей? Но…
– Ты опасная. А я еще хуже. Я буду опасен для твоего здоровья.
– Я и так опасна для здоровья. – Женевьева сорвала солнцезащитные очки для пущей убедительности. – Мы теперь друзья! Ты говорил, что не умеешь разговаривать с людьми, но ты разговариваешь со мной!
– Я сказал, что не могу разговаривать с нормальными людьми. – Он посмотрел на нее. – Ты не нормальная.
Она не была уверена, но это было похоже на комплимент. Она чувствовала, что ее понимают. Это было что-то новое. В животе затрепетало.
– Откуда ты знаешь, что я ненормальная? Мы только что познакомились.
– Тогда кто ты?
Женевьева положила подбородок на руки, уперев локти в бедра. Она не знала, как ответить. Кто она?
Она устала. Устала болеть, устала от того, что от ее болтовни одни неприятности, устала переезжать, устала отбиваться от мужчин, которые считали, что мать и дочь – это двойная сделка, и устала ненавидеть себя такой, какая есть.
Может быть, не стоит говорить ему правду. Слишком это некрасиво. Но, возможно, честность-то и нужна, чтобы обрести настоящего друга.
Будь хорошей. Будь умницей.
– Я не хорошая, – тихо призналась она. – И не умница.
Он медленно кивнул. Опустив взгляд на тимбы, почесал подбородок.
– Я тоже.
Так все и началось. С маленького признания. Женевьева никогда никому не говорила, что с ней не все в порядке, и, похоже, он тоже не говорил. Она повернулась к нему, собираясь заговорить. И замерла. Потому что он смотрел на нее во все глаза.
Что-то вспыхнуло между ними – понимание, взаимное притяжение, и это было так необычно, так безотчетно, что Женевьева чуть не задохнулась. Ошеломленная, она слегка раздвинула губы. А потом совсем перестала дышать, потому что он медленно перевел свой сонный, одурманенный взгляд с ее глаз на рот и снова на глаза. На его лице заиграла уверенная, довольная улыбка. Она нерешительно улыбнулась в ответ.
И все закончилось. Он вернулся к своей книге, как будто не было этого невероятно интимного взгляда. А мир Женевьевы сбился с оси. Но в одном она была уверена.
«Мне обязательно нужно с ним подружиться», – подумала она.
– Ну и, – вздохнула она, – как тебя зовут?
– Я же сказал, у меня нет друзей. Дай мне спокойно подумать.
– Не бойся. Откуда гипс?
Он вздохнул.
– Я все время ломаю руку.
– Черт. Недостаток кальция?
– Нет. Я делаю это специально.
Женевьева вытаращилась на него. Прозвенел звонок. Низкий голос прокричал что-то в громкоговорители, и ученики шумной толпой вошли в здание из красного кирпича. Они же не шелохнулись.
– Ты не ломаешь себе кости, – прошептала она, – ты просто не хочешь разговаривать и пытаешься меня напугать, чтобы я ушла.
– Получается?
– Нет. – Женевьева была поражена. – Что с тобой?
Он вздохнул.
– Много всякого.
– Не могу себе представить, что совершу такое безумие.
– Нет?
Она проследила за его взглядом, который сосредоточился на ее правой руке. Мужская рубашка сползла с ее плеча. И стали видны ряды неглубоких горизонтальных порезов у плеча. Некоторые были заклеены пластырем, остальные засохли струпьями, а некоторые стали шрамами. Женевьева всегда носила безразмерную рубашку, чтобы скрыть эти отметины, но несколько раз в школе рубашка сползала. Всегда можно было сказать, что это экзема. Никто никогда не спрашивал.
Женевьева поддернула рукав.
