скачать книгу бесплатно
Усик сбегает.
– Здесь.
Райан поднимает руки и потягивается, его футболка задирается, открывая вид на светло-коричневую полосочку волос, спускающуюся в боксеры. Я бросаю взгляд на «тропу к сокровищам», как он мне однажды сказал, когда мы лежали на диване в подвале его родителей. Он видит, куда я смотрю.
– Хочешь содовую? – Он широко улыбается. Речь не о коле – это наш тайный код.
– Давай, – говорю я, радуясь возможности ненадолго с ним уединиться.
Но когда он подводит меня к холодильнику Ренфрю, я удивляюсь. Он достает мне банку колы без кофеина.
– Прости, других нет.
Тут он огибает кухонный стол и подходит ко мне. Я расслабляюсь, потому что он ставит свою банку на столешницу и берет меня за талию. Вот оно: маленький электрический заряд.
– Что делал сегодня? – спрашиваю я с улыбкой.
Он так близко, что я чувствую запах его дезодоранта. Пульс учащается.
– Я уже говорил – силовая тренировка.
– Да, но после нее?
– Да ничего, – бормочет он. – Помогал папе на участке. – Появляется его ямочка на щеке. – А ты что делала?
Он кладет руки мне на бедра.
– Помогала маме убраться на чердаке двоюродной прабабушки. Нашли там сундук…
Я запоздало осознаю, насколько несексуален рассказ о пыльном чердаке.
– Как мило с твоей стороны, – бормочет он.
– Я вообще милая.
– Правда?
Его ноги оказываются между моими, мои бедра прижаты к столешнице. Я больше не думаю о дневниках. Вот что я не могу объяснить Кэти: это пьянящее чувство, когда не только ты кого-то хочешь, но когда хотят тебя. Намного круче пива комнатной температуры.
Даг входит на кухню, и мы поспешно отодвигаемся друг от друга, приводя себя в порядок.
– Ой, идите уединитесь, что ли. – Он достает средства для уборки из-под раковины. – Только не в спальне родителей. И не в комнате сестры. Гадость.
Ходит слух, что Джош и Лайла как-то «уединились» на двухъярусной кровати сестренки Дага – на обоих ярусах.
Я недовольна, что Даг нас прервал, но у него были на то причины – Энди Де Пальму стошнило в стиральную машинку.
– Сколько времени? – спрашиваю я.
В начале лета мама предложила мне продлить комендантский час до полуночи. «Ты почти выпускница, поживи немного!» – сказала она. К ее недоумению, я отклонила это предложение, сказав, что одиннадцать меня более чем устраивает. В такие вечера меня спасал только комендантский час. Райан думает, что у меня самые строгие родители в Кине.
Он опускает взгляд на часы на запястье.
– Девять пятнадцать… – говорит он. Черт. – Эй, Даги, что они там делают?
– Не знаю. Кажется, играют в блеф, – отвечает Даг.
Это еще одна алкоигра. Даг хватает средство для мытья посуды, и мне почти – почти – хочется сказать, что чистить стиральную машинку им не стоит, но он уже убегает вниз по лестнице.
Райана осеняет:
– Хочешь сыграть?
Честно? Нет. Я хочу тишины и покоя, хочу полистать прабабушкины дневники у себя в комнате. Но зануд не любят.
– Давай! – отвечаю я. Хотя бы блефую я хорошо.
4
– А теперь наш следующий сегмент – «Слово дня»…
Из гостиной по телевизору доносится «Отчет Кольбера»[11 - «Отчет Кольбера» (англ. The Colbert Report) – американская сатирическая новостная телепрограмма на канале Comedy Central; шла с 2005 по 2014 год. Ведущим был известный комик Стивен Кольбер.]. Это папина любимая программа, хотя приходится ее записывать, потому что он всегда засыпает до ее начала. «Правдубеждение»[12 - Truthiness – слово, введенное Стивеном Кольбером в пилотном эпизоде вышеупомянутой программы; означает убеждение, что нечто является истиной лишь на основе интуиции, без принятия во внимание фактов и доказательств.], – говорит комик особым голосом, изобретенным для героя-ведущего.
Спящий папа чуть пофыркивает. Я осторожно вытаскиваю пульт у него из руки. Когда экран гаснет, папа дергается и просыпается, моргая, как маленький ребенок после тихого часа.
– Прости, – говорю я, забавляясь его удивленным взглядом. – Не хотела тебя будить.
– Нет-нет, я не спал, просто глаза прикрыл.
Чувствую внезапный прилив тепла.
– Я дома.
– Хорошо… Мама у себя в кабинете. Иди, скажи ей спокойной ночи.
Не знаю, сколько времени обычно уходит на подготовку сделки о покупке дома, но мама стала как-то часто засиживаться в кабинете. Хотя не нужно лишний раз обращать на это внимание папы.
– Слушай, – говорю я, – можно задать тебе странный вопрос? Реально странный.
Он наклоняется вперед в старом кожаном кресле коричневого цвета. Это его кресло. Механизм поскрипывает, на подножке – следы несмываемого маркера, оставленные нами с Гриффином в детстве, но это единственный предмет мебели, за который папа буквально боролся с мамой на протяжении многих лет.
– Задавай, – говорит он.
– Тетя Анна… Можешь о ней рассказать?
Он, еще сонный, потирает лицо.
– Про твою двоюродную прабабушку? – Секунду думает. – Она была замужем за Генри, братом Грэма. Он был интересной личностью, преподавал в Кинском университете.
– В смысле «интересным»?
– Ну, – усмехается он. – Помню, он носил монокль.
– Как мистер Арахис?[13 - Мистер Арахис (англ. Mr. Peanut) – логотип компании Planters, арахис в монокле и цилиндре с тростью.]
– Наверно, лучше назвать его эксцентричным. Он погиб в автокатастрофе, когда я был маленьким, году в шестьдесят первом вроде. – Папа замолкает, будто перебирая в памяти фотографии-полароиды. – После этого тетя Анна скрылась у себя дома и почти перестала появляться на людях.
– Ты не знаешь, откуда она?
– Откуда родом? – Он на секунду задумывается, хмурясь. – Знаешь, я понятия не имею. Как-то это грустно, да? Она… ну, она мало говорила. После смерти родителей я чувствовал за нее ответственность, ведь другой семьи у нее не было, но общаться с ней было непросто.
У меня возникает множество новых вопросов, но папа встает и хлопает меня по плечу, уводя из комнаты.
– Слушай, спасибо, что помогла сегодня маме, – говорит он, когда мы поднимаемся по лестнице. – Она, так сказать, много взвалила на свою тарелку.
Я тут же представляю маму у длинного стола в День благодарения – она кладет себе порцию за порцией, даже когда на тарелке не остается места. Когда мы первый и единственный раз приехали в ее родной дом в маленьком фабричном городе в Мэне и зашли на крошечную кухню, она взяла меня за подбородок и сказала: «Джесс, никогда не сомневайся, что ты можешь добиться всего на свете».
– Я знаю, – говорю я папе. – Просто интересно, когда она поймет, что можно не нагружать тарелку.
Он кивает и будто грустно улыбается.
Поднявшись по лестнице, мы желаем друг другу доброй ночи, и я включаю телефон. В подвале Дага вообще не ловит связь, поэтому я только сейчас вижу два пропущенных вызова и шесть сообщений от Кэти. Театральная драма; режиссер заболел, и некий Уильям сказал ей пробежаться по тексту. Кэти не располагает добродетелью терпения, но ей придется подождать до утра, и она сама в этом виновата, потому что я не могу перестать думать о том, что она сказала в магазине.
Сундук прячется под дальним подоконником в моей комнате, куда мы с мамой притащили его днем. Я сажусь перед ним и скрещиваю ноги по-турецки. На этот раз ржавые замки поддаются без проблем. Вытаскиваю один из дневников. Меня переполняет любопытство.
Кожаная коричневая обложка украшена изысканным изображением двуглавого орла, обрез покрыт золотом. Я аккуратно открываю и вдыхаю сладкий – будто миндальный – библиотечный запах, запах старой бумаги и чернил. Буквы расплываются по странице резкими линиями и округлыми завитками. Некоторые выглядят знакомо – глаза вылавливают то «К», то «М», но что написано – я не понимаю, полная неразбериха.
Чувствую, что каждое слово что-то значит, – как чувствуется эмоция в голосе, даже если не знаешь языка, на котором говорят. Подчеркнутые слова – это пыл или гнев. Чернильные пятна – сомнения или ностальгия. Ползущие вниз строчки – владелец дневника торопился записать слова, пока они не исчезли.
Чувствуя прилив вдохновения, я хватаю с кровати ноутбук и открываю браузер. Вспоминая мамины слова о греческом, ищу алфавит. Некоторые буквы похожи, например «Ф» и, возможно, «?», но все-таки это не греческий. На секунду вспыхивает надежда, когда я вспоминаю необычные буквы в огромной Торе с бат мицвы Хлои Коэн в восьмом классе, но я открываю алфавит иврита и понимаю, что это не оно. Арабский? Точно нет. Хинди? Не-а. По приколу решаю загуглить эльфийский алфавит – ну а вдруг моя любящая почитать тетушка фанатела от Толкиена. Да, есть что-то общее, но снова не то.
Потом меня озаряет, и ответ настолько очевиден, что мне стыдно, как поздно я до него дошла. Пишу запрос: «русский алфавит». Кириллица, как сказано в «Википедии»; заглавные буквы на сайте похожи на то, что лежит передо мной, но они все-таки слишком прямые и квадратные, а в дневнике – текучие и элегантные, как курсив. В самом низу странички я нахожу ссылку на русское рукописное письмо. Нажимаю – и мое сердце останавливается. Мой взгляд прыгает с экрана ноутбука на открытый дневник. Бинго.
Стоп. Русский? Тетя Анна не говорила по-русски, во всяком случае не при мне. Как и мама, я не помню, был ли у нее акцент, но я силюсь вспомнить хоть что-то: дрожащая «р», «зе» вместо the, w там, где должна быть v. Ничего не вспоминаю. Хотя люди ведь избавляются от акцентов, актеры так вообще все время это делают. Два года назад, готовясь к постановке «Оливера Твиста», Кэти три недели без перерыва говорила с британским акцентом. «Метод Станиславского», как она сказала. К третьей неделе я сообщила ей, что это должно называться «методом сведения с ума окружающих».
Раздраженная, я вытаскиваю из сундука все дневники до последнего. Все такие разные: в красной коже, в коричневой, в черной, в синей ткани, карманного размера, огромные, в линеечку, без линеечки, рельефные, с золотыми страницами, неприметные. Некоторые довольно тяжелые. Другие – не тяжелее колоды карт. Я аккуратно складываю дневники обратно в сундук и какое-то время сверлю их взглядом. Они жаждут быть прочитанными, но как я их прочту, если не знаю русского?
Еще один запрос в интернете выдает мне переводчик с русского, но ему нужна кириллица на клавиатуре. Зато на другом сайте я нахожу виртуальную клавиатуру. Я снова открываю дневник и беру первое слово, которое вылавливают глаза. Ввожу его.
«Корабль»! Это корабль. Но что о корабле?
Переворачиваю страницу и выбираю другое слово. «Полиция». Полиция?
И третье слово: «люблю».
Корабль. Полиция. люблю. Весьма интригующе, но такими темпами на перевод даже одного дневника уйдут месяцы, не говоря уже о целом сундуке. К тому же некоторые буквы в дневнике не похожи на те, что я вижу на экране.
Зубная щетка болтается у меня во рту, когда меня внезапно озаряет. Я сплевываю, бегу обратно к компьютеру и открываю «Крейгслист»[14 - «Крейгслист» (англ. Craigslist, «каталог Крейга») – американский сайт объявлений, чаще всего используется для продажи/покупки вещей или услуг.]. Кин, конечно, далек от Объединенных Наций в плане разнообразия населения, но это студенческий город. Может, кто-то в колледже знает русский. Особо ни на что не надеясь, я публикую объявление.
Работа ? разное
Объявление: Требуется перевод с русского
Где: Кин, Нью-Гэмпшир
Описание: Нужен человек, свободно владеющий русским, чтобы перевести текст для личного проекта. Надо уметь разбирать русский текст, написанный от руки.
Оплата:
Последнюю строчку я оставляю пустой. После покупки очков «Окли» для Райана у меня осталось около четырехсот долларов – из подарков на день рождения и за работу бебиситтером, – но тратить это все на переводчика, как бы любопытно мне ни было, не очень-то хочется.
Я несколько раз переписываю графу «описание» и в конце концов останавливаюсь на «личном проекте». Загадочно, но честно. Перечитываю еще раз и публикую объявление, затем закрываю ноутбук.
Глаза постепенно привыкают к темноте. Если я повернусь на бок, в поле зрения окажется сундук в лунном свете, проникающем через щель между шторами. «я тоже писатель». Так сказала тетя Анна. Может, Кэти была права: может, эти дневники и правда меня ждали.
5
16 августа, 2007
ПоцелуйМеняКэти[15 - Никнейм Кэти – отсылка к американскому мюзиклу (и его экранизации) «Целуй меня, Кэт», герои которого ставят мюзикл по мотивам «Укрощения строптивой» Шекспира; Кэт – героиня шекспировской пьесы, Катерина.]: «Я в шоке».
Дзынь-дзынь – уведомления о новых сообщениях. Я не смотрю. Стараюсь не смотреть.
Настоящий писатель пишет каждый день – во всяком случае, я когда-то где-то это прочла. Пока у меня учеба, это кажется невозможным. Хемингуэй ведь не ходил на футбол, не учился в трех углубленных классах, не готовился к выпускным экзаменам и не отводил несколько часов в неделю на волонтерскую деятельность, чтобы повысить шансы поступления в колледж.
Хотя, если начистоту, дело тут не во времени. Я обожаю писать. Мне необходимо писать так же, как дышать, спать и есть. Но почему же так тяжело иногда просто взять и… сесть? Смотрю на ноутбук, лежащий на кровати, и все, что я чувствую, – это страх. Я даже не могу формулировать предложения, во всяком случае цельные. Получается просто набор слов, звон, как шум холодильника. Кем ты себя возомнила? Настоящим писателем? Ха! Да всем плевать на твои истории, Джесс. Ты даже не знаешь, чем эта история кончится! Может, просто успокоишься и посмотришь телевизор? Завтра продолжишь. Или послезавтра. Или… Ой, что там было за сообщение?..
Так что этим летом я дала себе слово: буду по часу каждый день писать, не отвлекаясь ни на что. Пока у меня получается, но этот поток сообщений от Кэти…
ПоцелуйМеняКэти: «Сага о Заке».
ПоцелуйМеняКэти: «Божебожебоже»
ПоцелуйМеняКэти: «Я. Просто. В шоке». Я сдаюсь.
ДжеширскийКот: «Да ладно».
ПоцелуйМеняКэти: «Да тут ТАКОЕ!!!»
ПоцелуйМеняКэти: «Ты же знаешь, я обожаю сплетни…»
Хорошо хоть, она это признает.
ПоцелуйМеняКэти: «Ты почту смотрела? Проверь».
ДжеширскийКот: «Кто сейчас пользуется поч той?»
ПоцелуйМеняКэти: «Преподы и Зак, вот кто».
