banner banner banner
Война миров
Война миров
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Война миров

скачать книгу бесплатно


Я не знаю, сколько времени провёл я в полной неподвижности, должно быть, я пролежал там довольно долго.

Очнувшись, я дико оглянулся по сторонам и резко сел. Несколько минут мне понадобилось на то, чтобы понять, где я, и как тут очутился.

Как ни странно, прошлый ужас слетел с меня вместе с моей одеждой. Шляпы на голове моей не было, запонка с воротничком болталась на груди. Всё как будто оставалось таким же, как было: вокруг была всё та же необъятная ночь, тёмные пространства холмов пред глазами, и неубиваемая никаким лучом Матушка Природа тоже была вокруг, в той же степени, как испепеляющий душу страх, ощущение угрозы и полной обречённости перед ней. Тогда сам воздух был насыщен запахом смерти. И вдруг всё как будто перевернулось, и я стал чувствовать совсем другое. Я не знаю, что произошло, почему так изменилось вдруг моё настроение. Во мне как будто какая-то внешняя сила переключила невидимый тумблер, и сделав только одно это переключение, я незаметно для самого себя перешёл в какую-то новую стадию – снова стал самим собой, каким был год назад, неделю, каким был вчера и несколько минут назад – рядовым скромным служащим, горожанином, примерным семьянином и посетителем клуба.

Я словно стал действующим лицом собственного кошмара, страшного сна, и все картины, представавшие предо мной – молчащая, как гроб, пустошь, моё неистовое бегство, похожее на скачки зайца под дулами деревенских охотников, рождественские неистовые, слепящие вспышки света слева и справа, колоссальные взвивы огня пердо мной – все это увлекало теперь меня и производило впечатление долгого болезненного сна. Потом я стал вопрошать себя, я ли это, и мой ли это сон? Что из виденного мной было сном, а что вторглось в мой мозг, как картины реальной жизни? Поверить в то, что всё случившееся со мной было самой настоящей реальностью, а не моей фантазией, я уже не мог!

Я с трудом поднялся. Последствия постоянных падений и ударов о камни теперь давали о себе знать, и стал карабкаться по крутому пандусу моста. Видимо, во время падений пострадали не только мои ноги и руки, но и голова – слушалась она меня теперь очень слабо, да к тому же и сильно болела, так же, как и мои подслеповатые глаза. Я шатался, как пьяный и, вероятно, со стороны производил довольно-таки комическое впечатление. Из-за дальней арки моста вдруг высунулась чья-то голова, и на проезжую часть выпрыгнула чья-то коренастая фигура – это был работяга с большой ивовой корзиной в руке. Второй рукой он вёл за собой маленького мальчика. Проходя мимо, рабочий посторонился и пожелал мне спокойной ночи. Я только и мог, что открыть рот, дабы вступить с ним в беседу, но судорога так сжала мне горло, что я не мог вымолвить ни слова. Из моей глотки раздался только безобразный приветственный клёкот. Рабочий удивлённо посмотрел на меня, кивнул головой и пошёл дальше по мосту, волоча ребёнка за собой.

Экспресс на Мэйбери – прерывистая полоса клубящегося белого дыма и светящаяся полоса квадратных окон – унёсся на юг, туки-тук, стучали колёса. Несколько секунд – и его нет! Кучка людей оживлённо жестикулировала у ворот дома на окраине так называемой Восточной Террасы. Ощущение, что я вернулся в реальный, знакомый мне мир, перебивалось меж тем тревожным воспоминанием – а что было там, у этого котлована? Я что-то нафантазировал? У меня был припадок сумасшествия? Всё виденное было слишком нереально, слишком фантастично, чтобы поверить во всё это!

«Нет, – отмахнулся я от вороха тревожных фантомов, – Нет! Это видение, этого не было! Этого просто не могло быть!».

Чтобы уцепиться за реальность, я стал анализировать свои ощущения. Я знал, что не был обычным человеком, и мои ощущения в экстренных обстоятельствах могли подвести меня. Я ведь и раньше испытывал не совсем обычные состояния.

В жизни я раньше иной раз сталкивался с иной раз обуревающим меня ощущением странного отчуждения от мира и самого себя. Я мог словно отделяться от своего тела, и со стороны наблюдать за собой и окружающим, ошущая при этом полную отстранённость от пространства и вещей, холодно фиксируя жизненные проявления, вне мира, вне времени, поднявшись над конкуренцией и житейской борьбой с её неизбежными падениями и бедами. Это чувство сильно обострилось в ту ночь, приняло почти гротескные формы, и я допрашивал себя, как жестокий следователь допрашивает заключённого, пытаясь убедиться, не завожу ли я себя сам, ведь могло быть так, что всё произошедшее просто померещилось мне.

Здесь всё жило прежней, нормальной, исстари заведённой, безмятежной жизнью, не ведая о том, какой кромешный ад творился всего в двух милях отсюда, где над сожжённым, чёрным полем летала стремительная Смерть. На газовом заводе по-прежнему горели все окна, и электрические фонари на подъезде к нему излучали яркий свет. Я поспешил к говорящим и остановился поодаль.

– Что слышно с пустоши? – обратился я к ним.

Мужчина и женщина подле ворот мгновенно прекратили разговор и повернули головы в моём направлении.

– Что? – как будто удивился высокий мужчина, обернувшись.

– Что слышно с пустоши? – спросил я, не узнавая собственного голоса.

– Разве вы не оттуда идёте? – в один голос осведомились они, -Вам лучше знать!

Видимо, что-то в моём поведении насторожило их, и они предположили, что я не в себе.

– Тут, на этой пустоши случилось сущее всеобщее помешательство! – как мне показалось с юмористическими интонациями изрекла женщина, проходя в ворота, – Интересно, и что они там отыскали?

– Вы, как я вижу, ничего не слышали о визитёрах с Марса? – спросил я, – О живых тварях с Марса вы не слышали?

– Батюшки! – засмеялась женщина уже откуда-то из глубины двора, – Что делается с людьми! Совсем все свихнулись! Эти газеты ещё никого до добра не довели! Сыты мы по горло всем этим! Сыты!

И добавила:

– Нет уж! Большое спасибо! Мы и пешком постоим!

И вся троица довольно заржала.

Ничего глупее моего нынешнего положения быть не могло. Хуже всего было то, что, кажется, они не испытывали желания дальше разговаривать со мной! Дурни стоеросовые! От досады я потупился и пытался найти нужные слова, но не находил. Я открыл рот, пытаясь начать новый разговор. Мне надо было рассказать им всё, но слова внезапно застряли в горле. У меня ничего не получилось, и в этом виноват был я сам. Изо рта стали вырываться какие-то обрывки хриплых слов, и они стали просто ржать надо мной, как потешаются над пьяным, стоящим на карачках и пытающимся что-то сказать.

Наконец у меня получилось сказать какую-то полноценную фразу.

– Вам ещё предстоит услышать об этом! И это может не понравиться вам! – отчаянно завопил я и бросился домой.

Мой измученный вид ошарашил мою жену. Она отшатнулась от меня в величайшем удивлении и посторонилась, ничего не говоря. Я тоже ничего не сказал ей. Просто прошёл на кухню, упал на стул, опрокинул бокал с виски и, немного посидев, придя в себя и собравшись с мыслями, подробно рассказал ей обо всём, что видел и прочувствовал во время моего приключения на пустыре. Мы сидели на кухне и молчали. Хотя подали обед, нам теперь было не до него.

– Но во всём этом есть и хорошая сторона… – неуверенно пискнул я, пытаясь успокоить жену, – Это самые медлительные, неповоротливые твари, с какими мне пришлось столкнуться за всю мою жизнь.

Жена осталась безучастной.

– Да, они как-то ползали и перемещались в этой яме, но даже выползти из неё представляло для них непреодолимую задачу! Им как-то удалось выползти из неё, и они убили тех, кто толпился на краю, но чтобы они могли перемещаться на значительные расстояния… Нет, это полный бред! Такого просто не может быть! Знаешь, это трудно описать, они ужаснее всяких слов!

Я напрасно так травмировал мою жену! Кажется, она слишком прониклась моими страхами!

– Дорогой! Прошу тебя, ради бога, не волнуйся, не надо об этом больше ни слова! – воскликнула она, каменея и положила руку мне на лоб.

– Несчастный Огильви! – прошептал я, – Невозможно поверить, что мы тут разговариваем, а он лежит там, и он мёртв!

К счастью, жена не стала вызывать психиатра, и сразу поверила мне. Лицо её было смертельно бледно, и я не нашёл ничего лучшего, чем прекратить всякие разговоры.

Мы долго молчали, забыв об обеде.

– Нет! – вдруг сказала она, – Они неминуемо придут! Они скоро будут здесь! – как заведённая, твердила она.

Я всегда считал, что с женской интуицией не поспорят никакие приборы, и если женщина что-то вбила в голову, то под этим всегда что-то есть.

Я спешно налил ей вина, она выпила, и я занялся успокоительными разговорами. Не знаю, пытался ли я убедить её, или сам хватался за спасительную соломинку своей логики.

– Я своими глазами видел – они еле двигаются! – в сотый раз повторил я, – Это какие-то гигантские медузы! Нет, не так, это какая-то мерзкая помесь медузы с каракатицей или с осьминогом!

Мои успокоительные описания имели обратный эффект.

Её глаза округлились.

– Им всё равно не сладить с земными условими, с земным тяготением! Для них всё здесь чужое!

Жена молчала, как убитая. Мои прогнозы по поводу всесилия всемирного тяготения не очень успокоили её расстроенное воображение, и чем больше я напирал на это обстоятельство, пытаясь успокоить её и себя, тем больше чувствовал смехотворность своих доводов.

– Огильви говорил мне, что сила тяжести на земле втрое превосходит силу тяжести на Марсе! Марс много меньше Земли! Они воспринимают свой вес на Земле в три раза более значительным, чем там! А между тем они совершенно не тренированы, и их мускулы остались столь же слабы! Сейчас они словно налиты свинцом! Могу представить себе дикомфорт, какой они сейчас испытывают! Возможно от этого они так агрессивны! «Таймс» и «Дейли Телеграф» не раз писали о влиянии чрезмерной силы тяжести на живую материю! Но они не учли результат такого воздействия… и не предвидели, что по ним будут стрелять! Не учли, что в атмосфере Земли, по сравнению с атмосферой Марса, гораздо больше кислорода и гораздо меньше аргона! Вот что окончательно придавило этих инопланетных осьминогов! Не стоит сбрасывать со счетов, что столь сильное технологическое развитие наверняка сопровождалось регрессом их мускулатуры! У себя на Марсе они наверняка жили не силой своих мускулов, но мощью своего ума!

Только этим вечером все эти доводы стали беспокоить меня, до этого у меня не было причин размышлять об этом, и мои предположения об удивительном развитии интеллекта пришельцев и их довольно слабых телах, как компенсации их уникального интеллекта, потихоньку стали убаюкивать меня. Вино, хорошая еда, чувство безопасности в собственном доме, успокоительные доводы, приводимые мной жене постепенно успокоили и меня самого. Не знаю почему, но я приободрился и осмелел.

– Да они просто глупцы! – наконец резюмировал я, опрокидывая очередной бокал вина, – Они сейчас находятся в стрессе, испуганы, и окутаны всецело атмосферой дикого страха! Скорее всего в их планы вовсе не входило найти здесь конкурентов, да и вообще, неизвестно, думали ли они встретить здесь какую-либо живность! Несколько хороших полковых орудий, подвезённых к яме, несколько поучительных залпов по ним, и от их фанаберии и агрессивности не останется и следа! А может быть, и будет сразу покончено с ними всеми, и тогда ни для кого из нас не будет никаких проблем! Останется только память о двух десятках людей, которых они укокошили с испугу!

Таково было победное крещендо моей проповеди, и, как ни странно, говоря это, я верил себе, как родному!

Несомненно, страшная усталось, вкупе с болезненным, чрезмерным возбуждением – последствие прежитых потрясений, владела в эти мгновения моим языком и моими чувствами.

Этот обед я до сих пор помню во всех мельчайших деталях. Ласковое, слегка испуганное лицо жены, слегка затемнённое розовым абажуром, кипельно-белая скатерть, сверкающие серебряные приборы на столе (это были сливочные времена, когда даже второсортные писатели и третьесортные философы могли позволить себе кое-что из роскоши), тёмно-бордовое вино в бокале – всё это навсегда запечатлелось в моей памяти, словно последний, роскошный натюрморт, увиденный на выходе из музея.

Я откинулся на спинку кресла и, пытаясь успокоиться, покуривал ароматную сигаретку. Я уже гнал запоздалые сожаления о бедном Огильви с его необдуманным, дурацким вояжем в самое пекло ада, и убеждал себя в абсолютном бессилии марсиан.

Так жирный, счастливый дронт на острове Маврикия, ощущая себя полноправным властителем своей территории, мог снисходительно иронизировать по поводу корабля и пушек, а также бессилия изголодавшихся до полного ожесточения матросов.

– Завтра же, дорогая, с ними будет покончено! – уверенно сказал я.

Я даже не мог предположить, что это мой последний на долгие месяцы нормальный обед, и вместе с приходом нового дня нас начнут захлёстывать непредставимые, ужасные события.

8. Пятница. Вечер

Никто не ожидает беды там, где нет предпосылок для неё. Вокруг не было совершенно никаких поводов для беспокойства. Люди работали, работали конторы и магазины, поезда отправлялись строго по расписанию в другие города и веси. Это всегда кажется невероятным, как люди, стоявшие на грани чудовищных потрясений, не зная о них, продолжают жить обычной жизнью, ни на йоту не изменяя привычного уклада, когда на пороге уже стоит чудовищный монстр, который через мгновение разнесёт всё это мелкое, кукольное счастье в клочки. Если бы нашёлся гигантский циркуль, которым удалось бы очертить окружность пяти миль радиусом вокруг злополучного песчаного котлована в окрестностях Уокинга, то можно не сомневаться, что ни одному находящемуся за пределами этого круга (исключая, конечно, родни Стэнта, матерей велосипедистов и нескольких дюжин лондонцев, лежавших обугленными головешками на сожжённой пустоши, не пришло в голову задумываться о каком-то карьере, и не было ни одного, кому бы инопланетяне испортили настроение или пролили утренний кофе на ковёр.

Эти газетные статьи, разговор на кухне, досужие сплетни были так далеки и ничтожны от миросозерцания англичан, что могли восприниматься скорее как шутка..

Конечно, многие знали о загадочном цилиндре, и за обедом, на досуге вели о нём доморощенные разговоры, но даже пресс – концеренция самого главного, самого жирного и самого говорливого инопланетянина не вызвала бы такого ажиотажа, как, предположим, военный ультиматум, предъявленный нам Германией.

Отчаянная телеграмма бедолаги Гендерсона о начавшемся развинчивании резьбы таинственного цилиндра была воспринята, как шутка гения. Такие шутки среди учёных давно уже стали притчей во языцех, и никого не удивляли. Вволю насмеявшись над нелепой телеграммой, редакция вечерней газеты послала ему насмешливый ответ с настоятельной просьбой чем-то подтвердить отправленную информацию, и не получив ответа (Гендерсон лежал мёртвый с открытым ртом в вереске), не включила в утренний выпуск его последнего воззвания.

Но даже и внутри этого пятимильного круга большинство граждан жило привычной жизнью, не обращая внимания на довольно странные события.

Поведение мужчин и женщин, с которыми мне пришлось столкнуться в тот вечер, их юмористическая реакция запомнились мне, и я понимал, что точно такую же реакцию можно ожидать и от всех других легкомысленных соплеменников.

Весь округ проводил время в мирных разговорах, обедах и ужинах, в садиках при стандартных домиках рабочие обрезали розы и копались в земле, выпалывая сорняки, матери укладывали непослушных детей спать, молодые убегали в потайные заросли липовых аллей, ученики, тоскливо подперев голову кулаками, штудировали свои уроки. Возможно, и был мизерный процент тех, кто начинал предаваться страху и сомнениям. Скорее всего уцелевшие рассказывали об ужасе, который накрыл их в песчаном котловане, и немногие начинали бегать и суетиться, но большинство пока что находилось в полном неведении о сотоянии дел. Жизнь громадного большинства жителей по прежнему не выходила за рамки обычных занятий – еды, работы, сна, и в этом извечном круге интересов не могло найтись места никакому Марсу и выдуманным сказочниками инопланетян. На станции Уокинга, в Хорселле и даже в в Чобхеме не было никакой суеты, и всё происходило по, казалось бы, навеки установшемуся расписанию.

Узловая станция Уокинга до полуночи жила, как обычно: поезда в положенное время отстаивались на запасных путях, в них доставлялась вода и припасы, ремонтирующиеся вагоны отводились на запасные пути, и озабоченные путеобходчики простукивали шасси вагонов. Всё проходило своим чередом.

Наглый мальчишка, приспособившийся нарушать монополию местного издателя Смита, бегал вдоль вокзала, выкрикивая название своей вечерней газеты.

Лязганье железных суставов поездов, гудки паровозов и шум толпы почти заглушали его визгливый голосок, возвещавший о «ярости пришельцев с Марса».

В девять часов на станции появились первые остервенившиеся и всклокоченные очевидцы трагедии в котловане. Они разглашали жуткие новости, но их вид и то, что они рассказывали ни, у кого не вызывал никакого доверия. Их приняли за каких-то пьяных шутников, и их сообщения пролетели мимо ушей горожан.

Из окон лондонского экспресса, мчавшегося в столицу, люди видели из окон вагонов далёкие вспышки возле Хорселла, искрящиеся холмы, всполохи огня и дыма, и длинную полосу низового дыма, стлавшуюся по земле. Потом какой-то кровавый морок застлал яркие звёзды, но никому и в голову не пришло как-то связать эти картины с сообщениями о странных событиях около Хоорселла. Большинство сходилось на том, что это обычные для этих мест вересковые пожары. Смущало другое – несколько человек вдруг заметили несколько домов на окраине Уокинга объятых пламенем, какое-то смятение вокруг, и негаснущие огни в остальных домах, как будто там люди не собирались ложиться спать всю ночь.

Чобхемский и Хорселловские мосты были полны людьми, плотная толпа любопытствующих всё время показывала руками куда-то вдаль, и люди не собирались расходиться. Как оказалось, несколько безумных смельчаков на свою голову отправились к карьеру, и проползя по пластунски через вереск, сумели добраться почти до самого логова инопланетян. Никто никогда больше не видел их. Следом за мощным световым лучом, выбрасываемым из гигантского прожектора, следовал убийственный тепловой луч, словно прощупывавший территорию на предмет уничтожения всего живого.

Пустошь чернела под холодными звёздами, и ночь скрывала невидимые обугленные тела. Только на рассвете они снова стали видны, и в это время из ямы начали доноситься мерные металлические удары.

Такова была обстановка на вечер пятницы.

Вот так на холку нашей древней стареющей планеты Земля, готовясь вонзить в её плоть своё вредоносное жало, сел ядовитый комар с Марса – это был сверкающий цилиндр инопланетян со своей вращающейся пикой на конце.

Укол ядовитого насекомого ещё не ощущался организмом, но уже был произведён, и яд начинал оказывать смертоносное действие. Пустошь расстилалась далеко-далеко, покрытая зловещими пятнами пожаров. Прямо перед котлованом по-прежнему съёжились обугленные трупы, на фоне пепелищ они теперь были едва заметны, и лишь в немногих местах по-прежнему тлел кустарник и дымились стволы деревьев.

За зоной поражения и пожаров наблюдалась зона смятения и хаоса. Здесь не было пожаров и господства убийственного луча. Весь остальной мир вообще ничего не знал, и жизнь людей там катилась по прежним рельсам, о Хорселлском деле там вообще ничего не знали.

Инкубационный период болезни вступал в своё подготовительное действие, и подводил к моменту, когда лихорадка нашествия начнёт разрушать кровеносную систему государства, леденить нервы всего живого и умертвлять и скукоживать его мозг.

У марсиан началась эра лихорадочной деятельности, всю ночь они гремели на всю округу и производили странные, визжащие, клокочущие и режущие звуки. В котловане всё шумело. Инструменты инопланетян не останавливались ни на минуту, они трудились, приводя в порядок какие-то свои, неведомые землянам, механизмы и машины. Изредка клубы ядовито-зелёного дыма поднимались к полному звёзд небу, словно выброшенные под чудовищным давлением из гиганских сопл.

Где-то в одиннадцать сквозь Хорселл прошагала рота вооружённых гвардейцев и стала оцеплять пустошь. Через час вторая рота промаршировала через Чобхем и заняла позиции с севера карьера. Стало известно, что несколько офицеров, прикомандированных к икермановским казармам, обходивших пустошь, сообщили о пропаже одного из товарищей, майора Идена. Ровно в полночь командир полка стал производить на Чобхенскром мосту опрос очевидцев. Наконец до властей стало доходить, насколько серьёзно положение. Следующим утром, в одиннадцать часов, сообщали утренние газеты, гусары с составе эскадрона и прикомандированные к ним четыре сотни солдат Кардиганского полка, с двумя пулемётными бригадами и пулемётами «Максим» начали марш из Олдершота.

За считанные секунды до полуночи собравшиеся на дороге на Чертси недалеко от Уокинга, внезапно увидели осветившееся метеоритом небо. Он упал где-то в сосновых лесах на северо- западной оконечности Чертси. Его падение сопровождалось ярким зелёным свечением, и он был принят многими за обыкновенную летнюю молнию. Таким было прибытие на Землю второго цилиндра с марсианами.

9. Начало сражения

В субботу Англия бурлила, и всеми овладели тревожные ожидания. День оказался жарким, и оттого томительно долгим. В воздухе висела влажная духота, и барометр засвидетельствовал стремительные скачки давления – давление то падало, то скакало вверх, чего никогда не замечалось в этих краях. Сон упорно не шёл ко мне, я лежал около спящей жены и ворочался с боку на бок, не зная куда деваться от тревожных мыслей, овладевших моей головой. Так и не сумев заснуть, ранним утромя я вскочил с кровати и отправился в сад. Я долго стоял под деревьями, прислушиваясь, но всё в округе было спокойно, а оттуда, где лежала пустошь, слышалось только пение одиноких жаворонков.

Перед завтраком, как обычно, заявился молочник. Скрип его тележки вывел меня из оцепенения, и я бросился навстречу этому тарахтению, чая узнать хоть какие-то новости. Мы встретились у калитки.

Он, мгновенно загорячившись, тут же вывалил мне, что ночью марсиан на пустоши окружили войска, которые, в ожидании подходчящей артиллерии, пока что ничего не предпринимают. Его рассказ был прерван грохотом проносящегося в Уокинг скорого поезда. Когда поезд затих вдали, молочник продолжил дозволенные речи:

– Намеренья убивать их нет! – сказал он, – Если только есть малейшая возможность обойтись без кровопролитья, так и будет!

Начиналось обычное утро в провинции.

Когда молочник укатил свою тележку от моей калитки, я увидел появившегося в саду соседа с садовыми ножницами наперевес. Наша беседа с ним прошла, как обычно, за обсуждением каких-то мелочей, и событий на пустыре коснулась только в самом конце. Сосед выразил полную уверенность, что инопланетяне в течение этого дня будут взяты в плен или уничтожены.

– Жаль, если случится второе!, – походя заметил он. – Они, к несчастью, похоже не готовы разговаривать с нами! Очень жаль! Нам было бы очень важно узнать, как живут эти существа на своём Марсе! Судя по всему они так продвинулись по пути технического прогресса, что нам могло бы повезти, если бы они поделились своими достижениями. У них есть чему поучиться. При всех наших технических достижениях последнего века, мы по сравнению с ними – сущие дети!

Тут он подошёл вплотную к забору и протянул мне чашку со свежей клубникой. Клубника у него всегда была отменная, не чета моей. Он был завзятым садоводом и очень гордился своими достижениями.

Ему не терпелось проделиться своей осведомлённостью, и он заговорчески сообщил мне о странном пожаре в лесу около Байфлитского поля для гольфа.

– Это тщательно скрывается, чтобы не волновать общественность, но там, похоже, приземлилась точно такая же штуковина, цилиндр номер два. Это плохая новость, я полагаю!

Тут он на минуту задумался.

– Да, право же, мы многого не знаем, но с нас вполне хватило бы и одного такого аппарата, уже известно какая муравьиная возня идёт сейчас в страховых конторах Лондона. Убытки чрезвычайно велики, и, похоже, превысят всё мыслимое! – тут он добродушно улыбнулся, – Трупы кругом, сожжённые дома, лес весь погорел в округе, есть от чего задуматься и придти в отчаянье! – тут он оглянулся и кивнул головой в сторону дымных клубов за спиной, – Самое скверное, что загорелся торф на болотах, торф поджигает хвою, хвоя не даёт торфу погаснуть! Эта история может продолжаться сколь угодно долго, хоть несколько месяцев!

На этой не вполне оптимистической мысли он оставил разговор об инопланетянах и вспомнил бедного Огильви, которого хорошо знал. Тяжко выдохнув, он помянул его отлетевшую душу добрым словом.

Мы попрощались, и я ушёл домой завтракать.

Мысли о происходящем не покидали меня, и едва закончив завтрак, я принял решение, отложив неотложные дела, несмотря ни на что отправиться на пустошь. Едва достигнув железнодорожного моста, я столкнулся с солдатами. присмотревшись к ним, я понял, что передо мной сапёры. Они были в странных круглых шапчонках, замызганных, сплошь испачканных в грязи растерзанных красных мундирах, под которыми виднелись застиранные голубые рубашки. Чёрные штаны заправлены в сапоги до колен.

Они объяснили мне, что канал является границей, за которую проход запрещён.

Пройдя ещё полмили к мосту, я натолкнулся на часового, рядового Кардиганского полка. Ещё несколько солдат сидели на земле неподалёку. Я обратился к солдатам и сказал, что видел марсиан с близкого расстояния. Солдаты имели очень смутное представление о цели их пребывания здесь, ничего не знали о марсианах, тем более никто из них их не видел. Узрев такого осведомлённого гостя, солдаты обступили меня и закидали вопросами. Я спросил их, на каком уровне принято решение задействовать в этой операции войска, но они ничего не знали и об этом. Сначала они вообще думали, что их мобилизация связана с какими-то беспорядками в казармах конной гвардии.

Саперы знали много больше, чем рядовые. Они горячо и не без помпы обсуждали возможные последствия столь непредставимого боя. Мой рассказ о тепловом луче заворожил их, и они, переглянувшись, тут же заспорили меж собой, почти не обращая внимания на мои колкие замечания.

– А что? Надо поближе подкрасться к ним под прикрытием местности и как только они заснут, айда в атаку, – молодцевато сказал первый.

– Да уж! – ответил второй, подперев щёку рукой. – И как ты думаешь, чем на этом пепелище и на такой жаре можно укрыться? Там всё, как на ладони! Сколько человек может торчать на такой жаре, ты знаешь! Пять минут, не больше!

– Надо прикрыться фашинами хвороста и подползти как можно ближе!

– С помощью этого хвороста нас зажарят, как каплунов – вот и всё! Ха, укрываться хворостом? А ты не пробовал тушить огонь нефтью? Надо подползти к ним как можно ближе, и по пути вырывать надёжные укрытия! Надо сжимать кольцо окружения и переходить к регулярной осаде!

– К чертям собачьим твои чортовы укрытия! Всё у тебя флеши, башни, норы и траншеи! Тебе скоро будут сниться эти чортовы укрытия! У тебя у самого рожа стала, видать от полкового супа с капустой, как у кролика, Сниппи, и сам ты стал, как кролик – всё в норе хочешь отсидеться!

Остальные слушали их, всё время поворачивая головы от одного знатока боя к другому.