скачать книгу бесплатно
Не знаю, что я ожидала услышать. Печальное гитарное соло. Непрерывное воспроизведение песни «All by Myself». На самом же деле играет агрессивный испанский панк-рок. Или португальский… Так, и что это дает? Из хорошего – Тофер все-таки слушает музыку. Значит, он жив. Хотя, если подумать, не факт. Где гарантии, что телефон Тофера не вещает в ледяной канаве? Вздохнув, я сворачиваю приложение.
Воспоминание о нашем разговоре внизу, на диване, не отпускает – прямо как похмелье. Я знаю, куда клонил Тофер. Хотел пробудить во мне чувство вины. Напомнить обо всех своих благодеяниях.
От этой мысли я злюсь. Тофер – заносчивый мальчишка из элитной школы, которому повезло с отличной идеей и, что важнее, с мамочкой и папочкой, готовыми его спонсировать хотя бы первые годы. Полная противоположность мне. Богатый. Привилегированный. Уверенный.
Однако под моей злостью скрываются кое-какие неудобные факты. Ведь это Тофер дал шанс застенчивой, неуклюжей девушке двадцати с лишним лет, на которую раньше никто не обращал внимания. Девушке из Кроли, пахнущей благотворительными магазинами, одеждой с чужого плеча и отчаянием, – за всем этим он разглядел личность, меня настоящую, упорную, решительную, готовую выкладываться на сто десять процентов.
Самое главное, когда я предложила вложить бабушкины деньги в «Снуп», именно Тофер посоветовал мне требовать акции, а не проценты за пользование капиталом. Рик и Ева меня отговаривали. Рассказывали о ненадежности подобного вложения, о том, что «Снуп» может прогореть. Тофер же настаивал – для тебя выгоднее иметь акции. И был прав.
Именно из-за Тофера я сегодня здесь. До сих пор не знаю, благодарить его за это или обвинять. Наверное, и то, и другое.
Девушка из шале – Эрин – сказала, что фуникулер выключают в одиннадцать. Значит, если Тофер на него успел, то скоро будет тут. В том-то и вопрос. Успел ли Тофер?
Я беспокойно выглядываю в окно, на кружащие снежинки. По прогнозу, ночью минус двадцать. В такой мороз люди умирают.
Я вздрагиваю от стука в дверь. Затягиваю пояс халата и поворачиваю замок. Сердце выскакивает из груди.
Это Ева.
– Лиз, можно войти?
Она сменила белое шерстяное платье на эластичные лосины, подчеркивающие фантастически длинные ноги. За ней, точно нефтяное пятно, плывет аромат духов. Крепкий, очень навязчивый. «Пуазон», кажется.
– М-м… ладно, – киваю я, скрывая досаду.
Чувствую себя в ловушке и не хочу впускать Еву в номер, но не представляю, как ей отказать.
Она проходит к окну и останавливается спиной ко мне, глядя на заснеженную долину. Я замечаю приоткрытую дверцу шкафа, в щель видны плечики с некрасивой измятой одеждой и два моих чемодана. Больший чемодан немного торчит, мешает дверце закрыться. Задвигаю его ногой поглубже.
Дверца хлопает, и Ева тут же оборачивается.
– У тебя все в порядке? – спрашивает отрывисто.
Я теряюсь. Что отвечать? Хотя она, наверное, спрашивает из вежливости, я все равно не привыкла, чтобы люди, особенно Ева, мною интересовались. Чувствую себя от этого голой. Я не могу придумать ответа, да ей он и не нужен, она продолжает:
– Хочу извиниться за эту неожиданную презентацию. Я боялась включать ее в расписание, думала, Тофер перехватит инициативу…
Вот оно что. Ева пришла вновь меня убеждать.
– Ева, прошу… – Головная боль, утихшая после ужина, возвращается. В голове стучит в унисон с сердцем. – Пожалуйста, давай не сейчас…
– Не переживай. – Ева берет мои ладони в свои, холодные и сильные. – Я прекрасно понимаю. На твоем месте я тоже разрывалась бы на части. Ты преданна Тоферу, я понимаю, конечно. Все понимают. Хотя мы обе в курсе…
Она умолкает. Продолжать не обязательно.
Еве вообще не нужно излагать доводы. За нее это делают факты.
У меня двенадцать миллионов причин проголосовать вместе с Евой. Ей незачем сочинять двенадцать миллионов первую.
– Да, – шепчу я. – Ева, все верно. Просто Тофер…
Тофер, который предоставил мне первый в жизни шанс, посоветовал настаивать на акциях. Разве можно сказать Тоферу, что я предаю его? Я впервые осознаю – мне страшно.
– Лиз, ты знаешь, как хочешь поступить; знаешь, как поступить необходимо… – Голос у Евы приторно-ласковый, она словно уговаривает перепуганного ребенка. – Я всегда тебе помогала, правда? Мы с тобой всегда друг о друге заботились, да?
Вспоминается вопрос Рика за ужином. Вопрос, вынудивший меня отодвинуть стул и выйти из комнаты. «Ну что, Лиз, как распорядишься полученной выплатой?» Очень дерзко, в лоб, с недвусмысленным намеком.
Ева действует более последовательно. Она знает, что эти деньги приводят меня в ужас. Для человека, который рос в бедности и прятал от игрока-отца последние пенни, двенадцать миллионов – невообразимая сумма. Умопомрачительная. Судьбоносная.
Ева не сомневается – убедят меня не деньги, а кое-что другое. Личное, наше с ней – напоминание о совместном прошлом. Ведь я была ее помощницей – в те времена, когда «Снуп» не мог себе позволить двух ассистентов. Перед Евой я в таком же долгу, как и перед Тофером. Даже в большем.
На самом деле ей известно то, что понимают Рик с Карлом и признают все, кроме Тофера с Эллиотом: нет у меня никакого выбора.
У данной проблемы существует лишь одно разумное решение. На первой чаше весов лежит моя преданность Тоферу, а на второй – не только двенадцать миллионов фунтов, но и нечто совсем иное. Перспектива новой жизни. По большому счету, на кон поставлена моя свобода. Свобода от работы, от тревог, от вечной осмотрительности. Свобода от многого.
– Верно, Ева, – говорю я очень тихо. – Я все знаю. Просто… просто мне тяжело.
– Конечно. – Она вновь сжимает мою руку холодными пальцами, настойчиво и многозначительно. – Конечно, тяжело. Я тоже преданна Тофу. Разумеется, преданна. Все же я могу на тебя рассчитывать, да?
– Да, – отвечаю я и едва слышу собственный голос. – Да, можешь.
– Хорошо. – Ева расцветает красивой улыбкой. Фирменной улыбкой, которая раньше сияла с тысяч билбордов и подиумов по всей Европе. – Спасибо, Лиз, я понимаю, что это значит. Ты тоже можешь на меня рассчитывать. Будем друг другу помогать, правда?
Я киваю, Ева небрежно меня обнимает и уходит.
Открываю окно, чтобы выветрить ее запах. Высовываюсь наружу и даю волю чувствам. Мучительная тревога, запертая в груди, тут же разрастается до необъятных размеров, накрывает меня с головой. Я представляю собрание, как мы голосуем, я поднимаю руку за поглощение, мысленно вижу лицо Тофера, осознающего мое предательство… Затем представляю последствия, если я не подниму руку, и мне становится совсем противно.
Потому что Ева права. Выбора действительно нет. Я знаю, как должна поступить. Нужно лишь проявить мужество.
Стоит принять решение, как на меня снисходит удивительный покой.
Все будет хорошо. Хорошо.
Я закрываю окно. Возвращаюсь в постель и выключаю «Снуп». Затихаю. Слушаю шепот снега. Он падает на балкон, выстилает землю, стирает все.
Эрин
Снуп ID: LITTLEMY
Слушает: снупит за ITSSIOUXSIE
Снупобъекты: 5
Снупписчики: 7
Срабатывает будильник, и я с усилием выбираюсь из глубокого кошмарного сна.
В нем я рою, рою, рою слежавшийся снег, руки немеют от холода, мышцы дрожат, горячая кровь стекает по шее. Я знаю, что найду, – одновременно и жажду этого, и очень боюсь. Просыпаюсь, не успев достичь цели.
Какое облегчение открыть глаза и оказаться в своей маленькой комнате, услышать визжащий будильник… Отключаю его на ощупь. Часы показывают 6:01. Я лежу, сонно моргаю, пытаюсь стряхнуть неприятные ощущения после кошмара.
Выходные не отменяют раннего подъема. Мы с Дэнни чередуемся: один встает в шесть часов, включает кофеварку, начинает готовить завтрак и убирать после вчерашнего, а другой, условно говоря, валяется в постели. Сегодня – моя утренняя смена, и я борюсь с зевотой, сползая с кровати и натягивая одежду. У некоторых на высоте развивается бессонница. Не мой случай. У меня наоборот.
Проходя мимо номера Тофера, я замедляю шаги, прислушиваюсь. Вернулся ли он? Я оставила входные двери незапертыми, а когда ночью спустилась проверить, то увидела в фойе чьи-то следы.
Я стою не дыша, вся обращаюсь в слух, как вдруг тишину разрывает мощный храп. Вздрагиваю от неожиданности, потом хихикаю. Кто-то в номере точно есть, даже если это и не Тофер.
Внизу тихо, за стеклянной дверцей печки светятся тлеющие угли. Я открываю душник, подкладываю в золу поленья и принимаюсь за уборку.
Снуперы ничуть не хуже других отдыхающих, но сегодня мне почему-то особенно досадно выливать бренди тридцатилетней выдержки в раковину и отскребать камамбер с ковра в столовой. Мало того, внутри шале кто-то курил, несмотря на запрет, – из блюда с любовно приготовленными птифурами торчит окурок. Он-то, наверное, и выводит меня из себя. Я помню, как Дэнни готовил эти миниатюрные миндальные флорентини: смешивал ингредиенты, выпекал печенья, бережно окунал в тщательно темперированный шоколад, выкладывал на тарелку… Обращался с ними, как с крошечными произведениями искусства, и совершенно справедливо. А кто-то использовал их как пепельницу.
Я еще довольно долго плаваю в облаке злости, хотя к семи часам настроение немного поднимается. Комнаты убраны, в печи потрескивает огонь, разогретая духовка готова к приему сосисок, на столе мюсли в глубокой хрустальной салатнице, рядом – большие кувшины со свежевыжатым соком и кувшины поменьше, с молоком и сливками. Сверху по-прежнему не долетает ни звука. Значит, можно позволить себе посидеть десять минут с кофе и телефоном. Обычно я проверяю снежный прогноз или читаю «Твиттер», сегодня же рука сама тянется к значку «Снупа». Я лениво листаю список любимых артистов, пью кофе, смотрю, кто онлайн, кто что слушает. Здесь есть выдающиеся люди, настоящие звезды и просто весьма интересные личности, и Дэнни прав, ощущения невероятные, прямо-таки завораживающие: в наушниках – песня, которую звезда слушает в данный момент, и вы друг с другом синхронизированы, такт в такт… В Нью-Йорке полночь, у народа играют в основном спокойные композиции, которые меня в такую рань не слишком вдохновляют. Затем я натыкаюсь на небольшой классный канал британских знаменитостей, все уже бодры и веселы. Надо же, в шесть утра по Британии. Чего не спится? Возможно, они всегда в это время встают.
Я принимаюсь за мытье сервировочных мисок, слишком больших для посудомоечной машины, и притопываю в такт композиции «Rockaway Beach» рок-группы «Ramones». Неожиданно звук начинает прерываться. Пока я достаю телефон из кармана и проверяю наушники, песня умолкает совсем. Черт. Смотрю на экран. Вай-фай по-прежнему показывает сильный сигнал, но при нажатии на иконку «Снупа» всплывает сообщение: «Мы не можем получить удовлетворения. (Проверьте подключение к интернету)»[3 - Вероятно, отсылка к словам песни «The Rolling Stones» «(I Can’t get No) Satisfaction».].
Жаль. Я возвращаюсь к посуде, теперь уже в тишине. Успеваю вымыть пару тарелок, и тут в окно справа стучат. Это Жак из пекарни в долине, принес багеты и огромный пакет круассанов. Я стягиваю резиновые перчатки и отпираю дверь, выдыхая белое облако в холодный утренний воздух.
– Salut, ma belle[4 - Привет, красавица (фр.).], – здоровается Жак.
Не вынимая изо рта сигареты, вручает мне хлеб, затягивается «Житаном» и отворачивается выпустить дым.
– Привет, Жак, – отвечаю по-французски. Говорю я на нем не идеально, однако беседу поддержать могу. – Спасибо. Что скажешь про погоду, какой прогноз?
– О, прогноз не очень, – тоже по-французски сообщает Жак и, вновь затянувшись, задумчиво смотрит в небо.
Жак – один из немногих местных уроженцев. Народ вокруг в основном приезжий: либо туристы, либо сезонные работники. Жак здесь вырос и прожил всю жизнь, его отец владеет пекарней в Сент-Антуан-ле-Лак. Через несколько лет он выйдет на пенсию, и Жак его сменит.
– Как думаешь, удастся сегодня покататься на лыжах? – спрашиваю я.
Жак пожимает плечами.
– Разве что утром. Днем же… – Подняв руку, он вертит ладонью вправо-влево. Жест, которым французы обозначают неопределенность. – Будет сильный снегопад. Видишь, какие тучи над Дамой?
Дама – это Ле Дам Бланш, высокая гора, которая нависает над долиной и отбрасывает почти постоянную тень на шале. Жак прав, тучи действительно внушительные – темные, грозные.
– Тучи – полбеды, – продолжает он. – Хуже всего ветер. Он мешает ребятам из лавинной службы запускать небольшие лавины, понимаешь?
Киваю. Я видела, как это делают в ясную погоду: подрывают заряды на склонах, чтобы снег сходил безопасно, маленькими порциями и не накапливался до критической массы. Не знаю, как именно закладывают взрывчатку. Иногда используют вертолеты, а иногда, по-моему, какие-то пушки. В любом случае понятно, что ветер делает процесс опасным и непредсказуемым.
– Думаешь, возможны лавины? – Я стараюсь не выдать беспокойства.
Жак вновь пожимает плечами.
– Серьезные? Вряд ли. Но днем часть склонов точно закроют, и кататься вне трассы я бы не рекомендовал.
– Я не катаюсь вне трассы, – сообщаю коротко.
Да, больше не катаюсь.
Он отвечает не сразу. Задумчиво оглядывает склоны, затем выпускает кольцо дыма. Кивает.
– Ладно, мне пора. До встречи, Эрин. – И направляется к фуникулеру.
Мягкий свежевыпавший снег скрипит у Жака под ногами. Я смотрю ему вслед, и внутри все сжимается, меня вновь пробирает страх, навеянный ночным кошмаром.
Возвращаюсь в теплую кухню, выкладываю хлеб на стол – и вздрагиваю от неожиданности, когда за спиной раздается хриплый сонный голос:
– Месье Булочка, сын булочника?
Возле стойки в ярком утреннем свете жмурится Дэнни.
– Господи! – Я прикладываю руку к груди. – Ты меня напугал. Да, приходил Жак. Он говорит, будет еще снег.
– Издеваешься? – Дэнни чешет щетину. – Такими темпами на небе вообще снега не останется. На лыжах покататься получится?
– Вроде бы. По мнению Жака, сегодня до обеда – да. Потом трассы могут закрыть, опасность схода лавин.
– Уже оранжевый, – замечает Дэнни.
Он имеет в виду шкалу, публикуемую «Метео-Франс». Оранжевый цвет соответствует третьему уровню, «значительному риску» схода лавин. При этом кататься вне трасс не рекомендуют, а самые крутые склоны закрывают. При красном, четвертом, уровне начинают закрывать весь курорт. Черный, уровень пять, – опасность для поселений и дорог. Черный уровень – это что-то вроде «убедитесь, что ваш последний прием пищи был плотным», хотя лавинная служба старается не допускать подобных ситуаций. По возможности.
Я беру поднос с кофейными чашками, и тут Дэнни небрежно интересуется:
– Кто такой Уилл?
Шок. Я оступаюсь, две чашки соскальзывают с подноса на пол и разбиваются. К тому времени, как мы с Дэнни заканчиваем собирать осколки, я прихожу в себя и могу ответить.
– В смысле? Здесь нет никаких Уиллов.
– Тебе что-то снилось ночью. Ты кричала, звала Уилла. Я слышал за стеной. Меня это разбудило.
Черт!
– Хм, странно. – Мой голос звучит легко, слегка удивленно. – Прости. Кошмар, наверное.
Прежде чем Дэнни разовьет тему, я выхожу из кухни. Несу поднос в столовую, руки почти не дрожат. Принимаюсь за сервировку большого деревянного стола к завтраку. Когда выставляю последние баночки с консервами, с лестницы доносится стук каблуков. Я поднимаю голову – Ева. Явно не в духе.
– Доброе утро, – говорю.
– Доброе, что с интернетом? – бросает она без всяких предисловий.
У меня екает сердце. Черт. Я-то надеялась, что проблема временная.
– О боже, как неприятно. До сих пор не работает?
– Не работает. И мобильная связь ужасная.
– Очень жаль, это из-за снега. Такое случается. Наверное, обрыв кабеля, или поломка ретранслятора, или еще что-нибудь. Часто бывает после сильного снегопада, а вчера снега насыпало немало.
