скачать книгу бесплатно
– Почему так важно, девственница ли принцесса до сих пор? – спросил Гарри, милостиво кивая людям, которые сбегались со всех сторон приветствовать их.
Отец остановил коня.
– Библия предостерегает, что человек, который женится на вдове брата, будет проклят бездетностью, но она же призывает его жениться на ней и растить детей вместо брата. Епископы сказали мне, что главный вопрос – не девственность Екатерины, а носила ли она ребенка Артура, чего, разумеется, не было. Если бы носила, вы не могли бы жениться на ней, Гарри. Но я хотел предусмотреть все. Возможно, что брак был доведен до окончательного заключения, а Екатерина не поняла этого или не заметила, что она недолго была беременна. Только Господу известна правда.
При мысли о Екатерине в постели с Артуром Гарри внезапно ощутил укол ревности. До сих пор он считал, что они возлежали на брачном ложе целомудренно, так как Артур был слишком болен, чтобы предпринимать какие-нибудь решительные действия. Невыносимо было думать, что и тут брат опередил его.
– Но ведь она сказала, что до сих пор дева, – возразил принц. – Она сегодня была в белом платье.
– Это верно, – согласился король. – Екатерина – благочестивая девушка, и я уверен, что она говорила правду. Вам не о чем беспокоиться, Гарри.
1504–1505 годы
Возможности провести с Екатериной больше нескольких минут вдали от бдительного ока отца Гарри пришлось ждать до следующего лета. В августе король пригласил ее в Ричмондский дворец, и она прибыла туда по реке из Дарем-Хауса на Стрэнде, который король предоставил в ее распоряжение.
Ричмондский дворец – огромное причудливое строение с зубчатыми стенами, созданное по образцу дворцов герцогов Бургундских, – был настоящим раем на земле. Гарри помнил, как однажды в Рождество сгорел дотла старый дворец Шин. Вместо него отец возвел это великолепное здание из красного кирпича и камня, с огромными эркерными окнами, сказочными пинаклями и турелями[2 - Пинакль – в готической архитектуре небольшая декоративная башенка, увенчанная миниатюрным шатром; турель – круглая башенка с конусообразной крышей, возвышающаяся над карнизом в верхней части стены здания.], которые завершались куполами в форме колоколов и позолоченными флюгерами. Во дворах, фруктовых и цветочных садах были устроены фонтаны, а кусты, цветы и травы образовывали «ленточные» и «змеиные» узоры; такой нарядный сад по новой моде называли узловым. Вдоль широких дорожек стояли статуи геральдических животных короля. В главной башне, где располагались королевские покои, потолки были выкрашены в небесно-голубой цвет и усыпаны золотыми розами Тюдоров. Над гейтхаусом красовался герб Генриха VII, который держали красный дракон Уэльса и белая борзая Ричмонда, бывшего графства отца.
Это было радостное время для Гарри, потому что им с Екатериной каждый день позволяли ездить на охоту. Она хорошо умела скакать верхом, не отставала от него и была не слишком щепетильной, когда наставал момент убийства зверя. Принц замечал, что с каждым часом любит ее все больше, и она, несмотря на разницу между ними в возрасте, подавала все признаки того, что тоже без ума от него.
Гарри исполнилось тринадцать лет; его тело менялось, и он начинал понимать, что такое желание на самом деле. Он раздавался в плечах, мышцы его крепли, голос грубел, а внизу скипетр, как ему нравилось называть эту часть своего тела, временами вдруг становился непредсказуемым и неуправляемым. Сильную реакцию вызывали в нем красные губы, или видневшаяся в вырезе платья грудь, или мелькнувшая под подолом лодыжка, когда ее обладательница поднималась по лестнице, и Екатерина во всем ее женском очаровании. Гарри жаждал войти в возраст, когда они станут супругами и он сможет сделать то, что, как он глубоко надеялся, не удалось Артуру. Осталось ждать всего десять месяцев. Время тянулось томительно долго. Он уже был готов к браку, но Церковь по какой-то непостижимой причине установила, что мальчики не могут ложиться в постель со своими женами, пока им не исполнится четырнадцать.
Тем временем Гарри пользовался любой возможностью для общения с Екатериной, а она явно радовалась тому, что ее все больше вовлекают в жизнь при дворе. Они пировали и танцевали, отправлялись на долгие верховые прогулки по Ричмонд-парку, вместе пели, а Гарри аккомпанировал на подаренной отцом лютне – в общем, наслаждались как могли.
Однако в соответствии с испанскими традициями у принцессы должна быть дуэнья, и у Екатерины она была – донья Эльвира. Отец прозвал суровую матрону Драконом, потому что, когда Екатерина только приехала в Англию, эта женщина воспротивилась его желанию увидеть невесту сына без вуали. Только он презрел ее протесты, и с тех пор они враждовали.
Теперь донья Эльвира, ревностно охранявшая честь своей юной госпожи, всячески давала понять, что возмущена свободой, которой король дозволяет пользоваться Генриху и Екатерине, поскольку опасалась, как бы ее подопечная не унизила себя в глазах англичан столь свободным общением с женихом.
– Дуэнья пожаловалась мне, что вы побуждаете принцессу развлекаться на публике, – со вздохом проговорил отец, вызвав Гарри в свой кабинет, где сидел, укрывшись за высокой стопкой счетоводных книг.
Гарри давно уже изумлялся, почему король, который мог бы жить в свое удовольствие, имея в распоряжении все богатства королевства, предпочитал тратить время на проверку этих бесконечных колонок цифр. Однако жалоба доньи Эльвиры настолько возмутила его, что он позабыл об этом.
– Мы ничего плохого не сделали! – запротестовал принц. – И Екатерина всегда ведет себя весьма пристойно. Я даже ни разу не поцеловал ее.
Отец хмыкнул:
– Мой мальчик, в Испании все делается по-другому.
– Но Екатерина теперь в Англии!
– Тем не менее я бы очень не хотел, чтобы ваши действия или что бы то ни было другое вызвало недовольство испанских суверенов и поставило под угрозу наш союз. Я скажу Екатерине, что она должна вести себя так, как того требуют ее родители. Пусть соблюдает здесь те же правила, что и у себя дома.
– Но сир…
– Довольно! – Король поднял руку. – В следующем году, когда вы поженитесь, Екатерина будет в вашей власти. А до тех пор пусть слушается меня.
Гарри ушел, кипя от негодования. Он найдет способ видеться с ней, несмотря ни на что. Однако судьба играла на руку дуэнье – Екатерина заболела лихорадкой. Король отправился в Вестминстер и взял ее с собой, а Гарри остался в Ричмонде, едва не обезумев от злости и досады. Почему с ним так обращаются, ведь он ничем этого не заслужил? Что плохого в желании проводить время со своей будущей женой?
Он забыл о своем недовольстве жизнью, когда узнал, что Екатерину, которой серьезно нездоровилось, отправили обратно в Дарем-Хаус. Ее лихорадило, написал отец, и она совсем потеряла аппетит, хотя врачи были уверены, что принцесса скоро поправится. Каждый день король отправлял гонцов справляться о здоровье Екатерины и сам хотел навестить ее, однако она слишком плохо себя чувствовала, чтобы принимать такого гостя.
Какая ужасная новость! А вдруг Екатерина умрет? Гарри не мог и подумать об этом. Она должна стать его королевой. Другой он не желал. Следующие несколько ночей он провел почти без сна, терзаемый предчувствием самого страшного исхода.
К великому облегчению Гарри, Екатерина выздоровела, но ко двору не вернулась. Незадолго до Рождества из Испании пришла новость о кончине королевы Изабеллы. Рыцарственное сердце Гарри устремилось к Екатерине. Ему была знакома боль утраты матери. Он желал быть рядом со своей нареченной и утешать ее. Но даже в это тяжелое время отец не позволил им видеться. Какая бесчеловечность! Гарри надеялся, что Екатерина ощутит его сочувствие, и горячо молился об этом.
Но вот наконец отец послал за ним. Негодующий сын стоял перед королем и едва сдерживал желание высказать во всеуслышание свое возмущение великим отцовским жестокосердием. Но разум короля тяготили совсем другие мысли.
– То, что я собираюсь сказать вам, Гарри, должно остаться между нами. – Он смерил своего отпрыска строгим взглядом. – Испания горько скорбит о смерти королевы Изабеллы, и это вполне понятно, ведь страна вновь будет разделена надвое. Король Фердинанд не имеет прав на престол Кастилии, и теперь это королевство перейдет к наследнице Изабеллы, ее старшей дочери Хуане. А мы, мальчик мой, отныне связаны союзом не с сильной, объединенной Испанией, а с гораздо менее значительным королевством Арагон. Вы понимаете меня?
Гарри понимал, но лучше бы он ничего этого не знал. Он молча уставился на короля, не желая осознавать значение сказанного во всей полноте.
– Печальный факт состоит в том, что статус и политическое значение Екатерины в одночасье понизились. – («Боже правый! – вскипел про себя Гарри. – Такие слова достойны торговца, а не короля!») – Теперь для наследника английского престола могут считаться более подходящими и выгодными иные брачные союзы.
– Нет! – категорически заявил Гарри. – Мне нужна Екатерина, и никто другой.
– Вы будете делать так, как я скажу, мальчик мой, а я выберу наилучший для Англии вариант, знайте это.
– Но отец…
Король предостерегающе поднял палец:
– Хватит! Решение принято. Я прекращаю выплачивать Екатерине содержание, и она будет жить при дворе, чтобы мне не приходилось тратиться на содержание ее отдельно. Она останется в уединении со своими слугами, а вы не будете пытаться разговаривать с ней без моего дозволения. Вы будете вести себя так, словно ваш брак с Екатериной состоится. А я тем временем подумаю о других партиях для вас. Не глядите на меня волком, мальчик, вам это не идет. А теперь возвращайтесь к своим занятиям.
Гарри ушел, сжимая кулаки от бессильной ярости. Ему была нестерпима мысль, что с его дорогой Екатериной обращаются так подло. Лишь бы она не заподозрила, будто он одобряет поведение отца! – мысленно взмолился Гарри. Если бы только ему представилась возможность увидеться с ней хотя бы мельком, тогда он мог бы передать ей, что любит ее и не откажется от своей клятвы верности. Но и после того, как Екатерина поселилась в Ричмондском дворце, Гарри редко видел ее даже издали, а когда это случалось, принца неприятно поражало, какими заношенными и истертыми выглядят платья его невесты. Обида на отца переросла в злость.
Однако четырнадцатый день рождения принца неуклонно приближался. Отец наверняка примет решение до этого дня, и Гарри хотел, чтобы король с уважением отнесся к уже заключенному брачному договору. Но вскоре стало совершенно ясно, что никаких приготовлений к свадьбе не ведется.
Неопределенность была мучительна. Однажды вечером Гарри постучал в дверь отцовских покоев, и его провели в королевскую опочивальню. Король, закутанный в бархатный ночной халат, сидел на стоявшем в изножье кровати сундуке и просматривал стопку каких-то бумаг.
– Да, Гарри, в чем дело? – спросил он довольно дружелюбно.
– Отец, что с моим браком? Он должен состояться вскорости. Каковы ваши намерения? – Гарри старался, чтобы в его тоне не слишком явственно звучала укоризна.
– Я еще не решил. – Король нахмурился. – Нужно принять во внимание многие детали. За Екатериной дают отличное приданое, из которого мы пока получили только половину. Честно говоря, мне не хотелось бы отказываться от остального. Более выгодной партии до сих пор не подвернулось. Я склоняюсь к тому, чтобы откладывать ваш брак как можно дольше и ждать, не появится ли какой-нибудь другой вариант.
– Но это несправедливо по отношению ко мне и Екатерине! – воскликнул Гарри.
– Это политика, мальчик, и вы поступите правильно, если извлечете урок из этой ситуации, – мягко проговорил отец. – Мы не должны отметать никакие возможности. Накануне вашего дня рождения вы предстанете перед епископом Винчестерским и возьмете назад свои обещания, данные во время помолвки, на том основании, что вы тогда были малы и по закону неправоспособны, чтобы принимать такие решения самостоятельно.
Гарри ужаснулся и сжал кулаки:
– Но я тогда хорошо понимал, что делаю!
– Это не имеет значения. Мне необходимо сделать так, чтобы, если подвернется лучшая партия, не возникло сложностей с разрывом вашей помолвки. И вы будете держать все в тайне. Это приказ!
Гарри не мог поверить, что его отец способен на такое холодное безразличие, расчетливость и даже жестокость. Ему отчаянно хотелось увидеться с Екатериной, предупредить ее о том, что грядет, и объяснить, что он сам к этому непричастен. Ему даже пришла в голову отчаянная мысль ворваться в покои принцессы и выложить ей всю правду, прежде чем его успеют остановить. Но от этого, вероятно, станет только хуже, и какую бы ненависть ни питал Гарри к своему отцу в тот момент, он все равно боялся его и понимал: когда настанет момент отречения от помолвки, ему придется это сделать.
Как-то в октябре король размашистой походкой вошел в спальню Гарри:
– Мальчик мой, у меня для вас хорошие новости. Я вступил в секретные переговоры с королевой Хуаной и королем Филиппом о браке между вами и их дочерью Элеонорой.
На миг Гарри онемел. Хотя его заставили отказаться от данных во время помолвки обещаний, он все еще надеялся заявить права на свою невесту.
– Но королева Хуана – сестра Екатерины. Неужели она согласится на такую подмену? – возразил он.
– Сомневаюсь, что ее слово хоть что-нибудь значит в этом деле. Кастилией правит ее муж, Филипп Бургундский, и его желание – закон для нее. Филиппа возмущает вмешательство Фердинанда в дела Кастилии, и он видит в этом браке средство отомстить тестю. К тому же я полагаю, он предложит большое приданое.
У Гарри упало сердце.
– Но инфанта Элеонора наверняка еще очень мала.
– Ей шесть лет, к двенадцати годам она созреет для брака, а время летит быстро. Не забывайте, юную супругу легче подчинить своей воле, чем ту, которая старше годами. Вам всего четырнадцать, а Екатерине уже почти двадцать, и получить власть над ней в качестве супруга будет непросто. У нее сильный характер.
Отец все видел в неверном свете. Екатерина неизменно проявляла только покорность и уважение.
– Брак с Элеонорой гораздо выгоднее, чем с Екатериной, – продолжил король. – Ее мать – королева Кастилии и наследница Арагона, а отец получит все земли Габсбургов и однажды может стать императором Священной Римской империи.
Но Элеонора не Екатерина. И Гарри совсем не пришлась по вкусу идея отсрочить женитьбу на шесть лет.
Однако отец был неумолим:
– Мальчик мой, лучше вам привыкнуть к этой мысли. Я намерен добиваться для вас этого брака.
1506 год
Начался новый год. Гарри с тревогой наблюдал, как его отец пытается нагреть руки на почти фатальной катастрофе. Узнав, что корабль, на котором Хуана и Филипп плыли из Бургундии в Испанию, потерпел крушение у берегов Англии, король Генрих с почти неподобающей монарху поспешностью кинулся выручать их и пригласил погостить в Виндзоре. По словам отца, Филипп тоже стремился к встрече с ним, так как решил заключить помолвку своей дочери с принцем Уэльским и вбить клин между Генрихом Английским и Фердинандом Арагонским. Стихия сыграла на руку обоим монархам.
Вопреки всему Гарри был очарован Филиппом Красивым, который воплощал в себе все добродетели и величие, какими должен обладать правитель. А вот Хуана, которая держалась отстраненно и совсем не участвовала в торжествах, ему совсем не понравилась: казалось, она занята исключительно своим мужем, заискивает перед ним, а тот явно стеснялся столь открытого выражения ревнивой привязанности к нему супруги. Дамам не к лицу выставлять свои чувства на всеобщее обозрение, подумал Гарри.
Екатерину спешно вызвали в Виндзорский замок для краткой встречи с сестрой. Отец не хотел, чтобы кастильские монархи заметили, что он оказывает их кровной родственнице меньшее почтение, чем она того заслуживает, а потому из кожи вон лез, лишь бы отвести Екатерине заметную роль в празднествах. Гарри затрепетал от благоговения, когда она заняла почетное место подле него под балдахином с королевскими гербами, но отец восседал на троне рядом с ними, а потому у принца не было никакой возможности выразить, что творится у него на душе, и он поневоле ограничился простыми словами вежливости, но постарался передать ей свои чувства взглядом и подумал, что она их поняла, судя по ее глазам.
Отец попросил Екатерину надеть испанское платье и развлечь Филиппа, исполнив вместе с ее дамами танец. Однако Филиппа это не слишком обрадовало, и когда Екатерина предложила ему встать в пару с ней, он вежливо отказался и возобновил прерванный разговор с королем Генрихом. На освобожденное для танцев место вышла десятилетняя принцесса Мария и сделала весьма изящный реверанс, и тут Гарри понял: судя по всему, Филиппу неприятно, что Екатерине отведено такое заметное место при дворе, особенно если не упускать из виду его намерение подставить на место Екатерины свою дочь. Вероятно, отец именно на это и рассчитывал, желая сделать Филиппа более сговорчивым и улучшить для себя условия сделки. О, у него хватило бы коварства замыслить такое! Гарри заметил, что Екатерине дали провести наедине с Хуаной не больше получаса. Разумеется, король Генрих не хотел, чтобы она поведала о своих горестях сестре и весть об этом донеслась до их отца.
Филипп уделил много внимания Гарри, которого постарался обаять, пустив в ход свои знаменитые чары. И принц поддался. Филипп был сыном могущественного Максимилиана, императора Священной Римской империи; когда-нибудь он станет хозяином всей Испании и Империи. Стоило подружиться с таким великим правителем и заручиться его доверием – пригодится в будущем. Когда в апреле Филипп и Хуана покидали Англию, Гарри прощался с ними не без сожаления, хотя испытывал облегчение, ведь по поводу его брака ничего не было решено.
Той осенью в Англию пришла худшая новость, какую Гарри слышал после смерти матери: Филипп скончался. Страшно было думать, что столь великолепный принц отправился к праотцам таким молодым: ему было всего двадцать восемь. Пятнадцатилетний Гарри пребывал в том впечатлительном возрасте, когда эта трагедия вновь с разящей остротой напомнила ему, что человек смертен и Господь может призвать его к себе в любое время. Он начал опасаться малейшего недомогания, даже намека на болезнь.
Незамедлительным следствием кончины Филиппа стало укрепление позиций Екатерины при дворе, и у Гарри появились основания для надежды, что отец уже не так сильно жаждет женить его на Элеоноре. Если бы только король Фердинанд выплатил оставшуюся часть приданого Екатерины, все могло бы сложиться хорошо. Но ничто его к этому не обязывало, пока брак не заключен, хотя отец, вопреки очевидности, ожидал такого исхода. Пусть бы король Фердинанд продемонстрировал, что принимает интересы дочери близко к сердцу. Гарри очень этого хотелось. Зачем два старика мешают счастью молодых? Это так несправедливо!
Глава 2
1507 год
В каком бы дворце ни обосновывался двор, король неизменно приходил в спальню Гарри и вел с ним полночные дискуссии о государственных делах, которые в основном сводились к нотациям на тему, как следует его сыну вести себя, когда он станет королем, чтобы наилучшим образом ставить в тупик своих врагов. Гарри считал, что отец проповедует ему очевидные истины, и скучал. Он мог бы посвятить это время гораздо более интересным занятиям. Брэндон и Комптон, закадычные приятели принца, как и он, имевшие страсть к воинским забавам и спорту, часто буянили на улицах, напивались или спали со шлюхами. Не дай бог, отец узнает об этом, ведь друзья были для Гарри хоть какой-то отдушиной в его скучной жизни, пусть даже он разделял их радости лишь заочно. Он даже девушку ни разу не поцеловал. Втайне ему очень хотелось узнать, каково это – оказаться внутри женщины, но он не видел для себя никакой возможности испробовать это, так как за ним пристально следили. Вот почему он столь страстно хотел жениться. Хвастовство друзей отчасти казалось ему безвкусицей; в их устах все это звучало так низко, так пошло. С Екатериной у них все будет по-другому, он не сомневался. Акт зачатия должен быть особенным, когда совершаешь его с тем, кого любишь.
Вечером у отца бегали глаза.
– Гарри, хочу вам сообщить: я раздумываю о заключении брака с королевой Хуаной.
У Гарри язык прилип к нёбу. Последствия такого поступка были бы весьма широкими.
– Но я хочу жениться на Екатерине, – наконец пролепетал он.
Король улыбнулся:
– Нет, мой мальчик, я намерен жениться на Хуане. Ее красота пленила меня, когда она приезжала в Англию, к тому же благодаря этому браку я стану королем Кастилии. Но мне не добиться своего без согласия Фердинанда. Только это остановило меня от разрыва вашей помолвки с Екатериной.
Перспектива женитьбы престарелого отца на Хуане потрясла Гарри, хотя он понимал, что возраст редко берется в расчет, когда речь идет о заключении брачных союзов между королевскими особами. Представлять себе отца, который вожделеет к королеве Кастилии, Гарри было неприятно; это казалось отвратительным и выглядело предательством по отношению к матери. К тому же Хуана, далекая, нервная и странная, по его мнению, не подходила на роль королевы Англии. Однако Гарри не протестовал. По крайней мере, отец демонстрировал доброе расположение к Екатерине, пусть даже подоплекой было желание, чтобы она склонила короля Фердинанда в его пользу. Правда, доброта короля не простиралась настолько далеко, чтобы он разрешил Гарри и Екатерине проводить время вместе; принц считал это немилосердным.
Тем не менее кое-какие исключения для них были сделаны. Во время празднования шестнадцатилетия Гарри Екатерине позволили почтить своим присутствием устроенный в его честь турнир. Принц упивался возможностью покрасоваться перед ней – показать свою рыцарскую удаль на ристалище, продемонстрировать, какой он умелый наездник и турнирный боец. Гарри вырос – стал выше отца – и набрался сил, его могучие руки и ноги благодаря развитой мускулатуре имели красивые формы; он понимал, что являет собой образец статного юноши. Люди превозносили его на все лады, а испанский посол сказал ему прямо в лицо, что во всем мире нет более красивого молодого человека. Гарри заметил, что простой народ любит его: где бы он ни появился, ехал верхом по Лондону или по сельской округе, обычно следом за отцом, люди сбегались отовсюду поглазеть на него, а он обнаружил в себе способность говорить с ними дружелюбно и выслушивать их жалобы. Этого умения быть на короткой ноге со всяким человеком не хватало королю. Никто не осмеливался обращаться с ним так фамильярно.
Разница в возрасте между Гарри и Екатериной, казалось, сократилась по мере приближения принца к взрослой жизни. Они оба созрели для брака, но король по-прежнему откладывал решение. Гарри начал опасаться, что отец никогда его не примет, и с грустью думал о том, как, должно быть, огорчают постоянные отсрочки Екатерину; ей двадцать один год, юность остается у нее позади. Однако все его протесты ни к чему не вели.
Гарри не терпелось сыграть свою роль в мире, повзрослеть, избавиться от опеки отца. Ему наскучило ждать, когда же он наконец станет королем. Юный принц мечтал о воинской славе и рыцарских подвигах не меньше, чем о своей любимой Екатерине. Из-за нее его симпатии в политике тяготели к Испании. Да и как могло быть иначе, если он жаждал завоевать Францию, главного врага испанцев и англичан? Сто семьдесят лет назад предок Гарри, король Эдуард III, заявил претензию на французский престол и одержал великую победу в Столетней войне. С тех пор английские короли носили на своих гербах, разделенных на четверти, королевские лилии Франции вперемежку с английскими львами, а примерно сто лет назад король Генрих V одолел французов в битве при Азенкуре и сделался королем Франции. Гарри никогда не надоедало слушать рассказы о благородных подвигах предков, и он прочел все исторические хроники о тех событиях, какие только имелись в королевской библиотеке. Принц был полон жгучего желания стать вторым Генрихом V и вновь захватить французский трон, утраченный шестьдесят лет назад, когда долгая война пришла к бесславному завершению. Он уже видел себя в Реймсском соборе, где венчают на царство французских королей, встающим на колени в лучах славы, дабы принять вожделенную корону. Он станет королем, которого будут помнить и чтить как нового завоевателя Франции, он возвеличит Англию на долгие века.
Гарри не понимал, почему отец не разделяет его устремлений, почему не позволяет ему повести в бой армию, переправившись через Английский канал. Вместо этого во время одной из полночных бесед вскоре после его дня рождения король рассмеялся, услышав из уст сына эту идею.
– Война – дело затратное, мальчик мой, – сказал он, кутая свое тщедушное тело в ночной халат. – Я могу придумать лучшие и более разумные способы потратить свои деньги. Гораздо выгоднее поддерживать дружеские отношения с другими странами, чем воевать с ними. Кроме того, я не могу допустить, чтобы вы рисковали жизнью. У меня нет других сыновей. Что будет с Англией, если вас убьют на поле боя? Здесь снова начнется гражданская война.
Гарри знал, что является живым воплощение мира, наставшего в стране благодаря браку его родителей. Мать была наследницей дома Йорков, а отец – единственным мужским потомком дома Ланкастеров. Их союз положил конец многолетнему конфликту между двумя соперничающими родами. Отец никогда не признавал, что обязан короной браку с матерью, так как получил ее по праву победителя, но Гарри не сомневался, что ее право было первичным.
Некоторые родственники покойной королевы имели более обоснованные притязания на трон, чем отец, к примеру ее сестры, хотя с этим можно спорить. Тетя Кэтрин была замужем за Уильямом Куртене, графом Девоном, который уже много лет томился в Лондонском Тауэре за то, что подстрекал одного самозванца к захвату трона. Детство Гарри омрачали угрозы со стороны нескольких таких фальшивых претендентов на престол: он помнил, как мать ради безопасности спешно уводила его в Тауэр, когда вторжение войска во главе с Перкином Уорбеком, самым опасным из этих проходимцев, считалось неизбежным, так что тревога отца была ему ясна, хотя у него самого это вызывало досаду.
Тетушку Сесилию, которая жила вместе с бабушкой Гарри, леди Маргарет, удалили от двора за вступление в брак с человеком более низкого, чем она сама, ранга. Тетя Анна была замужем за лордом Томасом Говардом, наследником графа Суррея, а тетя Бриджит монашествовала в Дартфорде. Но все они женщины, а женщинам не пристало владычествовать над мужчинами. Гарри про себя усмехался, представляя, как шли бы дела в Англии под руководством его взбалмошной сестры Маргариты, которая теперь была королевой Шотландии и, без сомнения, устраивала веселую жизнь своему супругу, королю Якову. На самом деле это вовсе не было весело, так как в случае смерти Гарри она становилась наследницей вместо него и Яков мог завладеть Англией, а этого допустить нельзя. Шотландцы, как и французы, были давними врагами Англии, и Гарри решительно намеревался в один прекрасный день поставить их под английское владычество.
– Началась бы кровавая резня, если бы я умер без наследника, – сказал отец, выводя Гарри из задумчивости. – Никого больше нет, кто имел бы основательные притязания на трон, за исключением женщин. Но некоторые из них замужем, имеют сыновей и амбициозных мужей. Почему, по-вашему, я держу юного Генри Куртене при вашем дворе? Чтобы присматривать за ним. То же самое и с вашими кузенами Поулами. Я выказал милость к ним, дабы заручиться их верностью. – Король встал и принялся ворошить угли в камине.
– Куртене мне не изменит, – уверенно заявил Гарри.
Ему нравился восьмилетний кузен, который ходил за ним по пятам, как обожающий раб, и всегда становился жертвой злых розыгрышей.
– Любой человек может предать вас, если его поманить перспективой обретения короны, – строго произнес отец. – Почему, вы думаете, мне пришлось казнить графа Уорика?
– Этому простаку заморочил голову самозванец Уорбек.
– А кроме того, он был сыном вашего двоюродного деда, герцога Кларенса, казненного за измену, и нашлись люди, которые после битвы при Босворте желали сделать его королем. У меня не оставалось выбора, кроме как посадить Уорика в Тауэр. Он вырос недоумком, не умел отличить гуся от петуха, и все равно представлял для меня угрозу.
– Но ведь он был сыном человека, лишенного прав и состояния и казненного за измену, ему запрещено наследовать трон, – возразил Гарри.
– Акты о лишении прав и состояния могут быть отменены, – мрачно ответил отец. – Вы полагаете, мне хотелось обрекать бедного Уорика на смерть? Иногда, Гарри, королям приходится делать очень неприятный выбор. Но измену всегда должно подавлять и искоренять.
– Несомненно, – энергично кивнув, согласился Гарри.
Это был вопрос, в котором они с отцом сходились прочно. Измена – самое отвратительное из преступлений, потому что она бьет по священной особе монарха и подрывает богоданный порядок в мире.
– Королей все обязаны слушаться, – продолжил отец, – так велел Господь, и слушаться беспрекословно. Король имеет право ожидать такого же почитания и послушания от своих подданных, какие сам проявляет к Богу, так как закон короля есть Закон Божий, а королевские исключительные права – это Господня воля, проявляющая себя в воле короля. Поэтому король не может поступать неправильно, а измена – это самое серьезное преступление, и за нее нужно карать самым суровым образом для примера и в устрашение другим.
Гарри снова кивнул. Он знал, какое ужасное, но справедливое наказание закон предусматривал для предателей. Их тащили на волокушах от тюрьмы до места казни, так как считалось, что они недостойны идти по земле, затем душили до полусмерти путем повешения, потом, еще живыми, резали, кастрировали и потрошили и наконец обезглавливали, а головы и четвертованные тела выставляли на обозрение публики в качестве спасительного предостережения тем, кто впредь задумает совершить измену. Пэрам королевства король обычно заменял эту позорную казнь на отсечение головы.
Для себя Гарри решил, что, когда настанет его время, будет обходиться с изменниками сурово. Он не собирался терпеть постоянное ощущение угрозы, терзавшее отца на всем протяжении его правления, или попустительствовать вымогательству таких хватких людей, как Ричард Эмпсон и Эдмунд Дадли, которые служили королю с подрывавшей репутацию короны жестокостью. Он нагонит благоговейного страха на своих родовитых подданных и подчинит их себе, так что они не посмеют ополчиться против него и будут исполнять его волю.
