banner banner banner
Портрет Дориана Грея
Портрет Дориана Грея
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Портрет Дориана Грея

скачать книгу бесплатно


– Какую же чушь ты несешь! – С улыбкой сказал лорд Генри, взял Голуорда под руку и почти силой повел к дому.

Глава 2

Войдя в мастерскую, они увидели Дориана Грея. Он сидел за пианино спиной к ним и листал страницы «Лесных пейзажей» Шумана.

– Ты должен одолжить мне их, Бэзил, – не удержался он. – Я хочу их изучить. Они просто невероятно очаровательны.

– Это полностью зависит от того, как ты будешь сегодня позировать, Дориан.

– Мне уже надоело позировать, я не хочу иметь собственный портрет, на написание которого уйдет целая жизнь, – ответил юноша, своенравно повернувшись на стуле. Заметив лорда Генри, он на мгновение смутился и резко встал.

– Простите, Бэзил, я не знал, что ты не один.

– Дориан, это лорд Генри Уоттон, мой старый оксфордский приятель. Я как раз рассказывал ему, какой замечательный с тебя натурщик, а ты все испортил.

– Однако, это отнюдь не уменьшило моей радости от встречи с Вами, господин Грей, – заверил лорд Генри, сделав шаг вперед и протянув руку. – Моя тетушка часто рассказывает мне о Вас. Вы один из ее любимцев и, боюсь, жертв в то же время.

– Сейчас я в немилости у леди Агаты, – ответил Дориан, приобретя при этом забавно озабоченный вид. – Я пообещал посетить клуб в Вайтчепел вместе с ней в прошлый вторник, а потом мне это просто вылетело из головы. Мы должны были сыграть дуэт, даже три дуэта. Даже не знаю, что она теперь мне скажет. Я очень боюсь попасться ей на глаза.

– О, я это улажу. Она слишком увлекается Вами, чтобы очень сердиться. Кроме того, я не думаю, что Ваше отсутствие действительно сказалось. Публика, скорее всего, решила, что это и был дуэт. Когда тетушка Агата садится за пианино, она способна наделать шума за двоих.

– Это ужасно по отношению к ней, и не слишком приятно по отношению ко мне, – сквозь смех ответил Дориан.

Лорд Генри посмотрел на него. Действительно, его правильной формы насыщенно красные губы, синие, будто небо, глаза и золотое вьющиеся волосы делали из него просто невероятного красавца. Было в его лице что-то такое, что вызывало доверие с первого взгляда. На нем отразилась вся безупречность и непорочная страсть молодости. Казалось, он не позволял мирским заботам испортить себя. Неудивительно, что Бэзил Голуорд обожал его.

– Вы слишком хороши, чтобы заниматься благотворительностью, господин Грей, слишком хороши. – С этими словами лорд Генри устроился на диване и открыл свой портсигар.

В этот момент художник смешивал краски и готовил все необходимое. У него был взволнованный вид, а когда он услышал последнюю фразу лорда Генри, взглянул на него, и после кратких раздумий сказал:

– Гарри, я хотел бы закончить работу над этой картиной сегодня. Ты ведь не обидишься, если я попрошу тебя уйти?

Лорд Генри улыбнулся и посмотрел на Дориана Грея.

– Мне уйти, господин Грей? – спросил он.

– Не надо, лорд Генри, пожалуйста. Я вижу, Бэзил в плохом настроении, а я не могу находиться рядом с ним в такие моменты. Кроме того, я хочу, чтобы Вы объяснили, почему же мне не стоит заниматься благотворительностью.

– Даже не знаю, стоит ли мне рассказывать Вам об этом, господин Грей. Это настолько скучная тема, которую приходится обсуждать серьезно. Однако я точно не уйду после того, как Вы попросили меня остаться. Ты на самом деле не против, Бэзил, не так ли? Ты часто говорил, что тебе нравится, когда твоему натурщик есть с кем поболтать.

Голуорд закусил губу.

– Если Дориан так хочет, то, конечно, ты должен остаться. Прихоти Дориана – закон для всех, кроме него самого.

Лорд Генри взял шляпу и перчатки.

– Как бы ты ни настаивал, Бэзил, боюсь, я должен идти. У меня встреча в Орлеанском клубе. Всего хорошего, господин Грей. Приглашаю Вас посетить меня на Карзон Стрит как-то вечером. Я почти всегда дома в пять часов. Напишите мне, когда решите прийти. Мне будет жаль не встретиться с Вами.

– Бэзил, – закричал Дориан Грей, – если лорд Генри уйдет, то и я уйду. От тебя не услышать ни слова, пока ты работаешь, а это очень скучно – стоять на платформе и еще и хорошо при этом выглядеть. Попроси его остаться. Я настаиваю.

– Останься, Гарри, Дориан и я будем перед тобой в долгу, – сказал Голуорд, глядя на свою картину. – Я действительно никогда не разговариваю, да и не слушаю, пока пишу картины, и это, видимо несносно утомляет моих несчастных натурщиков. Умоляю, останься.

– А как же моя встреча в Орлеанском клубе?

Художник засмеялся.

– Не думаю, что у тебя из-за этого возникнут сложности. Садись, Гарри. А теперь, Дориан, становись на платформу. Постарайся не двигаться и не обращать внимания на то, что говорит лорд Генри. Он очень плохо влияет на всех своих друзей кроме, разве что, меня.

Дориан Грей ступил на платформу с видом юного греческого мученика и разочарованно посмотрел на лорда Генри, который ему достаточно понравился. Он был так непохож на Бэзила. Они создавали приятный контраст. И у него был такой волшебный голос. Через несколько минут он обратился к нему:

– Вы действительно очень плохо влияете на людей, лорд Генри? Бэзил прав?

– Не существует такой вещи, как плохое влияние. Любое влияние – это аморально. Аморально с научной точки зрения.

– Почему же?

– Потому что влиять на человека означает навязывать ему свою душу. Этот человек больше не имеет собственных мыслей и страстей. Его добродетели больше не настоящие. Грехи, если все же существует такая вещь как грехи, одолженные. Он становится эхом чужой музыки, актером, который играет роль, написанную не для него. Смысл жизни заключается в самосовершенствовании. Каждый из нас здесь для того, чтобы полностью понять собственную природу. В наше время, люди боятся самих себя. Они забыли о самой главной из обязанностей – обязанности перед самим собой. Конечно, они милосердны. Они кормят голодных и помогают нуждающимся. В то же время, их собственные души голодны и беспомощны. Наша раса потеряла смелость. А возможно, ее у нас никогда и не было. Страх перед обществом, на котором базируется мораль и страх перед Богом, который является основой для религии, – вот две вещи, которые управляют нами. Но…

– Поверни голову немного вправо, Дориан, будь хорошим мальчиком, – сказал художник. Он был погружен в свою работу и обратил внимание лишь на то, что он раньше никогда не видел такого выражения на лице юноши.

– Однако, – продолжил лорд Генри, сопровождая свой низкий голос, звучавший будто музыка, характерным взмахом рук, который отличал его от других еще со времен учебы в Итоне, – я считаю, что если бы хоть один человек смог прожить свою жизнь целиком и полностью смог почувствовать каждое чувство, выразить каждую мысль и осуществить каждую мечту, то мир получил бы такой огромный заряд радости, что мы смогли бы забыть о чуме средневековья и вернуться к эллинистическому идеалу, или, возможно, даже к чему-то лучшему и более высокому, чем эллинистический идеал. И самые смелые из нас боятся самих себя. То, что осталось у нас от дикарей, отчаянно пытается выжить, несмотря на отказы самим себе, которые разрушают наши жизни. Каждый порыв, который мы сдерживаем, бродит в нашей голове, отравляя наш разум. Тело грешит, и на этом грех заканчивается, ведь действие – это способ очистки. Ничего не остается на потом, кроме упоминания об удовлетворении или роскоши почувствовать угрызения совести. Единственный способ избавиться от искушения – поддаться ему. Если же ему сопротивляться, то душу будет разрушать желание того, что она сама себе запретила, жажда к тому, что она с помощью собственных уродливых правил объявила уродливым и неправильным. Говорят, что самые выдающиеся события случаются в голове. Так же и грехи существуют в голове, и только в голове. Да и Вы, господин Грей в вашей цветущей, будто роза, юности уже чувствовали страсти, которые Вас пугали, к Вам приходили мысли, что вызывали у Вас ужас, вы видели сны, одно лишь упоминание о которых заставляет Вас краснеть.

– Подождите! – Воскликнул Дориан Грей, – подождите! Вы запутали меня. Я не знаю что сказать. Я должен что-то Вам ответить, однако не могу подобрать слова. Не говорите ничего. Дайте мне подумать. Точнее, дайте мне попробовать не думать. Он стоял так, с открытыми устами и огнем в глазах, около десяти минут. Как сквозь туман, он видел, что подвергается воздействию чего-то совершенно нового, однако он чувствовал, что источник этого влияния находился внутри него. Те несколько слов, которые сказал ему друг Бэзила, слова, сказанные, без сомнения, случайно, и в которые лорд Генри намеренно вложил парадокс, задели тайную, не встревоженную ранее, струну в его душе. Однако сейчас он чувствовал, как эта струна вибрирует и пробуждает в нем что-то новое.

Подобным образом его тревожила музыка. Музыка часто его тревожила. Однако музыка была непонятна. Она создавала внутри не новый мир, а, скорее, новый хаос. Слова! Всего лишь слова! Как же ужасны они были! Как же понятны, живы и жестоки! От них не было спасения. И в то же время в них была какая-то едва ощутима магия! Казалось, они могли придать форму бесформенным телам и несли в себе музыку, не менее прекрасную, чем звук скрипки или флейты. Просто слова! Разве существовало что-то более реальное, чем слова?

Да. В его юности были вещи, которых он не понимал. Он понял их теперь. Вдруг, его жизнь словно охватило пламя. Казалось, он шел этим пламенем. Почему же он не знал этого раньше?

Лорд Генри смотрел на него с легкой улыбкой. Он точно знал, когда психология требовала молчать. Ему было очень интересно. Его поразило внезапное впечатление, которое произвели его слова. Он вспоминал книгу, которую прочитал, когда ему было шестнадцать и которая открыла ему глаза на многие вещи, которых он не знал до того, и ему было интересно, переживал ли Дориан Грей нечто подобное в тот момент. Он выпустил стрелу вслепую. Неужели она попала в цель? Как же увлекательно было наблюдать за парнем!

Голуорд, тем временем, рисовал в своей смелой манере, которая дарила картине свежесть и нежность и которая в любом искусстве могла появиться только благодаря силе. Он не обращал внимания на тишину.

– Бэзил, я устал стоять, – вдруг пожаловался Дориан Грей. – Мне надо пойти на улицу и посидеть в саду. Здесь слишком душно.

– Мой дорогой друг, прости меня. Когда я рисую, то не могу думать больше ни о чем. Но ты позировал прекрасно как никогда. Ты был абсолютно невозмутим. И я уловил желаемый эффект – полуоткрытый рот и огонь в глазах. Не знаю, что там тебе наговорил Гарри, но он вызвал очаровательное выражение на твоем лице. Видимо, он делал тебе комплименты. Тебе не следует верить ни одному его слову.

– То, что он сказал – точно не комплименты. Наверное, именно поэтому я ему и не верю.

– Вы знаете, что во все это верите, – сказал лорд Генри, направив свой лениво-мечтательный взгляд на него. – Я пойду с Вами в сад. В мастерской невероятно жарко. Бэзил, дай нам чего-то попить, чего-то со льдом и клубникой.

– Конечно, Гарри. Позвони в колокольчик и когда придет Паркер, я скажу, что вам нужно. Мне надо поработать над фоном, так что я присоединюсь к вам позже. Не задерживай Дориана надолго. Я еще никогда не был в такой прекрасной форме, как сегодня. Это будет мой шедевр. Это уже шедевр.

Лорд Генри вышел в сад и нашел там Дориана Грея, который утопил лицо в цветы сирени и жадно упивался их ароматом, будто бы вином. Он подошел ближе и положил руку ему на плечо.

– Вы все делаете правильно, – пробормотал он. Только ощущения могут исцелить душу, и только душа может исцелить ощущения.

Юноша выпрямился и отступил на несколько шагов. На нем не было шляпы, поэтому листва встревожила его мятежные кудри и запутала их позолоченные кончики. В его глазах читался страх, который испытывает человек, если его вдруг разбудить. Его будто высеченные из мрамора ноздри расширились, а скрытое напряжение украло красный цвет его губ и оставило их дрожать.

Именно так, – продолжил лорд Генри, – в этом состоит один из величайших секретов жизни – исцелять душу с помощью ощущений и исцелять ощущения силой души. Вы удивительный. Вы знаете больше, чем Вы думаете, но меньше, чем Вам хотелось бы.

Дориан Грей нахмурился и отвернулся. Ему нравился высокий, грациозный молодой человек, стоявший перед ним, и он ничего не мог с этим поделать. Его романтичное лицо оливкового цвета с несколько усталым выражением вызвало в Дориане Грее интерес. В его низком равнодушном голосе было что-то захватывающее. Даже его холодные белые руки несли в себе очарование. Пока он говорил, они двигались, будто в такт музыке, будто говорили на своем собственном языке. Но он все больше боялся его и чувствовал стыд за свой страх. Почему незнакомец должен открыть ему глаза на самого себя? Он знал Бэзила Голуорда уже несколько месяцев, однако дружба с ним не меняла его. Вдруг в его жизни появился кто-то, кто, кажется, раскрыл перед ним тайну жизни. И все же, чего же тут бояться? Он был уже не школьник. Пугаться было бессмысленно.

– Давайте пойдем присядем где-то в тени, – сказал лорд Генри. – Паркер уже принес напитки, если мы еще немного постоим под солнцем, то это Вас испортит, и Бэзил больше никогда не станет Вас рисовать. Вам действительно следует избегать солнечных ожогов. Это было бы недопустимо.

– Какое это имеет значение? – Со смехом воскликнул Дориан Грей, приседая на скамью на краю сада.

– Это должно иметь огромное значение для Вас, господин Грей.

– Почему же?

– Потому что Вы владеете очарованием молодости, а молодость, это единственная вещь, стоящая того, чтобы ее иметь.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 10 форматов)