скачать книгу бесплатно
Кюхля
Юрий Николаевич Тынянов
Библиотека проекта Б. Акунина «История Российского государства»
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны от самых ее истоков.
Исторический роман замечательного писателя Ю. Н. Тынянова посвящен судьбе лицейского товарища Пушкина – русского поэта, непосредственного участника событий 14 декабря 1825 года, декабриста Вильгельма Карловича Кюхельбекера, по прозвищу Кюхля, которого великий поэт назвал «мой брат родной по музе, по судьбам». На фоне общественной и политической жизни эпохи, столь богатой событиями, ярко и психологически достоверно изображает Тынянов ее видных деятелей: Пушкина, Дельвига, Ермолова, Грибоедова, Рылеева, Пущина, членов царской фамилии. По словам К. И. Чуковского, «„Кюхля“ сделался раз и навсегда любимейшей книгой и старых и малых людей от двенадцати лет до восьмидесяти».
Юрий Тынянов
Кюхля
© B. Akunin, 2021
© ООО «Издательство АСТ», 2021
* * *
Виля
I
Вильгельм окончил с отличием пансион.
Он приехал домой из Верро изрядно вытянувшийся, ходил по парку, читал Шиллера и молчал загадочно. Устинья Яковлевна видела, как, читая стихи, он оборачивался быстро и, когда никого кругом не было, прижимал платок к глазам.
Устинья Яковлевна незаметно для самой себя подкладывала потом ему за обедом кусок получше.
Вильгельм был уже большой, ему шел четырнадцатый год, и Устинья Яковлевна чувствовала, что нужно с ним что-то сделать.
Собрался совет.
Приехал к ней в Павловск молодой кузен Альбрехт, затянутый в гвардейские лосины, прибыла тётка Брейткопф, и был приглашен маленький седой старичок, друг семьи, барон Николаи. Старичок был совсем дряхлый и нюхал флакончик с солью. Кроме того, он был сластена и то и дело глотал из старинной бонбоньерки леденец. Это очень развлекало его, и он с трудом мог сосредоточиться. Впрочем, он вел себя с большим достоинством и только изредка путал имена и события.
– Куда определить Вильгельма? – Устинья Яковлевна с некоторым страхом смотрела на совет.
– Вильгельма? – переспросил старичок очень вежливо. – Это Вильгельма определить? – И понюхал флакончик.
– Да, Вильгельма, – с тоской произнесла Устинья Яковлевна.
Все молчали.
– В военную службу, в корпус, – сказал вдруг барон необычайно твердо. – Вильгельма в военную службу.
Альбрехт чуть-чуть сощурился:
– Но у Вильгельма, кажется, нет расположения к военной службе.
Устинье Яковлевне почудилось, что кузен говорит немного свысока.
– Военная служба для молодых людей – это всё, – веско изрёк барон. – Хотя я сам никогда не был военным… Его надо зачислить в корпус. – Он достал бонбоньерку и засосал леденчик.
В это время Устинька-Маленькая вбежала к Вильгельму. (И мать и дочь носили одинаковые имена. Тётка Брейткопф называла мать Justine, а дочку Устинькой-Маленькой.)
– Виля, – сказала она, бледнея, – иди послушай, там о тебе говорят.
Виля посмотрел на нее рассеянно. Он уже два дня шептался с Сенькой, дворовым мальчишкой, по темным углам. Днем он много писал что-то в тетрадку, был молчалив и таинствен.
– Обо мне?
– Да, – зашептала Устинька, широко раскрыв глаза. – Они хотят тебя отдать на войну или в корпус.
Виля вскочил.
– Ты знаешь, наверное? – спросил он шепотом.
– Я только что слышала, как барон сказал, что тебя нужно отправить на военную службу в корпус.
– Клянись, – попросил Вильгельм.
– Клянусь, – неуверенно произнесла Устинька.
– Хорошо, – кивнул Вильгельм, бледный и решительный, – ты можешь идти.
Он опять засел за тетрадку и больше не обращал на Устиньку никакого внимания.
Совет продолжался.
– У него редкие способности, – говорила, волнуясь, Устинья Яковлевна. – Он расположен к стихам, и потом, я думаю, что военная служба ему не подойдет.
– Ах, к стихам, – вскинул брови барон. – Да, стихи – это уже другое дело. – Он помолчал и добавил, глядя на тётку Брейткопф: – Стихи – это литература.
Тётка Брейткопф сказала медленно и отчеканивая каждое слово:
– Он должен поступить в Лицею.
– Но ведь это, кажется, во Франции – Lycee,[1 - Лицей (фр.).] – ответил барон рассеянно.
– Нет, барон, это в России, – с негодованием отрезала тётка Брейткопф. – Это в России, в Сарском Селе, полчаса ходьбы отсюда. Это будет благородное заведение. Justine, верно, даже об этом знает: там должны, кажется, воспитываться, – и тётка сделала торжествующий жест в сторону барона, – великие князья.
– Прекрасно, – кивнул барон решительно. – Он поступает в Lycee.
Устинья Яковлевна подумала: «Ах, какая прекрасная мысль! Это так близко».
– Хотя, – вспомнила она, – великие князья там не будут воспитываться, это раздумали.
– И тем лучше, – неожиданно сказал барон, – тем лучше, не поступают и не надо. Вильгельм поступает в Lycee.
– Я буду хлопотать у Барклаев, – взглянула Устинья Яковлевна на тётку Брейткопф. (Жена Барклая де Толли была ее кузина.) – Ее величество не нужно слишком часто тревожить. Барклаи мне не откажут.
– Ни в каком случае, – отчеканил барон, думая о другом. – Они вам не смогут отказать.
– А когда ты переговоришь с Барклаем, – добавила тётка, – мы попросим барона отвезти Вильгельма и определить его.
Барон смутился.
– Куда отвезти? – спросил он с недоумением. – Но Lycee ведь не во Франции. Это в Сарском Селе. Зачем отвозить?
– Ах, бог мой, – сказала тётка нетерпеливо. – Но их там везут к министру, графу Алексею Кирилловичу. Барон, вы старый друг, и мы надеемся на вас, вам это удобнее у министра.
– Я сделаю всё, решительно всё, – кивнул барон. – Я сам отвезу его в Lycee.
– Спасибо, дорогой Иоанникий Федорович. – Устинья Яковлевна поднесла платок к глазам.
Барон тоже прослезился и разволновался необычайно.
– Надо его отвезти в Lycee. Пусть его собирают, и я его повезу в Lycee.
Слово Lycee его заворожило.
– Дорогой барон, – сказала тётка, – его надо раньше представить министру. Я сама привезу к вам Вильгельма, и вы поедете с ним.
Барон начинал ей казаться институткой. Тётка Брейткопф была maman Екатерининского института.
Барон встал, посмотрел с тоской на тётку Брейткопф и поклонился:
– Я, поверьте, буду ждать вас с нетерпением.
– Дорогой барон, вы сегодня ночуете у нас, – сказала Устинья Яковлевна, и голос ее задрожал. – Тётка приоткрыла дверь и позвала: – Вильгельм!
Вильгельм вошел, смотря на всех странным взглядом.
– Будь внимателен, Вильгельм, – торжественно произнесла тётка Брейткопф. – Мы решили сейчас, что ты поступишь в Лицею. Эта Лицея открывается совсем недалеко – в Сарском Селе. Там тебя будут учить всему – и стихам тоже. Там у тебя будут товарищи.
Вильгельм стоял как вкопанный.
– Барон Иоанникий Федорович был так добр, что согласился сам отвезти тебя к министру.
Барон перестал сосать леденец и с интересом посмотрел на тётку.
Тогда Вильгельм, не говоря ни слова, двинулся вон из комнаты.
– Что это с ним? – изумилась тётка.
– Он расстроен, бедный мальчик, – вздохнула Устинья Яковлевна.
Вильгельм не был расстроен. Просто на эту ночь у него с Сенькой был назначен побег в город Верро. В городе Верро ждала его Минхен, дочка его почтенного тамошнего наставника. Ей было всего двенадцать лет. Вильгельм перед отъездом обещал, что похитит ее из отчего дома и тайно с ней обвенчается. Сенька будет его сопровождать, а потом, когда они поженятся, все втроем будут жить в какой-нибудь хижине, вроде швейцарского домика, собирать каждый день цветы и землянику и будут счастливы.
Ночью Сенька тихо стучит в Вилино окно. Всё готово. Вильгельм берет свою тетрадку, кладет в карман два сухаря, одевается. Окно не затворено с вечера – нарочно. Он осторожно обходит кровать маленького Мишки, брата, и лезет в окно. В саду оказывается жутко, хотя ночь светлая. Они тихо идут за угол дома – там они перелезут через забор. Перед тем как уйти из отчего дома, Вильгельм становится на колени и целует землю. Он читал об этом где-то у Карамзина. Ему становится горько, и он проглатывает слезу. Сенька терпеливо ждет. Они проходят еще два шага и наталкиваются на раскрытое окно.
У окна сидит барон в шлафроке и ночном колпаке и равнодушно смотрит на Вильгельма. Вильгельм застывает на месте. Сенька исчезает за деревом.
– Добрый вечер. Bon soir, Guillaume, – говорит барон снисходительно, без особого интереса.
– Добрый вечер, – отвечает Вильгельм, задыхаясь.
– Очень хорошая погода – совсем Венеция, – говорит барон, вздыхая. Он нюхает флакончик. – Такая погода в мае бывает, говорят, только в високосный год. – Он смотрит на Вильгельма и добавляет задумчиво: – Хотя теперь не високосный год. Как твои успехи? – спрашивает он потом с любопытством.
– Благодарю вас, – отвечает Вильгельм. – Из немецкого хорошо, из французского тоже.
– Неужели? – спрашивает изумлённо барон.
– Из латинского тоже, – говорит Вильгельм, теряя почву под ногами.
– А-а, это другое дело, – барон успокаивается.
Рядом раскрывается окно и показывается удивлённая Устинья Яковлевна в ночном чепце.
– Добрый вечер, Устинья Яковлевна, – вежливо проронил барон. – Какая чудесная погода. У вас здесь Firenze la Bella.[2 - Прекрасная Флоренция (ит.).] Я прямо дышу этим воздухом.
– Да, – говорит, оторопев, Устинья Яковлевна. – Но как здесь Вильгельм? Что он делает здесь ночью в саду?
– Вильгельм? – переспрашивает рассеянно барон. – Ах, Вильгельм, – спохватывается он. – Да, но Вильгельм тоже дышит воздухом. Он гуляет.
– Вильгельм, – говорит Устинья Яковлевна с широко раскрытыми глазами, – поди сюда.
Вильгельм, замирая, подходит.
– Что ты здесь делаешь, мой мальчик? – Она испуганно смотрит на сына, протягивает сухонькую руку и гладит его жесткие волосы. – Иди ко мне, – говорит Устинья Яковлевна, глядя на него с тревогой. – Влезай ко мне в окно.
Вильгельм, понурив голову, лезет в окно к матери. Слезы на глазах у Устиньи Яковлевны. Видя эти слезы, Вильгельм вдруг всхлипывает и рассказывает всё, всё. Устинья Яковлевна смеется и плачет и гладит сына по голове.
Барон еще долго сидит у окна и нюхает флакончик с солями. Он вспоминает одну итальянскую артистку, которая умерла лет сорок назад, и чуть ли не воображает, что находится в Firenze la Bella.
II
Барон надевает старомодный мундир с орденами, натягивает перчатки, опираясь на палку, берет под руку Вильгельма, и они едут к графу Алексею Кирилловичу Разумовскому, министру.
Они входят в большую залу с колоннами, увешанную большими портретами. В зале человек двенадцать взрослых, и у каждого по мальчику. Вильгельм проходит мимо крошечного мальчика, который стоит возле унылого человека в чиновничьем мундире. Барон опускается в кресла. Вильгельм начинает оглядываться. Рядом с ним стоит черненький, вертлявый, как обезьяна, мальчик. Его держит за руку человек в черном фраке, с орденом в петличке.
– Мишель, будьте же спокойны, – картавит он по-французски, когда мальчик начинает делать Вильгельму гримасы.
Это француз-гувернер Московского университетского пансиона пришел определять Мишу Яковлева.
Неподалеку от них стоит маленький старичок в парадной форме адмирала. Брови его насуплены, он, как и барон, опирается на палочку. Он сердит и ни на кого не смотрит. Возле него стоит мальчик, румяный, толстый, со светлыми глазами и русыми волосами.
Завидев барона, адмирал проясняется.
– Иоанникий Федорович? – спрашивает он хриплым баском.
