скачать книгу бесплатно
Даже одеяло и плащ одной рукой не удержишь… Всё как-то неправильно, нехорошо складывается.
Хоть бы мама выкупила его поскорее, что ли. Она же не оставит его в плену у этого графа.
А вечером пришёл сам кастелян. Хорошо, дождь на время прекратился. Ролт долго стоял, заглядывая в лицо, спросил вдруг:
– Как вы, лорд?
Арольд усмехнулся, от кастеляна этот вопрос звучал не иначе, как насмешка. И он ответил с улыбкой:
– Прекрасно!
Хотя от холода зубы стучали, и челюсть дрожала, но что-то же этот Ролт хотел от него услышать.
– Госпожа послала вам сухое одеяло и дорожный плащ. Давайте, я помогу вам.
Ролт стянул с плеч мокрые вещи и сам набросил сухое одеяло и заколол его на шее большой стальной булавкой, потом сам же накинул тяжёлый плащ и завязал его плотно под горлом толстыми кожаными шнурками, сам же накинул на мокрую голову капюшон.
– Вот так вам будет теплее. – Разгладил складки плаща на плечах Арольда сухими пальцами и заглянул в лицо. – Помолитесь за доброту нашей госпожи, у неё доброе сердце… Я бы вам ничего этого не давал…
– Почему? Разве я вас чем-то обидел?
– Вы – нет, а ваша матушка – да…
– Она обидела вас?! И чем же?
Ролт помолчал немного, потом всё же ответил нехотя:
– В войне с вашей матерью погиб наследник Андора, сын графа Годвина, последний сын… Больше сыновей у графа нет. А вы живы, и вы – наследник…
– И что? Теперь и он меня убьёт? Чтобы и Орант оставался без наследника, так, что ли? – усмехнулся Арольд.
– Не знаю, граф вернётся и всё решит.
Арольд только бессильно сморгнул это всё. Да уж, он-то решит, с ним ему уже приходилось сталкиваться. А потом навалился приступ кашля, и Арольд отвернулся, чтобы не кашлять на кастеляна. А тот всё не уходил, стоял и смотрел в лицо. А потом спросил:
– Вас уже кормили?
Арольд стёр с губ следы кашля и поверх ладони глянул на старика.
– Нет ещё… – ответил шёпотом.
– Я распоряжусь, чтобы вам дали горячего… и глинтвейна…
– Зачем? Что бы я ненароком не заболел и не сдох? – скривился Арольд теперь уже без всякой улыбки. – Я уже заболел… так что поздно…
– Пока же вы ещё живы.
– Пока… – Арольд улыбнулся старому кастеляну в глаза. – Вернётся граф – будете оправдываться…
– Не буду, скажу, сын графини Орант слишком слаб здоровьем оказался, сам сдох от первого же чиха.
Арольд стиснул зубы на это и не нашёлся, что сказать в ответ, а может, все мысли разом замёрзли. А кастелян осмотрел его ещё раз и добавил:
– Вы бы не сидели на колодце, ещё заснёте так и упадёте назад. Там воды хоть и немного, но нахлебаться вам точно хватит, и совсем не болезнь тогда вас свалит. Утонете. Вашу пропажу тут никто не заметит, пока хватятся, уже поздно будет.
– И что – плакать будете? Конечно же, нет!
– Конечно. И даже перед графом оправдываться не придётся. – Демонстративно пожал плечами старый кастелян, улыбаясь в седую бороду. – Утонул – так утонул. Сам растяпа.
Арольд громко хмыкнул на его слова. Да, он прав во многом. Столько ночей нормально спать не получалось, ещё, и правда, упадёшь в колодец. Что тогда? Вылавливать никто не бросится. Никому до него дела нет.
А Ролт развернулся и пошёл от него. Арольд успел лишь сказать ему в спину:
– Спасибо!
– Её благодарите… – был ответ.
Её, это дочь графа, стало быть. Как она там назвала себя? Эллия? Это она, выходит, добилась того, чтобы ему дали другое одеяло и плащ. Кастелян сказал про неё: «у неё доброе сердце…»
Она хорошенькая, ещё и добрая, не в пример своему папочке-графу, мстительному и жестокому.
Про то, что у графа погиб последний сын в войне с Орантом, Арольд не знал. Может быть, отсюда эта ненависть к нему? Даже если слуги так относятся, то что уж говорить про их господина тогда? Кастелян дерзкий и много себе позволяет. Перед ним лорд, сын графа, а он язвит и издевается… Ну, хоть вещи помог набросить и всё застегнул-завязал, как надо. Арольд бы одной рукой не справился. Так что, может быть, Ролт этот не так уж и плох, как кажется. Если ещё и на ужин чего горячего дадут – вообще красота будет.
Он всё же старался не падать духом. Дождь когда-нибудь кончится, одежда высохнет, вот и сейчас пока на голову не льёт, уже хорошо. Мать выкупит его из плена, и он вернётся в Орант, домой. И всё это забудется, как кошмарный сон.
Его покормили горячим, принесли большую кружку глинтвейна, и он выпил и съел всё, даже кусочек лимона со всей кожурой. Одежда под одеялом и сухим плащом начала потихоньку подсыхать, и на душе повеселее стало. Ночью, правда, опять пошёл дождь, мелкий и секущий. Пропитанный воском плащ какое-то время справлялся с ним, и Арольд сидел теперь не на камнях, а на земле, на мокром сене, привалившись к кладке колодца спиной. И даже смог уснуть ненадолго.
Следующий день выдался солнечным и погожим, и от тепла так хорошо и радостно стало на сердце, что даже жить захотелось. Солнце сверкало в лужах двора, купались воробьи в воде, разгоняя по поверхности луж яркие отражения голубого неба. Служанки опять сновали туда-сюда, смеялись, развешивали бельё, и всё, казалось бы, вошло в привычную колею. Всё, да не всё.
Арольд ещё больше заболел. С утра он ещё сумел поесть, развешал по кладке колодца все свои сырые одеяла и плащи и даже спинал в кучу сено, чтобы на ветерке его продуло и подсушило солнышком до вечера, а к обеду ему уже стало так плохо, что он даже не мог стоять на ногах. Он просто сидел на земле, привалившись к колодцу спиной, укрыл сам себя влажным плащом и впал в какое-то полузабытьё, ничего не видя и не слыша.
У него начался жар, его колотило, но он не мог подняться или дотянуться до сырых одеял. Болело горло, невозможно было и сглотнуть без боли, с болью ухало в виски, тело стало непослушным и слабым. От обеда и ужина он уже отказался, просил только попить.
Кухарка, что принесла ему ужин споила Арольду две кружки воды и сама укрыла подсохшими за солнечный день одеялами и плащами, всё что-то сетовала и с жалостью заглядывала в лицо. Но Арольда бил озноб, и он просто лежал с закрытыми глазами. Кровь пульсировала в голове, в ушах, под нижней челюстью, в больном горле. Всю ночь его трясло в лихорадке, он что-то бредил и кашлял.
Утром его навестила сама дочь графа. Она трогала его лоб прохладной ладонью, задавала вопросы, сама споила кружку горячего вина с травами и лимоном, укутывала потеплее, подталкивая одеяла под плечи, и смотрела с такой болью и жалостью во взгляде, что Арольд в тот миг готов был простить ей даже родство с графом.
Несмотря на все уговоры, старый кастелян так и не переселил пленного графского сына в башню. Это удручало Эллию. Весь день она думала и думала об этом. Как же можно вот так обрекать на муки больного человека? Если есть возможность помочь ему, почему же никто не идёт ей навстречу?
Она приходила к нему, сидела рядом, поила какими-то отварами из трав, что готовила ей кухарка, и молилась. Когда он приходил в себя, Эллия расспрашивала его о самочувствии. Но он отвечал односложно или вообще отмалчивался, просто глядел в одну точку. А когда кухарка растирала ему грудь барсучьим жиром, он в тот миг бредил и звал маму. И это было так трогательно, так печально, что Эллия не смогла сдержать слёз.
– Не плачьте, госпожа, он справится, – заверила её добрая женщина, укутывая пленного одеялами и плащами. – Ещё пару-тройку дней – и ничего… Поднимется. Смотрите, какой он молодой и крепкий парень. Всё будет хорошо.
И Эллия хотела ей верить, а сама всё равно молилась за него. Хоть и понимала умом, кто он такой, но не могла быть равнодушной или жестокосердной. Да, он сын врага, но ведь он так болен, так одинок и так несчастен, этот бедный, бедный Арольд…
ГЛАВА 11
Когда он приходил в себя, он видел её рядом, её тревожные глаза, её озабоченность, её желание помочь. Она всё время была тут, он слышал её голос, когда она читала молитвы, чувствовал, как её ладони касались его лица, как прохладные пальцы ложились на лоб. Она чем-то поила его, что-то спрашивала, укрывала одеялами.
Когда же Арольд, наконец-то, понял, что ему стало лучше, и он сумел подняться на ноги, рядом опять появилась она – дочка графа Годвина.
– Как вы? Вы чего-нибудь хотите? Что у вас ещё болит? А поесть? Что хотите? Я прикажу, вам приготовят всё, что захотите. Всё это время вы только пили…
– И вы поили меня… Я помню… – шепнул он, глядя ей в глаза.
– Ну да, – она согласно кивнула. – Как вы? Скажите! – Она смотрела в лицо.
За прошедшие дни болезни, за всё время, пока была рядом, Эллия столько раз видела его лицо близко-близко, так часто касалась его, что он не казался ей теперь чужим, будто он роднее стал, что ли. Она и сейчас смотрела на него, рассматривала его лицо, глядела в тёмные красивые глаза, и он казался ей старым знакомым. Ах, как жаль, что он сын графини Орантской! Так не хотелось бы видеть в нём врага!
– Сегодня мне лучше… Я даже могу стоять на ногах… Смотрите! – Он показал рукой на себя, хотя от слабости так и хотелось сесть на кладку колодца.
– Я просила Ролта перевести вас с улицы, чтобы сняли цепь… Он упёрся… Все боятся отца.
– А вы не боитесь?
– Нет… Он любит меня.
– Любит? – Арольд усмехнулся с сомнением. – Я сталкивался с графом лично, даже не знаю, способен ли он любить кого-то… Страшный человек… – шёпотом добавил последнее.
– Страшный? – Эллия удивилась. – Да нет же! Он строгий, очень требовательный, но не страшный. О чём вы?
– Ну, не знаю… – Повёл Арольд подбородком с неверием. – Рука у него тяжёлая, я сам это сам на своей шкуре испытал… Да и наёмники его… Особенно этот лысый… Аин…
– Аин? Да, Аина я тоже не люблю. Нехороший человек…
– Он не просто нехороший человек. Это очень злой и жестокий человек. Это – наёмник. У него совершенно нет жалости. Вообще ничего хорошего! Ничего святого нет!
– Это он ломал вам пальцы? – Эллия спросила шёпотом, сердце её замирало.
– Он сам… лично…
– А лицо? Это тоже он вас резал?
– Он… – Арольд кивнул, не сводя глаз с лица графской дочери.
Эллия вздохнула. Сначала она думала, что на лице пленного грязь, но после дождя, да и за время болезни смогла рассмотреть его близко, и поняла, нет, это не грязь. Это кровь от порезов размазалась, засохла и въелась в кожу. Но дождь отмыл её, остались только тонкие шрамы порезов.
– Мне так жаль.
– Это ваш отец приказал! Он отдал меня в руки этого Аина! И ваш отец не лучше его! Он…
– Нет! – она возмущённо перебила. – Не говорите так! Вы не знаете его! Он может быть очень добрым, все его уважают здесь. Он любит меня…
Теперь и Арольд перебил её:
– Знаете, это как волчонку доказывать, что его папа – волк – жестокая бессердечная тварь, он всё равно его любить не перестанет.
Повисла долгая утомительная пауза, и в течение её они смотрели друг другу в глаза. Арольд заметил, как девушка оскорблённо нахмурилась, хрипло задышала, возмущённая его словами об отце. Эх, зря он, наверное, так резко. Никакой она не волчонок даже при своём отце-волке, она добрее его, и сердце её полно милосердия, она ещё умеет сострадать. Вот граф, граф другое дело, но она… Она – нет. Ещё нет. Пока нет. Да и будет ли такой, как отец? Она же девушка. Девушки должны быть мягкими, добрыми, должны жалеть и любить ближних. Как она, например.
И он сразу же вспомнил свою мать, графиню Эйвин Орантскую. Она тоже женщина. Но особого милосердия и сострадания к ближним Арольд в ней не помнил.
Может быть, это умение сочувствовать другому, сопереживать даже врагу пропадает в женщинах с годами? И эта Эллия тоже всё это растеряет с возрастом? И превратится в подобие своего отца. Станет такой же жестокой, требовательной и мстительной.
Кого она, собственно, потеряла? Что она за свою жизнь видела? Она живёт-то от силы всего пятнадцать лет, вот и не озлобилась ещё. Это отец её, граф Годвин, всех трёх сыновей похоронил, а последнего как раз в войне с Орантом. Вот он и злобствует, и злится, и на Арольде сорвался.
И она с годами озлобится, будет мстить и делать другим больно. Вряд ли, нет. Как в народе говорят: «Яблоко от яблони далеко не укатится…» Вот и она… Дочь своего отца, графа Годвина.
– Извините… – шепнул всё же.
Она всё-таки ухаживала за ним, искренне переживала, она была рядом, когда ему было плохо. Наверное, не надо было так. Она этого не заслужила.
Она молча постояла ещё немного и пошла к кухне. Арольд проводил её взглядом и обессиленно прислонился к каменной кладке колодца.
Ох, зря он так. Она разговор начала с того, что спрашивала о его самочувствии, о том, чего он хочет поесть. А есть хотелось, очень хотелось. И чего бы он поел? Тарелку горячего овощного супа со сметаной, жареных грибов с луком и сливками, жаркого с бараниной в глиняном горшочке… Эх, при мыслях о еде в желудке заболело.
Сколько же дней он проболел? И ничего не ел! Да и болезнь полностью ещё не прошла, он только первый день как на ноги поднялся, лихорадку сумел победить. Но в голове ещё шумело, да и кашель будет держаться не один день.
А она ушла и больше не придёт. Потому что он её обидел, назвав волчонком, а графа – жестокой бессердечной тварью. Но, видно, этой стороны своего отца она ещё не знает. А он может, всё может, он и по лицу Арольда бил и за шиворот тягал, и наёмникам своим отдал. Это она графа таким не видела.
А он, вот, даже сейчас своим личным приказом велел посадить его на эту цепь прямо на улице, под открытым небом. И пришлось Арольду спать на земле, дождь пережидать, вот он и заболел. И опять по вине графа.
Он вздохнул. А до ужина ещё далеко. И обед вряд ли у него будет. А есть хочется уже сейчас.
Чтобы хоть как-то убить время, Арольд разбросал свои вещи по колодезным камням, всё перетрусил, а сено переворошил ногами, чтобы его проветрило.
Да, и сколько же ему так ещё сидеть? Хотелось бы помыться, сменить одежду, снять сапоги и дать ногам отдых, ведь сколько дней уже в одном и том же. После болезни всё грязное, он ведь пропотел не раз в лихорадке, да и дорога сюда от Оранта столько дней заняла. Того и гляди, от грязи вши появятся, да только кому до этого всего есть дело? Ролту этому, кастеляну, что ли? Ага, как бы не так. Или, вот, ей, девочке этой? Доченьке графа? Эллии? Имя-то какое красивое, мягкое, сразу цветы представляются. Лилии, что ли… Что-то светлое, нежное, вкусно пахнущее… Она, вон, какая. Чистенькая, опрятная, беленький чепчик, волосики чистые светлые вокруг лица, вся такая аккуратненькая, молоденькая… А он? У него всё не так, всё совсем-совсем не так.
«Тоже мне, графский сын выискался…» – усмехнулся над собой. Вонючий и грязный, голодный и больной, и совсем на графа не похож.
Вздохнул и принялся правой рукой приглаживать лохматые волосы. За то время, как из-под Оранта уехал, они уже порядком отросли и от грязи торчали в разные стороны. Одной рукой справиться с ними невозможно.
А потом пришла кухарка и принесла ему поесть. Как же он обрадовался ей, словами не выразить.
– Госпожа приказала вас покормить, но не тяжёлой едой. Вы долго не ели, вам много нельзя… Плохо будет.
– А сама она где?
– Госпожа-то? На кухне, овощи на обед чистит, а меня к вам отправила. Ешьте, вот, а я пойду… Некогда мне рядом стоять. Сами справитесь.
– Конечно. Спасибо. И ей передайте… обязательно.
Кухарка только хмыкнула на его просьбу. Ушла, оставив большое блюдо на кладке колодца. Арольд чуть слюной не захлебнулся. Еда, и правда, была простая: варёные яйца, уже почищенные от скорлупы и разрезанные на половинки, пара кусков свежего хлеба, щедро намазанных тёплым маслом, горсть черешни и большая кружка безалкогольного эля. Он съел и выпил всё, чувствуя благодарность за заботу.
И опять она. Хоть и обиделась, а всё равно не мстит. Могла бы и голодным до ужина оставить. В обед его и так особо жирно не кормили, дай Бог, если кусок хлеба и кружку молока.
Да, зря он так с ней. Она хорошая. Отходчивая и не мстительная. Может, и не похожа она на своего отца-графа.
Вечером уже в сумерках пришёл Ролт и собрал все плащи и одеяла, хмуро глянул из-под бровей. Арольд тревожно нахмурился, спрашивая:
