Петушков

скачать книгу бесплатно


– Вы Прасковью Ивановну знаете? – спросил он, наконец.

– Нет. Какую Прасковью Ивановну?

– А булочницу?

– А, да, булочницу. Видал; толстая такая.

– Важная женщина. Она той-то, вашей-то, родная тетка.

– Тетка?

– А вы не знали?

– Нет, не знал.

– Эх…

Онисим из уважения к барину не досказал своей мысли.

– Вот бы вам с кем познакомиться.

– Что ж, я, пожалуй, не прочь.

Онисим одобрительно поглядел на Ивана Афанасьича.

– Но для чего собственно мне с ней знакомиться? – спросил Петушков.

– Эвона! – спокойно возразил Онисим.

Иван Афанасьич встал, походил по комнате, остановился перед окном и, не оборачивая головы, с некоторым замешательством произнес:

– Онисим!

– Чего-с?

– А не будет ли мне несколько, знаешь, неловко этак с бабой, а?

– Что ж, как знаете.

– Впрочем, я это только так. Товарищи могут заметить; всё оно как-то… Впрочем, я подумаю. Дай-ка мне трубку… Так что ж она, – прибавил он после небольшого молчания, – Василиса-то, говорит, что, дескать…

Но Онисим не желал продолжать разговор и принял обычный угрюмый вид.

IV

Знакомство Ивана Афанасьича с Прасковьей Ивановной началось следующим образом. Дней через пять после разговора с Онисимом Петушков отправился вечером в булочную. «Ну, – думал он, отпирая скрипучую калитку, – не знаю, что-то будет…»

Он взошел на крыльцо, отворил дверь. Пребольшая хохлатая курица с оглушительным криком бросилась ему прямо под ноги и долго потом в волнении бегала по двору. Из соседней комнаты выглянуло изумленное лицо толстой бабы. Иван Афанасьич улыбнулся и закивал головой. Баба ему поклонилась. Крепко стиснув шляпу, Петушков подошел к ней. Прасковья Ивановна, по-видимому, ожидала почетного посещенья: платье ее было застегнуто на все крючки. Петушков сел на стул; Прасковья Ивановна села против него.

– Я к вам, Прасковья Ивановна, более насчет… – проговорил, наконец, Иван Афанасьич – и замолк. Судороги подергивали его губы.

– Милости просим, батюшка, – отвечала Прасковья Ивановна нараспев и с поклоном. – Всякому гостю рады.

Петушков немного приободрился.

– Я давно, знаете, желал иметь удовольствие с вами познакомиться, Прасковья Ивановна.

– Много благодарны, Иван Афанасьич.

Настало молчанье. Прасковья Ивановна утирала себе лицо пестрым платком; Иван Афанасьич с большим вниманием глядел куда-то вбок. Обоим было довольно неловко. Впрочем, в купеческом и мещанском быту, где даже старинные приятели не сходятся без особенных угловатых ужимок, некоторая напряженность в обращении гостей и хозяина не только не кажется никому странной, но, напротив, почитается совершенно приличной и необходимой, в особенности при первом свиданье. Прасковье Ивановне понравился Петушков. Он держал себя чинно и добропорядочно, и притом всё же был человек не бесчиновный!

– Я, матушка Прасковья Ивановна, очень люблю ваши булки, – сказал он ей.

– Тэк-с, тэк-с.

– Очень хороши, знаете, очень даже.

– Кушайте, батюшка, на здоровье, кушайте. С нашим удовольствием.

– Я и в Москве не едал таких.

– Тэк-с, тэк-с.

Опять настало молчанье.

– А скажите, Прасковья Ивановна, – начал Иван Афанасьич, – это у вас ведь, кажется, племянница живет?

– Родная племянница, батюшка.

– Что ж она, как… у вас?..

– Сирота, так и держим-с.

– И что ж она, работница?

– Ра-аботница, батюшка, ра-аботница. Такая работница, что и… и… и!.. Как же-с, как же-с.

Иван Афанасьич почел за приличное не распространяться более насчет племянницы.

– Это у вас в клетке какая птица, Прасковья Ивановна?

– А бог ее знает. Птица.

– Гм! Ну, а впрочем, прощайте, Прасковья Ивановна.

– Просим прощения вашему благородию. В другой раз милости просим. Чайку откушать.

– С особенным удовольствием, Прасковья Ивановна.

Петушков вышел. На крыльце ему попалась Василиса. Она засмеялась.

– Куда вы это ходить изволили, голубчик мой? – сказал Петушков не без удальства.

– Ну, полноте, полноте, балагур, шутник вы этакой.

– Хе, хе. А письмецо мое изволили получить? Василиса спрятала нижнюю часть лица в рукав и ничего не отвечала.

– И на меня уже не гневаетесь?

– Василиса! – задребезжал голос тетки, – а, Василиса!

Василиса вбежала в дом. Петушков отправился восвояси. Но с того дня он часто стал ходить к булочнице, и недаром. Иван Афанасьич, говоря слогом возвышенным, достиг своей цели. Обыкновенно достижение цели охлаждает людей, но Петушков, напротив, с каждым днем более и более разгорался. Любовь – дело случайное, существует сама по себе, как искусство, и не нуждается в оправданьях, как природа, сказал какой-то умный человек, который сам никогда не любил, но отлично рассуждал о любви. Петушков страстно привязался к Василисе. Он был счастлив вполне. Его душа согрелась. Понемногу перетащил он весь свой скарб, по крайней мере все чубуки свои, к Прасковье Ивановне и по целым дням сидел у ней в задней комнате. Прасковья Ивановна брала с него за обед деньги и пила его чай, следовательно, не жаловалась на его присутствие. Василиса привыкла к нему, работала, пела, пряла при нем, иногда молвила с ним слова два; Петушков поглядывал на нее, покуривал трубочку, покачивался на стуле, посмеивался и в свободные часы играл с нею и с Прасковьей Ивановной в дурачки. Иван Афанасьич был счастлив… Но на земле нет ничего совершенного, и как ни малы требованья человека, судьба никогда вполне не удовлетворит его, даже испортит дело, если можно… Ложка дегтю попадет-таки в бочку меду! Иван Афанасьич испытал это на себе. Во-первых, со времени своего переселения к Василисе Петушков еще более раззнакомился с своими товарищами. Он видал их только в необходимых случаях и тут, для избежания намеков и насмешек (что, впрочем, не всегда ему удавалось), принимал отчаянно суровый и сосредоточенно запуганный вид зайца, который барабанит посреди фейерверка. Во-вторых, Онисим не давал ему покою, потерял всякое к нему уважение, ожесточенно преследовал, стыдил его. В-третьих, наконец… Увы! Читайте далее, благосклонный читатель.