скачать книгу бесплатно
Генка убежал. Эрудит зашел в хату, включил электроплитку, сварил вермишелевый суп из пачки, нарезал полосками сало и сел ужинать. Поддавшись воображению, он размышлял о появлении Дыбы, старался разобраться в его намерениях и, обдумывая, как избегнуть неотвратимой беды, взвешивал различные варианты действий. Выйдя на улицу, огляделся и, снова пытаясь предугадать события, обмозговал все еще раз. «Куда же мой гость запропастился? Очевидно, дожидается вечера. Интересно, где бы он мог запрятаться? Очень интересно. Пожалуй, мне надо поторопиться». В сарае, переоборудованном под гараж для мотоцикла, снял с гвоздя рюкзак, проверил его содержимое. Сходил на огород, набрал в целлофановый пакет огурцов, принес сало, соль и все это уложил в рюкзак. В сарае было темно, он подошел к верстаку и разглядел на нем топор. Провел по лезвию большим пальцем. «О-о! на таком топоре можно верхом до Москвы доехать. Надо наточить». Подправил бруском острие топора и, закинув рюкзак за плечо, пошел к Генке.
Генка сидел возле перевернутого на руль велосипеда.
– Ты чего с рюкзаком? – спросил он.
– Пошли на рыбалку. Хочешь?
– Ага, – обрадовался Генка.
– Бросай свой драндулет, мы им в другой раз займемся. И позови мать.
В эту минуту распахнулась дверь, Верка Шмелиха сама по- казалась на пороге.
– Ну, мои милые, никак опять комаров кормить собрались? – хмуро взглянув на Эрудита, проговорила она и плотно сжала губы.
– Да, нынче погода хорошая, пойдем, посидим.
– Теперь до самой зимы будет хорошая погода. Не спится вам дома. Лучше бы делом каким занялись, – с недовольством проговорила она. – Или вы специально от работы сбегаете?
– В том-то и дело, что сбегаем, только не от работы, а от гостя.
– От какого такого гостя?
– Да ко мне вот приятель приехал, а я не хочу с ним встречаться.
– Почему же?
– Не нравится он мне, – сказал Эрудит с улыбкой, которая говорила, что ему самому странно все это.
Видимо, ответ Эрудита не устроил Веерку Шмелиху, она недоуменно помолчала, соображая что-то. А Эрудит протянул навесной замок и сказал:
– Мама (Эрудит называл ее все так же, как и в детстве – мамой), я хочу попросить вас. Как свечереет, вот этот замок повесьте на хату. Только тайком от моего гостя.
– Что ж ты сам-то не замкнул?
– Я замкнул на внутренний замок, чтоб ему непонятно было: дома я или нет? А когда он увидит, что на двери появился навесной замок, поймет, что я был дома, а потом ушел.
Верка Шмелиха посмотрела на Эрудита, как на человека, у которого прямо на глазах вырос горб.
– Как-то я не пойму? Вечно ты, Эрудит, чего-нибудь вы- кинешь. Ну, ладно, давай замок. Подождите только, соберу вам поесть.
Генка сообразил: «Тут дело нечисто». – У него загорелись глаза.
Еще не выйдя из хутора, Эрудит велел ему вернуться и перекатить «Яву» к себе во двор.
– И покрутись возле дома, пусть этот тип увидит тебя. В общем, постарайся попасться ему на глаза. Если спросит, скажи, что сплю в хате, пьяный. А я тебя на берегу подожду, у лодки.
х х х
Эрудит не ошибся, это был действительно Дыба. Он появился в хуторе около двух часов и теперь, выжидая время до вечера, прятался от посторонних глаз в лесополосе, которая на целый километр протянулась вдоль хутора. Сидел на поваленном ветром, поросшем зеленым мхом стволе акации, курил и в сотый раз обдумывал план убийства. Вокруг его головы в косых лучах солнца, проникающих сквозь листву, вились струйки сизого табачного дыма. Главное, размышлял он, это внезапность. Только в фильмах герой заглядывает своей жертве в глаза и высказывает свой приговор. Все это есть пустое. Стоит ли вести разговор с тем, кто через секунду превратится в кусок мяса. Надо просто ворваться в дом внезапно и вонзить нож в спину, так, чтоб пикнуть не успел. А можно постучать в дверь – когда выйдет, тут же напорется на нож. «Как получится, так и получится», заключил он, смахивая с себя муравья.
Решив немного размяться, он встал. Потянувшись, прошелся по тропинке между плотно стоявшими ровными рядами деревьев, но тут же вернулся, обеими руками поддернул штанины джинсов и сел на прежнее место. Еще раз закурил, расстегнул ворот серой с черными полосками рубашки, взглянул на часы. Стрелки за тонированным стеклом показывали без четверти семь. Он ощущал внутри себя тайное страстное желание, нарастающее с неумолимым упрямством. От осознания своего могущества и величия, это желание распирало грудь, расправляло плечи, кружило голову. Он вершитель, он властелин, он судья, ибо чья-то жизнь – в его руках. И он может распорядиться ею так, как ему заблагорассудится. Это он вот здесь и сейчас решает: жить Эрудиту или умереть. От его желания зависит и когда ему умереть: «Сейчас я пойду к нему, и каждый мой шаг приблизит его смерть. Но я человек благородный, не стану спешить, буду шагать медленно, пусть проживет на одну минуту подольше.
Он закурил, вновь глянул на часы, поднялся и, пробравшись сквозь высокорослые кусты жасмина, окаймляющего белой ки- пенью лесополосу и будоражащего своим приторным ароматом все пространство в округе, вышел на тропинку, протоптанную до хутора. В кармане у него был билет на поезд в обратный конец, на одиннадцать часов завтрашнего дня. Дыба рассчитал все до мелочей, даже день недели – пятницу – выбрал с тем расчетом, что до понедельника об Эрудите никто не спохватится. А за это время он будет уже дома, успеет покрутиться среди знакомых для обеспечения алиби. Подходя ко двору Эрудита, Дыба увидел уже знакомого Генку, который, беспечно насвистывая, шел ему навстречу.
– А-а, старый знакомый. Ну что, Донцов дома?
– Да, давно уже приковылял, еле вполз в хату, – продолжая идти, ответил Генка. – Спит, наверно, в хате. Он постоянно, как напьется, дрыхнет до самого утра.
– Что, часто пьет? – поинтересовался Дыба.
– Часто. Неделями не просыхает.
– Надо же, – с видимым сочувствием удивился Дыба, – такой хороший парень был – и вдруг запил?
Они разошлись. Дыба был рад услышанному – задача об- легчалась. «Сейчас я его закодирую, он у меня быстро отвыкнет от вредной привычки», – повеселев, мысленно глумился он над своей жертвой. Открыв калитку, прошел по дорожке, взглянул на входную дверь в дом, который, судя по всему, был необитаем, свернул к хате, с полной уверенностью, что пьяный Эрудит в ней и уже крепко спит. На солнце блеснуло стальное лезвие ножа. Решительно приготовился и толкнул дверь. Дверь оказалась запертой. Он бросил взгляд на дом – на его двери с облупленной от дождей краской висел ржавый замок. Вновь повернулся к хате и вежливо постучал. Тишина. Обойдя ее, углом глаза посмотрел в окно, но на нем висела занавеска, а за ней – полумрак. Вернувшись к двери, постучал настойчивей, прислушался. Нет, в хате никакого движения. «Пацан не обманул, эта падла точно спит, как убитый».
Дверь в хату казалась легкой, Дыба мог бы высадить ее ударом плеча, но было еще светло, кто-то мог увидеть. Тогда он отошел к сараю, присел на корточки и окинул взглядом округу. На другой стороне улицы возле дома стояла женщина и внимательно рассматривала незнакомца. Это не понравилось Дыбе. Он встал и, как бы почесывая лоб, тем самым прикрывая рукой лицо, неспешно вышел со двора. Верка Шмелиха хотела спросить, что ему надо, но не решилась. Подождала, пока мужчина ушел на приличное расстояние, прошагала к хате, просунула дужку замка в отверстие накладки и повернула ключ.
Дыба удалился по тому же маршруту, по которому и пришел. Прошло больше часа. Когда стало смеркаться, он вернулся. В домах уже зажигались огни, во многих окнах через занавески пробивался тусклый свет. А окна хаты Эрудита не светились. К тому же на двери появился замок. Увидев его, Дыба разозлился. «Надо же, ушел, падла. Если бы эта ведьма не помешала, уже давно замочил бы его. А теперь вот придется поджидать». И Дыба стал строить версии: «Скорей всего, он проснулся и ушел за пойлом. Если так, то вернется быстро. А может, у него есть баба, к ней пошел? В этом случае придется охранять этот двор до самых петухов». Он огляделся. Заметив за крыльцом дома скамейку, переставил ее за угол, сел и стал вести наблюдение за улицей.
х х х
Становилось все темнее, и незаметно темнота сгустилась так, что кроме почерневших домов и деревьев ничего не было видно. Выплюнув окурок, Дыба достал новую сигарету, сунул ее в рот и пошел вглубь огорода. Мокрая от упавшей росы картофельная ботва задевала за ноги, оставляя на них липкую холодную влагу. Выругавшись, он развернулся, вышел из калитки и стал бродить взад и вперед по улице.
Теплая сказочная ночь начинала раздражать. Он слышал, как с речки доносились развеселые голоса. Обычно так звонко хохочут и перекликаются девчата во время ночного купания. Далеко над рекой вспыхивали отблески костра. По самой середине улицы, негромко переговариваясь, плыла влюбленная парочка. «Может, сходить на речку да изнасиловать какую-нибудь крестьяночку, а потом прикончить ее. Все равно время зря пропадает, – взбрело Дыбе в голову. Смелая идея ему понравилась. Он остановился. Было над чем подумать. Уже представил бьющуюся на густой траве перепуганную красотку с распущенными, как у русалки, волосами. Уже повернулся к реке, но в последнюю секунду передумал. «Нет, заорет стерва. Все дело испортит». Это поколебало его решение, подумав еще немного, он окончательно отверг свой злой замысел. Посмотрел вслед влюбленной парочке: «Может быть, вот эту лебедушку поиметь, и ходить далеко не надо. – Но тоже передумал. – Кто же насилует прямо на дороге, да еще в присутствии жениха? Кому понравится?»
Вернувшись во двор, Дыба прислонился спиной к хате, продолжая пялить глаза в темноту. Становилось ясно, что Эрудит скоро не придет. Вдруг за хатой что-то зашуршало. Он схватился за нож и, затаив дыхание, напрягся. Через минуту снова зашелестело, потом еще. И тут мимо калитки, обнюхивая землю, пробежала дворняжка, остановившись возле столбика, подняла заднюю ногу, затем свернула за изгородь. Дыба раздраженно выдохнул.
Он с утра ничего не ел и теперь ощутил голод. «Чем бы тут у моего друга поживиться? В хате, наверняка, найдется что похавать, но из-за этого не стоит выламывать дверь, такие мелочи всегда и подводят. Сначала пошукаю в огороде, должно же там быть что-то съедобное». Его раздражение усиливалось. «Где этот ловелас всю ночь болтается? Убить его мало!» – попытался развеселить сам себя Дыба и направился в огород.
Попыхивая сигаретой, он осторожно ступал по меже. Под ногами что-то хрустнуло. Он нагнулся, пошарил руками и сразу обнаружил огурец. Тут же съел его и снова стал шарить, но кроме мокрых шероховатых листьев и комьев земли больше ничего под руку не попадалось. Тогда он подошел к дереву, пригнулся и посмотрел снизу вверх. На фоне беззвездного неба заметил какие-то плоды. Это были жерделы. Изголодавшийся гость стал срывать их и есть, выплевывая косточки, при этом мысленно подшучивая над собой: «Красота! Я тут как Адам в раю». Плоды были твердые, недоспевшие, но уже сладкие и даже вкусные. Чем он больше ел их, тем они казались вкуснее.
Утолив голод, Дыба вернулся к скамейке, сел, откинулся назад и, положив ногу на ногу, с удовольствием затянулся последней сигаретой. Сидел очень долго. Была уже глубокая ночь, в хуторе, кроме бесконечно глубокой темноты, – ни одного огонька или звука. Вдруг он почувствовал в своем животе неладное: что-то неприятно забурчало, забулькало и так прихватило, что едва успел сделать несколько шагов, расстегнуть джинсы и присесть. Только встал, подтянул и застегнул брюки, как в животе забурлило опять. Судорожным движеньем рук он спустил брюки и снова присел. Эти реверансы, сочетающие элементы стриптиза и основной позиции канкана, он выделывал несколько часов подряд. Такой удар судьбы невезучий мститель принял с агрессивным протестом, ибо подобного варианта в его планах не могло быть никак. От расстройства желудка исчезли безвозвратно и самоуверенность, и ощущение собственного величия.
В конце концов, наступила передышка. Ему захотелось курить. Зная, что сигареты кончились, все равно сунул руку в один карман, затем – в другой… В карманах было пусто. Холодея, он вскочил, продолжая ощупывать себя. На месте оказались только билет на поезд и зажигалка. Нож и деньги исчезли. Он понял, что выронил их где-то здесь, а где именно, неизвестно. Все еще ночь, по-прежнему кругом ни огонька и ни звука. Но ждать, когда придет рассвет, было нельзя, необходимо срочно предпринимать какие-то действия. И Дыба начал поиск. Мысленно разбил огород на квадраты и стал методично шарить руками по земле. Через несколько минут нащупал пустую пачку от сигарет. Вскоре обнаружил и нож. Но деньги как сквозь землю провалились.
Выбившись из сил и утратив всякую надежду, он прекратил поиск, обтер травой испачканные руки и сел на скамейку. Было около трех часов утра. В воздухе замаячил рассвет. Он размышлял: «Билет на поезд на одиннадцать часов. Автобус из Семикаракорска идет в восемь, из хутора – в семь. Значит в моем распоряжении чуть больше трех часов. Если до этого времени Эрудит появится, то еще успею замочить его, выбраться из хутора и благополучно сесть на поезд. Но как доехать до Ростова с таким диагнозом. К тому же – без денег?»
х х х
Ожидая Генку на берегу речки, Эрудит не сидел без дела. Из кустов он вырубил колышки для установки палатки, а после стал собирать сушняк. Когда Генка прибежал, они вдвоем загрузили дрова в лодку и поплыли против течения реки. Проплыв метров четыреста, пришвартовали лодку к противоположному берегу. Поставили палатку, настелили веток, поверх набросали траву. Потом Эрудит приступил к разматыванию закидушек, а Генка занялся костром.
Доложив о встрече с Дыбой, мальчишка стал с энтузиазмом пересказывать книжку «Последний из могикан». Эрудиту было неинтересно слушать, в голове крутились другие мысли, но он знал, что останавливать его бесполезно. Распутав лески, достал из пакета масляные квадратики макухи, просунул их в тугие резиновые колечки, вырезанные из велосипедной камеры, и обе, одну за другой, закинул на самую середину реки. В это время и Генка уже вдохнул в костер огненную жизнь.
Вечер был такой безветренный и теплый, что даже костер горел как-то особенно мирно. Сухие дрова, объятые ярким пламенем, искрились и потрескивали совсем как в деревенской печке. Огонь вспыхивал то длинными, то короткими языками, его светлые блики теребили неровные границы ночной тьмы, за пределами которых она казалась еще чернее и гуще. Генка закончил историю о Кожаном Чулке, заслонил рукой свет от костра и, взглянув на Эрудита, понял, что тот его не слушал. Эрудит задумчиво смотрел на огонь, поправляя костер короткой палкой. Конец палки то и дело вспыхивал, Эрудит маши- нально, сбивая пламя, ударял ею о землю. Генка тоже умолк. В росистой траве чуть слышно стрекотали кузнечики, камыши стояли, не шелохнувшись, словно прислушивались к тишине сонного воздуха.
Генка подбросил в костер дров и, не выдержав больше мол- чания, попросил:
– Эрудит, давай поговорим о жизни.
Эрудит оторвал взгляд от костра, швырнул палку в огонь, как-то странно усмехнулся.
– Давай. Сейчас потолковать о жизни самое время. С чего начнем?
– Сначала расскажи, о чем ты сейчас думал.
– Как раз о житухе на земле нашей грешной я и думал, о превратностях судьбы.
Генке надо было разговорить его, и он спросил:
– Ты что ль в судьбу веришь?
– Да, в судьбу я верю, но только наполовину.
– Как это?
– А вот так. На мой взгляд, у каждого из нас есть своя Аннушка с бидончиком, которая может пролить масло где угодно и когда угодно. Но это не означает, что мы должны непременно поскользнуться на нем. У нас всегда есть выбор, как у Иванушки-дурачка: налево идти, чтоб жениться, направо – коня потерять, или прямо, чтоб голову сложить. Это называется свободой воли. Свобода воли дана нам Богом, а судьба – от дьявола.
– Ты считаешь, что дьявол на самом деле существует? —
удивился Генка.
– А как же? Если мы верим в Бога, то должны признавать и существование сатаны. Так ведь? Ну вот. Мне кажется, что ни Бога, ни дьявола мы сами по себе не интересуем, то есть им безразлично – больной ли ты, здоровый ли, долго будешь жить или недолго. Их интересуют исключительно наши грехи, следовательно – и это главное – наши души. Именно за наши души между Богом и дьяволом идет постоянная борьба. Поэтому полагаться на свободу воли мы можем тоже только наполовину, так как получается, что не все во власти Божьей. Значит, мы всегда находимся между Богом и дьяволом и должны шагать по жизни, как эквилибрист по канату, постоянно балансируя между ними, то есть находиться посередине. Этот путь древние так и называли – золотая середина.
Генка слушал внимательно, переваривая каждое слово.
– Получается, что человек сам себе не хозяин?
– Ну, как же не хозяин, если он имеет право выбора своей тропинки? Получается, что человек просто не должен отдаваться на произвол судьбы, а наоборот, жить вопреки ней.
– Я не понимаю, – сказал Генка, – как же жить вопреки судьбе, если человек хочет этого или не хочет, все равно совершает то, что вынуждают его обстоятельства.
– В том-то и дело, что мы не всегда можем увернуться от своей судьбы. Однако частенько попадаемся в ее капкан и в том случае, когда могли бы избежать этого. Кстати, об индейцах. Пока ты мне рассказывал о них, я вспомнил одну интересную притчу. Когда-то давно старый индеец открыл своему внуку одну жизненную истину. В каждом человеке идет борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет зло – зависть, ревность, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь… Другой волк представляет добро – мир, любовь, надежду, истину, доброту, верность… Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, потом спросил:
– А какой волк в конце побеждает?
Старый индеец едва заметно улыбнулся и ответил:
– Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.
х х х
Друзья еще долго сидели у огня и разговаривали. Потом Генка напомнил Эрудиту о том, что он обещал показать ему приемы. Они поднялись и занялись изучением боевого искусства.
– В первую очередь научимся падать, – сказал Эрудит.
– А чего тут мудрого, – удивился Генка, – я и без обучения могу, шлепнулся и готово.
– Я знаю, это ты можешь. Но важно не поломать руки, поэтому держи их вот так, – и Эрудит показал, как, падая, одну руку надо быстро выбрасывать вверх, а вторую прижать к боку.
Они схватились. Эрудит делал подсечки Генке, каждый раз комментируя его приземление.
– А теперь попробуем в боевых условиях, – сказал он и ловким захватом подбросил Генку так, что, не успев ничего понять, мальчишка приподнялся в воздух, отлетел в сторону и упал на землю. Упал правильно. Эрудит оценил это. Генка полежал, взъерошился, вставая, и предстал перед Эрудитом в угрожающей стойке и с хмурым лицом.
– Что, бледнолицый, потолкаемся?
– Мой брат встал на тропу войны? – произнес Эрудит, тоже приняв воинственную позу и придав себе выражение готовности вступить в смертельную борьбу.
– Ага. Я закопал трубку мира.
– В таком случае береги свой скальп!
Напрыгавшись и наборовшись, они присели немного передохнуть, а отдышавшись, с аппетитом съели свои припасы. Костер догорал, его неяркое пламя отражалось в гладкой поверхности реки и билось на ней, словно живое перо жар-птицы. Оно как будто выпархивало из воды, вспыхивало и, не успев исчезнуть, появлялось вновь. Вода в реке казалась черной и неподвижной. Заметив, что Генка начал клевать носом, Эрудит скомандовал отбой.
– Наелись, напились и спать уложились, – сказал Генка и полез в палатку.
Через несколько минут он уже спал, тихо посапывая. Эрудит тоже пытался заснуть. На какое-то время он погрузился в сон, но туман в голове снова рассеялся, и мысли его стали опять четкими и ясными. Сна больше нет. Какая-то неприятная тоска овладела им. За короткий срок, прошедший после армии, он успел привыкнуть к спокойной, размеренной жизни. Теперь предстояло принять очень непростое решение.
Выбравшись из палатки, Эрудит вернулся к костру, в котором еле теплились последние уголья, их красные огоньки едва пробивались из-под серой, как войлок, золы. На непроглядном ночном небе появились подслеповатые звезды, в засеребрившихся тающих облаках показался расплывчатый месяц. В реке шумно всплеснула рыба. Наступало утро.
Эрудит спустился к воде, сидел и наблюдал за теченьем реки. Извилистое, как змея, русло реки Сал здесь было прямым и ровным. Сначала казалось, что вода течет одним спокойным и ровным потоком. Но чем дольше он смотрел, тем больше убеждался, что это не так. В середине ее поток стремительный, с переливами. Чем ближе к берегу, тем он глаже и тише. У самого берега – водоворот. Из глубины с неукротимой энергией выдувается большая выпуклая линза, вокруг которой с переменной скоростью вращаются струящиеся вихри, увлекающие за собой намокшие листья, водоросли и ветки. Они сталкиваются между собой и, пытаясь вырваться из этой круговерти, постоянно отклоняются от своей траектории, но, как намагниченные, притягиваются и вновь продолжают бестолково вращаться. Что происходит на дне – не видно. Но и там нет однообразия. Миллионы песчинок переносятся по нему за десятки и сотни километров. Размываются берега, отделяются от них куски земли и глины и перекатываются течением до тех пор, пока не уткнутся в какую-нибудь корягу, застрявшую в зыбком иле. Вот так же, думал Эрудит, течет в крутых берегах времени и река нашей жизни: то стремительно, то беспечно, а то внезапно закрутит в омуте бед и невозможно из него вырваться. Или затянет в застойную мутную заводь с клочками тухлой пены. Она так же весной бурлит, летом весело журчит и сверкает на солнышке, осенью становится холодной и тяжелой, как свинец, а с наступлением зимы – цепенеет под тяжким ледяным пластом.
Раздумавшись, Эрудит вдруг вспомнил девушку-ангела, которая ехала с ним в автобусе, ее глаза, большие и голубые, как светлая и чистая мечта. Оттого, что он их больше никогда не увидит, ему сделалось грустно.
Потянул влажный ветерок. Эрудит заглянул в палатку, по- лучше прикрыл одеялом спящего Генку, взял топор, сел в лодку и оттолкнулся от берега. Ритмичный всплеск весел метрономом отмерял такт мелодии струящихся струн реки.
х х х
Когда Генка проснулся и выскочил из палатки, солнце уже поднялось. Прищурившись, он осмотрелся вокруг. На лугу, возле лесополосы на другой стороне реки, паслось стадо коров; за ним, среди зеленых лоскутов садов и огородов белели домики. Потянувшись, мальчишка несколько раз взмахнул руками и побежал к реке. Прыгнул в лодку, похлопал рукой по воде, умылся и неожиданно для себя увидел на дне лодки топор.
– Эрудит! – крикнул он, насторожившись. – Ты куда-то ночью плавал?
Эрудит сидел у костра, смотрел поверх реки и молчал. Генка подошел к нему и снова спросил:
– Ты что, умер? Я спрашиваю, куда ты плавал, пока я спал?
– Никуда. я от костра не отходил ни на шаг.
– Знаешь что, – пригрозил пальцем ему Генка, – малень- ких нельзя обманывать.
– Как ты догадался? – спросил Эрудит.
– Весла мокрые. И томагавк в лодке.
– А то, что костер горит, не заметил? Он ночью погас. Я плавал на ту сторону, сухой сук срубил. Вон уже догорает. Погреться не хочешь?
– Спасибо, не замерз, – глядя недоверчиво на Эрудита, произнес Генка. – Пойдем лучше закидушки проверим.
