скачать книгу бесплатно
– Значит, я самый счастливый человек на свете? – радостно воскликнула хозяйка.
– Если и не самый счастливый, то точно невероятно счастливый! – серьезно ответил я.
– Это все заслуга председателя Си, спасибо ему, и правительству, и провинции Фуцзянь, и деревне Ханьцзян… – вдруг начала рассыпаться в благодарностях женщина.
Я недоуменно спросил:
– Благодарить Фуцзянь и Ханьцзян? О чем вы?
– Все перемены в этой деревне произошли благодаря тому, что товарищ Си Цзиньпин, работая в провинции Фуцзянь, создал механизм сотрудничества и координации действий для помощи неимущим в провинциях Фуцзянь и Нинся, взаимная поддержка в районе Ханьцзян городского округа Путянь в провинции Фуцзянь позволила изменить облик деревни. Поэтому Ланьнитаньцунь переименовали в Ханьцзянцунь, – поведал наконец ганьбу.
Так вот оно что!
– Земляки, вы знаете, что новой прекрасной жизнью обязаны великой милости председателя Си Цзиньпина и фуцзяньского народа? – шутливо спросил я у хозяйки Су.
– Знаем-знаем. Без председателя Си у нас не было бы такой прекрасной жизни! А если бы не фуцзяньский народ и его искренняя помощь, мы бы не пришли к ней так быстро! В позапрошлом году кто-то из наших предложил переименовать деревню, большинство деревенских проголосовало за, а я даже обеими руками… – хозяйка вновь захохотала, согнувшись пополам.
– Расскажите, чем отличается нынешняя жизнь от прошлой? – спросил я.
Она не задумываясь ответила:
– Когда я вышла замуж и поселилась в Ланьнитань, мы круглый год жили в яодуне, потом – возле софоровой рощи, там было получше, чем в пыли и грязи; теперь мы можем ходить в кроссовках по широкой асфальтированной улице, и на душе так легко и спокойно…
– Как хорошо сказано! – воскликнул я и махнул рукой ганьбу: – Пойдемте посмотрим, как Ланьнитань превратилась в Ханьцзянцунь!
– Тогда идем в сельский комитет… – все дружно направились к выходу.
– Ай-яй, куда же вы! Не уходите! – хозяйка догнала меня во дворе и схватила за руку. – Пришли в гости и даже не поели? Покушайте, потом пойдете!
– Но… но… – я пытался высвободиться, но гостеприимная хозяйка так крепко вцепилась в меня, что я едва мог сдвинуться с места. Я понимал, что намерения у нее самые искренние и она очень хочет угостить нас обедом.
Хозяйка Су пытается затащить автора обратно в дом и накормить обедом
Но у меня было намечено много визитов, с моим плотным графиком я просто не мог задержаться на обед. Мои попытки объяснить это хозяйке оказались безуспешны, она цепко держала меня, буквально не давая сдвинуться с места. Я изогнулся всем телом, пытаясь вырваться, а она настойчиво тянула меня к дому… Это зрелище ужасно развеселило моих спутников, они достали телефоны и принялись щелкать камерами. На фото это выглядело так, будто я жених, и невеста насильно тащит меня к алтарю. В моем блоге в Вичате[7 - Вичат (WeChat) – мобильное приложение, система для передачи текстового, аудио- и видеоконтента. Наиболее популярная и массовая платформа в Китае.] оно набрало много л айков.
Местные жители оказались гостеприимными донельзя. Ганьбу объяснял ситуацию хозяйке, пока она наконец не отпустила меня. Когда наша делегация уже собиралась вернуться к автобусу, обнаружилось, что не хватает одной из наших спутниц – госпожи Янь.
– Сяо Янь! Мы уезжаем! – крикнул кто-то из наших. Госпожа Янь вышла из соседнего здания во дворе семьи Су, ведя под руку пожилую женщину, здоровую и крепкую. Это было очень трогательно. Мы с волнением заметили, что глаза у нашей спутницы покраснели, она сказала:
– Как же здесь хорошо! А люди какие хорошие, мне так жалко отсюда уезжать…
Нам всем было немного грустно уезжать, жизнь в этом чудесном краю без печали и забот казалась полным счастьем.
Автобус отъехал от дома Су, мы с сожалением смотрели, как удаляется от нас пейзаж маленькой деревеньки. Расстояние все увеличивалось, а мы смотрели и смотрели назад…
Прибыв к сельскому комитету, мы увидели современный общественный центр новой деревни: перед нами простиралась широкая площадь – говорят, такая сейчас есть в каждой деревне городского округа Гуюань, на ней местные могут проводить культурные мероприятия и вместе делать зарядку. На площади имелись разнообразные спортивные сооружения и снаряды, площадь оборудовали так, чтобы дети могли здесь играть, а старики – заниматься спортом. Это указывало на то, что здешние крестьяне наслаждаются культурной жизнью наравне с жителями крупных и средних городов.
Если взглянуть на несколько новеньких деревенских домов, то можно заметить, что сегодня Сихайгу вовсе не тот, что в старых преданиях: раньше перед названием деревни Ланьнитаньцунь ставилась административная единица сян – волость. У нее было говорящее название Пяньчэн (Пяньчэнсян) – «Покосившаяся стена». Полностью адрес деревни звучал как уезд Сицзи, волость Пяньчэн («Покосившаяся стена»), деревня Ланьнитаньцунь («Деревня на илистом берегу»). Из этого легко представить, как она выглядела.
Как поведали местные, их глухая деревушка оказалась «в грязном иле» отнюдь не из-за дождей. В этой горной местности, где капля воды очень дорога, жители проделывали по пять километров в один конец, чтобы принести себе воду: ведя в поводу теленка или осла и преодолевая крутые горные подъемы, они полдня тащили домой дань [8 - Дань – мера веса, равная 50 кг.] мутной воды вперемешку с желтоземом. Но в те редкие дни, когда здесь случался проливной дождь, все горные тропы превращались в глинистое месиво, даже горные перевалы оказывались абсолютно непроходимыми. Так деревня Ланьнитаньцунь и получила свое название.
– К 2016 году из-за нищеты 192 из 330 семей уехали отсюда – кто в Синьцзян, кто во Внутреннюю Монголию, к родственникам или друзьям, обосновались там, нашли работу, попросили материальной помощи. Раньше в деревне говорили, что тот, кто одолеет здешние извилистые тропы, увидит золотой божественный свет… Наши корни здесь, это земля наших предков, и как бы далеко ни ушёл, эти узы не разорвать, и ты будешь тосковать по родине и по родным. Такая жизнь вселяла в жителей неизбывную печаль и досаду… – рассказывал первый деревенский секретарь Цинь Чжэньбан, и при этих словах глаза его увлажнились.
– Это все заслуга председателя Си! Спасибо ему и жителям Фуцзяни! – когда Цинь Чжэньбан поднял на меня свои заплаканные глаза, они светились благодарностью и счастьем. – Всего за каких-то три-четыре года Ланьнитаньцунь так изменилась, что наши земляки, возвращаясь в родные края, не узнают собственную деревню… Взгляните только на главную дорогу, соединяющую нас с внешним миром: широкая, асфальтированная, с двусторонним движением, машины в состоянии разъехаться, никому не нужно уступать дорогу. Раньше путь до поселка занимал полдня, а сейчас – всего десять-пятнадцать минут. В каждом доме теперь есть водопровод. Когда к нам провели воду, это избавило местных от тяжелых забот, давивших на нас веками, и остановило тех, кто хотел уехать. Когда появилась вода и была проложена хорошая дорога, деревня всего за два года избавилась от бедности!
– Два года? Не может быть! – недоверчиво воскликнул я, удивленно раскрыв глаза.
– Все точно так, как я сказал, – улыбнулся Цинь Чжэньбан: – Все благодаря интенсивной поддержке Ханьцзяна, который в Фуцзяни. Едва они встали на ноги, как и у нас здесь наладилась работа по борьбе с бедностью…
Лишь позже я в общих чертах узнал обстоятельства помощи района Ханьцзян провинции Фуцзянь деревне Ланьнитаньцунь в борьбе с бедностью: была проложена дорога, обеспечившая связь деревни и ее жителей с внешним миром; во всех домах установили водопровод, каждая семья теперь могла пользоваться водой; неимущие семьи получили беспроцентный кредит на разведение крупного рогатого скота и постройку индивидуальных теплиц; был создан цех, в который устроили на работу неимущих, не могущих начать свой собственный бизнес, и сделано многое другое – программа борьбы с бедностью насчитывала более десяти пунктов.
– Местные власти проводили политику центрального правительства, направленную на помощь малоимущим, включая ремонт и реконструкцию старых домов, создание фонда пенсионного страхования, дотации детям на оплату обучения. За два года деревня изменилась до неузнаваемости, обрела тот вид, в котором вы ее сегодня застали… – гордо заключил Цинь Чжэньбан, устроив мне экскурсию по общественному центру.
Возле сельского комитета расположилось здание площадью 50–60 квадратных метров, вместившее не только небольшой супермаркет, но и разнообразные офисы консультативных органов правительства и бытовых услуг, включая даже специальный уездный отдел Сельского коммерческого банка… На стене красовалась надпись: «Улаживайте бытовые дела не покидая деревни, все услуги у вас под рукой». Такие удобства даже не во всех городах существуют! Теперь жители горной деревушки, недавно считавшейся самым бедным уголком страны, наслаждаются таким уровнем жизни, который доступен разве что жителям современных мегаполисов.
В цехе с белыми стенами и синей черепицей несколько рабочих изготавливали детали для различных электронных устройств. Они рассказали, что работается им очень вольготно, нет строгого графика, оплата сдельная, можно приходить в любое время, когда удобно. Я заметил на стене фотографию 22 сотрудников, практически все – женщины.
– Все мужчины в деревне на более прибыльных местах, а женщины дома с детьми сидят и по хозяйству хлопочут, работа в цехе им больше подходит, – рассказал Цинь Чжэньбан.
– Сколько получается заработать за месяц? – спросил я у одной из работниц, женщины слегка за тридцать.
Подняв в мою сторону раскрасневшееся лицо, она ответила:
– Полторы тысячи, иногда тысячу шестьсот!
– Хватает вам? – спросил я и тут же понял, насколько это глупый вопрос.
– Как сказать? Где-то на заработках получалось бы побольше, но оно того не стоит, как мне кажется. Я предпочитаю работать здесь, цех меньше чем в трехстах метрах от дома, прихожу когда удобно, возвращаюсь домой когда захочу, могу заботиться о детях, делать домашние дела. – Тихий голос работницы проникает мне прямо в душу и согревает. Это тепло надежды, чувство уюта, которое так важно для жительниц бедной горной деревушки – матерей и жен! Те, кто лишен этого тепла, часто теряют детей, дом, семью, даже себя.
Цех совсем небольшой, но когда я выхожу из этого уникального, созданного для помощи неимущим предприятия, я задумываюсь: как самой густонаселенной стране мира, большинство населения которой еще недавно было бедным, всего за несколько лет удалось полностью избавиться от бедности? Именно благодаря этому мощному потоку времени, имеющемуся в нашем распоряжении и сносящему все на своем пути, в ходе которого удалось полностью мобилизовать силы от центра к периферии на всех фронтах – партийном и правительственном, в военной, научной и коммерческой сферах, – получилось так быстро искоренить все препятствия на пути нации к прогрессу, произвести гигантские перемены. Мы можем творить даже самые незначительные, но осознанные дела, исходя из интересов обычной, повседневной жизни нашего народа, его мыслей и идей, – именно поэтому нам удалось победить по всем фронтам в величайшей в истории войне против бедности…
Когда мы покидали эту маленькую деревню, проливной дождь, шедший несколько часов, оросил весь район Сихайгу от южной до северной его оконечности… Небо прояснилось как раз тогда, когда мы добрались до уезда Тунсинь. Оно сияло синевой, словно его покрасили, горы Люпаньшань и их нежно-зеленые бока залили яркие солнечные лучи, будто кто-то резко добавил яркости. Все вокруг выглядело ярким и сочным. В атмосфере свежести и обновления я вспомнил то, о чем давно все говорили – проект сотрудничества между провинциями Фуцзянь и Нинся в сфере помощи неимущим, которым руководил Си Цзиньпин в 1996 году на должности заместителя провинциального комитета и к которому он проявлял интерес все последующее время. В Пекине, в Фуцзяни и во многих других местах я слышал похвалы в адрес этого проекта, восхищение тем, как он изменил облик Сихайгу, Нинся… Теперь и я увидел эти перемены, и они потрясли меня, заставили восхищенно вздыхать и внушили мне ни с чем не сравнимую радость.
Это истинная поэзия, настоящая песня.
Это солнечный свет и надежда, счастье и великолепие.
Это тепло, которое проникает в наши души благодаря сиянию веры, возвышенному духу и участию компартии в жизни народа…
Глава 1. Слезы гор, думы вод
3. Место, где раньше человек человеку был волком
В Нинся есть два крупных горных хребта: Люпаньшань и Хэланьшань. Последний соседствует с рекой Хуанхэ; в этой влажной местности возникла своеобразная дикая культура юга. В отличие от Хэланьшань, горы Люпаньшань расположены очень далеко от воды, поэтому местную культуру можно определить такими словами, как «тощая земля», «максимальная нищета». Многие представляют себе этот район по стихотворению Мао Цзэдуна «Люпаньшань» (на мотив «Цинпинлэ»):
Там, за бледными облаками,
Гусь на юг улетает с криком.
Двадцать тысяч ли пройдено нами,
Но лишь тех назовут смельчаками,
Кто дойдет до Стены Великой!
Пик вознесся над Люпаньшанем,
Ветер западный треплет знамена…
Мы с веревкой в руках решаем,
Как скрутить нам седого дракона[9 - Мао Цзэ-Дун. Люпаньшань // Восемнадцать стихотворений / Пер. с кит. С. Маршака, А. Суркова, И. Голубева, Н. Асеева, М. Басманова, Л. Эйдлина; под ред. Н. Федоренко, Л. Эйдлина. М.: Правда, 1957. С. 13.].
В этих строках горы Люпаньшань предстают как революционная святыня, место, преисполненное героического духа и величественной мощи.
Исторические материалы и руины говорят о том, что Мао Цзэдун имеет в виду древнейший участок Великой стены, построенный еще при Цинь Шихуане[10 - Цинь Шихуан (259–210 гг. до н. э.) – первый император (245–210 гг. до н. э.), которому удалось объединить всю территорию Внутреннего Китая, основатель династии Цинь.]. Он тянется через уезд Цзиннин в провинции Ганьсу до уезда Сицзи в Нинся, затем – вдоль восточного берега реки Хулухэ на север, проходит через деревни Дунпоцунь, Баолиньцунь и Минжунцунь в поселке Тайбаочжэнь уезда Сицзи, на юго-восточной окраине Тайбаочжэнь сворачивает на восток и оказывается на территории волости Маляньсян; вдоль реки Мяляньчуань она тянется на северо-восток, проходит через поселок Чжаничжэнь в округе Юаньчжоу, пересекает овраг, доходит до южного конца деревни Суньцзячжуан, где вновь сворачивает на восток, проходит через северную часть деревни Юйучжуан в ущелье Хайцзыся, огибает деревни Чанчэнлян, Минчжуан и Гочжуан в поселке Гуаньтинчжэнь, доходит до западного берега реки Циншуйхэ…
Стихотворение Мао Цзэдуна «Люпаньшань». Факсимиле
5 октября 1935 года Мао Цзэдун во главе Ганьсу-Шэньсийского отряда Красной армии Китая выступил из поселка Цзешипу уезда Цзиннин провинции Ганьсу, продвигаясь на восток через Цзянтай и Малянь, и тем же вечером стал лагерем в деревне Даньцзяцзицунь поселка Синлунчжэнь. 7 октября Мао Цзэдун вместе с Красной армией преодолел последнюю вершину на маршруте Великого похода – горы Люпаньшань. Ощутив творческий порыв, он написал стихотворение «Люпаньшань», чтобы в тяжелых условиях подбодрить и воодушевить солдат на борьбу с многочисленными трудностями и победу в Великом походе. Оно пропитано чувством гордости и неизбежности победы революции… С тех пор горы Люпаньшань тесно ассоциируются с революцией.
А что значат эти горы для самих жителей Сихайгу?
Интеллектуалы из Нинся и особенно из Сихайгу будут с жаром доказывать: это один из очагов китайской цивилизации, еще с тех времен, когда Хуан-ди объезжал с инспекцией Цзитоушань – «Гору петушиной головы». Эта гора упоминается в «Ши цзи» («Исторических записках»)[11 - «Ши цзи» – первый систематический труд по истории Древнего Китая, охватывающий период от древности до династии Западная Хань (206 г. до н. э. – 9 г. н. э.) Его автор – Сыма Цянь, ученый, писатель, придворный историограф династии Хань.]. Запись в «Энциклопедическом словаре Нинся» гласит: «Это и есть горы Люпаньшань, что в уезде Цзинъюань, там берет начало река Цзиншуй… Названы так потому, что вершины имеют форму петушиного гребня и издалека напоминают петушиную голову». Когда древнекитайские правители объезжали с инспекцией эти земли, по обеим берегам тогдашней реки Цзинхэ «цвели густые травяные заросли и возвышались крутые утесы». Цзинхэ впадает в реку Вэйшуй в уезде Гаолин провинции Шэньси, причем река Цзиншуй славилась своей чистотой, а Вэйхэ – мутными водами: в Цзиншуй, берущей начало в горах Люпаньшань, чистая зеленая вода благодаря густым зарослям травы, а в Вэйхэ – мутная, там много ила и песка. В «Ши цзин» («Книге песен»)[12 - «Ши-цзин» («Книга песен») – собрание народных песен и стихотворений различных жанров, датируемых XI–VI вв. до н. э.; один из древнейших китайских литературных памятников. Отбор и редакция произведений для ставшего классическим варианта сборника приписывается Конфуцию.] говорится: «Мутною кажется Цзин перед Вэй, там лишь, где мель, ее воды чисты. С новой женою пируете вы, верно, нечистою счел меня ты?»[13 - Шицзин. Книга песен и гимнов / Пер. А. А. Штукина. М.: Художественная литература, 1987. С. 46.]
На протяжении нескольких тысячелетий под воздействием северных ветров и пожаров бесконечных войн «Драконова гора» и ее окрестности (слово «дракон» произносится как «лун» в названии горы Луншань) превращались в пустыню, истощались и нищали, «пока дудник пообочь дорог не засох так, что его не станет есть даже лошадь, и пока путник не начал оплакивать то, что происходит у подножия Великой стены»[14 - Цитата из стихотворения поэта династии Мин Ли Мэнъяна «Напоив на рассвете коня, провожаю Чэнь Цзы за заставу».]. Некогда плодородная, орошенная водой земля превратилась в истощенную и измученную безводную пустошь. Засуха, бесплодная почва, ранние смерти. И все же именно эти «три древних цвета Нинся» породили созвездие шедевров пограничной поэзии[15 - Пограничная поэзия – направление в китайской поэзии, возникшее в эпоху Тан в связи с активной завоевательной политикой империи и в основу произведений которого легли личный опыт и впечатления участников боевых походов.], наполненной печалью и скорбью.
«Прохладной осенью уныла и безлюдна дорога у заставы Сяогуань, северный ветер, завывая, ломает сухие травинки… Я провожаю тебя в дальний путь под жалобные трели тростниковой флейты, стою на горе Циньшань и созерцаю мрачные тучи над Луншань…» «Песнь тростниковой флейты» танского поэта Цэнь Шэня[16 - Цэнь Шэнь (715–770) – поэт, наследник обедневшего аристократического рода и чиновник времен династии Тан. Обладатель ученой степени цзинши. Находился в дружеских отношениях с выдающимися поэтами своей эпохи – Гао Ши (ок. 700 или 702–765), Ду Фу (712–770) и Ли Бо (701–762/763).], в которой лирический герой провожает друга, позволяет сполна прочувствовать хрупкую, нежную печаль и грусть «тоскливых ночных сновидений в пограничном городке».
«В инспекционной поездке по трем областям на границе. В небесах отражается свет, величественный простор в десять тысяч ли, нравы здесь столь же возвышенны… Мои доспехи, мой дозор, мои тайные донесения. Я воинствен, я хорошо вооружен и искусен в бою, я внезапен в маневре. После первой битвы направился на восток, где вслепую шатался по окраинным пустыням. После второй битвы отправился на запад, где сопротивлялся врагу, преодолевая морозы. Для третьей битвы отправился на юг, где ловил диких тигров и волков». До чего грозно и внушительно звучит «Гимн победам над императорскими пленниками» Ян Цзунчжэня![17 - Ян Цзунчжэнь – интеллектуал династии Мин (сер. XVI в.). Работы Ян Цзунчжэня включены в сборники краеведческих материалов Нинся династии Мин.]
«Тысячи, десятки тысяч всадников, словно стрелы, мчатся вперед, скрещивая в бою разнообразное оружие. Звучит бычий рог, побуждая захватить гарнизон, в каждую шапку воткнуто перо зимородка, упорно штурмуют стену… Богатыри выступают в поход под бой барабанов, впереди офицер, отважный полководец с копьем наперевес, утонченный эрудит». Сквозь строки мелодичной «Песни о краснокаменном ущелье» Тан Луна[18 - Тан Лун (1519–1577) – выдающийся военный и государственный деятель времен династии Мин.], поэта, военного министра и по совместительству наместника трех пограничных районов при династии Мин, мы как будто видим сигнальные огни факелов и величие царящего вокруг ужаса.
Скорбь и страсть Сихайгу и гор Люпаньшань, словно звезды, что вечно висятна небосводе китайской нации. Каждый кирпич, каждый камень стены на заставе Сяогуань обратились в частички духа, что теперь наполняет пространство между письменами исторических книг.
Солдат и чиновник постоянно пребывают в круговороте смещений и восстановлений в чине, пограничные земли претерпевают процветание и упадок, переходят из рук в руки и вновь обретают контроль, и только простой народ, издавна здесь обитавший, никогда не расстается со своими корнями – и потому застал и природные катастрофы, и беды, причиняемые человеком. Достаточно вспомнить, как всего сто лет назад, 16 декабря 1920 года, в уезде Хайюань произошло знаменитое «глобальное землетрясение». Сколько бедствий выпало на долю жителей этой земли! Сейсмические волны прокатились по земной поверхности дважды и ощущались повсюду. Эти колебания зафиксировали 96 сейсмических станций по всему миру. В эпицентре интенсивность толчков достигла двенадцати баллов по шкале Меркалли, колебания магнитудой более десяти баллов охватили площадь 100 тысяч квадратных километров, район Сихайгу полностью попал в зону землетрясения… На следующий год американский журнал National Geographic назвал его одним из самых смертоносных в мировой истории; по масштабам последствий оно названо самым трагическим. В статье «Там, где горы умеют ходить» приводится его описание устами пострадавших жителей: «Горные пики посреди ночи заходили ходуном, оползни полились с гор, как водопады, в земле появились гигантские разломы, поглотившие наши дома и скот, в море рыхлой, ходящей волнами земли деревня исчезла без следа…»
Землетрясение в Хайюане было самым мощным за всю историю Китая, сила толчков и площадь колебаний превосходила воображение. Согласно записям, в Пекине во время этого землетрясения «свет замигал так, что зарябило в глазах»; в Шанхае «остановились часы и замигали фонари»; в Гуанчжоу «попадала черепица и начали обваливаться кирпичи»; в Гонконге «большинство жителей ощутили толчки». К северу от Сианя, в Куаньчжоу, в нескольких сотнях километров от эпицентра землетрясения, в угольной шахте более четырехсот рабочих оказались погребены под завалами; в провинции Сычуань в уезде Гуанъюань, в тысяче ли от эпицентра, пострадало более тысячи человек: одни провалились в образовавшийся вследствие землетрясения разлом, другие оказались погребены под обломками обрушившихся зданий… Только представьте, какой ужас творился в Сихайгу, в самом эпицентре! По свидетельству одного из выживших местных жителей, когда случилось землетрясение, он шел по улице, как вдруг кто-то толкнул его на землю, и они вместе откатились на расстояние чжана[19 - Чжан – мера длины, равная примерно 3,3 м.]. Он потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что все дома по обеим сторонам дороги превратились в развалины, воздух наполнился пылью и грязью, а в городе установилась абсолютная тишина, будто все вымерли. Другой свидетель описывал: «Когда началось землетрясение, все вдруг заволокло густым черным туманом, из земли вырвалось красное пламя, под землей что-то загрохотало, как гром…» Выражения «горы сдвинулись с мест» и «реки изменили свое русло» сполна передают всю мощь этого землетрясения, превращаясь из метафор в документальное описание происходившего. Во время моего визита в Сицзи один старик, указывая на разветвленную запруду у развалин дома некогда зажиточной семьи, отметил, что это живой пример того, как «река изменила свое русло». Последствия эффекта «ходячих гор» в Сихайгу можно отыскать повсюду среди разломов и нагромождений горных вершин. Один мой коллега-писатель родом из Хайюаня рассказывал, что еще в детстве заметил, как неохотно его земляки отвечают на вопросы о землетрясении 1920 года, потому что, по их же словам, тогда погибло больше половины населения уезда. Такое количество жертв (59 %) объясняется тем, что люди жили в яодунах – пещерах с необычайно рыхлыми и хрупкими из-за отсутствия дождей стенами. «Поэтому, едва началось землетрясение, своды и стены этих пещер разом обрушились внутрь, люди оказались словно зажаты в гигантском кулаке…», – так описывал моему коллеге землетрясение один из выживших.
Задумываясь о произошедшем, можно лишь довольно смутно представить, какой сокрушительный удар нанесло землетрясение жителям Сихайгу. Сколько жизней оно унесло? Это до сих пор загадка… Правительство заявляло в печати примерно о 250 тысячах человек, зарубежные СМИ – о не менее чем 300 тысячах. Точная цифра до сих пор неизвестна. Из исторических записей уезда и городского округа известно только, что из-за огромного количества трупов в уездном городе и его окрестностях даже спустя три с лишним месяца после трагедии оставались непогребенными 934 тела, поскольку просто не хватало рабочих рук. Такое происходило повсеместно. Самое печальное то, что из-за огромной площади пострадавшего района и бессилия властей выжившие остались без одежды, без пищи и без крова и разбрелись кто куда. Очевидцы вспоминали: «Невыносимое это было зрелище, и больно было даже слышать об этом»; бывали трагичные случаи, когда «оголодавшие люди питались мертвецами», а «те, кто посильнее, убивали слаб ых»…
С тех пор прошло уже сто лет, выживших тогда можно пересчитать по пальцам, а у жителей Нинся и особенно Сихайгу упоминания об этой трагедии до сих пор вызывают ужас. Вскоре после землетрясения одна американская журналистка, оказавшись проездом в Сихайгу, увидела, что там везде царят горе и страдание. Залившись слезами, она написала: «Здесь повсюду запустение и уныние». Это была хорошо нам известная Анна Луиза Стронг[20 - Анна Луиза Стронг (1885–1970) – американская журналистка, писательница, активистка, поддерживавшая в своем творчестве коммунистическое движение в СССР и Китае.].
Позже она посетила провинцию Шэньси и город Яньань. Наверняка она слышала, что через пару лет после ее визита, в конце 1928 года – первой половине 1929 года, нищий Сихайгу, еще не оправившийся от тяжелых последствий землетрясения, накрыло и поразило более страшное бедствие. Оно оросило каждую пядь земли Сихайгу слезами и кровью…
В некоторых исторических документах говорится, что в 1928 году в Сихайгу абрикосы, которые цветут дважды в год, не дали плодов, а яровая пшеница не дала ни зернышка. С зимы этого года по весну следующего на всей территории стояла засуха, до самого лета 1929 года не выпало ни капли дождя, иссушенная почва покрылась трещинами. Посевы погибли, деревья засохли, камни в горах Люпаньшань так раскалились, что, казалось, вот-вот треснут. Небывалый массовый голод вдруг стал реальностью на всей территории Нинся до самых гор Люпаньшань на юге и до земель по обеим сторонам хребта Хэланьшань на севере. Хуанхэ пересохла, превратившись в тонкий ручеек. По официальной статистике, засуха распространилась на шестьдесят уездов, более миллиона людей умерли от голода или мигрировали. В отчете Китайского благотворительного фонда помощи пострадавшим в стихийных бедствиях по результатам инспекции пострадавшего района говорилось: «По тяжести последствий это бедствие можно назвать беспрецедентным», «каннибализм стал в этих местах обычным, повседневным явлением».
Один местный интеллигент из уезда Гуюань в «Записках о голоде в год Желтой Змеи» писал:
…Голодные мучения тех, кто пострадал от техногенных катастроф в южной части Нинся, неописуемы.
Некоторые бежавшие от голода в Гуюань обменивали членов своих семей на еду; девушки, едва достигшие брачного возраста, в обмен на пропитание шли в жены к незнакомым людям. Красивые молодые женщины нанимались в служанки за еду, больше ничего за это не прося. Женщины средних лет разбрелись по чужой земле, готовые пойти в наложницы только для того, чтобы иметь возможность поесть. Дети звали папой и мамой кого угодно, лишь бы их взяли в семью, как бы бедна она ни была.
На юге Гуюаня, в Циншися, жила одна добродетельная вдова по фамилии Сунь, воспитывавшая трех малолетних детей. Четыре дня ни она, ни дети ничего не ели, малыши плакали не переставая. Это было невыносимо. Женщина незаметно сделала лепешки из земли, положила их на сковороду и сказала детям, что сейчас испечет для них лепешки, а сама накрыла сковороду крышкой, чтобы дети не увидели, что там. Те поверили и перестали плакать. Прошло много времени, а мать все не решалась снять крышку. Дети опять окружили ее и разразились безудержным плачем, пытались открыть сковороду, мать им не давала это сделать, но они все-таки сняли крышку. Поразмыслив, женщина вздохнула от безысходности, сердце ее разрывалось от горя. Она бросилась на задний двор и повесилась на абрикосовом дереве. Дети, открыв сковороду и обнаружив земляные лепешки, принялись их грызть, только те оказались безвкусные. Малыши снова заплакали, пошли искать маму и увидели ее на заднем дворе, уже бездыханную. Они стали тянуть ее за ноги, пытаясь спустить на землю, их рыдания могли бы разжалобить даже небо…
В деревне на севере Гуюаня жил один богач, был у него один-единственный сын, которого в голодный год похитили и задушили попрошайки. Богач, узнав о похищении, отправил за ними погоню. Те боялись только, что у них отнимут труп ребенка, поэтому на бегу обгладывали руки и ноги мальчика… Когда богач догнал этих нищих, они вдруг плюхнулись на колени и стали умолять о быстрой смерти, никаких других слов из них было не вытянуть. Тот богач был известный скряга, но теперь, столкнувшись с попрошайками, которые убили и съели его сына, он в слезах лишь махнул на них рукой и ушел восвояси. Вот каким было его чувство бессилия и скорби!
В связи с повальной смертностью от голода в Гуюане наблюдался дефицит гробов и циновок, а носильщики и могильщики стали самыми востребованными людьми, вот только иногда носильщики с гробом на плечах могли и сами на полпути расстаться с жизнью и отправиться на свидание к Янь-вану[21 - Янь-ван – в древнекитайской мифологии владыка загробного царства.]. Трупы в уездном городе накапливались, скоро их образовалась целая гора, власти обнародовали «Указ об обязательном захоронении трупов умерших от голода» – вот каковы оказались масштабы последствий неурожая и голода.
Крайняя нищета, ставшая последствием исторических и природных катастроф, глубоко пустила корни в исстрадавшиеся земли Сихайгу, протянулась на север и охватила центральные и северные районы Нинся… Кто способен понять и прочувствовать всю глубину страданий людей и бедности истощенных почв этих мест? До землетрясения и голода Цзо Цзунтан[22 - Цзо Цзунтан (1812–1885) – военный и государственный деятель времен империи Цин, В качестве одного из организаторов провинциальных антиповстанческих армий участвовал в подавлении Тайпинского восстания (1850–1864).] в докладе цинскому императору сообщал, что здесь «самое неплодородное место во всей Поднебесной». Интересно, как заговорил бы этот опытный чиновник, если бы мог посетить Сихайгу после обоих бедствий.
Я мог бы ответить за него разве что такими словами: «Страдания Сихайгу горше любых страданий в Поднебесной!»
4. Просторы грез шире, чем самое безбрежное море…
За все время существования цивилизации люди очень многое на земле кардинально изменили, создав бесчисленное множество чудес. Но с двумя вещами мы не можем справиться по сей день – это страдания и бедность. Они приводят к большинству потрясений, которые постоянно испытывает мир. Вождь мировой революции Карл Маркс предсказывал, что никакие правящие классы, существовавшие до социализма, никогда не будут иметь достаточно власти и партий, чтобы избавить от этого какую-либо страну или нацию. Даже великой партии пролетариев – Коммунистической партии – понадобятся для этого годы упорных и неустанных усилий.
Действительно ли многострадальный Сихайгу, самое неплодородное место во всей Поднебесной, под руководством китайской компартии избавился от страданий и бедности?
Сложности, с которыми сталкивается человечество, стали настоящим испытанием для партии пролетариев – китайской компартии, руководствующейся идеями марксизма. Даже первое в мире государство, где к власти пришли коммунисты, а именно – СССР, не смогло избавить население от бедности и страданий, несмотря на руководство Ленина и Сталина. Справился ли с этой миссией Китай?
В состоянии ли мы это сделать? Этим же вопросом задаются и сами представители компартии Китая – государства, где численность населения, живущего за чертой бедности, раньше превышала сотню миллионов человек. Им нужно избавить живущий в нищете и безграмотности народ от бедности и отсталости, а это особенно сложно на обширных территориях Нинся, где бедность достигла крайних пределов, и Сихайгу, которому ООН присвоила статус «одной из самых непригодных для жизни территорий». Готова ли компартия взять на себя столь тяжелую ношу по изменению облика этой земли?
«Какой бы невыполнимой ни казалась задача, мы должны взвалить на себя эту ношу!» – с этими словами в день основания КНР Мао Цзэдун как главный представитель компартии добровольно принял на себя эту обязанность.
В старые времена процветавший в Нинся и особенно в Сихайгу бандитизм усугублял злокачественную опухоль нищеты. В первые годы после основания Китайской Народной Республики усмирение и уничтожение местных бандитов превратилось в основную задачу народа и партии, взявшей власть в стране в свои руки. По завершении основных мероприятий по усмирению бандитов в Нинся народное правительство под руководством компартии озаботилось, чтобы население Сихайгу было тепло одето и досыта накормлено (в то время никто не мечтал о том, чтобы просто есть регулярно, не говоря о том, чтобы наедаться досыта). После этого первым по важности вопросом стало обеспечение местного населения достаточным количеством воды…
Вода в Сихайгу всегда ценилась дороже жизни. В названии этой местности, где вода всегда была в дефиците, есть иероглиф ? (hai, «море») – быть может, именно он посеял в сердцах местных жителей такую неистребимую страсть к воде, что они из поколения в поколение отправлялись на ее поиски, в безуспешной погоне за грезой. Шло время, у детей из Сихайгу высыхали слезы, груди кормящих матерей сморщивались от недостатка влаги, подобно пустым мехам! А сколько стариков оставило мир, так и не дождавшись ее исполнения, сколько людей в погоне за ней пытались покинуть Люпаньшань и погибали в дороге, сколько людей на пути в Люпаньшань останавливала невозможность осуществить мечту…
Если раньше я только понаслышке знал о Сихайгу, что находится в Нинся, то позже я познакомился с писателями из Нинся Ши Шуцином и Ма Цзиньлянь, представителями нового поколения, которые родились и выросли в Сихайгу. Из их произведений и бесед с ними я много узнал о Сихайгу и Нинся. Вот фотография Ши Шуцина, на которой мы видим лишь бескрайние пески, только уходящие вдаль бесконечные волны барханов… Эти волны напоминают морские, только они не синего, а грязно-желтого цвета, и их вид вселяет колоссальное чувство подавленности. В этом море барханов, где не растет ни деревца, ни травинки, очень редко случаются дожди, а если пройдет ливень, то он едва ощущается, как будто на вас попали брызги из крана со слабым напором – лишь немного смоет пыль. Барханы подобны сухому морю, почти круглый год освещенному солнцем. Когда солнце находится в зените, покрытые барханами просторы как будто объяты пламенем, и этот жар, словно в печи, пронизывает насквозь, иссушает, затрудняет дыхание.
Это обычная картина в Сихайгу. В глазах современных жителей и писателей этот край обращается в «море»:
Это бурление волн, эти неистово несущиеся морские валы… В морском мире с его непрерывно рокочущим шумом прибоя все вокруг беспокойно колышется и в то же время вечно пребывает в глубокой тишине, простирающейся на много километров.
Среди клокота волн это место блюдет тишину, а в тишине непрерывно звучит клокот волн.
Писатель Ши Шуцин родился в уезде Хайюань в Сихайгу, свои родные края он считает «местом, где когда-то было море, местом, где море берет свой исток, первоначальным морем». Вот как он это поясняет:
Только те, кто здесь побывал, могут прочувствовать, насколько название этого места расходится с его сущностью. Это самое безводное море на свете. Большинство здешних жителей никогда в глаза не видели лодок. И конечно, никогда не видели рыб. Это место не только безрыбное, на этом обширном и в то же время трогательном клочке земли не видно ни деревца. Есть только голые горы, которые не рождают ни травинки, ни деревца, но лишь отчаяние, есть только это сухое море…
Возможность сравнить свою родину с «сухим морем» появилась у Ши Шуцина лишь тогда, когда, став известным, он уехал из родных мест и повидал настоящее море – и это сравнение сделано мудрецом, который уже покинул Сихайгу. А в воображении тех жителей Сихайгу, которые никогда моря не видели, оно совсем не такое.
«Море? Это когда стекается в одно место влага со вспотевших камней!» – сказал мне ребенок, который никогда не ходил в школу. У него дома нет телевизора, единственный кусочек мира, который он видел в жизни, это бескрайние песчаные барханы и голые горы.
«Море – это… там, где кричишь и не слышишь эха!» – сказала мне девочка-подросток. Она указала на возвышающиеся волнами барханы и изо всех сил крикнула, даже согнулась от натуги, но эха мы так и не услышали. Я последовал ее примеру и крикнул как мог громко, и вновь эха не последовало.
Вот каким представляют себе море дети в Сихайгу!
А взрослые? Каким видят море они? В нашу эпоху большинство взрослых жителей Сихайгу никогда не видели настоящего моря, однако их представления о нем все же гораздо глубже, чем у детей, и оттенок мистики в нем намного сильнее.
Одна пожилая жительница Сихайгу, которой уже около восьмидесяти лет, после моего вопроса, каким она представляет себе море, оживилась, ее глаза заблестели, застывшее лицо вдруг расцвело. Она ответила:
– Я несколько раз совершала переходы через горы по извилистым тропам, через запустелые холмы и курганы. Одолев их, я выходила к чистейшему источнику, набирала несколько даней воды и, навьючив осла, возвращалась домой, потом опять шла за водой. Пока я везла эту воду, мое сердце, мои глаза, землю, по которой ступали мои ноги, наполняло море…
Описание моря этой пожилой женщиной потрясло меня: оказывается, для нее и других жителей Сихайгу того поколения морем было то чувство радости и надежды, которое они испытывали после долгого перехода в поисках воды, набравее и везя домой!
