скачать книгу бесплатно
– Надо же, юный Алистер! Нечасто вас встретишь! Сколько же вам теперь годочков?
– Двадцать один.
– Славно, славно, это же просто замечательно. Двадцать один… Довольно солидный возраст. А ваша матушка как поживает? В последний раз она выглядела как-то не лучшим образом!
– В ее состоянии ей уже не спуститься в подвал.
– Ах вот оно что, как я понимаю вашу бедную маму! Все эти лестницы могут остудить пыл даже самой отважной женщины, не так ли? Я уже три раза звонила в управляющую компанию по поводу сломанного лифта! Конечно, я понимаю их нежелание тратиться на новый. Но техобслуживание теперь оставляет желать лучшего. С господином Бельду я не успевала положить трубку, как он уже был тут со своим ящиком с инструментами. И ладно бы только лифт не работал, так ведь еще и пожарная сигнализация, и датчик движения во дворе, и замок со стороны контейнерной площадки… Не хватало еще, чтобы нам отключили отопление!
Пиликает домофон, и мадам Гримм тянет ручку подъездной двери, чтобы впустить собаку и мадам Диас. Пользуясь тем, что обе женщины начинают что-то обсуждать, я поднимаюсь еще на несколько ступенек. Меня останавливает голос консьержки:
– Не правда ли, господин Алистер? Мы как раз говорили об этой ужасной лестнице! Вы ведь не откажетесь?
Когда вы чего-то не поняли, нельзя говорить «чего?», нужно говорить «простите?».
– Простите?
Мне отвечает мадам Диас:
– Это было бы так мило с вашей стороны, молодой человек. Эта забота о ближнем возвращает веру в молодое поколение, которое почти совсем уже погрязло в своих гаджетах, не правда ли, мадам Гримм? Не стоит приходить очень рано: 8:30–8:45 будет в самый раз. Для утренних часов у меня дома стоит лоток.
– Уверена, ваша мама будет очень вами гордиться! – говорит мадам Гримм. – Идите же сюда, господин Алистер.
О чем они говорят? Я спускаюсь к ним, ничего не понимая. Старая и толстая мадам Диас наклоняется, не сгибая коленей и выставляя напоказ ягодицы шестидесяти, а то и семидесяти пяти сантиметров в диаметре. Она берет свою собаку, поднимает ее, прижимая к огромной груди, и подходит ко мне.
– Держите, мы с ним уже не в том возрасте, чтобы порхать по лестницам. Идемте же!
На моих руках, прямо поверх скафандра, лежит пес. Он тоже толстый и старый, и его кожа висит дряблыми складками. Он не шевелится, похоже, его ничто не смущает. Надеюсь, он не страдает недержанием: я не уверен, что чехол скафандра водонепроницаем.
Мадам Диас хватается за перила, чтобы вскарабкаться на первую ступеньку. Почти как люди на старых видео про лыжи, когда подъемники резко приходят в движение. Через каждые семь ступенек она останавливается, чтобы отдышаться. В каждом пролете их четырнадцать. Я иду следом за ней, неся на руках собаку. До шестого этажа нам еще подниматься и подниматься. К счастью, ученые нашли другой способ добраться до Луны, кроме как по лестнице!
– Вот, поставь его на коврик.
Как только я опускаю пса на землю, она наклоняется к нему.
– Что нужно сказать доброму мальчику, а, Чипо? Что мы говорим? Мы говорим «спасибо», и мы говорим «до завтра».
Потом она выпрямляется и смотрит на меня.
– Мы с Чипо рассчитываем на тебя! Тогда в 8:30? Не опоздаешь?
Они с собакой заходят в квартиру. Хлопает дверь. Завтра мне предстоит выгуливать собаку.
Хорошо, что в 8:30. Не придется переставлять будильник.
Алистер (10 лет)
Десять свечек на торте еще дымятся на обеденном столе. Сидя на стуле между бабушкой и дедушкой, Алистер изо всех сил старается развернуть свой подарок, не порвав бумагу. Это оказывается портативная электронная игра с мини-экраном, тремя кнопками и колесиком.
– Ты такое видел? – спрашивает его мама, бросая на него нежный взгляд. – С этим, мальчик мой, ты и сам не заметишь, как выучишь английский! Без английского в жизни теперь никуда. Это даст тебе серьезное преимущество в будущем.
Алистер улыбается матери и благодарит:
– Спасибо.
Он тут же принимается убирать коробку обратно в пеструю упаковочную бумагу, но она рвется. Мама Алистера видит, как сжимаются его кулачки, и спешит вмешаться, предлагая ему еще один кусочек йогуртового торта с вареньем из «мирабели»[6 - «Мирабель» – сорт желтой сливы, занимающий промежуточное место между сливой и алычой, плод мирабелевого дерева. Прим. ред.]. Алистер не успевает ни отвести взгляд от порванной бумаги, ни ответить. Бабушка обхватывает его лицо ладонями, похлопывает его по щекам и отпускает, чтобы достать подарок, который прятала под своей тарелкой.
– Десять лет! Ты уже большой! Держи, это от нас с дедушкой. С днем рождения, мой дорогой.
Она протягивает ему белый конверт, отличающийся от административных почтовых отправлений только тем, что на нем нет окошечка, сквозь которое был бы виден адрес. Алистер открывает его и достает оттуда чек.
– Ты сможешь положить его в банк! Это сбережет тебе деньги…
Алистер улыбается бабушке и благодарит:
– Спасибо.
Он продолжает улыбаться, вкладывая чек обратно. Конверт не рвется.
Теперь очередь дедушки отметить этот десятый день рождения в своей манере. Он берет бутылку красного вина, стоящую рядом с его тарелкой, и наливает ребенку на донышке.
– Давай, пацан, попробуй… Тебе понравится. Это не какое-нибудь задрипанное винцо, это «Шато Шамруж», золотая медаль в винном каталоге «Перекрестка»[7 - «Перекресток» (фр. Carrefour) – французская компания розничной торговли, оператор одноименной розничной сети. Прим. ред.].
Мама бросается к Алистеру, отводя в сторону руку, которую он тянет к бокалу. Алистер возвращает обе руки на колени и склоняет голову, позволяя буре разразиться где-то над ним. Его мать в ярости.
– Да что на тебя нашло, папа? Это черт знает что!
– Ой, да брось… Подумаешь, налил пару капель десятилетке. Не помрет же он от них.
– Во-первых, это не пара капель, а добрая пара глотков. А во-вторых, в пересчете на его возраст, ему, между прочим, еще нет десяти. И несмотря на то что никаких осложнений еще пока не обнаружили, учитывая его недоношенность, мы должны быть очень осторожны и внимательны. Постоянно.
– Ладно, ладно, – вздыхает дедушка.
Мама Алистера выливает содержимое его бокала в дедушкин и гладит мальчика по голове, портя ему прическу.
– Ну не дуйся, малыш! Будешь пить вино, когда вырастешь. А пока как насчет яблочного сока? Я купила целый литр специально для праздника!
Алистер улыбается и качает головой.
– Нет, спасибо, я не жажден.
– Нет, спасибо, я не хочу пить или я не испытываю жажды, – журит его мама, покачивая указательным пальцем рядом с его головой. – Следи за грамматикой…
Праздник продолжается долгой партией в «Монополию» в семейном кругу. Дедушка, выбросив на кубике две шестерки подряд и воспользовавшись картой «Шанс», захватывает Елисейские Поля. Алистер застревает в тюрьме.
Когда бабушка с дедушкой уходят, Алистер идет за мамой в ванную. Она открывает кран. Сначала она всегда наливает холодную воду и только потом разбавляет ее горячей. Мера предосторожности для предотвращения бытовых травм. Не хватало, чтобы вдобавок ко всему прочему Алистер еще и обжегся.
– Кстати, чуть не забыла! – говорит она. – Другая бабушка прислала тебе посылку. Я спрятала ее в шкафу с пылесосом, чтобы не смущать бабушку и дедушку. Она немаленькая, скажу я тебе!
Алистер бросается в коридор в одних трусиках. Его папа погиб в автомобильной аварии еще до его рождения. И с его стороны у Алистера осталась только бабушка. У нее слишком слабое здоровье, чтобы приезжать в гости, но она всегда помнит о его дне рождения.
В этот раз она прислала ему просто гигантский сверток, почти с него ростом. Алистер рвет упаковку и видит космический скафандр.
Он не улыбается, не благодарит, он кричит в коридор:
– Ва-а-а-а-а-ау! Мам, ты только посмотри! Это настоящий космический скафандр!
Его мама выходит из ванной, выключив горячую воду.
Алистер уже влез в скафандр и надевает шлем. Он нажимает на красную кнопку сбоку, и она с шипением высвобождает пружину смотрового щитка.
– Это полный улет, спасибо, бабуля!
– Не говори глупостей, милый! Ты же видишь, что твоей бабушки здесь нет.
– Юстон, Юстон, ви хэв э проблем.
– О нет, только не начинай снова о своем дурацком видео про Армстронга и его козлиные прыжки по Луне.
– Не Армстронга, а «Аполлон-13»!
– Не ПРО Армстронга. А теперь… марш в ванную.
Алистер совершает привычный вечерний ритуал, моясь в порядке, установленном мамой. Сначала сверху, потом снизу, заканчивая серединой, чтобы не занести микробы куда не надо. Но на последнем этапе он отступает от распорядка, который предписывает выйти из ванной, хорошенько вытеревшись полотенцем, и оставляет пижаму сложенной на табуретке.
– Мам, можно я надену свой скафандр и слетаю на Луну? Я быстро…
– Не сейчаc, милый. Иди лучше посмотри телевизор, через пять минут будем кушать. Я все равно убрала твой скафандр в шкаф, мы ведь не хотим испортить такой красивый костюм?
Шум микроволновки накладывается на бормотание работающего телевизора, пока Алистер стоит в гостиной, прижавшись лбом к оконному стеклу. Он смотрит на луну.
Жизнь скафандра Алистера протекает без особых треволнений. Два года он висит в шкафу. В двенадцать Алистер надевает его с разрешения матери, чтобы посмотреть на карнавальное шествие из окна. Он подрос со дня своего десятилетия, и теперь ткань комбинезона неприятно давит ему промежность.
Вторая бабушка Алистера отправляется на небеса за два месяца до его тринадцатого дня рождения. Алистер уже большой и знает, что выражение «отправиться на небеса» образное, и это его немного огорчает. Смерть больше не способ попасть на Луну.
Когда Алистеру исполняется четырнадцать, его мама решает, что он уже слишком большой для этого костюма. Она спускает скафандр в чехле в подвал вместе с зимними вещами.
– На Рождество я хотел бы новый скафандр. Я хочу отправиться на Луну!
– Ты и так все время витаешь в облаках.
Вернувшись из подвала и увидев расстроенного сына, она восклицает:
– Ну не делай такое лицо! Вот когда я отправлюсь на небеса, тогда и будешь творить что вздумается. Сможешь даже полететь на Луну! Это ведь рано или поздно случится, мой бедный малыш!
Яро
Тут вам не Париж. Здесь нет металлических поручней, которые разделяли бы места для сидения и мешали бы спать на лавочках. Одни невысокие стены выложены плиткой, другие – покрыты граффити, но нигде не видно ни одной кованой оградки. Не то чтобы люди здесь были терпимее. Но несколько живущих в этом городке бездомных уже давно примелькались местным жителям. А курортники, приезжающие лечить ревматизм термальными водами, на них и не смотрят.
Тот, кто обосновался рядом с больницей, каждое утро убирает свой спальный мешок, подушку и теплые носки в два набитых под завязку баула. При помощи акушерских щипцов он проталкивает сумки сквозь решетку ограды и прячет их под изгородью, слева от входа в больничный комплекс. В течение дня его можно встретить на вокзале, где он пьет кофе. С тремя пакетиками сахара, пожалуйста.
Как и того, кто рядом с супермаркетом продает газеты с легкой улыбкой, которая не отпугивает покупателей.
Яро их видел, но сам старается не отсвечивать. Он из числа незаметных, почти невидимых иммигрантов-нелегалов.
Но котелок у него варит, и котелок – это, в общем-то, все, что у него есть, и потому он шатается по бедным кварталам и не лезет со своей черной кожей и спортивками в центр города – к буржуа, курортникам и здоровым и спортивным семьям. Даже несмотря на то, что его вряд ли загребут и запихнут в самолет. В последний раз это случилось, потому что его сдали. Здесь же фараонов, расхаживающих по рыночной площади, больше волнуют парковочные талоны.
Яро сидит снаружи, на лестничном парапете у подъездной двери. На часах 8:45. Он спал в коридоре подвала и встал два часа назад. Там не слишком удобно, но, по крайней мере, с тех пор, как он вывел из строя электрическую цепь, электронный кодовый замок перестал его подставлять. Теперь консьержка не будет выскакивать всякий раз, когда он толкает дверь контейнерной площадки!
Вонь там стоит та еще, но у него есть проблемы и посерьезнее. Например, холод. От него не спасают даже несколько пар носков, надетых одни на другие. Ему давно пора найти себе местечко потеплее, с диваном, чайником, душем и – чем черт не шутит – документами! Передышка в этом аду как выигрыш в лотерею: никто не знает, кому повезет, так почему бы самому не оказаться счастливчиком?
Волны выходящих из здания выплескиваются в привычном порядке. Сначала пунктиром частят рабочие, дробя утреннюю тишину, потом валом валят школьники. Чуть позже, когда начнет пригревать солнце, выйдут нянечки с детьми.
Замок подъездной двери снова щелкает, и на ступени выкатывается уже не волна, а так, едва заметный пенный барашек. Уткнувшись в телефон, Яро делает вид, что проверяет почту, но косится краешком глаза на прибывшего. Это очень высокий молодой парень в вельветовых штанах, которые маловаты ему настолько, что сразу понятно: полосатые носки выставлены напоказ отнюдь не по прихоти моды.
Яро с любопытством смотрит на этого типа, у которого на поводке собака старухи с шестого этажа. Чипо[8 - Чиполата (сокр. чипо) – свиные колбаски.] Яро прекрасно знает – единственная жирная псина с приплюснутой мордой, короткошерстная и коротконогая, которую зовут как колбаску. Но странности на этом не заканчиваются. Когда этот чувак спускается по ступенькам, он останавливается и делает глубокий вдох. Реально глубокий: грудная клетка расширяется, голова поднимается, спина выпрямляется. Он что, увидел вершину Эвереста над соседним домом? Но запах на парковке не пробивает нос, как жвачка со вкусом перечной мяты. Не пахнет ни хвоей, ни смолой, ни снегом – вообще ничем, кроме дорожного покрытия. Чувак должен был занюхнуть что-то другое, чтобы так блаженно улыбаться.
Как только он решает куда-то двинуться, Яро идет за ним. Ему восемнадцать, и жизнь научила его доверять своей чуйке как в отношении подстав, так и в отношении представляющихся возможностей. А этот тип точно из последних, даже если Яро пока невдомек, какую именно пользу он сможет извлечь из этого знакомства.
Парень пересекает парковку и идет по пешеходной дорожке к входу из жилого комплекса. Он двигается рывками, потому что его все время тормозит собака, которая останавливается через каждые два шага, чтобы принюхаться к меткам других собак. Уходя, она каждый раз задирает лапу и выдавливает из себя пару капель. Выйдя за пределы жилого комплекса, парень вытаскивает из кармана лист формата А4. Он сверяется с ним, прежде чем пойти дальше.
«План, – думает Яро, – наверное, он турист, который не выглядит как турист и который не боится снимать жилье на Airbnb вдали от центра. Точно не курортник. А может, кто-то из родственников старухи с собакой, какой-нибудь внучатый племянник или внучатый кузен, сын крестницы, которого она видела в последний раз, когда тот был еще от горшка два вершка, или еще кто-нибудь в том роде».
Яро садится на лавочку на автобусной остановке, чтобы парень с собакой ушли немного вперед. Если он будет идти с их скоростью, его быстро засекут. Двое сворачивают на велосипедную дорожку, ведущую к дикому саду на берегу озера, где из земли торчат таблички с названиями деревьев.
Проходит пять минут. Быстрым шагом он догоняет парня с собакой, когда они приближаются к озеру. Парень присел на корточки и гладит траву. Нежно так гладит… Закрыв глаза, он проводит рукой по лужайке, задевая ладонью самые кончики травинок. Яро вздыхает. Или у чувака рак, и завтра он умрет, или он отсидел десять лет в тюрьме и выглядит моложе, чем есть на самом деле, или он сумасшедший. Когда Яро видит, как он снимает обувь и носки, чтобы зайти в воду, у него больше не остается сомнений. Третий вариант побеждает с большим отрывом. Ждать дальше бессмысленно. Яро себя знает: если он сразу не перешел в атаку, потом его заест совесть, и ему придется искать новую птичку, чтобы ее ощипать. Пока парень обувался, Яро подошел к собаке и наклонился, чтобы ее погладить:
– Какой хорошенький толстенький песик! Может, ты и переел «Хрустиков», но какой же ты славный, а!
Парень смотрит на него с выражением, которое Яро не может расшифровать.
– «Хрумкостей», а не «Хрустиков». «Хрустики» – это сухие завтраки для детей, а «Хрумкость» – это сухой корм для собак.
– Все равно и то и другое какое-то говно, разве нет? – шутит Яро.
– Мама покупает самые обычные хлопья, чтобы не переплачивать за бренд. А для кота она раньше покупала «Китикет». Но перестала с тех пор, как он в ящике для цветов.
Яро старается сохранить на своем лице улыбку – этот спасательный круг, который не раз вызволял его из разных кораблекрушений. Но реальность проделывает в нем бреши. Придется трудно. Этот парень странный, он явно насторожился. Может быть, физический контакт облегчит сближение? Яро протягивает руку парню с собакой для рукопожатия.
– Меня зовут Яро, и мне дико нравится твоя собака.
Парень несколько долгих секунд разглядывает руку, а потом протягивает свою. Он расист, который не подает вида, или просто боится микробов?
– Это не моя собака, это Чипо, собака мадам Диас, которая живет на шестом этаже, но не может выгуливать ее сама по причине злополучной поломки лифта.
Улыбаться, продолжать улыбаться и говорить, как если бы все было совершенно нормально, даже если этот чувак выражается как какой-нибудь маркиз в парике, сбежавший с приема в саду.
– А зовут тебя…
