скачать книгу бесплатно
– Ревную, – согласилась она, продолжая улыбаться, – но у нас нет другого выхода. Если мы хотим добиться всего, что запланировали, надо принять правила игры. К тому же… Я же знаю, что ты меня любишь. Ты ведь меня любишь, так?
– Люблю, – эхом повторил он.
У каждой уважающей себя красавицы должен быть безнадежно влюбленный в нее воздыхатель. Нервно краснеющий при ее появлении тип, который обрывает ее телефон, шлет сотни эсэмэсок в день, изредка дарит розы и готов по первому зову примчаться с другого конца Москвы, но которому в то же время ничего не светит.
У меня такой есть.
Зовут его Геннадием, и когда-то мы вместе учились на журфаке (в то время он тоже был в меня влюблен, хотя для прикрытия и встречался с моей подружкой Леной). Генку я всегда считала этаким бесполым существом, с которым запросто можно обсудить хоть очередное романтическое приключение, хоть сбои менструального цикла.
Долгое время такое отношение если и не раздражало Генку, то по крайней мере приводило его в некоторый ступор. Он как будто бы нормально воспринимал мое ненавязчивое панибратство – а я ведь, нисколько не щадя его чувств, в подробностях рассказывала ему обо всех своих новых мужчинах. Я считаю так – если уж человек претендует на то, чтобы называться другом, то и дружить с ним надо по полной программе, без недомолвок. В противном случае есть риск быть справедливо обвиненной в злостном запудривании мозгов.
Иногда с Генкой происходит что-то непонятное. Беспричинное возрождение давно усопших чувств. Вот тогда от него лучше держаться подальше – иначе он замучает телефонными звонками среди ночи, недвусмысленными намеками или даже пылкими признаниями.
Если честно, мне его даже немного жаль.
Татьяна и Аля говорят, что я садистка и что мне давно пора вообще перестать с ним общаться, мол, чтобы не мучить мужика. Но если честно, я уже не представляю своей жизни без Геннадия. Наверное, это свидетельствует о мелочности и эгоистичности моей натуры.
Больше всего я нуждаюсь в его обществе, когда мне плохо. Когда меня мучают непонятно откуда взявшиеся комплексы.
Вот как вчера, например.
Я урод.
Это откровение снизошло на меня, когда я случайно наткнулась взглядом на свое отражение в зеркальной витрине бутика, мимо которого шла. Я даже не сразу поняла, что растрепанная тетка с осыпавшейся тушью – это и есть я. А когда осознала, остановилась как вкопанная и чуть не зарыдала от горького отчаяния.
А ведь путь мой лежал именно в тот самый бутик, где я собиралась приобрести вязаное платье, замеченное накануне. Но разве какое-то платье (пусть и за триста долларов) сможет украсить такое никчемное существо, как эта блеклая спаржа в зеркале? Так зачем же тратить деньги – деньги, которые можно со вкусом пропить в ближайшем баре?! Ведь алкоголь помогает уйти от суровой действительности (по крайней мере, так утверждают в свое оправдание выпивохи со стажем, к лагерю которых мне, кажется, скоро придется примкнуть).
Вместо того чтобы зайти в бутик, я остановила попутку и отправилась в Гольяново, где жил Генка.
Я часто приезжаю к нему просто так, наудачу, безо всяких предварительных звонков. И иногда мне кажется, что он нарочно не выходит из дома, чтобы случайно не пропустить такой вот мой спонтанный визит. Во всяком случае, не было еще такого, чтобы я приехала, а его в квартире не оказалось.
– Настена, какими судьбами? – Его широкая физиономия расплылась в улыбке.
У Геннадия странная внешность. Сквозь классическую блондинисто-сероглазую среднеевропейскую расцветку явственно проступают монголоидные черты. У него широкие скулы, маленький нос (мне бы такой вместо моего руля велосипедного) и необычный разрез глаз. Я знаю как минимум трех девушек, которые считают Генку красавцем-мужчиной, а меня, соответственно, неисправимой сукой, которая, словно собака на сене, нагло держит его при себе.
– Помощь нужна. – Я ввалилась в прихожую, со стуком скинула любимые свои замшевые сапоги, швырнула куртку прямо на пол и устремилась в комнату.
Геннадий еле за мною поспевал.
Тому, кто говорит, что мужчины – большие неряхи, чем женщины, не верьте. В качестве основного аргумента могу сводить вас на экскурсию в две типовые московские квартирки – свою и Генкину.
В моей царит полный бедлам – пыль на всех возможных поверхностях, разбросанные повсюду вещи, пятна от кофе на столе, труп кактуса на подоконнике, в треснувшем горшке. В квартире своей я живу уже почти два с половиной года и за это время, каюсь, ни разу не удосужилась помыть окна.
Иное дело – холостяцкая, казалось бы, берложка Геннадия. Вообще-то это помещение больше смахивает на жилище сентиментальной пенсионерки – линолеум всегда влажно блестит, занавески свежевыстираны, нигде ни пылиночки, повсюду расставлены трогательные сувениры, которые Генка привозит из загранкомандировок.
– Что-то случилось? – заволновался он. – Будешь блины?
– На оба вопроса – «да»! – Я плюхнулась в кресло и поджала под себя ноги. – А с чем блинчики?
– Есть с абрикосовым вареньем, а есть с курицей и луком, – машинально ответил он.
Совсем забыла упомянуть, что, помимо всего прочего, Геннадий еще и знатный кулинар.
– Погоди, а что произошло-то? На тебе лица нет!
– Ничего особенного, – скорбно заметила я, – просто я урод.
– Ты – кто? – недоверчиво хохотнул Генка.
– Урод, – повторила я погромче. – Я только что это поняла. Таким, как я, надо ходить в парандже и отовариваться в ночных супермаркетах, чтобы не шокировать граждан своим внешним видом.
– А кто тебе это сказал, если не секрет? – поинтересовался Геннадий, усаживаясь на корточки передо мною и заглядывая мне в глаза.
– Зеркало, – развела руками я. – У меня есть одна подружка, которая сделала несколько пластических операций. Хочу ей вечерком позвонить. Пусть и мне телефончик своего доктора даст.
Генка изменился в лице:
– Ты что, совсем сдурела, что ли?! Какая пластическая операция! Не разрешаю, не дам!
«А кто тебя будет спрашивать в случае чего?» – подумала я, но, чтобы не обижать главного своего утешителя, озвучивать свою мысль не стала.
– Ты же у меня красавица!
Я откинулась на спинку кресла, расслабилась и приготовилась слушать. Я знала, что именно Генка будет говорить, и от этой приятной предсказуемости на душе становилось тепло, как будто бы я только что от души поела бабушкиных пирожков. Он утешал меня с таким озабоченным лицом, будто бы мы находились на пороге операционной и оплаченный уже хирург нетерпеливо постукивал указательным пальчиком по часам, собираясь сделать из моей никчемной физиономии точеное личико Вивьен Ли.
А Генка все говорил и говорил. Говорил, что я самая красивая женщина, которую ему доводилось встречать. Что когда он меня впервые увидел, то просто остолбенел и чуть не ослеп от такого совершенства (тут он, конечно, загнул, но слышать это все равно было приятно), что во мне погибла великая фотомодель и что, если бы я в один прекрасный день набралась смелости появиться на пороге агентства «Элит», то Клаудиа Шиффер в ту же секунду сдохла бы от зависти.
Его восхищенная болтовня действовала на меня умиротворяюще. Вскоре я поняла, что глаза мои закрываются, а уютный запах блинов действует усыпляюще на мой ослабленный стрессом организм. Я попросила Генку на полчасика оставить меня в покое. Он даже не обиделся, поскольку к моим выходкам давно привык. Послушно отправился на кухню и загремел кастрюлями.
А я закрыла глаза, укутала ноги плешивым старым пледом и действительно ненадолго задремала.
Снился мне редактор отдела культуры Борис Сыромятин – в моем сладком спокойном сне он был загорелым, в меру мускулистым и почему-то носил очки.
Не могу сказать наверняка, верю ли я в то, что моя подруга Альбина и впрямь когда-нибудь станет знаменитой певицей, или все-таки нет. Положа руку на сердце, скорее нет, чем да. Хотя я ничего не имела бы против. Просто я (в отличие от той же Альбинки) смотрю на жизнь не сквозь толстые стекла розовых очков, а с циничной ухмылочкой человека, которого не проведешь на мякине. Так вот, согласно теории вероятностей шансов пробиться на большую сцену у Али нет никаких.
Во-первых, слишком уж много у нее конкурентов. Во-вторых, Альбинка мечтает петь рок и брезгливо морщит нос, едва услышав попсово-сиропный мотивчик (именно поэтому ее так быстро и убрали с «Конвейера талантов», ну не в моде нынче женский рок, что ж тут поделаешь!). В-третьих, несмотря на то что мужики вслед Альбинке шею сворачивают, абсолютной красавицей ее не назовешь. Я бы сказала даже так: Алька довольно красива, но не очень фотогенична. Фотоаппарат и камера убивают добрую половину ее природного обаяния. В-четвертых (и это самое главное), за ней никто не стоит. А ведь волосатая лапа какого-нибудь предприимчивого «туза» могла бы перебить отсутствие прочих козырей. Но «туз» у нее вряд ли появится – Альбина у нас девушка романтичная и верит в большую и светлую любовь.
Поэтому, когда среди недели она срывающимся от нетерпения голосом пригласила меня на внеплановое распитие зеленого чая с пирожными в кофейню «Аристократъ» и проанонсировала, что речь пойдет о ее карьере, я была более чем удивлена.
И даже ради такого случая отменила заранее запланированный сеанс у косметолога. Дружба дороже. А свежая сплетня от лучшей подружки – тем более.
Альбина удивила меня, даже не успев со мной заговорить. Своим внешним видом – она светилась так, словно кто-то зажег внутри ее многоваттный софит. К тому же Алька так вырядилась, словно ей предстоял не кофе с подругой, а свидание всей жизни. На ней была алая юбка с неровными краями, черная блуза цыганского фасона и с десяток позвякивающих бус. Я даже немного разозлилась: почему она меня-то не предупредила о том, что планируется маскарад? Я в таком случае тоже принарядилась бы (благо шкаф мой забит тряпьем, ведь большую часть зарплаты я спускаю именно в модных магазинах).
На ее фоне я, в своих черных джинсиках и неглаженой белой рубахе, смотрелась провинциальной Золушкой.
– Настька! – Она подпрыгнула на стуле, как будто бы получила мощный электрический заряд в обе ягодицы разом. – Опять ты опаздываешь! Я уже сгораю от нетерпения! Так хочется тебе рассказать!
Я чинно уселась напротив нее и, даже не заглядывая в меню, попросила официанта принести кофе и блинчики с клубникой. Как некрасивая подруга, как дуэнья-замарашка при прекрасной принцессе, я вполне имела право на разовое обжорство без тяжелых последствий в виде угрызений своей скандальной совести.
– Ну, что там у тебя случилось? Судя по твоему виду, ты как минимум будешь представлять Россию на «Евровидении».
– Лучше! – выдохнула Аля. – Настюха, а у меня теперь продюсер собственный есть. Я вчера подписала контракт!
– Да ну? И кто он, Игорь Матвиенко?
– Лучше, – мечтательно протянула Аля, – он самый лучший мужчина в мире.
– Так, я чего-то не поняла, – насторожилась я, – кого ты нашла – продюсера или мужика?
– И того и другого, – объяснила Альбинка, – в одном лице.
– С этого места поподробнее, пожалуйста, – вздохнула я, предвкушая двухчасовую душещипательную (хотя и довольно утомительную) беседу в жанре восторженного монолога.
И Алька начала рассказывать. И по мере того, как ее драматическая история набирала обороты, я все больше скучнела, чувствуя себя немного ущербной из-за того, что вокруг бурлит по-киношному красивая жизнь, а в моем депрессивном мирке так отчаянно не хватает романтики.
Вот какую информацию мне в итоге удалось извлечь из ее сдобренного ахами и охами потока сознания.
Минувший четверг обещал быть настолько скучным, что Альбина согласилась на приглашение посетить именины бывшей приятельницы по «Конвейеру талантов». Хотя зачем ее позвали, она так и не поняла – близко с той девицей она никогда не дружила, более того, из-за похожести образа их даже кое-кто считал соперницами. Девушки, конечно, это с фальшивыми улыбками отрицали, но каждая в глубине души была на все сто процентов уверена, что уж она-то куда красивее и перспективнее другой. Однако на съемочной площадке «Конвейера» они несколько раз довольно крупно поцапались, попав тем самым под пристальное внимание телекамер. Что интересно, обе они в итоге остались у разбитого корыта – потому что Альбинку убрали с реалити-шоу в первом же туре, а ту девушку – во втором. Но это все предыстория.
И вот расфуфыренная Аля в обтягивающем комбинезоне на голое тело и в норковой шубке до пят (в таком виде она смахивает на содержанку нефтяного магната, и никому, кроме нас с Татьяной, не известно, что на шубейку она откладывала деньги четыре с половиной года) появляется в супермодном кафе с огромным букетом лилий, который еще больше подчеркивает эффектность дарительницы. У всех присутствующих при Алькином появлении тотчас же отвисают челюсти, именинница с кривой улыбкой принимает цветы, а сама втайне сожалеет не только о том, что ее угораздило позвать на собственный праздник Альбину, но и о том, что последняя вообще появилась на свет.
Отец именинницы, крупный сибирский предприниматель, не поскупился и устроил праздник по полной программе – над музыкой колдовал специально выписанный из Лондона диджей, среди гостей то тут, то там мелькали рожи большей и меньшей степени известности, на торте жирными взбитыми сливками было выведено слово «звезда», а вел торжество известный телевизионный конферансье. Альбина только диву давалась – как же людям не жаль тратить такие бабки на обычный вечер, воспоминания о котором через пару месяцев утонут в полноводной реке прочих жизненных впечатлений. Да на эти деньги можно было записать песню, снять клип и оплатить его жесткую ротацию на любом музыкальном канале!
Хотя одно другого не исключает. Наверняка этой мымре, которая сейчас веселится, как щенок, жрет с помощью огромной ложки свой жирный торт и принимает дорогие подарки от гостей, – наверняка этой жабе толстомясой и клип тоже скоро снимут. Вот ведь какая несправедливость! Она, жаба эта, конечно, довольно смазливая, но петь-то, петь не умеет совсем! Зато за ее спиной маячит денежный папаша, готовый в нужный момент с лихвой оплатить счастье единственной доченьки. Причем, если бы за жабу платил не родной отец, а, скажем, богатый любовник (как это в большинстве случае и бывает), все было бы не так обидно – Аля исподтишка рассматривала бы коротенькую шею или пивное брюшко спонсора и злорадно представляла бы постельные сценки с его и жабиным участием. А так ей ведь даже спать ни с кем не приходится, удача сама плывет в ее унизанные дорогими колечками загребущие ручонки.
Впрочем, это было не ее, не Альбинино, дело, так что вскоре она прогнала прочь свои неприятные философские размышления с помощью пары бокалов шампанского брют.
И тут начинается самое интересное. Суматоха в толпе, ахи и вздохи, именинница чуть ли не в обмороке – по всем этим признакам Аля понимает, что прибыл особо важный гость.
– Идем, я тебя представлю своему жениху, – потупив облагороженные зелеными контактными линзами глазки, говорит Альбине наивная именинница.
И подводит ее к такому роскошному мужику, каких ей до этого самого момента и видеть-то не приходилось, не то чтобы о них мечтать.
Мало того что этот экземпляр был красив, как Брэд Питт, так вокруг него еще и чувствовалась особенная аура мужественности, и, учуяв этот неслышный сигнал, все присутствующие в зале женщины устремились к красавцу, как мухи к тазу со свежесваренным клубничным вареньем!
А буквально через несколько минут выяснилось, что таинственный рыцарь еще и образован, начитан и крайне приятен в общении.
– Это Григорий, мой жених, – объявила сияющая от гордости именинница.
Альбину передернуло – жаба хвасталась своим мужчиной, как будто бы тот был не живым человеком, а новым, специально сшитым для нее нарядом.
– И у нас есть небольшое объявление.
Ну вот, подумала Альбина. Сейчас они обнародуют дату свадьбы и пригласят всех присутствующих на торжество, и совсем не потому, что и в самом деле хотят всех их видеть в столь ответственный день, а потому что им нравится замечать зависть в глазах окружающих. Взорвется очередная стодолларовая бутылка шампанского, и праздник будет испорчен окончательно. А потом Аля вернется домой, скинет туфли на шпильках с измученных неудобной обувкой ног, аккуратно обернет полиэтиленом свою выстраданную норковую шубенцию и подумает о том, что у девушки, чей папа работает простым школьным завучем, почти нет шансов на социальный успех. Если только эта самая девушка не подсуетится и вовремя под кого надо не ляжет, что тоже весьма проблематично, потому что «те, кто надо» нынче слишком уж разборчивые.
Но выяснилось, что сладкая парочка желает оповестить общественность о другом.
– Мы с Григорием не только любим друг друга, но и собираемся стать… деловыми партнерами, – застенчиво объявила жаба.
– Какими? Половыми? – уточнила у кого-то Аля, за что была награждена ледяным молчанием, которому предшествовал недовольный презрительный взгляд.
Счастливая невеста тем временем продолжала хвалиться своими достижениями:
– Как вы знаете, я певица…
(В этом месте Аля фыркнула, нечаянно забрызгав элитным шампанским белое платье впереди стоящей девушки.)
– А Григорий, по случайному совпадению, бизнесмен, который желает заняться музыкальным продюсированием.
«Ну да, действительно, по чистой случайности, – подумала Альбина, попутно запихивая в рот целую пригоршню прихваченных с фуршетного стола креветок. – Да я ручаться готова, что твой папаша вас специально для этого и свел! Да я не удивлюсь, если он еще и приплатил твоему продюсеру, чтобы тот согласился ублажать такую жабу, как ты! Черт, какая же я все-таки недобрая!»
– И вот на этой неделе мы наконец пришли к соглашению, которое изменит всю мою жизнь. – Невеста промокнула краешек абсолютно сухого глаза бумажным платком.
(И надо же было именно в этот момент взгляду Альбины встретиться со взглядом этого Григория!)
– Изменит всю мою жизнь… – с придыханием вещала жаба.
Она еще и знать не могла, что на самом деле в тот момент изменилась вовсе не ее жизнь, а жизнь, ни много ни мало, Альбины.
В тот момент, когда Алька мне все это рассказывала, она была похожа не на простую смертную, не на полуживую от стресса муху, трепыхающуюся в паутине бытовых проблем, а на фею из фильма в жанре фэнтези. Ее глаза сияли, как будто бы Аля в них накапала белладонны, и лихорадочный румянец на щеках упрямо пробивался сквозь незаметную человеческому глазу толщу аристократически-беловатого тонального крема.
– Настька, он так на меня посмотрел! На меня так никто и никогда не смотрел, – шептала она.
А я гадала, что же означает это загадочное «так», потому что в данный момент половина присутствующих в кофейне «Аристократъ» мужчин пялилась на одухотворенное Альбинино лицо с восхищением истинных ценителей искусства. Если она не замечает таких вот пылких взглядов, то как же смотрел на нее этот роковой Григорий?
– Как электрический ток, как шаровая молния, – бормотала Аля. – Я сразу поняла, что у нас с ним будет нечто особенное. Не просто флирт, не просто секс и даже не тривиальный затяжной романчик. О-со-бен-но-е! Понимаешь?
– Не понимаю, – честно призналась я. – Он же вроде как будущий муж твоей подруги.
– Да какая она мне подруга, жаба эта, – досадливо поморщилась Альбина, – мы всегда друг друга недолюбливали. Ума не приложу, зачем она вообще меня туда позвала. Наверное, просто покрасоваться хотела.
– Ну и покрасовалась, видимо, – с кривой ухмылкой подытожила я, – раз ты несколько суток спустя звонишь мне и объявляешь, что у тебя появился продюсер.
Альбина попыталась выдать смущенную улыбку, намекающую на наличие совести, но ничего у нее не получилось. Она сияла, как начищенная песком сковородка, и ничего поделать с этим не могла.
– Ну да. Он сам ко мне подошел, мы обменялись телефонами. Я думала, что мы потом созвонимся и все будет как у людей, но… Короче, Настька, мы занимались этим прямо в гардеробе.
Она выглядела как ребенок-диатезник, который тайком от родителей ухитрился слопать килограмм шоколадных конфет, и вот теперь, когда уже ничего нельзя поделать, делится впечатлениями.
Я уточнила:
– Под «этим» ты, видимо, подразумеваешь секс?
– Нет, распевание романсов, – съязвила она. – Конечно, секс! Хотя нет, это был не просто секс… Это была любовь!
– Ну ты даешь, – протянула я, – ты хочешь сказать, что соблазнила мужика прямо на глазах у его невесты, да еще и умудрилась в него влюбиться, и теперь у вас роман?
– И не просто роман, – заявила эта сумасшедшая. – Вчера я подписала с его продюсерским центром контракт! Мы будем вместе работать.