скачать книгу бесплатно
Демоны кушают кашу
Тимофей Петрович Царенко
Три сапога пара #3
Империя вновь призывает Палача народов и его верного Душехранителя!
Небо потемнеет и заплачет кровью!
Посевы истлеют, опадет почерневшая листва и воды рек станут алыми от крови демонов, приносимых в жертву!
С неба раздастся трубный глас и разверзнуться врата бездны.
И из самых глубин ада разнесется нездешний голос: «Дядя Салех! Я покакала!»
Тимофей Царенко
Демоны кушают кашу
Глава 1
Добротная, основательная дверь, спряжённая из колотой дубовой доски и перехваченная в трёх местах коваными петлями во всё полотно, распахнулась от могучего пинка, ударилась о стену и жалобно задребезжала. В тёплый и тихий уют маленького ресторанчика ворвался поток ночного воздуха, неся с собой отнюдь не уютные запахи дождя, мокрого камня и дыма каминных труб – словом, всё то, чем мог щедро поделиться омываемый стихией ночной город.
– Ричард, ты должен мне помочь! – дождливая тьма исторгла гулкий бас, заполнивший почти всю залу.
В дверном проёме возник обладатель баса. Чтобы войти, ему пришлось основательно пригнуться. Двухметровый громила с круглым изуродованным лицом, в чёрном прорезиненном плаще, с которого на пол лилась вода. Визитёр явно презирал зонты, что выдавало в нём человека, привычного к долгим странствиям вдали от цивилизации.
– Мистер Салех! Где ваши манеры? – звонкий голос донёсся от камина, перед которым сидел молодой человек в элегантном костюме-тройке. Он читал газету, а на столике рядом с ним стоял кофейник. Под кофейником горела небольшая свечка, распространяя по помещению запах сандала и корицы.
– Дык… Это… – громила заметно растерялся.
– И кто там орёт, на улице?
– Дык… Это… Швейцар… – окончательно смутился великан.
– Вы что, избили беднягу, и теперь он агонизирует? – продолжал допытываться щёголь. Породистое, гладко выбритое лицо его демонстрировало миру брезгливое раздражение. Грива золотых волос рассыпалась по плечам. На тонком носу поблёскивало золотой оправой пенсне. Молодой человек снял его двумя пальцами и уставился на пришельца внимательным взглядом голубых глаз.
– Нет, я ему, кажется, того… – Салех шмыгнул носом. – На ногу наступил… – закончил он, разглядывая уже свои ноги. Вернее, одну. На месте левой красовался массивный стальной протез в форме совиной лапы. С растопыренных когтистых пальцев стекала вода, здорово смахивающая в отблесках каминного огня на кровь.
Молодой человек зажмурил глаза и потёр переносицу.
– Рей, я выкупил это заведение на вечер, попросил швейцара отваживать посетителей и докладывать мне о визитёрах, – Ричард тяжело вздохнул. – Это, чёрт возьми, просто-напросто неприлично! На кой ляд вы покалечили бедолагу?
– Так я его не заметил, он же тощий и мелкий, под ноги зачем-то кинулся… – громила смущённо шаркнул протезом; на дубовом полу остались впечатляющие борозды от когтей.
– И давно это семипудовый мужчина считается тощим и мелким?! Рей, чёрт побери! Идите, окажите помощь бедолаге и вызовите ему врача. А ещё заплатите. И не как обычно, а полсотни империалов минимум!
– А не жирно за отдавленную ногу? Он столько за год не зарабатывает! – недовольно пробубнил мокрый здоровяк, впрочем, послушно шаря по карманам. – И у меня столько нет с собой! – закончил он не слишком логично.
– Я вам ссужу – и нет, не жирно! – щёголь повысил голос. – Во-первых, это с вашей стороны просто-напросто некрасиво. Человек честно выполнял свою работу. Во-вторых, в данный момент бедолага работал конкретно на меня! А я привык заботиться о своих людях. В-третьих, это создаст нужную репутацию. Люди будут знать, что мы караем только врагов империи, и даже если кто-то невинный от наших с вами действий пострадал, он будет осыпан золотом.
– …или его горюющие родственники, ага, – Рей недоверчиво хмыкнул и покосился на газету, что лежала на кофейном столике.
«Ричард Гринривер, седьмой сын графа Гринривера, Палач народов. Кто следующая жертва? Расследование» – заголовок передовицы был набран таким шрифтом, что впору газету на плакат использовать. Под надписью красовалось фото молодого человека, который сейчас отчитывал здоровяка. На фотографии его лицо было искажено сложной гримасой презрения и ненависти. Впрочем, Салех знал, что Ричард всего лишь хотел чихнуть. Хотя бы потому, что сам это фото и сделал. И в газету его отослал. За очень солидное вознаграждение. Куда большее, чем он сейчас пытался не дать избитому швейцару.
– Ну-ну! – не выдержал громила, его голос стал язвительным. – Ты едва ли не собственноручно утопил сорок тысяч человек, вождь которых принёс до этого клятву вечного мира. Люди падают на колени и вымаливают милосердие при одном твоём виде. Ричард Гринривер, благодетель ушибленных привратников!
– Если ситуацию нельзя исправить – это не значит, что её не нужно улучшать, – пожал плечами Гринривер. – И да, мистер Салех, ещё одно…
– Чего там? – громила обернулся уже в проёме.
– Если швейцар окажется настолько великодушным, что откажется принять компенсацию из уважения к вашему статусу, боевым наградам, чину лейтенанта в отставке или заслугам перед империей… Я не пойму.
Рей Салех встретил взгляд льдисто-голубых глаз. И только тяжело вздохнул.
– Чаю мне закажи. С мятой, – пробурчал он, поворачиваясь к выходу.
Дверь захлопнулась, звякнув колокольчиком.
?
Бывший лейтенант вернулся через полчаса.
Чёрный мокрый плащ он, презрев вешалку, накинул на висящие над камином рога степного тура. Плащ повис отнюдь не так, как положено висеть пусть мокрой, но одежде, а так, словно к полам прицепили по доброй кувалде. Рей никогда не выходил из дома, не нацепив на себя солидный арсенал. Причём в плаще скрывалась хорошо если половина этого арсенала.
– А теперь я вас внимательно слушаю! – Ричард проследил, чтобы гость наполнил огромную глиняную кружку из такого же огромного чайника. Добрые люди из таких кружек пьют обычно пиво, Рей же прихлёбывал исходящий паром чай, оглушительно благоухающий мятой.
Повисло молчание.
– Я это… Ну… Того…
– Мистер Салех, вы меня пугаете. Признаюсь, моя фантазия отказывает. Ни одной версии, что могло вас смутить. Так что я даже гадать не буду.
Любой, кто хорошо знал Гринривера, подтвердил бы: молодой дворянин заметно взволнован и напряжён. Салех знал, но это мало что меняло.
– Я это… С Региной поссорился… – наконец выдал громила, глубоко вздохнув.
– Вы изменили ей с корабельной пушкой? Решили сделать своим главным калибром что-то с меньшей отдачей? – голос молодого человека стал ехидным, он заметно расслабился.
У Рея Салеха дома жила артефактная винтовка. Любой специалист легко мог идентифицировать сей плод сумрачного гения оружейника как переделанную зенитную пушку, что ставят на десантных дирижаблях для отстрела вражеских драконов и иных воздушных судов. А ещё винтовка была живой и питалась мелкими позвоночными. В основном крысами.
Отдачей винтовка могла нешуточно покалечить обычного человека, если он забывал про плотное прижатие и компенсатор приклада. И даже если не забывал – с ног его сшибало в любом случае. А отбитое плечо изготовитель просто гарантировал.
Впрочем, громилу сложно было назвать обычным человеком. Он сжимал полную кипятка кружку правой рукой. Стороннему наблюдателю могло показаться, что на руке надета латная перчатка. Только вот это была не перчатка. Чешуйчатую кожу, бурую на запястье и иссиня-чёрную на пальцах, снять с этой руки было невозможно. А чтобы окончательно добить стороннего наблюдателя, пальцы заканчивались массивными когтями цвета свежей нефти.
Рей поставил кружку на стол, задумчиво сунул в неё три когтистых пальца, поболтал ими, размешивая чай, и шумно отхлебнул. Удовлетворённо кивнув, он сделал ещё несколько глотков – вытер вспотевшее лицо салфеткой, воспользовавшись левой рукой. Эта конечность оказалась вполне обычной.
– Да я не о той Регине! Я о мисс Штраус! – буркнул он.
– О! Она, наконец, узнала, что с вашей пушкой у вас всё серьёзно, и вы планируете пойти под венец, а бедняжке придётся довольствоваться ролью любовницы? Ну, я бы тоже обиделся, измени вы нашему с вами договору с бронеходом…
Салех терпеливо вздохнул. К остротам компаньона он относился как к неизбежному злу. О чуткости молодой аристократ имел сугубо теоретические знания. Он об этой чуткости, безусловно, читал… Но и только.
– Ты закончил? – казалось, яд Гринривера вернул инвалиду самообладание.
Ричард унял улыбку и сделал жест «замыкаю уста». Со стороны громилы снова раздался тяжёлый вздох.
– Она мне сказала, что ни о каком браке между нами не может идти и речи! Аргументировала она это тем, что из меня получится просто отвратительный отец! Начиталась этих работ профессора Маскитоса… – голос громилы выражал растерянность, ему явно не свойственную.
Гринривер расхохотался.
– Мистер Салех! Я, наверное, даже где-то сочувствую вашему горю… Или нет, не сочувствую… Ну, так скажем – могу понять. И готов вам всецело помочь! Но объясните, как? Человека в этом деле менее подходящего ещё требуется поискать! – Ричард постучал кончиком пальца по газетному заголовку. – Впрочем, если вы того хотите, могу начать против этого Маскитоса кампанию в прессе. Или нанять молодчиков, чтобы те переломали ему все кости. Даже готов лично поучаствовать в его бесследном исчезновении! – молодой человек от души веселился.
– Ну, ты ведь это… держишь змею… Может, понимаешь чего, ну, в воспитании…
Ричард, уверенный, что готов ко всему, и смело сделавший глоток из чашки с кофе, покраснел лицом и судорожно кивнул головой, силясь унять кашель. После чего схватил со стола салфетку и уткнулся в неё лицом.
Борьба за чистоту дорогого костюма заняла не менее минуты. В итоге, обуздав рвущийся из глотки кофе, графёныш откинулся на кресле и совсем по-плебейски заржал. Он пытался зажать рот, но смех все равно прорывался через ладонь. Смеялся молодой человек долго.
– М-м-м… Ой, не могу… Мистер Салех! – голос Ричарда ещё немного дрожал от смеха. – Позвольте вам напомнить: Нарцисса – механоид, она куда менее живая, чем ваша винтовка! Я кормлю её хронометрами и резиной, а ещё могу наматывать на руку и колошматить пьянчуг по трактирам. Боюсь, в нашем с ней взаимодействии куда меньше педагогики, чем в рутинной чистке обычного оружия. Я, признаться, и держу её только из-за абсолютной уникальности.
– И чтоб баб трахать… – поникшим голосом добавил Рей.
– И это тоже. Мистер Салех, знали бы вы, в какое неистовство приводит женщин ощущение живого механизма на нежной коже! – голос молодого человека стал мечтательным.
– Всё-таки ты извращенец, Ричард. Вот сразу видно потомственного дворянина. Живая змея для постельных утех… Тьфу! – лицо Салеха, обезображенное десятками шрамов и начисто лишённое волос, перекосилось, и он совершенно искренне плюнул на пол.
– Я готов подумать над вашей проблемой и предложить решение. Но мне потребуется какое-то время и, возможно, консультации экспертов, – Гринривер поспешно сменил тему разговора. – Но от вас я потребую погасить мой долг перед вами за проигранный спор!
– Какой из них? Я уже со счёта сбился, – Рей задумчиво поднял глаза к потолку.
– Любой, на ваш выбор, – Ричард был сама любезность.
– Хорошо. Я просто не знаю, к кому ещё обратиться! – в голосе Салеха прозвучала искренняя благодарность. – А то все остальные разбегаются.
– Издержки репутации… – Гринривер согласно кивнул, глядя в пламя, что плясало по дровам камина.
Повисло молчание.
– Мистер Салех?
– Да, Ричард?
– А у вас разве нет каких-то своих дел? – в голосе молодого аристократа явственно прорезался лёд.
– Нет, ни единого, я в город поехал тебя разыскивать.
– Вообще-то я хотел побыть в одиночестве, если вы успели забыть. Не могли бы вы меня покинуть? – устал намекать Гринривер.
– Не, как можно! Я же швейцара в больницу отправил. Значит, охранять тебя некому. Вот я и охраняю, всё согласно нашего с тобой договора. Обеспечиваю приватность и уединение. Пункт девять, подпункт два, – Рей шумно хлебнул чай из стакана.
– Тогда, может быть, для этих целей вы встанете перед дверью? На место швейцара? – голос Ричарда стал совсем раздражённым.
– Зачем? Погода собачья, плащ вон даже не просох ещё. А если кто придёт – в дверь постучат. Я открою. И это… попроси ужин подать, я с самого утра не жрамши. Хороший стейк меня бы устроил. И кальвадоса шкалик.
– Мистер Салех, а вы часом не охуели? – уже прорычал доведённый до бешенства Гринривер.
– Нет, с чего ты так решил?
Стон, полный отчаяния, был ему ответом.
?
Императорский дворец – такое место, где заблудиться могут даже члены правящей фамилии. Мало кто на свете может похвастать, что досконально изучил весь комплекс зданий, который возводили не одно тысячелетие. Не говоря уже про укромные места внутри самих зданий. Так, скромный кабинет, выходящий окнами в небольшой живописный сад, был знаком от силы паре дюжин людей (и дюжине не совсем людей). А уж дорогу к нему даже эти люди никому бы не объяснили. Поскольку она менялась ежедневно, оставаясь постоянной лишь для хозяина кабинета.
В кабинете стоял самый непритязательный письменный стол – обычный дуб, обтянутый по столешнице зелёным сукном. Три кресла – тоже дубовые, тоже простые, с медными заклёпками и высокими спинками. Небольшой камин, что скорее создаёт уют, нежели согревает.
Одно из кресел стояло перед камином. В нём сидел высокий круглолицый мужчина. Обычный мужчина средних лет, с ничем не примечательным лицом. Разве что пышные завитые усы – они выделялись из общей картины, привлекая внимание. Одет мужчина был в скромный мундир военного покроя, отделанный по отворотам и обшлагам пурпуром. И всё бы ничего, но оттенок пурпура – отлив «крыло ворона» – был запретен для всех людей этого мира. Кроме представителей императорской фамилии. Да и то лишь тех, кто непосредственно относился к правящему Дому.
Лицо хозяина кабинета было хмуро-задумчивым. Откинувшись на спинку кресла и вытянув длинные ноги к огню, он задумчиво стучал пальцами по подлокотнику. Сухие нервные пальцы, унизанные перстнями, выбивали на дереве сложный, рваный ритм. Пламя в камине плясало в такт этому стуку, завиваясь в крохотные смерчи и опадая. Перстни, кстати, были ничуть не менее уникальны, чем пурпур. Особенно, если учесть, что каждый представлял собой личную печать.
Печать императора.
Размышления монарха нарушил тихий шелест, словно ветер пошевелил опавшие листья. Мужчина обернулся к двери и шевельнул пальцами в повелительном жесте. Морёная лиственница дверного полотна покрылась рябью, словно поверхность воды в полынье. Сквозь рябь проступило человеческое лицо.
– Маркиз Морцех, Ваше Императорское Величество. Изволите принять?
Снова короткий жест пальцами. Лицо утонуло в старом дереве, рябь исчезла. Пауза – и дверь бесшумно распахнулась.
В кабинет вошёл мужчина примерно одного возраста с хозяином. Одет он был в чёрный камзол, украшенный по рукавам серебром, которое слегка светилось в полумраке.
Продолговатое лицо гостя, по-своему привлекательное, выглядело измождённым. Словно некий скульптор собрался было высечь из драгоценного мрамора благородного красавца, но что-то его отвлекло, и портрет остался незавершённым. Да к тому же лет на двадцать постарел, покрывшись трещинками-морщинами. От крыльев тонкого длинного носа с еле заметной горбинкой залегли почти прямые складки, а губы вытянулись между ними, как хирургический разрез, сведённый краями для зашивания. Прямые чёрные волосы, изрядно битые сединой, ниспадали на плечи и почти не шевелились при движении.
Хозяин кабинета смотрел в огонь, не оборачиваясь. Разве что перестал выстукивать странный мотив, и пламя успокоилось.
Маркиз Морцех остановился в трёх шагах от кресла и молча уставился на спинку. Выражение его лица не взялся бы прочесть ни один физиономист. Да и не было в империи физиономистов, которые рискнули бы это проделать.
Разве что один – тот, кто сидел в кресле у камина.
– Ваше Величество? – напомнил о себе гость, когда молчание опасно приблизилось к рамкам приличий.
– На столе бумага. Прочти, – шелестящий, едва различимый голос мог бы принадлежать личу или призраку, но произнёс эти слова император.
Гость подошёл к столу и взял в руки указанную бумагу. Благо, она там лежала в одиночестве. Карие глаза – единственная по-настоящему яркая деталь его облика – слегка прищурились, пристальный взгляд заскользил по строчкам. По мере приближения к концу документа маска спокойствия на лице маркиза пошла трещинами. На мгновение его исказила гримаса ненависти, но Морцех быстро вернул контроль, восстановив привычное бесстрастие. Лишь в глубине карих глаз неохотно пряталось адское пламя. Или это каминный огонь шутить изволил?
– Я не поеду. Вы обещали мне полтора десятка лет. Прошло всего четыре, – в голосе визитёра прозвучало эхо горного обвала. Слова валунами ударялись друг о друга, высекая искры и крошась в щебень. Кого другого подобные интонации могли напугать до икоты, но хозяин кабинета был не другой.
Он был единственный.
Молчание снова повисло в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров и гудением пламени.
