скачать книгу бесплатно
– Что дадите?
– Только муку, двенадцать мешков.
Олегов усмехнулся, вспомнив лейтенанта-тыловика в Хайратоне. Зубов достал из кармана широкий блокнот.
– Пиши здесь: «Старший лейтенант Олегов взял в колонне 142 во временное пользование двенадцать мешков муки. Обязуюсь вернуть до 15 июля». Ставь подпись.
– Отец, только мука…
Зубов показал пальцем в листок бумаги, затем черной китайской авторучкой с золотыми разводами переправил 10 на 12, остальное зачеркнул и вопросительно посмотрел на старика. Тот, ни на кого не глядя, еле заметно кивнул головой. Зубов, сидевший на корточках перед стариком, встал, сложил и сунул в карман листок, потер руки и повеселевшим голосом скомандовал:
– Тарасюк, ты сломался, отстанешь с зампотехом, – затем обернулся к солдатам с автоматами: – Камни с дороги убрать!
После этого для всех, зычно:
– Заводи!!!
Глава 6
…Смяв лежащий перед ним клочок бумаги, Олегов взмахнул было рукой, намереваясь бросить его в урну, но передумал, достал из кармана зажигалку и, осторожно держа бумажку за уголок, сжег ее в узком язычке горящего газа. Посидев немного, он снова вырвал из лежащей на столе тетради листок и опять принялся исписывать его рядами и колонками цифр.
Итак, сто тысяч афганей…
270 чеков в месяц – это 4500 афганей, да и то при хорошем курсе. Значит, почти двадцать месяцев надо служить только на отдачу долга, ничего не тратя на себя, а осталось служить всего шестнадцать…
Олегов откинулся на спинку складного деревянного кресла и задумался. Он вспомнил, как после колонны, рассчитавшись со своим грузом, он пытался проверить, не блефует ли Зубов, утверждая, что те двенадцать мешков не лишние.
– Задолжал двенадцать мешков, машину в полку по ошибке разгрузил. Обещал вернуть, – ответил угрюмый неразговорчивый прапорщик на дивизионном продовольственном складе.
– А накладные покажешь? – спросил тогда Олегов.
– А ты кто такой?! – рассвирепел вдруг прапорщик. – Что, раз начальник склада, значит обязательно вор?! Я вас, товарищ старший лейтенант, сейчас к оперативному дежурному отведу или в особый отдел… Кто вы такой, чтобы лезть в секретные документы?..
Олегов вздохнул и снова склонился над листком.
…30 пачек сигарет «Ростов» по 16 – это выйдет 480.
Шесть банок сгущенки по 20 афганей – это будет 120.
Итого в месяц – 600. В год почти семь тысяч. Но Зубов требует сейчас…
Передохнув минуту, Олегов опять углубился в подсчеты. Колонка цифр понемногу росла.
Куртка – 300.
Радиоприемник – 1000.
Под этой строчкой Олегов подвел черту, собрался было подсчитать сумму, но с видом решившегося на что-то человека, ниже черты написал:
Домкрат – 14 000.
Патруль —…
Домкрат – 14 000…
Он снова высек пламя из зажигалки и поджег листок. Стараясь не обжечь пальцы, он дождался, пока огонь не охватит весь лист, после чего театрально уронил его. До бетонного пола канцелярии роты долетел лишь крохотный клочок. Олегов встал и растер подошвой ботинка золу по шершавому, не шлифованному бетону.
Глава 7
…Посещая публичный дом, Сима чувствовал себя человеком европейской культуры. Доходы позволяли ему бывать лишь в заведении, где за сеанс брали не более 200 афганей. Размещалось оно в старом двухэтажном доме в районе крепости Бала- Хиссар, где начиналась старая джелалабадская дорога. Персонал там был случайный, Симу огорчало однообразие поз, но женщин можно было понять: на них давило общественное мнение. Ранг заведения был таков, что вся клиентура обслуживалась в одном общем зале.
Сима, имевший широкий кругозор благодаря тому, что в порнографических журналах с цветными фотографиями и пояснениями на шести языках он мог разобрать текст на английском языке, остро ощущал превосходство и страдал от того, что этого не замечали и не ценили окружающие.
Оптимисты в Кабуле изучали русский язык, реалисты – автомат Калашникова, Сима же изучал английский. Легче всего ему давался лексикон из порножурналов. Хотя многие слова отсутствовали в словарях, по картинкам он почти безошибочно догадывался об их значении.
Денег на женитьбу у него не было, он был сирота, хотя некоторую помощь иногда оказывал дальний родственник по отцу, в чьей переплетной мастерской он подрабатывал. Несмотря на то, что советская власть, пришедшая с севера, и непрекращающаяся война сбили цены на невест, о настоящей свадьбе с перебрасыванием шитой золотом сандалии через верблюдов лучше было и не думать. Был еще шанс найти жену с европейскими понятиями о браке, желательно без жадных родственников, но для этого надо было войти в круги, близкие к партийно-государственному аппарату, а для начала – вступить в НДПА. Но Симу отпугивал их язык, многих слов он не понимал, не находя им точного эквивалента ни в родном фарси-кабули, ни в английском языках. Когда Сима слышал разговор партийцев, у него было ощущение, что истинный смысл спрятан глубоко в подтексте, что их объединяет какая-то постоянно подразумеваемая тайна, и, разговаривая об обычных вещах, они имели ввиду нечто более важное. Не было у него и влиятельных родственников или знакомых, чтобы поехать в СССР.
– Я комбригу справку предоставил, что у меня советская жена, образованная, ей нужно много времени уделять, – хвастался в шашлычной на Шестой улице знакомый солдат царандоя (милиции). – Так тот мне дает три выходных в неделю, на Панджшер не послал, когда все туда на операцию поехали. В Союз за товаром каждый год ездить буду! Выучу русский – при комбриге переводчиком останусь. И калым не платил…
Итак, нужны были деньги. Подмастерьем в переплетной мастерской много не заработаешь, к тому же война распугала возможных клиентов, способных платить большие деньги за ручную работу, да и сама работа не вызывала восторга у Симы. Конечно, золоченые страницы редких старинных книг, тонкие, как паутинка, линии букв, кожаные переплеты с тиснениями и сотни крохотных, тщательно выписанных рисунков сами по себе задерживали его внимание, но благоговения, как у хозяина, тщедушного старичка в огромных очках, у Симы не было.
Ожидая хороших заказов, хозяин вел торговлю подержанными книгами, тоже, кстати, не бойкую. То, что Сима видел в комнатке, заставленной до потолка стеллажами с книгами, его завораживало. Он никогда не видел моря, но груды книг на европейских языках с яркими обложками напоминали ему брызги бушующих волн, которые залетели в Кабул до апрельской революции, и понемногу высыхавшие на обезвоженной после ухода воды почве.
Перебирая и пытаясь читать небольшие, карманного размера книжки, отпечатанные на тонкой бумаге, он понял, что решение здесь, на этих страницах.
«– Руки держите подальше от тела, медленно поворачивайтесь кругом! Вышибала повернулся и увидел торчащий из двери напротив ствол пистолета с глушителем».
Именно так начинался боевик «Тайный агент в Яванском море». Симу с первой фразы захватила схватка агента ЦРУ по кличке Свингер и объединенных сил разведок ГДР, СССР, китайских и индонезийских коммунистов. Арестовавшего его агента ГДР Свингер уничтожил бомбой, вмонтированной в зажигалку, спас английского кибернетика, находившегося в плену у китайских коммунистов, ликвидировав их взрывчаткой, нитями вплетенной в его рубашку. Перехитрив блондинку славянской наружности, пытавшуюся его соблазнить, победив туземцев-людоедов на крошечном островке, и, наконец, отбившись во дворце от парашютистов-коммунистов, он вместе с поцелуем дочери султана получил утерянную запасную микросхему для компьютера затонувшей на дне залива экспериментальной модели подводной лодки «Трайдент».
За сутки, спотыкаясь о незнакомые слова, что-то угадывая, а что-то выдумывая, он проглотил книгу. Решимость овладела им. Он снова открыл одну из глав, где описывалось, как Свингер решает проблему установления скрытого контакта с резидентом ЦРУ в американском посольстве в Джакарте, не зная ни имен, ни паролей, ни телефонов.
Звонить Сима решил с почтампта.
– Алло, это посольство США? Я хотел бы поговорить с атташе по культуре.
– Минуту, соединяем.
– Слушаю вас.
– Меня зовут Сима Хасанзаде, я начинающий бизнесмен. Но для настоящего дела мне нужны деньги…
– Если вы о кредите, то…
– Нет, нет! Я деньги сам заработаю! Мне не хватает знаний, не могли бы вы порекомендовать что-либо почитать?
На другом конце трубки озадаченно помолчали, но ненадолго.
– Пожалуй, мы сможем вам помочь. Где мы встретимся и когда?
– Давайте в Советском районе, у маркета.
В трубке опять замолчали.
– Где?!
– Видите ли, встреча европейца и афганца там пройдет наиболее незамеченной.
– Гм… Вы правы. Когда же?
– Может, через час?
– Нас устроит. Как вас узнать?
– Я оденусь попроще, – Сима слегка смутился: он намеривался одеть свой лучший, он же единственный, европейский пиджак. – В руке у меня будет пластиковый бидон для воды.
В битком забитом людьми автобусе Сима доехал до госпиталя. На стене висел огромных размеров щит, на котором было изображено, как Бабрак Кармаль участливо кладет руку на грудь раненному, лежащему под капельницей, а тот преданно смотрит в глаза вождю. Дальше Сима пошел пешком.
Он прошел мимо рекламных щитов на перекрестке, расхваливающих безопасные на любых дорогах шины «Иокагама» и трактора «Союзмашэкспорта», мимо ресторана, на котором по-русски и на фарси было написано «Дружба».
Не успел дойти до книжного магазина рядом с редакцией газеты «Кабул нью таймс»…
Не успел дойти до книжного магазина рядом с редакцией газеты «Кабул нью таймс», как вдруг рядом с ним притормозила светлая «Волга», из которой вышел высокий улыбчивый мужчина:
– Вы Сима Хасанзаде?
Встречу Сима представлял немного по-другому, озадачила его и машина советской марки. Он молча изумленно глядел на незнакомца и, наконец, выдавил:
– Йэс, сэр…
– Я привез вам книгу. Но это библиотечный экземпляр. Прошу вас, распишитесь здесь и здесь и оставьте нам свой адрес.
Ошеломленный стремительным напором, Сима нацарапал свою подпись на каком-то листочке и продиктовал адрес своей комнатки, которую он снимал на втором этаже небольшой улочки в индусском квартале. Не прошло и трех минут, как Сима стоял один у дороги, сжимая в руках увесистый том в твердой обложке…
Вечером Сима с трепетом рассматривал книгу, изучая различные пометки и сноски, выискивая, не содержится ли где зашифрованный для него приказ.
На титульном листе стоял лиловый штамп, заявлявший, что книга является собственностью Кэмполино Хай Скул города Морага, штат Калифорния, а круглая печать ниже гласила, что книга передана американским корпусом мира в библиотеку американского посольства в Кабуле. Особый трепет у Симы вызвал библиотечный формуляр на внутренней стороне обложки, где были записаны имена прежних читателей книги.
Пат Джонсон, Сэм Вортенбергер, Глория Дэйр, Бренда Аточи, Ваши Аллах Ариан… Сима взял шариковую ручку и с наслаждением вписал в свободную строчку свое имя, а в графе «кондишин» написал «гуд». Он почувствовал себя счастливцем, приближенным к аристократическому клубу читателей книги «Женерал курс оффис». Потом к этому чувству приплелась какая-то ревность к некому Вали Ариану, первым прочитавшим эту книгу в Кабуле, но все смыло воображение, представившее перед ним Глорию Дэйр. Он стал фантазировать, о чем бы они говорили, если бы она вдруг зашла сейчас в эту комнату, и чем бы они занялись потом…
Увы, тайного знака в книге не было. Оставалось одно: ожидать, что атташе по культуре как-нибудь за завтраком расскажет другим сотрудникам посольства о необычной встрече, и тот, кто связан с ЦРУ, заинтересуется им, Симой, и завербует его.
Глава 8
К очередной творческой находке командира полка замполит четвертой парашютно-десантной роты старший лейтенант Найденов испытывал противоречивые чувства. В должность командира полка подполковник Озерский вступил два месяца назад, по-тихому.
– Троянский конь. Шизофреник, – угрюмо охарактеризовал Озерского один из его заместителей, подполковник предпенсионного возраста, тонко разбирающийся в людях.
Лишь к концу первой недели Озерский стал делать какие-либо замечания.
– У вас, товарищ майор, пыльные ботинки.
Требования к ботинкам плавно нарастали: патруль по части задерживал солдат с грязными ботинками, рота не могла зайти в столовую, если в строю был хотя бы один солдат с нечищеной обувью. Решив проблему ботинок за неделю, Озерский взялся за отдание воинской чести. Скрытым наблюдением патрулей и последующим наказанием, нестрогим, но неизбежным, он довел полк до того, что честь стали отдавать не только прапорщики, но и (что было вообще невероятным) сержанты сверхсрочной службы, служившие писарями в штабе.
Спустя месяц Озерский обратил свой командирский взор на дисциплину. До него в полку шел схоластический спор между замполитом полка и начальником штаба: в чем причина нарушений воинской дисциплины – в отсутствии уставного порядка и плохой службе наряда, как утверждал замполит, подполковник Джафаров, или в плохой политико-воспитательной работе, как настаивал подполковник Мальцов.
Перманентные драки среди солдат и воровство имущества на продажу до сих пор представлялось неразрешимой проблемой. Озерский решил ее с помощью колючей проволоки. Он стал перекраивать территорию полка, с двух сторон окруженную китайским и французским посольствами, а с двух других – правительственной резиденцией. Была поставлена еще одна сетка, отгораживающая полк от расположения бригады национальной гвардии – и контакты по перепродаже афганским солдатам военного имущества и товаров из военторга резко затруднились.
Территория вокруг сортира тоже была огорожена колючей проволокой, ночью это традиционное место для драк стало освещаться мощными прожекторами. Было взято «под колпак» и другое место, где солдаты могли бесконтрольно общаться между собой, и, следовательно, налаживать «неуставные взаимоотношения» – площадка за столовой, где после приема пищи мыли котелки теплой водой, которая текла из «полариса», инженерного сооружения, сваренного из труб и бочек. «Ответственные» и «контролирующие» офицеры, каждый со своим подразделением, слонялись в толпе солдат, посматривая за тем, чтобы каждый сам мыл свой котелок.
Однако «неуставщина» не умирала, все межличностные контакты под контроль офицеров поставить не удавалось, сильный по-прежнему давил слабого. Одно время в полку была популярна шутка, когда к офицеру подходил забитый солдат-первогодок и обращался:
– Товарищ капитан, дайте сигаретку!
Получив сигарету или отказ, солдат отходил, чтобы через несколько минут подойти снова:
– Товарищ капитан, дайте сигаретку!
– Кто тебя послал? – приходил в бешенство офицер.
– Никто, я сам захотел, – виновато опускал глаза солдат и отходил в сторону, чтобы еще через несколько минут, повинуясь тому, чья власть сильнее власти закона, снова подойти:
– Товарищ капитан…
Самым оживленным местом после обеда был военторг, маленький щитовой домик. Толпа солдат осаждала вход, особенно после получки. Очереди не было, каждый норовил протолкнуться вперед соседа. Чтобы внести в этот хаос организованность и упорядочить броуновское послеобеденное движение, Озерский перенес место дежурного по части на дорогу в центре полка, рядом с военторгом. Связисты удлинили провода, стол дежурного по части с двумя телефонами (внутренней связи в полку и ЗАС для связи со штабом дивизии) стоял теперь на дороге под невысокой, но очень густой сосной, которую некоторые называли ливанским кедром.
«С точки зрения интересов службы это гениально, – мрачно подумал Найденов об этой рационализации Озерского, – но с точки зрения, что мне здесь торчать до самой смены…»
Густые ветви защищали от прямых лучей солнца, однако полуденная жара и в тени доставала через горячий пыльный воздух, которым приходилось дышать. Найденов расслабленно сидел на стуле и невнимательно смотрел, как в метрах двадцати сверхсрочник из оркестра, присев у журчащего арыка, пытается ловить гуппи, в Союзе – аквариумную рыбку, здесь – привычного обитателя мелких речек и арыков.
За спиной скрипнули тормоза, мягко притормозила машина. Найденов обернулся: из белого «Лендровера» вышли два подполковника в темно-зеленой униформе советских военных советников и полковник афганской армии. Троица направилась к военторгу.
Без особого восторга солдаты пропустили офицеров, уверенно зашедших внутрь, невзирая на прилепленный клейкой лентой листок бумаги с надписью «Советников не обслуживаем». Советники эти служили при штабе бригады национальной гвардии, оттуда же был афганский полковник. Найденов знал, что это зампотех бригады. Однажды он пил с ним вместе чай в одной компании. Познакомил их Славик из шестой роты, прославившийся тем, что на боевых действиях, получив пулю в ногу, вместо того, чтобы стонать от боли, издал по портативной радиостанции вопль: « Ура! Полтора оклада получу!» Славик был контактным парнем, быстро завел себе дружеские связи в штабе национальных гвардейцев и как-то вечером, пригласил сходить на чай к «рафикам»…
…Беседа не вязалась, смотрели телевизор (показывали какой-то индусский праздник). Найденову запомнился лишь красивый небрежный жест афганских офицеров, когда они выплескивали из стакана остатки недопитого чая с крупными темно-вишневыми чаинками прямо под ноги, на ковер. Запомнилась и забавная сценка: пришел начальник особого отдела бригады и отдал Славе две магнитофонные кассеты:
– Не понимаю…
Слова эти относились к записям, контрразведчик для расширения культурного кругозора попытался разобраться, что такое «советские блатные песни». Славик же был крупным специалистом: имел двенадцать кассет по полтора часа каждая.
– Блатные – это же песни бандитов? – недоуменно спросил тогда особист. – Но почему тогда вы их так любите?
Славик засмеялся, затем опечалился, вспомнив, что пора искать способ переправить коллекцию в Союз, каждую кассету на границе таможенники прослушивали, а самодеятельность безжалостно изымали…
Вспомнив эту сценку, Найденов улыбнулся…
…Отоварились советники быстро: брали они обычно ящиками, не мелочась. Стоило им выйти, как в не успевшую захлопнуться дверь попытались протолкнуться сразу несколько человек, но их напор был отражен продавцом Лешей, бородатым мужиком, похожим на медведя. Женщин на территории части не было. Как только построили военторг, командир полка, рассудив, что «нет женщин – нет и аморалки», истребовал продавца-мужчину.
Найденов решил вмешаться, упорядочить толпу у дверей.
