скачать книгу бесплатно
Поскольку она, вглядываясь, утратила всякую бдительность, Маргарелон обвел ореховым прутиком ее голову, невесомо коснулся волос, шеи, плеч.
Тут, господа мои, паж онемел. Как если бы на грязный борт повозки водой плеснули и грязь потекла вниз, открывая светлый и тисненый кожаный полог, – так поползла с лица чернота, так зазмеились вниз и бесследно пропали морщины. Нос съежился и усох. Несколько бородавок отвалились и со стуком упали на пол. А когда пробился на щеках румянец – ох, тяжко пришлось бедняге пажу, потому что стояла перед ним, уставившись в зеркало, сказочная красавица, и только стриженая ее голова напоминала о старой ведьме с седыми космами. Седина исчезла и космы преобразились в короткие кудряшки, но все же для полного блеска этой даме недоставало длинных волос, и вы не можете тут со мной не согласиться.
– С ума сойти! – прошептала ведьма.
– Сорок четыре года, – ответил ей маг.
– Да-а…
– Ты и не заметила, как они пробежали.
– Не заметила…
– Сорок четыре раза собиралось Премудрое Светлое воинство на Большой совет магов, я уж не говорю о малых, и твое место пустовало. Не стыдно?
Ведьма промолчала.
– Конечно, травки собирать и молокососам талисманы мастерить – несравнимо приятнее, чем выполнять свой долг в Светлом воинстве. Для того тебе сила дана? Для того тебя столько лет чародейству учили, чтобы ты засела на поганом болоте, как сыч в дупле?
Ведьма вздохнула.
– Хорошо еще, у этого мальчика хватило нахальства выманить тебя с болота!
Ведьма горестно взялась за голову.
– И сама ты обленилась, Тиберия, и зверь твой с тобой вместе. Совсем звериный облик утратил, бедняга! Вот, учись, мальчик, что делает с волшебницами несчастная любовь!
Но паж и без этих поучительных слов уже догадался, в чем дело.
– Ну и что же? – возразил он. – У меня тоже несчастная была! А вот она и помогла мне! И все теперь будет в порядке! Вас там целое воинство, неужели вы все вместе не могли к ней этого, лысого, присушить? Вы же все – маги!
– Перестань! – одернула его Тиберия. – На что он мне нужен, присушенный! Я хотела по-честному, по-настоящему…
– Сорок четыре года! – потрясая руками, повторил маг. – Да разве ты с самого начала не понимала, что он выберет наследницу хоть плохонького, да рыцарского замка, с родней при королевском дворе, которая будет исправно хозяйничать и детей рожать? А не красавицу плясунью без роду-племени, при взгляде на которую все мужчины шалеют? Он же все-таки соображает немного! Сколько бы ты ни плясала и ни пела, он все равно побегал бы за тобой, побегал, а выбрал ту, что с родней и огурцы солить умеет…
– Неправда! – воскликнул паж. – Она же такая красавица! Наверно, он ее просто по-настоящему не разглядел!
И, возмещая промах лысого толстяка, сам с восхищением уставился на ведьму.
– Перестань, внучек, что я за красавица… – проворчала Тиберия, еще не чувствуя происшедшей с ней перемены. – Возможно, Маргарелон прав и зря я столько лет просидела на болоте. Но мне было так обидно, так обидно!…
– Хороший у тебя защитник, – похвалил пажа маг. – Надо бы его наградить за то, что помог вызволить тебя с болота. Ну-ка, подойди, мальчик…
Ладонь мага легла на голову пажа, соскользнула до плеч и словно собрала в горсть всю рыжину его шевелюры. Теперь это были просто русые кудри очень приятного для глаз оттенка.
– Рыжих графские дочки не любят! – усмехнулся маг. – Но теперь все в замке забыли, что ты был когда-то рыжим, и она будет твоей наверняка. Да спрячь ты в карман эту дудку.
Тут лежащий на полу карлик приподнял голову и с такой ненавистью уставился на пажа и мага, что стало бы им от взгляда не по себе – если бы только они сами посмотрели на уродца.
– В полночь расщепи ее, смажь бараньим салом сожги на огне свечи, пепел разведи в вине и полей деревья в замковом саду, – поучал маг.
– А вино любое? – спросил паж.
– Чем старше, тем лучше.
Тоскливым взором проводил Озарук свою заветную дудку, сложил костлявые пальцы зловредным знаком, подул, побурчал – и начал всасываться в корявую щель каменного пола.
Но магу было не до него. Изловчившись, он простер руку над головой Тиберии и разжал ладонь.
В который раз за эту бурную ночку паж онемел.
Представьте себе, господа мои, что волосы ведьмы зазолотились и налились медным блеском. Но это еще что! Они вдруг стали расти, расти, и не прошло минуты – доросли до плеч.
– А это еще что такое?! – возмутилась Тиберия.
– А это – на память! – усмехнулся маг. – Чтобы болото не забывала! Вырастать будут на локоть в сутки. Успевай только подстригать!
Да-а… Хороша она была в этом огненном облаке…
Покажите-ка свою находку. Ну точно, она. Если невероятной красоты женщина скачет рано утром на черном косматом звере, останавливает его на обрыве, хохочет, отхватывает кинжалом два локтя волос и пускает их летать над рекой, – то это Тиберия. Ни у кого на свете больше нет таких огненных волос.
Так что давайте их отпустим с башни по ветру. Может, зацепятся за гребень шлема какого-нибудь молодого рыцаря, чтобы он отправился на поиски Тиберии со всеми соответствующими опасностями, приключениями и объяснениями. Нам-то вроде это и не по годам, а?
Я только один волосок себе оставлю. Намотаю на палец и спрячу это колечко подальше, чтобы жена не нашла. Моя-то, как и ваши, полагаю, не Бог весть какой ангел, а тут еще такой повод! Сразу всех своих благородных предков вспомнит и приданое по пальцам перечислит! Ну, и моим предкам достанется…
Как звали пажа? Хм… как пажа звали… Какое это, господа мои, теперь имеет значение? Паж сделал глупость, паж слишком поздно понял, чего ему в этой жизни надо, а чего не надо, и теперь его имя уже никакого значения не имеет. Так-то.
Королевская кровь
Гляди, гляди, как шпарит! Совсем ума лишился – без седла, без стремян, да по капустным грядкам! Ишь! Хорошо плетень одолел. Молодец парень.
Сюда, сюда! Нет, вы только посмотрите – босиком, а при шпаге… И очень мне хочется знать, где он такого видного коня увел. Эй, придержи коня, парень! Мы тут все свои, нас копытами топтать незачем. Ну, показывай, что там вышито у тебя на перевязи, что там золотом отливает… Да говорят же тебе, свои мы!
Ну, что же, понимаю. Трудно так сразу поверить. И ты вот даже повод через конскую шею не перекинул, рукой за холку держишься, чуть что – на коня, и поминай как звали!… Я сам бы тоже, может, не поверил и послал к лешему, кабы не видел своими глазами, как эта заварушка начиналась.
Ага, увидел… Ну, смотри, смотри!… Вот это она и есть – орифламма! Гляди, как по ветру плывет… Ты ведь для того и прискакал сюда – встать под святую орифламму. Стало быть, одним бойцом у нас больше.
Близнецы, возьмите у него коня. Дениза, кинь на стол еще одну миску! А сапоги… Как же быть с сапогами? Никто не знает, где раздобыть этому красавцу сапоги?
Граф оф Дундаг, запишите, пожалуйста: пункт четвертый – создать обоз. Как положено – с телегами, ложками-плошками… одеялами… и с сапогами! А то что это за отряд? Вот уж по части сапог у нас будет полное равноправие… да чего вы хохочете, черти?… Не хотите сапожного равноправия?
Ты ешь, парень, ешь. А положишь ложку – тогда и скажешь, кто таков. Что свой – я и так вижу. Пока лошадей выводят и седлают, пока гнедого перековывают, пока перекидные сумки собирают, и я пожалуй, кое-что успею тебе рассказать. И вот еще ребятишки послушают. Да свои они! Погляди, что у того, длинного, на эфесе ножа выбито. Узнал? Можешь мою историю пивом запить – вон там, под навесом, бочонок на табурете. Пока я рассказывать буду – может, еще кто подоспеет. Думаешь, ты один этот зов услышал?
Пока у нас есть немножко времени на такие разговоры. Так что начинаю.
Вообразите вы себе для начала вечер, обычнейший вечер, и северные городские ворота Кульдига, и как к ним два всадника подъезжают. Один постарше, и конь под ним тоже постарше. Слуга, значит. Другой помоложе, при шпаге, с соколиными перьями на треуголке, а по плащу золотой кант. И хитро этак говорит тот, что постарше:
– Ну, вот и прибыли, господин граф. С благополучным вас прибытием!
– Очень даже удивительно, – отвечает насмешник граф. – Нам, помнишь, как выезжали, чего только не наобещали! И оборотней, и вурдалаков, и обманное озеро. А, смотри ты, приехали и живы!
Подталкивает граф коня легонько и въезжает прямо в ворота. Стражники смотрят косо, но время еще не позднее, опять же – на злоумышленников эта парочка не похожа. И граф тоже покосился – на пустое место над воротами, между двух амбразур, где положено быть гербу. Старый уже давно сбили, а новый, видно, все не соберутся прилепить.
– Где ночевать будем? – безнадежно спрашивает слуга.
– Как и собирались, у господина думского лекаря, – сурово отрубает юный граф. Дело в том, что слуге-то хочется в таверну, там попроще и повеселее. Может, даже и повкуснее. А молодому графу хочется наоборот – сидеть и о всяких заумных вещах с лекарем толковать. Об эликсирах, металлах, солях, амулетах, и чтобы всяких слов непонятных побольше. Для этого он сюда и приехал.
Ну, господское слово – закон. Тем более – в дальних северных графствах. Вот и проехали оба путешественника мимо таверны.
Надо отдать должное Равноправной Думе – содержала она своего лекаря неплохо. Дом в два этажа на главной площади столичного города Кульдига, за домом садик, лошади, когда понадобятся, из думской конюшни, да и своя одна есть. Ну, и лекарь с виду – прямо вельможа, большой, осанистый, борода надвое расчесана, домашняя мантия бархатная, туфли домашние бархатные со стальными пряжками, золотая цепь на шее, на цепи золотая же загогулина с потаенным смыслом – фу-ты, ну-ты! К такому лекарю подойти – от страха заболеешь, а не то что про свои хворобы лепетать. Нос внушительный, в том смысле, что почтение внушает, взгляд прямо орлиный, чуть чего – мохнатые брови лекарь сдвигает, и хочется от его взгляда под лавку спрятаться.
Спускается эта бархатная крепостная башня из верхних покоев в здоровенную прихожую гостям навстречу и, разведя руками, начинает по-латыни что-то длинное говорить. Графу-то что, он понимает и сам с удовольствием ответить может, а слуге скучно. Вот он и поглядывает по сторонам.
И видит слуга, что за лекарской спиной по лестнице, лепясь к перилам, кто-то тихонечко спускается на полусогнутых ножках. И старается как можно меньше скрипу произвести. Лестница-то витая, его сперва видно было, потом – нет. Пока лекарь бархатными широченными рукавами приветствие изображал и речь свою выкрутасами украшал, этот человечек – шмыг, и вдоль стенки, вдоль стенки! На нем пегий какой-то плащ с капюшоном. А капюшон чуть ли не до седой бороденки спущен.
Не поклонившись графу, как-то воровато пробрался этот человек к дверям и совсем было улизнул, но бдительный слуга схватил его за суконный шиворот, чем нарушил лекарскую высокомудрую речь. А тут еще человечек дернулся и крякнул что-то птичьим голосом.
– Ты чего безобразничаешь? – напустился на слугу сходу граф. – Ты чего в чужом доме людей за шиворот хватаешь?
– А почему он вашей светлости не поклонился? – возмущенно шумит слуга. – Светло же здесь и видно, какой у вашей светлости герб на перевязи – графский! Да и у меня на плаще тоже ваш герб имеется! И в жизнь не поверю, чтобы городской житель не умел гербы различать!
– Какая светлость, опомнись! – замахал на него рукавами лекарь. – Ты, гляди, на улице графа светлостью не назови! Тут с этим строго. Никаких светлостей…
Вздохнул лекарь, рожу скривил и добавил:
– Одни мрачности…
– Значит, и герб с плаща спороть? – спросил слуга и с большим сомнением отпустил добычу. – Слышали мы у себя, на севере, что у вас тут чудеса творятся, но не думали, что до такой дури вы дожили. Все равно – человек он пожилой, должен помнить, как приличные люди со знатью здороваются! Опять же, герб!
– Я этих гербов за сорок лет, может, тысяч десять руками перетрогал! – сердито пискнул ему в ответ человечек. – Я, да будет тебе известно, ювелир и эти самые гербы из перегородчатой эмали на заказ мастерил, когда ты еще пеленки пачкал! И графский герб для меня – плевое дело!
– Графский герб для тебя – плевое дело?! – взорвался тут и молодой граф. – Ах ты замухрышка! Жилло, держи его за шиворот покрепче!
Словом, склока, ругань, чушь собачья. Граф двести поколений своих предков поименно вспоминает, ювелиришка всех народных избранников из Равноправной Думы в свидетели зовет, слуга пинками его кланяться заставляет. Лекарь, бедняга, прямо в угол влип и таращится, рот разинув. Ошалел от такого темперамента…
И тут вбегает девчонка кухонная, в грязном переднике, с метлой, и орет громче всех:
– Да тихо вы!!!!
Естественно, где женщина вопит, там мужикам уже делать нечего. Слуга с большой неохотой выпустил капюшон, человечек отскочил, граф тоже опомнился и, простите, заткнулся. Тут лекарь видит, что буря окончилась, и из угла возникает.
– Иди на кухню, Лиза, – строго велит он девчонке, – мы тут и без тебя справимся. Вечно не в свое дело лезешь.
– Вы посмотрите, хозяин, что у него в кармане. В левом, – бросает девчонка, глазами стрельнув в ювелира, поворачивается и, мотнув тяжелой полосатой юбкой, уходит.
Тут устремляет господин лекарь на ювелира тяжелый свой взгляд. Кабы не знать, что господин лекарь от шума в угол пугливо забивается – так от этого грозного взгляда и в обморок недолго…
Ювелир же с сопением опускает глаза, и рожа у него не то что виноватая – разочарованная…
Смотрит слуга вслед этой самой Лизе и чудится ему, будто вокруг головы у девчонки – вроде сияния. А никакого сияния быть не может. Платок на голову накручен и сзади завязан. И еще – откуда быть сиянию с таким-то носом? Нос у кухонной девчонки длинный, тонкий, острый – ну, шило и шило, таким дырки в стременных петлицах или, скажем, в конских подпругах хорошо проковыривать!
Но шея между платком и воротом сорочки белая, стройная. Тем более, что кружевце ворота – серенькое, застиранное. И под тяжелой юбкой все округлости, сразу ясно, в полном порядке.
– Ну, так что же у нас в левом кармашке? – ласково этак спрашивает лекарь. И голосок сладенький, будто не воришка перед ним, а хворое дитятко. – Может быть, у нас перстенек в кармане?
Ювелир молчал, молчал, глаза опустив, да как выхватит из кармана, да как шваркнет об пол блестящую штучку! Да как сверкнет на лекаря бешеными глазами! И – за дверь!
Слуга, повинуясь графскому взору, эту штучку с пола подобрал и на ладони хозяину с лекарем поднес. Ну, и сам разглядел.
Это был перстень с темным камнем. Перстень сам по себе невелик, прост, камень гладкий, продолговатый, полупрозрачный, и знак на камне с оборотной стороны вырезан. Вроде как цветок, выложенный изнутри золотой проволочкой. Даже непонятно, кто бы такой перстень носить мог – для женщины великоват, для щеголя простоват.
– Занятная штучка, – сказал молодой граф. – И с чего бы вдруг этому ювелиришке ее у вас, друг мой, воровать? Ювелиры – господа богатые, а такой перстенек много стоить не должен.
– Из-за этого перстенька, сударь мой любезный, у нас с этим чертовым ювелиром такая катавасия вышла, что в трех словах не расскажешь, – отвечает лекарь. – Вот сядем сейчас за ужин, выпьем, закусим, и я всю эту историю преспокойненько расскажу… И позвольте мне слугу вашего наградить. Вовремя он воришку заметил.
– Я только от господина принимаю награду, – с достоинством заявил слуга, да еще рукой сделал вот этак – мол, мне вашего не надо. А граф, на это улыбнувшись одобрительно, похлопал его по плечу, и тем разговор о награде и кончился. Хотя слуга рассчитывал на что-нибудь более вещественное, чем хлопочек господской ручки.
Конечно, мог он на это свое скромное желание еще как-то намекнуть. Но был от природы не то чтоб застенчив – нет, иногда и язык распускал! – был как-то неспособен свой денежный интерес защитить. Да и прочие интересы, если разобраться.
И, разумеется, граф с господином лекарем отправились ужинать в роскошно убранную столовую, а слуге девчонка Лиза показала его место за кухонным столом. А оттуда, с кухни, историю про перстенек не расслышать при всем желании.
Разумеется, всплыла потом эта история, и лучше бы графскому слуге знать ее с самого начала, но не вышло – и ладно.
– Не ко времени вы приехали, – сказала кухарка Маго, наливая густую, прямо ложка в ней торчком, грибную похлебку со шкварками. – Лучше бы графу поскорее на север, домой убираться, да и тебе с ним вместе. Брякнете на улице что-нибудь этакое, неравноправное, и тем вся ваша учеба кончится.
– Нам добрые люди советовали дома годок-другой посидеть, – и Жилло отхватил себе ломоть хлеба, такой, что под него и рот разинуть мудрено, челюсти крякнут. – Так нет же, университет нам подавай! Науку нам подавай! Металлы и эликсиры! Я бы, будь моя воля, из графства не ногой. Опять же, невеста у меня там осталась.
– Какая наука? – изумилась Маго. – Того гляди, университет закроют и студиозусов всех репу копать отправят. Негоже, чтобы одни были умнее, а другие дурее.
– Негоже, чтобы одни были беднее, а другие богаче, – добавила Лиза.
– Негоже, чтобы одни были красивше, а другие – как пожилое воронье пугало, – вставил свое слово и кучер Кабироль, показав при этом Маго длинный язык. – А ты – светлость, светлость!… Эй, Маго, эй!…
Мотнул Кабироль головой вправо, влево, но от ложки не увернулся. Ложка, прямо из котла, весомо хлопнула его по лбу – похлебка потекла по переносице. А Маго с Лизой, две ведьмы, старая и молодая, расхохотались.
Так что сидят лекарская челядь и Жилло по-домашнему, ужинают. Слугу расспрашивают – шалят ли на дорогах оборотни и вурдалаки, не умоталось ли куда обманное озеро. И не сразу обращают внимание, что в двери кто-то гремит и грохочет. Ну, угомонились и треск услышали. Побежал привратник, отворил, и сразу же по шее получил. Это, видите ли, гонец из Коронного замка прискакал. Коронный замок, куда вселились двадцать лет назад избранники народа, как оно и положено, на горе, столичный город Кульдиг с укреплениями – внизу, скакать – ну всего ничего, а конь в мыле, гонец в ярости. Рычит хуже всякого вурдалака.
– Немедленно! Сию секунду! – шумит. – В замок! По приказу! Избранники ждать не любят!
То есть, когда слуга на этот галдеж с кухни выскочил, красномундирный гонец уже сказал, зачем лекарь вдруг на ночь глядя понадобился, и вопил просто для порядка. И понял слуга, что сейчас хозяин дома уедет, но это его не огорчило и не обрадовало, потому что думского лекаря он видел впервые в жизни, и к столу своему тот его не пригласил.
Не успел гонец угомониться, лекарь выходит – в парике, в другой уже мантии, парадной, поверх служебного кафтана. Рукава с обшлагами из прорезей выправляет, опять же, шпажонку в заднюю прорезь выставляет, чтобы не задирала мантию, как петушиный хвост. Все разумно продумано в лекарском наряде! И молодой граф следом за ним сундучок несет. Слуга смотрит и глазам не верит – молодой граф в камзолишке каком-то дрянном и в его, слуги, плаще! Только герб уже отодран, нитки висят. Глядит он на своего господина, а тот палец к губам прижимает – молчи, значит, а то я до тебя потом доберусь! Тут слуга смекнул, что хочется его молодому господину почему-то тайно в замке побывать.
– Карету немедленно! – командует лекарь. – Мои инструменты и снадобья – сию минуту в карету!
Тут граф сует в руки слуге сундучок – неси, мол, – и шепчет незаметно в ухо:
– Поедешь с нами, Жилло…
