скачать книгу бесплатно
Коломбине дозволено все
Далия Трускиновская
Если мужчины видят в тебе не женщину, а «своего парня» или «боевого коня», если в твоей жизни нет и следа романтики, значит, пора в ней что-то менять. Например, согласиться на Карнавал и на его девиз, гласящий, что «Коломбине дозволено ВСЕ!»
Далия Трускиновская
Коломбине дозволено все
Повесть из жизни женщин
С этого ли все началось? Пожалуй, что с этого. Мы брели лесной дорогой в гости к друзьям, на старый хутор. Нас то и дело облаивали собаки, тяжелая корзина с пирогами оттянула мне руку, ни один из попадавшихся хуторов и отдаленно не походил на искомый, и мой спутник уже начал прохаживаться насчет способности женщин к ориентации на местности. Словом, светила перспектива ночевать в лесу под кустом.
Тогда-то я и увидела этот огромный разлапистый куст шиповника, усыпанный великолепными, чуть не с яблоко, сочными ягодами с белыми бликами на тугих алых и оранжевых боках. Мне пришло в голову, что если собрать их, распределить по размеру, нанизать на крепкую нитку, надеть на шею и пройтись по городу, то наверняка случится что-то роковое – в меня влюбятся или, на худой конец, я сама влюблюсь.
Очень уж разволновал меня этот шиповник. Так разволновал, что даже отпала необходимость лезть в колючий куст, рвать плоды и искать иголку с ниткой: ожерелье само сложилось в воздухе перед моими глазами. И оно произвело странное действие.
Я оборвала замысловатую остроту своего спутника. Более того – я заметила, что его сумка явно легче моей корзины, и рассудила здраво: он вполне мог бы нести и то и другое. В результате он поплелся следом за мной, уже не осмеливаясь острить, а я успокоила его: на верблюдов обычно навьючивают куда больше.
Действительно, ожерелье из шиповника могло стать началом чего-то прекрасного и увлекательного. И очень жаль, что я на целых полгода о нем забыла. А вспомнила потому, что сижу вот перед белым листом бумаги, а в голове как будто кто красными шариками жонглирует – во всяком случае, так я зрительно воспринимаю привязавшуюся ритмичную песенку, что-то вроде «синьорина-тамбурина-серпантина…» И мелодия бы еще ничего, но рифма! Как будто мне приказали перевести на русский итальянскую канцонетту!
– Брысь, окаянная! – гоню я ее.
– Мандолина-образина-половина! – издевается рифма. И скачут красные шарики, время от времени образуя ожерелье.
Вот в таких условиях начинаю я свое повествование.
Так вообразим же себе буфет. То есть довольно-таки противное заведение общественного питания, где столы протираются тряпкой примерно дважды в день, ножи в жестяной посудине для столовых приборов отсутствуют, а в меню входят салат «Столичный», два сорта булочек и никудышный кофе, разливаемый половником из алюминиевой кастрюли. Впрочем, бывают и яйца под майонезом, и помидоры со сметаной – это уж как кому повезет.
Есть музыкальное сопровождение – буфет-то типографский, коридор сюда ведет мимо линотипного цеха и всякий раз, когда дверь открывается, слышен рокот, Есть и сопровождение, так сказать, обонятельное. Сюда залетают запахи краски, ацетона, чуть ли не бензина, и все это сливается в довольно неаппетитный букет.
Невзирая на перечисленные достоинства, здесь среди рабочего дня пьет кофе довольно много народу. Господа журналисты народ ленивый. И лучше будут изо дня в день клясть кастрюльный кофе, чем пробегут в плохую погоду метров триста до ближайшего кафе.
Публика здесь смешанная. Кто в спецовке, кто при галстуке. А вон те две женщины, занявшие столик в углу, одеты в простенькие юбки и свитерочки. Они только что сами убрали со столика грязную посуду, расставили свои тарелочки и теперь сидят и беседуют. Одна, светленькая, – Лариса, другая, темненькая, – Марианна. Обе пришли сюда в свой нерабочий день лишь ради зарплаты. И обе на радостях решили кутнуть. То есть взяли они и салат «Столичный», и по две булочки каждого сорта, и кофе. Так и кутят.
Наблюдаем дальше. Марианна пьет маленькими глотками кофе, поглядывает на Ларису и время от времени лениво вставляет словечко, как если бы речь шла о предмете незначительном. Лариса же откинулась на спинку стула, ее кофе стынет, а сама она с не менее скучающим видом врет. И ведь что интересно: и Марианна знает, что все это – вранье, и Лариса понимает, что Марианна ее насквозь видит, и, тем не менее, обе прямо-таки наслаждаются ситуацией.
Такое с женщинами бывает нередко. Ибо никакое здесь, если вдуматься, не вранье. Это – Ритуал. Вот именно, с большой буквы. Так что прислушаемся.
ЛАРИСА. А что мне еще оставалось? Он приклеился, как банный лист к неудобному месту. Ну, ты же знаешь его! Он до тех пор скулил, пока и не сообразила – проще выйти замуж за этого зануду, чем объяснить ему, почему я этого не хочу. Ты ж понимаешь – сокровище!
МАРИАННА. Да уж – сокровище…
ЛАРИСА. Конечно, он человек надежный, этого у него не отнимешь, но других достоинств я пока не заметила.
МАРИАННА. А на кой они тебе? Мужик он? Мужик. Ты ж его не директором на завод берешь или там солистом в оперу. А от мужа других достоинств, по нашим временам, и не требуется.
ЛАРИСА. Твоя правда.
И снисходительно-насмешливые интонации достойны бальзаковских дам.
Но о том, что здесь творят Ритуал, догадаться просто – слишком царственна Лариса и мудра Марианна. Война-то из-за этого зануды велась между ними основательная, и достался он Ларисе, несмотря на то, что она старше, ей двадцать восемь, а Марианне – двадцать шесть.
Так что подтекст их разговора примерно таков:
ЛАРИСА. Ты за этим занудой гонялась, а мне он, в общем-то, до лампочки.
МАРИАННА. Выходит, не до лампочки, раз соглашаешься.
ЛАРИСА. А ты бы за ним помчалась, повизгивая от восторга!
МАРИАННА. Да уж держись за него, держись, тебе и такой сойдет…
Честно говоря, особой ценности этот жених действительно не представляет, хотя преисполнен положительности. Однако бывают случаи, когда нагромождение достоинств тоску на женщину нагоняет. Валерий Яковлевич Соймонов как раз и есть такой случай.
Ситуация рискованная, не так ли? Соперницы – за одним столиком! Но распускать руки и языки, поливать друг друга остывшим кофе они не станут, ибо Ритуал важнее. Ритуал – он самолюбие бережет. А смысл его таков: Прекрасная Дама, сжалившись, снизошла до недостойного и осчастливила его. А другая Прекрасная Дама не пожелала снизойти до недостойного и вовеки не снизойдет. И одна собеседница усердно соглашается с другой: да, мы обе с тобой Прекрасные Дамы. И все довольны.
Впрочем, Соймонов далеко, а Кологрив – близко. Лариса почувствовала его приближение, едва услышав за спиной рокот линотипов из открывшейся двери, и окаменела, чтобы, упаси боже, не повернуться к нему. Но он шумно идет с какими-то мужчинами, и потому Лариса окаменела напрасно – он ее все равно не видит.
Кологрив – лицо почтенное, невзирая на его тридцать лет. Олег Дмитриевич Кологрив – заместитель редактора городской газеты. А Лариса – старший корректор.
Кологрив и сопровождающие его лица становятся в очередь. Лариса продолжает творить Ритуал, а сама поглядывает на Кологрива. Он высок, он статен, он вальяжен, пиджак из ярко-рыжей замши картинно распахнут, и импортный свитер облегает выпуклую грудь. Лицо у него открытое, глаза ясные, улыбка живая, и есть в нем тот шик, на который мгновенно реагируют все женщины, даже пенсионного возраста.
Недостаток у Кологрива только один. Кологрив женат.
Стало быть, завязка такова: героиня увлечена одним, а замуж почему-то собралась за другого. Теперь сюжет может развиваться двояко. Либо она смиряется и становится верной женой Соймонова, всю жизнь тоскуя по Кологриву. Либо в последнюю минуту удирает из-под венца, сохраняя безупречную верность возлюбленному.
А если ни то, ни другое, что же тогда?
Глава первая.
«Не буди лихо, пока спит тихо»
Напившись кофе, Лариса и Марианна отправились к себе в редакцию. Там они обнаружили Зою, уже успевшую получить зарплату.
Лариса, Зоя, Марианна и отсутствующая в эту минуту Людмила составляли первую смену корректуры.
А поскольку начальницей обеих смен была Лариса, то следовало бы взять у нее интервью по правилам современной журналистики. То есть начать с микроклимата и так называемого распределения ролей в коллективе.
И вот что ответила бы подстегнутая наводящими вопросами Лариса:
– Роли, которые мы волей-неволей играем, или, точнее, образы, в которых нас воспринимают окружающие, приблизительно таковы. Зоя – женщина исключительно домашняя, Марианна – книжная девочка, Людмила – балованное дитя, поскольку самая младшая. Во второй же смене, которую мы часто зовем вражьей сменой, имеются:
Римма – творческая женщина, которая три раза в год публикует подборку своих стихов, мечтает о сборнике, и на этом основании окончательно отказалась следить за своей внешностью. Эрнестина – модная женщина, Ольга – умудренная опытом женщина, и, наконец, Регина – скандальная женщина. В силу этого она оказалась главой вражьей смены, но по части синтаксиса здорово хромает.
Наша домашняя женщина – самая старшая, ей за тридцать, но мы к ней обращаемся на «ты». Это все-таки молодит. У нее двое мальчишек и вечно голодный муж. Воспитывает она их по телефону.
Наша книжная девочка заменяет нам энциклопедический словарь. Судите сами, достоинство это или недостаток? То же могу сказать о ее полноте. Судите сами, недостаток это или достоинство? А лицо у нее приятное.
Наше балованное дитя считает себя красавицей. Переубедить ее трудно. Мы как-то с Марианной и Зоей насчитали у нее шесть недостатков. И одного из них хватило бы, чтобы назвать женщину каракатицей! Но мужчины – глупый народ. Видимо, как раз недостатки их и привлекают. А что у Людмилы за душой, кроме внешности, я не знаю.
Вот такой ответ на предполагаемые вопросы дала бы Лариса, и из него бы следовало, что она давно разложила по полочкам достоинства и недостатки своих коллег, смирилась и с теми и с другими, хорошо ладит с Зоей, сносно – с Марианной, а Людмилу почему-то недолюбливает.
Себя Лариса считает деловой женщиной. И впрямь – руководя таким пестрым коллективом, поневоле станешь деловой…
Лариса с Марианной и Зоя могли бы зайти в корректорскую. Но как раз был период пикировки с вражьей сменой из-за пропавшей щетки для волос и не дошедших до адресатов телефонных звонков.
Даже не зайдя поздороваться, Лариса, Марианна и Зоя прямо в коридоре принялись рассказывать сны.
Неизвестно, с каких времен это повелось, но каждый рабочий день в первой смене начинался именно с этого. И даже, встретившись в свой выходной, не смогли коллеги отказаться от любимого развлечения.
Ларисе приснилось, как она сдает кастрюлю со вчерашним борщом в камеру хранения. Марианна видела обычно сюжетные сны, соответственно прочитанной на ночь книге. На сей раз ее почтила визитом Екатерина Вторая – слезно жаловалась на Потемкина.
Зоя несколько раз порывалась прервать рассказчиц, намекая, что их сны не идут ни в какое сравнение с ее сном. Наконец ей дали слово.
ЗОЯ. Стою я в корректорской, разбираю гранки. Главное, все как наяву. Телефон звонит, Людка говорит, что на полчаса опоздает. Словом, полное ощущение реальности. И тут входит Кологрив…
Лариса на всякий случай окаменела. Но Зоя вместо продолжения замолчала. По коридору проходила врагиня корректуры номер один – корреспондент Елена, написавшая за последние полгода штук пять докладных и распространившая несколько совершенно гнусных сплетен. Переждав, Зоя продолжала.
ЗОЯ. Ну вот, входит Кологрив с авоськой, а в авоське штук пять капустных кочанов, еле тащит. И говорит: «Зоя, надо будет сделать голубцы». Я, разумеется, спрашиваю, зачем ему понадобилось такое бешеное количество голубцов. А он говорит – на нашу свадьбу, мы же всю редакцию в гости позовем. Яспрашиваю – так это вы, значит, мне предложение делаете? А он говорит, что да, он меня давно наметил.
Неизвестно, как события развивались дальше – во-первых, Лариса с Марианной принялись хохотать, а во-вторых, в дверях своего кабинета внезапно возник Кологрив, и до того кстати, что все три корректорши дружно захлебнулись хохотом.
Кологрив, щурясь, торопливо окинул взором мрачноватый коридор и заметил Ларису. Физиономия его оживилась и сделалась такой, словно снизошло на него долгожданное озарение. Но соорудил немедленно Кологрив солидное выражение лица и сказал отрешенно-начальственным тоном:
– Лариса Николаевна, зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет.
И что же тут произошло? Сумочка выпала из Ларисиных рук? Румянец опалил щеки? Ничуть! Как подобает Прекрасной Даме, Лариса даже бровью не повела, а с достоинством проследовала куда велено. Когда дверь закрылась, Зоя и Марианна переглянулись.
ЗОЯ. Из-за той ошибки, что ли? Наконец-то добрались!
МАРИАННА. Это у Людмилочки уже второй ляп за месяц.
ЗОЯ. Опять допрыгается до выговора.
Зоя и Марианна стали ждать Ларису. Прежде всего, негоже бросать коллегу в момент выговора – а она, как старшая в смене, отвечала за Людмилины ляпы. А потом, следовало продемонстрировать свою солидарность.
Но не о выговоре зашла речь в кологривском кабинете.
Об ошибке он, конечно, знал. Читатель нынче пошел такой, что стоит ему заметить в газете опечатку, как, позабыв о гуманности, хватает он телефонную трубку, трезвонит в редакцию и сообщает о ляпе почему-то с неподдельным восторгом в голосе.
Будучи еще сотрудником секретариата, Кологрив намастачился отвечать на подобные звонки следующей жуткой формулировкой:
– Да, мы в курсе, благодарим, виновные расстреляны.
И, не дожидаясь реакции онемевшего звонителя, клал трубку.
Так вот, прежде всего Кологрив шлепнулся в кресло, указывая Ларисе на соседнее:
– Садись, мать.
Она послушно села.
КОЛОГРИВ. Только ты можешь меня спасти. Влип я, мать, как дурак.
ЛАРИСА. А когда же ты влипал, как умный? Ну, я слушаю.
КОЛОГРИВ. Ты понимаешь… И рассказывать как-то неловко…
ЛАРИСА. Долги?
КОЛОГРИВ. Хуже.
ЛАРИСА. С Валентиной что-нибудь?
КОЛОГРИВ. Вроде того.
ЛАРИСА. Будешь ты говорить по-человечески?
КОЛОГРИВ. Не знаю, сможешь ли ты меня правильно понять…
ЛАРИСА. А чего мне понимать? Ты говори, что нужно сделать.
КОЛОГРИВ. Ну, мать! Ну, не ожидал! вот это – хорошо сказано! И ты действительно сделаешь то, о чем я попрошу?
ЛАРИСА. Я же сказала.
КОЛОГРИВ. Замечательно! Ты сегодня в восемь свободна?
ЛАРИСА. Если надо – свободна.
КОЛОГРИВ. Тогда подходи к историческому музею – знаешь, где боковой портал, напротив кафе? Я буду ждать тебя.
Вот тут-то Лариса и лишилась дара речи. Неизвестно, что послужило причиной, но обуревавшая ее уже несколько лет мечта стремительно начинала сбываться. У Ларисы еще хватило ума притвориться, что она рассчитывает время, пока Кологрив с радужной улыбкой выпроваживал ее из кабинета.
Тут к ней кинулись коллеги с воплем: «Ну???»
ЛАРИСА. Мелочи.
ЗОЯ. Это из-за той ошибки?
ЛАРИСА. Я эту дуру Людмилу еле отстояла. Все валила на дежурного редактора – он, мол, тоже не заметил. А замред у нас, сами знаете, въедливый.
Так вот проявляла заботу Лариса о кологривском авторитете, и все клеточки у нее плясали от радости. Хоть и странным показался Ларисе такой способ назначать свидания, да и лаконичность Кологрива тоже была какой-то несоответствующей, но клеточки не обращали на такую чушь внимания, они плясали и кувыркались, они визжали дикими голосами и бесились, как чертенята.
И пока Лариса врала по телефону Соймонову, что сегодняшний вечер у нее занят, коллега из вражьей смены заболела, придется поработать, клеточки прямо-таки верещали от восторга. Отвязаться от нелюбимого, чтобы помчаться на свидание к любимому – вот это и есть настоящий восторг.
Но ждал нашу героиню сюрприз.
Встретив накрашенную и наманикюренную Ларису ровно в восемь у музея, Кологрив вручил ей сверток.
