скачать книгу бесплатно
– Если тебе так понятнее, то приказ.
– Слушаюсь, товарищ подполковник.
– Да ладно тебе… Я сказал – ты делай. Всё.
По дороге домой широко и ясно думалось, что неплохо бы прихватить на рандеву с Гераклом зубную пасту, щетку, мыло и папирос, побольше папирос, пачек десять; военный билет, а паспорт и «корочку» спрятать, заныкать, лучше закопать во дворе. А там скажу, что потерял по собственной халатности, пусть штрафуют. А этих гадов, скажу, в глаза не видел. Вот стоял, гражданин начальник, за столиком, а этих в упор не разглядел. Всю ночь на ногах, возьмите в разумение, водки бутылку употребил, на жаре, с пивом. Ночью же был дома, на звонки, если были, – хоть в дверь, хоть куда – не отвечал, потому что не слышал, спал мертвецки. Не поможет. А что поможет?
«Мы все спешим за чудесами. Но нет чудесней ничего, чем та земля под небесами…» Вот привязалась, зараза, целый день крутится – «над крышкой гроба, над крышкой гроба…» Чтоб вас всех!
Дома ничего собирать в дорогу, разумеется, не стал. Позвал в окно Тимку. Тот, предвкушая трапезу, живо объявился на кухне. «Мур-р», – энергично произнес Тимур, в смысле «че хавать будем, хозяин?». Дмитрий сгреб кота в охапку и понес к соседке.
У соседки-пенсионерки он оставлял кота, когда уезжал в январе в отпуск.
– Зинаида Германовна, приютите моего бродягу.
– Конечно, Димочка, конечно. Вы же знаете – мы с Тимошей в прекрасных отношениях.
– Дело в том, что я в командировку. Скорее, что длительную. Возьмите пятьдесят рублей, если не хватит, я еще вышлю.
– Да-да, разумеется… Я поняла, – растерялась соседка.
Дмитрия она уважала, само соседство с офицером милиции вносило спокойствие в жизнь Зинаиды Германовны.
– Ну, вот и спасибо. Я надеюсь на вас, Зинаида Германовна. До свидания.
Монастырь КГБ – в свое время мужской общежитский монастырь, а теперь «большой дом» – стоял на самом высоком холме, нависая над городом. Территория с двумя трехэтажными зданиями и перестроенной под спортзал церковью отгородилась от мира крепостной стеной с башенками, крытыми черепицей свежего зеленого цвета.
У ворот Дмитрия окликнул из будки КПП офицер. Дмитрий сообщил, к кому и куда. Его записали, выдали временный пропуск.
– Ближнее здание. Второй этаж.
Дмитрий потянул на себя массивную деревянную дверь, вошёл в гулкий пустой вестибюль, огляделся. С портрета над раздевалкой взирал Феликс Эдмундович – серьезно, решительно. Узкая, под низким давящим полуарочным сводом, высеченная из камня лестница, истёртая за несколько сотен лет сандалиями – или что они там носили? – монахов, привела на второй этаж, испещренный, иначе не скажешь, нишами с дверьми. Хорошие стены. Мощные. Бронебойным не прошибёшь.
В кабинете номер двести семнадцать тишину тоже ничего не нарушало – окон не было, да и откуда им взяться в бывшей монастырской келье? Только дым клубами расходился под тусклой лампой в казённом абажуре. Гера восседал за столом, многозначительно уставившись на мохнатый ковер под ногами, твердо опершись о спинку кресла.
– Садись, чегевара, – указал он на стул.
– Лучше – присаживайся, – уточнил Дмитрий. – Курить у тебя, вижу, можно? Не задохнёмся?
Геракл не ответил, только ткнул пальцем вверх: там, в потолке, имелось что-то вроде зарешёченного отверстия, и Дмитрий запыхтел беломориной.
– Так где, говоришь, ночью шлялся?
– Не чуди, капитан. Ты ж сам у меня был. Куда мне шляться?
Гера задумчиво разминал в пальцах «Мальборо». И сам был задумчивый. Не сказать – пришибленный.
– Это да, – наконец ответил он, – бакш от тебя слегка пёр застарелый. Водка с пивом, а?
Ну да, вспомнил Дмитрий, Геракл ещё в школе милиции любил спорить, что по перегару определит, кто чего с чем намешал. И всегда выигрывал. Ему бы да в ищейки с таким нюхом. Так ищейка и есть. Ходит кругами, принюхивается… друг детства.
– А дверь мне чего сразу не открыл?
– Слушай, Гера, давай чётко, что у нас тут: допрос подозреваемого, опрос свидетеля, или как?
– Для определённости – разъяснительная беседа. Я тебе даже бумажки официальной не прислал, не заметил?
– Да! – Дмитрий в ярости загасил «бычок», смяв мундштук. – Сидел с близнецами, проводил сеанс чёрной магии, тут твой звонок, я их в окно, благо – первый этаж, быстро глоток водки, прикинулся сонным… Тебе это надо услышать?
– А ты не горячись, чегевара. Потому как дело тут – государственной важности. Я тебя предупреждал – не лезь. Предупреждал?
– Да где ж я лез?
Геракл, наконец, закурил.
– А что я должен думать? На пивняке они к кому пришли? К тебе пришли. Скажешь, случайность? Допустим. Только работа у нас такая, что не верим мы в случайности. Мы Комитет Государственной Безопасности. Государственной! Книжка такая полезная есть, больше в самиздатах распространяют, а я бы её миллионными тиражами. «Жук в муравейнике» называется – не читал? Зря. А я по роду службы… Там хорошо сказано, что наше дело – при малейшем подозрении на появление чёрта организовать производство святой воды в промышленных масштабах. И пусть мы ошибёмся и над нами будет хохотать весь мир… пусть мы ошибёмся…
А ведь плохо тебе, сукин сын, понял вдруг Дмитрий. И колбасит тебя, и штырит, и не знай я тебя, спортсмена, коммуниста, образцового семьянина, решил бы, что обдолбался ты дрянью какой редкостной, а теперь ловишь отходняк.
– Дожать не хочется? – негромко сказал Дмитрий.
– Что?
– Дожать. Как того студента.
Взгляд Геры сделался страшен. Нет, не ярость полыхнула в нём, не злость: пустота и холод безумия глянули бездонными колодцами на оторопевшего старлея.
– Забудь, – чужим скрипучим голосом произнёс Геракл. – Никогда. Или убью. Сразу.
– Извини, Гера. Извини.
Геракл завозился с очередной сигаретой, сломал несколько спичек, подкурил.
– Теперь о главном. Я задерживаю тебя на неопределённый срок. Посидишь в нашем ИЗО. Так надо, прежде всего, для твоей безопасности. И не только твоей. Мы задержали всех, кто контактировал с феноменом.
Вот значит как.
– Документы тебе сдавать или где?
– Ты снова не понял. Ничего не сдавай. Табельного оружия, надеюсь, при тебе нет?
– В отпуске я, – буркнул Дмитрий. – Можно подумать, не знаешь.
– Знаю. Папиросы есть?
– Две пачки.
– Закончатся – сообщишь. Условия у нас тут, как в гостинице, не ваши СИЗО да зоны.
Видно, Гера нажал кнопку под столом, потому что дверь распахнулась, и на пороге кельи возник бравый сержант-«краснач».
– Медынский!
– Слушаю, товарищ капитан!
– Препроводить задержанного в изолятор временного содержания. Бокс номер два, с удобствами.
– Есть! – козырнул сержант и поправил зачем-то пояс.
– Помни, – крикнул вслед Геракл, – для твоей безопасности!
Гостиница – не гостиница, а за общагу сканает. Не соврал Гера. Келейка небольшая, стены забавные – кверху круглятся. Окошко узенькое, даже «намордником» не забрано. Койка с бельем – это тебе не нары. Стол, стул, полка с книгами. Дмитрий рассеянно взял одну – в тусклом электрическом свете прочёл: «В. И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм». Воспитывают. Зато сортир отдельный – рукомойник и унитаз. И даже мыло имеется.
На столе графин, стакан, жестяная банка из-под консервов – пеплом воняет. Закурим, значит. И подумаем. Крепко подумаем. Пора бы тебе, старший оперуполномоченный Белозёров, извилиной пошевелить. Как говорит замполит – голова, а не кочан капусты.
Первое. Гера сильно на взводе. И не он отдал приказ меня сюда засунуть. Он – тоже пешка в игре. Дальше. О появлении у меня близнецов и визите к Авдотье Тихоновне они не знают, иначе другой разговор вышел бы. А что они знают, и что им надо? Стоп. Какая-то в словах Геры чепуха, неувязочка. Думай, старлей, думай.
Дмитрий лежал на койке и старательно прокручивал в голове подробности последнего разговора. Вот оно! «Мы изолировали всех, кто контактировал с феноменом». Кем бы или чем бы ни были близнецы, врать они не умеют. И если сказали, что работают на заводе – там и работают. Так это надо полцеха изолировать, да отдел кадров, да… Что там уже Авдотья Тихоновна. У гэбэшников было время допросить, хм, феномен, и тогда никакого изолятора Монастыря не хватило бы. Или… или не было? Что за ад здесь творился, пока близнецы не «ушли»? Если бы знать. Но Гера-то – знает.
Дальше. Дальше – проще. Тот же Гера в курсе, что близнецы имеют привычку «выжимать» своих клиентов до упора. Шли они к Дмитрию, а тут им помешали. В «жигулёнок» – и сюда. Выходит… Как только близнецы «ушли» – интересно, кстати, как они ушли, свели с ума пару сотрудников по ходу дела? – а, не суть, Гера кинулся ко мне. Значит, около одиннадцати ночи. Теперь всё на свои места становится, и его пустые разговоры, и как он от Тимки шарахался… Ждал. Вдруг – объявятся, меня «дожимать». Но – ушёл. Это тоже понятно, ушёл, когда «наружка» подтянулась. Время тянул, даже стихи читать удумал, паршивец.
Тут, правда, нестыковочка. Вышло всё вроде как по-Герыному. Пришли они ко мне. А что «наружка»? Или близнецы отводить глаза умеют? Нет, тут что-то проще. Тоже ждали. А там пересменка, или ещё какой сбой…
Липкий озноб прокатился по спине Дмитрия, старлея передёрнуло, он даже одеялом тюремным укрылся. Пришли и дожали. Попал он под их гипноз. Он ведь что Гере обещал? Не лезть. Что сделать должен был, как этих уродов на пороге узрел? Правильно, сигнализировать, звонить. Сам же сколько раз себе повторял: на фиг ему эти козлы не упали! Теперь всё импровизированное «расследование» виделось старлею совсем в ином свете. И близнецы. Так же себя и с пролетарием вели, так же и с Герой. Раз – потеряли интерес, и всё, ищи их. Хорошо хоть без таких последствий. Хотя – вот они, последствия…
Наверное, он задремал, потому как очнулся оттого, что кто-то теребил его за плечо.
– Вставай… чегевара.
Гера был весь какой-то помятый, глаза красные, взгляд блуждает, будто ищет, за что зацепиться, и не находит, соскальзывает. А ещё в форме и при оружии. Убьёт? Ну, это мы будем посмотреть.
– Ты мне правду… правду скажи… как другу, не для протокола. Не требую – прошу.
– Гера, друг, да ты присядь. Успокойся.
– Правду! – прохрипел капитан. – Ты с ними имел контакт?!
– Было дело. Утром пришли.
– Хе… Прохлопали. Говорил я Симону – не жалей людей, выдели. Спросили тебя?
– Про… кто они такие? Спросили. Тебя, значит…
Гера расхохотался. Дико, до слёз. Вытащил из кобуры «макарова» и швырнул на стол.
«Рехнулся», – решил Дмитрий.
– Ты иди.
Гера, наконец, отёр выступившие слёзы, успокоился.
– Куда? – опешил Дмитрий.
– На кудыкину гору! На вот, – протянул пропуск на выход, – я всех отпустил.
– А Симоненков?
– Да насрать на Симоненкова! На всех насрать, понял?!!
Гера отвернулся. И, не поворачиваясь, глухо, не своим голосом добавил:
– Только помни – отсюда, – постучал пальцем по черепу, – отсюда никуда не убежишь.
Дмитрий повертел пропуск – настоящий. Гера бормотал что-то совсем невнятное.
Дмитрий прислушался.
Эта нить бесконечной скуки,
Бесполезной, пустой жизни пена,
Холодеют лицо и руки,
Только кровь все течет в венах.
Стихи.
Он отступил к порогу камеры под герыно бормотание.
Липнет страх, холоднее морга,
Воцарился в пустых, мертвых стенах,
Погибают нейроны мозга,
Только кровь все течет в венах.
Разбегаются прочь рифмы,
Этот страх, он сидит где-то в генах,
И уже загнивает лимфа,
Только кровь все течет…
Спятил. Эх, Геракл… Дмитрий двинулся гулким коридором изолятора. Ни души. Он почти дошёл до выхода из корпуса, когда до слуха донёсся короткий треск выстрела. Из «макарова». Он замер. Вернуться? Ясно, что увидит. Но надо. Всякое бывает, и недострелы тоже.
Заглянул в камеру. Лучше бы не заглядывал. Он, конечно, всяких трупов нагляделся, и резаных, и огнестрелов, и висельников, и утопленников, и такого, что лучше вовсе не помнить… но то трупы, а это Гера. Товарищ. И пострадавший. А свели его с ума чёртовы близнецы.
Быстрым шагом Дмитрий покинул здание изолятора.
Калитка КПП была нараспашку, дежурного не видать, а на пороге, обхватив голову, сидел человек. Сидел и тоненько подвывал. Дмитрий потянул его за руку, человек обернулся. Пролетарий Хавченко, собственной персоной.
– Юрий Эдуардович? Тоже отпустили?
– Отпустили… Туды его мать. Только жить не хочется. Думал, хоть тут разберутся, помогут. Не помогли. А ты кто?
