banner banner banner
Та, кто приходит незваной
Та, кто приходит незваной
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Та, кто приходит незваной

скачать книгу бесплатно


Они только вчера познакомились, Лилия и Евгений.

Надо сказать, Лилия ему не то чтобы не понравилась, нет… Он вообще никогда не судил людей по каким-то внешним признакам. Но в этой молодой женщине было столько нахальства, вызова… Начиная от белокурых кудрей до золотых туфелек на высокой платформе. Помада ярко-красного цвета. Евгений, привыкший к сдержанности и изяществу жены, всегда удивлялся, когда видел подобных «огламуренных» особ.

Лилия смеялась громко, вела себя бесцеремонно, ела, вернее, пила чай жадно. И совсем не скрывала того, что Евгений ей не понравился. Она почти открыто заявила о том, что со сценарием у них ничего не получится.

Гм… Но в любом случае надо попытаться наладить общение с этой особой.

– Алло, Лилия, здравствуйте. Я не слишком рано? – вежливо спросил Евгений.

– Здравствуйте. Нет, в самый раз! – бодро отозвалась та. – Ну-с, с чего начнем?

– Давайте для начала придумаем нашим героям имена, – предложил Евгений. – А то как-то неудобно обсуждать сюжет без имен – он, она… – Евгений, одной рукой прижимая телефон к уху, другой раскрыл на столе блокнот.

– Милана и Спиридон, – выпалила Лиля и захохотала.

– Прекрасная мысль, – благодушно согласился Евгений. Чего-то подобного он ожидал и бросил ответный «мяч»: – Мой вариант – Агафоклея и Нифонт.

– Агафоклея… – мечтательно произнесла Лиля. – Пожалуй, у вас вариант лучше. Если серьезно – ненавижу вычурные имена.

– Да и я от них не в восторге, – невозмутимо согласился Евгений. – Нашим героям – двадцать пять-тридцать лет, а в те времена, когда они только родились, детей еще не было принято называть с переподвыподвертом.

– Маша и Паша, чего уж проще! – опять некстати захохотала Лиля. – Мария и Павел то есть.

– Согласен. Пусть Маша и Паша. Маша будет из простой семьи, а Паша – весь такой сложносочиненный… Не бизнесмен, нет, я помню. Например – интеллигент, белая кость.

– А почему это Маша – из простых? – немного обиделась Лиля. – Она у нас из потомственных интеллигентов, возможно из дворян. Этакая принцесса, по воле обстоятельств вынужденная занять вакансию Золушки. А вот Павел, Паша – из пролетарского пригорода, воспитания нет…

– Ну и зачем нашей тонкой, вернее толстой, но душевно тонкой Маше – этот быдловатый Паша? – возмутился Евгений.

– Затем, что наша Маша – толстая, не первой молодости девица, которая страдает от одиночества…

– Кстати! Почему это она страдает? – пожал плечами Евгений. – Это так банально – страдания одинокой женщины. Она прекрасно себя чувствует без мужа. Она типичная холостячка.

– Минутку! Герман просил изобразить женщину с проблемами, страдающую, – перебила Лиля.

– А она страдает не от одиночества, – парировал Евгений.

Пауза. Они глубоко задумались.

Потом Лиля сказала в трубку:

– А что, если наша Маша страдает из-за своей матери? Например, мать Маши спит и видит, чтобы выдать свою дочуру замуж…

– Хорошая мысль. Не особо новая, но для комедии – в самый раз! – улыбнулся Евгений.

И Лиля тоже хихикнула.

– Послушайте, только мне быдловатый герой из пригорода не нравится, – посерьезнев, добавил Евгений. – Какой-то расхожий образ, и он не вписывается в концепцию фильма. Фильм – о Москве. Давайте сделаем героя типичным москвичом.

– И он тоже не стремится вступать в брак, кстати, – подхватила Лиля.

– Точно. Они оба по-своему счастливы, наши Маша и Паша, – согласился Евгений. – Живут себе как закоренелые холостяки, им обоим так удобно и комфортно…

– Но тогда зачем они друг другу?! – пылко спросила Лиля.

– А это и есть тот случай, когда в дело вмешивается настоящая любовь… Но надо придумать историю знакомства Маши и Паши, столкнуть их лбами, так сказать…

Евгений и не заметил, как увлекся беседой. Лилины шутки, Лилин смех уже не казались ему неуместными. Они с Лилей фантазировали на ходу, перебивая друг друга и дополняя. Это не беседа была даже, а болтовня – все в шутку, не серьезно. И так весело оказалось играть вместе, хохмить, складывая будущий сюжет, словно в мозаику, а потом вновь рассыпать все, чтобы затем сложить новую картинку.

Они болтали часа два, перебирая варианты развития сюжета будущего сценария, потом решили взять тайм-аут – для того, чтобы упорядочить придуманное.

Едва только Евгений нажал на кнопку отбоя, раздался звонок.

Он думал, что это опять Лиля, с каким-нибудь пожеланием вдогонку, но, оказалось, звонила мать, Инесса Викторовна.

– Телефон был долго занят! – с возмущением произнесла она. – Безобразие! Ира опять с кем-то болтала?

– Нет, я, по работе.

– Опять ты ее покрываешь! – недоверчиво воскликнула мать.

Инесса Викторовна ненавидела свою невестку.

За что?

За то, что Ира являлась приезжей (известно, что приезжим от москвичей надо: так и мечтают набросить на них хомут в виде брака, чтобы в столице поселиться!). За то, что Ира работала в театре (известно, какие они, эти актрисули!). Еще мать упрекала Иру в том, что та – плохая хозяйка, плохая мать… Словом, обычная история нелюбви свекрови к невестке.

Можно было, конечно, эту нелюбовь списать на возраст (семьдесят восемь лет как-никак), но сколько себя помнил Евгений, мать всегда отличалась сложным характером и непримиримостью – уж если кого невзлюбила, то это навсегда.

Она, мать, считала себя белой костью, избранной. Родилась в семье дипломатов. Первым мужем Инессы Викторовны (и отцом Евгения) являлся известный советский авиаконструктор. Потом муж умер, и Инесса Викторовна нашла себе нового – не менее известного композитора. Композитор на момент знакомства оказался глубоко женат и очень немолод, а жена его, тоже немолодая, болела сильно, но эти обстоятельства не смутили упрямую вдовицу.

Инесса Викторовна влезла в чужую семью – на правах «друга» и «помощницы». Когда жена композитора через год умерла, пожилой гений оказался в полной собственности «помощницы». Они поженились.

Инесса Викторовна обожала помогать и поддерживать. А еще любила общественную жизнь, светские мероприятия… Она любила и умела дружить с сильными мира сего, благодаря мужьям перед ней теперь открывались все двери.

Официально считалось, что она продлила жизнь своего второго мужа. Композитор умер только через двадцать лет брака, на сотом году своей жизни. Хотя, подозревал Евгений, дело тут не в благотворном влиянии Инессы Викторовны на отчима, а в том, что сам отчим был из породы долгожителей… Хотя да, все-таки надо признать, мама ухаживала за своим вторым мужем, кормила и лечила. Так прилежно заботятся о своем домашнем питомце девочки-отличницы… А Инесса Викторовна, безусловно, до седых волос носила в себе комплекс отличницы, эту мысль, что она – самая лучшая. Самая лучшая жена и хозяйка, да.

Здесь надо заметить, что у композитора от первого брака имелся сын, который к моменту смерти своего отца уже находился на пенсии, и инвалидность, ко всему прочему, у него тоже была. А значит, он имел право на часть наследства отца, вне зависимости от того, на кого написано завещание и было ли оно написано вообще.

Пасынок затеял судебную тяжбу с Инессой Викторовной, процесс длился уже не один год. По закону Инесса Викторовна обязана была поделиться частью наследства с престарелым и больным сыном своего второго мужа, но разве она могла допустить подобное? Ни пяди врагу, то есть пасынку.

Пасынку бы отступиться (тоже человек небедный), но у него – свои принципы. Он ненавидел мачеху, которая рассорила его с отцом и отравила последний год жизни его умирающей матери – своей «бескорыстной» помощью (слова пасынка об Инессе Викторовне: «В каждой бочке затычка, всюду нос совала, и все это – на глазах у мамы, лежачей, которая медленно угасала и ни слова этой хищнице сказать не могла!»).

Словом, притязания пасынка на часть наследства композитора – вполне законны, но… надо знать Инессу Викторовну, эту «железную Берту», как называли ее некоторые за глаза. Она подключила свои связи, и теперь вся культурная общественность Москвы, известные люди – композиторы и художники – были на ее стороне.

Евгений пытался остановить мать (ну дело ли по судам бегать в семьдесят восемь лет!), но бесполезно.

Инесса Викторовна жаждала продолжения войны. Тут ведь дело принципа, не только из-за наследства битва шла…

– Ты послушай, какие новости! Вчера еще одно заседание суда состоялось… – решительно начала свой монолог мать. – И ты знаешь, что этот гад учудил, этот изверг, этот фашист…

Вот еще один предмет ненависти матери – адвокат пасынка. Отвратительный уже по факту того, что защищал интересы «недостойного сына».

Конечно, «недостойный сын» композитора, он же пасынок Инессы Викторовны, мог бы вести себя помудрее, оставить старушку-мачеху в покое, не терроризировать ее судебными исками.

Но как простить и отпустить ту, которая разлучила его с отцом? Отец, между прочим, прожил счастливых сорок лет в браке со своей первой женой, матерью пасынка…

Словом, обе стороны, что Инесса Викторовна, что ее пасынок, шли на принцип и отступать не собирались.

Евгений, прижав плечом телефон к уху, делал вид, что слушает мать, а сам набрасывал план сюжета в блокноте. И еще краем сознания думал о том, какое, возможно, будущее его ждет. Да, матери почти восемьдесят, ну и что с того? Она по-прежнему бодра и энергична, соображает прекрасно и, главное, сидеть на месте не намерена. Она вела активную жизнь при отце, затем при втором своем муже, композиторе, теперь вот бьется за наследство… Но что дальше? Дело о наследстве рано или поздно закроют, и даже уже не важно, в чью пользу.

И чем тогда матери заняться? Ведь тогда она непременно полезет в жизнь своего сына. Его, Евгения. То есть попытается устранить Иру. Не надо быть ни экстрасенсом, ни психологом, чтобы догадаться о дальнейшем развитии событий.

Конечно, ни Евгений не позволит матери это сделать, ни Ира, женщина разумная, тоже не поддастся на провокации, но, боже мой, трясти семью будет как при семибалльном землетрясении!

– Женя, ты меня слушаешь? – время от времени спрашивала мать, прерывая свой монолог.

– Да, мама, – примерно отвечал тот. – Так что твой адвокат решил? Подавать еще одну жалобу?

Мать, успокоившись, продолжала говорить.

Евгений не собирался с ней ссориться, не хотел идти на конфликт или ставить мать на место, как подобает настоящему мужчине… Потому что поставить на место Инессу Викторовну невозможно. Она уже всей своей жизнью доказала это всему миру. Это во-первых. Во-вторых – почтенный возраст матери. В-третьих, «онажемать», как сейчас принято говорить. Существо сакральное, святое, неприкасаемое. Да она сроду не интересовалась сыном, погруженная в светские, общественные мероприятия и творческие вечера! Ну и что с того? Она мать, и все тут.

Да и поздно, поздно доказывать семидесятивосьмилетней женщине, что она была плохой матерью. И напоминать, что все раннее детство Евгений провел на пятидневке (в яслях, потом в садике), а в подростковом возрасте – два года и вовсе прожил в интернате (поскольку отец находился в командировке за границей, ну и мать вместе с ним).

Кроме того, опять этот вопрос о наследстве. В этот раз о его наследстве, Евгения. Даже если мать вынудят отдать часть средств пасынку (не половину даже, кстати, а четверть, что ли, от того, что осталось после брака с композитором), наследство Евгения в случае смерти Инессы Викторовны – немаленькое.

Разругается Евгений с матерью при жизни, а та возьмет и завещает все государству. Или какому-нибудь фонду. Мать уже намекала один раз. Евгений не мог этого допустить, не должен был терять наследство. Потому что речь шла уже не о нем самом, а о сыне, Ленечке. Ради Ленечки Евгений кожу с себя живьем был готов содрать, землю есть.

Он любил сына безмерно и понимал – да, пусть он, Евгений, хоть сто раз молодой здоровый мужик, который в состоянии заработать, но выше потолка не прыгнуть. Он работник слова, а не владелец нефтяной вышки. И это в наше время, когда рост инфляции, кризисы и дефолты, будь они неладны; когда и хорошее образование, и хорошее лечение (тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог!) тоже стоят немалых денег.

Поэтому он переломит свою гордость и выслушает лишний раз свою мать.

Мать болтала около сорока минут. Евгений отвечал односложно, время от времени издавая то возгласы возмущения, то удивления. Но на самом деле его сердце было холодно, абсолютно равнодушно к проблемам, о которых говорилось.

Года полтора назад, когда дело о наследстве покойного композитора только разгоралось и пасынок завалил Инессу Викторовну исками, Евгений, как примерный сын, предложил матери (разумеется, втайне от Иры): а давай, я возьму кредит и отдам эти деньги пасынку? А ты, мама, не будешь таскаться по судам и тратить свои нервы и здоровье?

О, что тут поднялось… Мать возмутилась – как Евгений мог предложить ей такое? Инесса Викторовна была настроена на битву. К тому времени уже многие из известных людей находились на ее стороне, все возмущались скопидомством пасынка, посмевшим наехать на несчастную престарелую вдову… Вариться в том котле из судов, сплетен, бесконечных разговоров, пафосных душераздирающих криков матери было гораздо интереснее, чем сдаться.

Инесса Викторовна отказалась от предложения Евгения.

…Звонок в дверь.

– Звонят, что ли, у тебя? – встрепенулась мать. Слух у нее до сих пор был прекрасный.

– Да. Возможно, электрик. У нас то и дело пробки вылетают в последнее время, – меланхолично произнес Евгений.

– О-о… Это серьезно. Ну, не буду тебя отвлекать. Ты, главное, по пятам ходи за этим электриком, и если что – жалуйся в управу!

Мать бросила трубку.

Но это был не электрик. На пороге стоял сосед из квартиры напротив – Арсений, мужчина лет сорока пяти, высокий, худой. На его изможденном лице навсегда застыло странное выражение – смесь умиления, тоски и доброжелательности. Словом, взгляд, как у брошенного пса. Жил Арсений один и, судя по всему, сам страдал от своего одиночества, потому что при любом удобном поводе старался заглянуть к Лазаревым.

Хотя сосед – не пенсионер еще, не безработный, не бездельник неприкаянный, а главный бухгалтер на предприятии средней руки… В общем, человек достаточно обеспеченный, очень положительный. Даже странно, что при всеобщем мужском дефиците никто из женщин до сих пор на него не покусился…

– Привет, Женя, не помешал? – стесняясь, спросил Арсений.

– Ну как сказать… А что случилось?

– Я вот один агрегат купил себе для кухни… А как понять его, не знаю. Нет, там инструкция в комплекте, и сборник рецептов, и в Интернете я тоже информацию посмотрел… Но я хотел бы реальных рекомендаций, а не теоретических. Ирочка дома? Наверное, Ирочка могла бы мне помочь…

– Она вечером будет, после восьми. Я ей скажу, что ты заходил.

– Спасибо! – Арсений сглотнул, и кадык на его худой шее заходил вверх-вниз. – Ты сам не представляешь, Женька, какой ты счастливчик…

Евгений представлял. Вернее, подозревал, что Арсений давно и тайно влюблен в Иру.

Но ревновать жену к соседу Евгений не мог. Вот не мог, и все тут. Потому что Арсений никогда не вызывал у Иры теплых чувств, скорее жалость и досаду – когда допекал своими визитами. Да и в Ире Евгений был стопроцентно уверен. Она серьезная женщина, не из тех, кто заводит романы на стороне.

Евгений не без труда, но тем не менее стараясь сохранять учтивость, выпроводил соседа из квартиры. «Это невозможно… Вот как в таких условиях работать?!»

Набрал номер, ставший уже знакомым.

– Лиля? Добрый день! Давайте завтра утром встретимся. Обсудим сценарий, но не по телефону. Меня тут дергают целый день… Пишу-то я ночью, тогда все нормально, но утром черт знает что творится… Как?

– Я – «за», – быстро ответила Лиля. – При личной встрече дело всегда быстрее идет. Знаете, даже лучше, чем по скайпу, например… Скиньте мне на электронку, что написали, и я вам свои заметки тоже пришлю. Прочитаем, обсудим.

– Отлично. Да, и вот еще что… Давайте на «ты», если можно.

* * *

Они договорились встретиться утром в кафе, неподалеку от метро «Ленинский проспект».

Когда Лиля собиралась на встречу, за окном вовсю сияло утреннее солнце, а там, вдали, на горизонте, где дома сливались с небом, дрожала серо-голубая дымка, какая обычно бывает только летом, в жару…

Словом, грядущий день обещал чудесную погоду, и это после первых противных, слякотных и холодных дней сентября!

Лиля думала не о сценарии, не о Евгении, а о том, как прекрасно сейчас там, на улицах города. И о том, как удачно, что нашелся повод выйти из дома.

Она надела недавно купленный костюм – юбка до колен и плотный пиджак с баской по талии – песочно-коричневого цвета, с оттенком оранжевого. Цвет пустыни, как она его называла. На руку плащ можно будет накинуть, на всякий случай.

И помаду выбрала морковного оттенка…

Волосы на концах подвила щипцами, и вся такая осенняя, в тон желтеющей листве, покинула дом. По привычке поймала такси, но через пару кварталов – обычная история, пробка. Опять пришлось добираться до места встречи на метро.

Выходя на улицу, заметила Евгения – он двигался впереди. Высокий, худощавый, немного косолапил при ходьбе. В джинсах, короткой ветровке белого цвета… Сзади, со спины, он показался Лиле чуть не подростком-переростком. Он ли? Нет, вот повернул голову, виден профиль с длинным носом.

– Женя!