скачать книгу бесплатно
Шурочка жила за два квартала от нас. Митя купил моего любимого красного вина, букетик гвоздик – для хозяйки, и мы пошли.
У Шурочки даже затряслись руки от какого-то странного возбуждения, когда мы наконец появились на пороге ее квартиры.
– Ах, дорогие гости, – запела она. – А я тут одна, все про меня забыли... Я специально пиццу испекла к вашему приходу, да и кулич еще остался...
Может быть, она не врала и действительно умирала от скуки?
Сынок ее, шестилетний Витюшка, был не по годам развитым ребенком. Он поздоровался с Митей за руку, а меня очень серьезно спросил, пристально вглядываясь в мои веснушки:
– Это болезнь, да?
– Это весна, милый! – радостно засмеялся Митя.
За окнами и впрямь была весна – светило солнце, неистово чирикали воробьи, откуда-то издалека доносились звуки благовеста – отмечали Пасху.
Мы сели за стол, Шурочка разрезала свою пиццу, Митя открыл вино.
– За Таниту! – произнесла Шурочка первый тост.
– И за хозяйку, – тут же добавил мой добросердечный спутник.
Витюшка двумя руками запихивал в рот кулич.
Наконец я смогла пристально рассмотреть Шурочку – тогда, на вечеринке, в сумраке кафе, в суматохе, как следует сделать это было невозможно. Она была хороша, как и в юности: черты лица у нее были правильные, классические – большие глаза, тонкий носик, выразительный рот. Но сейчас, при ярком солнечном свете, свободно льющемся из окон прямо в лицо моей бывшей соседке по парте, я заметила на ее личике печать быстротекущего времени.
Конечно, в двадцать семь лет редко у какой особы появляются морщины и тускнеет взгляд – разве что после болезни или от полного пренебрежения к себе, а Шурочка, судя по всему, очень тщательно заботилась о своей внешности. Но все равно что-то неуловимое произошло с ней – этой горькой складки у губ, которая возникает от постоянного выражения недовольства на лице, раньше точно не было. Да и взгляд поскучнел, юношеский оптимизм покинул Шурочку, кажется, навсегда. И короткая стрижка под мальчика, сделанная, безусловно, у дорогого мастера, не молодила ее, как следовало ожидать, а придавала какой-то сугубо «дамский», совсем не девичий вид.
Шурочка тоже всматривалась в меня, едва скрывая любопытство и удивление. Ее чересчур пристальное внимание было бы неприличным, если б она не ахала поминутно и не твердила, какой я стала красавицей.
– Шурочка, перестань! – смеялась я. – Подумаешь, в рекламе снялась... Я от этого лучше не стала.
– Да я бы тоже не прочь сняться в рекламе, лишь бы меня по телевизору показали.
– А ты знаешь, некоторые считают это ниже своего достоинства...
– Снобизм, безусловно!
– Нет, если б Татку пригласили для рекламы прокладок, я бы сильно возражал, – вставил в разговор Митя. – Кстати, очень вкусно... Я люблю, когда так много грибов и маслин.
– Маслины – это гадость, – авторитетно заявил Витюшка.
– За столом так не говорят! – укорила его Шурочка. – Дмитрий, а Танита, наверное, замечательная хозяйка?
– Угу, – самодовольно заявил тот. – Татка, пригласим твою подругу на той неделе? Ты вроде собиралась тоже что-то замечательное испечь.
Мне ничего не оставалось, как только подтвердить его приглашение. Шурочка теперь переключилась на Митю – ей решительно захотелось знать, какой институт он закончил, где сейчас работает и кем.
Митя добросовестно принялся ей отвечать, а я встала и с бокалом в руке принялась обходить комнату. Жилище у Шурочки было вполне современным, в духе минимализма – все очень просто, красиво, удобно. Легкий укол зависти кольнул сердце – минимализм был мне недоступен, я склонялась в сторону пестрых обоев и уютных безделушек, которые загромождают пространство, но так радуют душу.
На книжных полках стояли всякие экономические энциклопедии, справочники, учебники по стоматологии. А еще – огромное количество переводных детективов и, как ни странно, книги по психологии. Фрейд, Бёрн, еще какие-то замысловатые имена...
– Шурочка, ты увлекаешься психологией? – обернувшись, удивленно спросила я.
– А что странного? – улыбнулась она самодовольно. – Каждому человеку необходимо это знать – ведь все мы живем среди людей.
– Одобряю, – согласился Митя. – Я, например, очень люблю Дейла Карнеги. Но у него, конечно, книги прикладного характера – как воздействовать на людей, как ими манипулировать, завоевывать дружеское расположение...
– Удалось чего-нибудь добиться? – в упор спросила я Шурочку.
– Ну, это нельзя оценивать так конкретно, – не отводя взгляда, снисходительно ответила она. – Межличностное общение – тонкая штука, в нем не может быть видимых результатов. Вот, например, у меня есть начальник, главврач поликлиники, – тип довольно мерзкий, если честно. С помощью кое-каких психологических приемов я добилась того, чтобы он относился ко мне хотя бы с формальным уважением. Большой любви и дружбы я, конечно, не пыталась завоевать, да это и ни к чему...
Я слушала ее и невольно вспоминала детство, когда она с тем же выражением усталого превосходства пыталась втолковать мне, какая я безнадежная дура и уродина. Хоть и не прямым текстом, но зато с прямым психологическим расчетом.
– Может быть, кофе?
– Да, пожалуй, – согласился Митя.
Шурочка ушла куда-то, но тут же вернулась.
– Это ужасно, – произнесла она с извиняющейся улыбкой. – Без мужских рук дом просто разваливается. Митя, вы не могли бы посмотреть мою кофеварку? Кажется, в ней сгорел предохранитель.
– Без проблем! – вскочил тот.
– Витюшка, а ты покажи пока тете Тане наш альбом.
Они ушли, а примерный Витюшка положил мне на колени огромный плюшевый альбом. Я раскрыла его и попросила:
– Ладно, рассказывай, где тут кто...
Маленький человечек стал бойко тыкать в лица на фотографиях, называя имена и степень родства, а я попыталась представить, что сейчас делают на кухне Шурочка и Митя. Я его не ревновала совершенно, но странная мысль, что Шурочка пытается с помощью каких-то простых и одновременно очень хитрых психологических манипуляций что-то сделать с моим честным и доверчивым возлюбленным, вдруг посетила меня.
– А папа твой тут есть? – довольно бестактно спросила я у Витюшки.
– Не-а, – равнодушно ответил он. – Мама порвала все его фотки.
Дальше расспрашивать ребенка у меня не хватило совести. «Порвала! Однако психология не во всем помогает...»
Через несколько минут появились Митя и Шурочка с кофе.
– Ну как, не очень ты тут скучала? – с ласковой улыбкой спросила она. – Да, Дмитрий, передайте, пожалуйста, сахарницу...
– Пожалуйста! – тот опять вскочил, с готовностью демонстрируя свою приязнь.
– Таня, Таня, как я тебе завидую! У тебя не мужчина, а просто клад – починил мне кофеварку, я уже хотела ее выбрасывать...
Мы возвращались домой ясным теплым вечером, со всех сторон продолжал наплывать благовест, скудная городская зелень готовилась вот-вот распуститься, воздух дышал свежестью, что нечасто бывает в центре, но мне было как-то не по себе.
– Митя, как тебе Шурочка?
– Очень милая женщина, – ответил он. – Вообще это хорошо, что ты продолжаешь поддерживать отношения с друзьями детства, я вот своих как-то растерял...
– Ты знаешь, а ведь мы с ней и не друзья вовсе.
– Как это так? – удивился он. – Ты же говорила – десять лет за одной партой сидели!
– Да, сидели, но подругами никогда не были, – упрямо повторила я.
– Ладно – хорошие знакомые...
– Митя, в том-то и дело, что все эти десять лет Шурочка меня терпеть не могла!
– Так что ж вы не пересели в разные места?
– Не знаю, – пожала я плечами.
– Тогда я не понимаю, зачем мы пошли сегодня к ней, – с досадой произнес он. – Целый вечер потратили на какую-то дурацкую болтовню – психология, родственники, кулинарные рецепты...
– Не знаю.
– Брось, Татка, – мягко встряхнул он меня. – Вы с этой Шурочкой весь вечер так мило щебетали, так расхваливали друг друга, так улыбались... Постой, я знаю, отчего вдруг у тебя испортилось настроение, – ты меня к ней приревновала!
– Вот еще! – фыркнула я презрительно. – Ты же знаешь, я не ревнивая.
– Просто я повода тебе никогда не давал. А сегодня она позвала меня на кухню посмотреть кофеварку – ты и взбрыкнула.
– Я взбрыкнула?!
– Ну да! Ты, наверное, сидела в комнате и думала, что же мы такое там с Шурочкой делаем!
– И что же вы там делали? – язвительно спросила я.
– Меняли предохранитель у кофеварки!
Митя уже смеялся, глядя в мое насупленное, мрачное лицо, а я подумала, что, вероятно, он не так уж далек от истины – я ревновала его немного к Шурочке. Уж как-то чересчур она лебезила перед ним и восхищалась им экзальтированно...
– Тата, она нормальная, обычная женщина, – отсмеявшись, спокойно сказал Митя. – А вот ты меня, голубушка, сильно тревожишь.
– Чем это я тебя тревожу?
– Я подозреваю, что некоторые детские комплексы в тебе еще не изжиты.
– Ого, ты как Шурочка, увлекся психологией!
– Нет, правда, тебя мучают призраки, которых не существует...
Митя скоро забыл и этот вечер, и этот разговор, но его слова о призраках не шли у меня из головы.
Мне было не по себе – а вдруг я и вправду бог весть что напридумывала про бедную Шурочку, которая искренне обрадовалась своей соседке по парте?
В первый раз я решилась посмотреть на всю давнюю школьную историю со стороны. Собственно, и истории как таковой не было – так, какие-то слова, взгляды, наблюдения, перипетии чужой любви, которой я завидовала. Возможно, из-за жгучей неразделенной любви к Сержу Мельникову я действительно вообразила Шурочку какой-то невероятной ведьмой. Ведь если взять за основу только факты, то она не совершила ни одного плохого поступка, ничем не навредила мне. Ну да, она говорила мне в детстве замаскированные гадости, но такое часто случается среди девчонок. И потом – только мне они казались гадостями, все остальные считали Шурочку образцом добродетели. Она предлагала мне французский крем, который был большим дефицитом в то время!
Словом, после этого вечера в моих мозгах произошел некий сдвиг – я решительно пересмотрела свое прошлое и пришла к выводу, что довольно долгое время страдала ерундой. Неужели я была таким злопамятным чудовищем в юности и до такой степени завидовала чужой красоте?
Нет, не до такой, сказала я себе, но пора бы забыть свою неудачную первую любовь к утомленному декаденту Мельникову, выкинуть из головы подозрения насчет одинокой и несчастной Шурочки. Ибо женщина, у которой нет мужа или на худой конец любовника, считается автоматически в народе несчастной, даже если она себя таковой не ощущает.
И когда спустя несколько дней ко мне явилась Шурочка, заранее приглашенная попробовать мой фирменный бисквит, я сменила гнев на милость и довольно любезно болтала с ней весь вечер. Митя тоже участвовал в нашей беседе и выглядел очень довольным – моя бывшая одноклассница захвалила его с ног до головы, и теперь, пожалуй, я не смогла бы жаловаться ему на Шурочку.
* * *
Однажды я шла по центру – никаких особых дел у меня не было, и ноги сами вдруг понесли меня в тихие московские переулочки. Туда, где раньше был магазин «Драпировка», в котором тысячу лет назад продавались портьеры четырех видов – в цветочек, ёлочку, клеточку и ромбик – и огромные полосатые матрасы, набитые морской травой.
Мой первый муж казался мне теперь еще более далеким прошлым, чем моя школьная юность. Я почти не вспоминала его, хотя, как уже говорила, нашу семейную жизнь несчастливой назвать было нельзя. Теперь я поняла, что он, наверное, очень любил меня и страдал от моего холодного, мрачного характера. Я не отвечала ему взаимностью, я лишь милостиво снисходила до него, пока в конце концов он не понял, что не растопить ему тех бескрайних ледяных полей, которые царили у меня в душе.
Его звали Рома – сокращенное от чужестранного имени Ромуальд, хотя он был абсолютно русским человеком, с положенным набором плохих и хороших качеств, как у большинства людей русской национальности. Просто его родители были из простых заводских работяг и мечтали о красивой жизни, а имя сына было первым шагом к ней. Ромуальд Попов – человек, за которым я когда-то была замужем.
В последнее время центральная часть города постоянно перестраивалась и перекрашивалась – как модница, каждый сезон меняющая наряды, и я поэтому едва узнавала улочки, по которым ходила не столь уж давно.
Я шла к магазину «Драпировка», совершенно не надеясь, что найду его на том же самом месте. В свете последних экономических событий я больше ждала увидеть там какой-нибудь банк или что-нибудь эдакое, для простых людей труднопонимаемое.
– Девушка, дайте мне автограф! – подбежал ко мне через улицу какой-то лохматый тип с модным рюкзачком. – Я вас в рекламе видел и в кино тоже... Как вас зовут?
– Ошибочка вышла, – равнодушно ответила я, не замедляя шаг. – Я в кино не снимаюсь. Сейчас все похожие...
– Все равно, как вас зовут? – Тип оказался настырным.
– Пошел вон, – мрачно сказала я.
Вот и тот самый дом... Я была совершенно спокойна, лишь любопытство беспокоило меня. Еще издали я увидела, что исчезла прежняя вывеска. Да и дом изменился – был заново отштукатурен, покрашен, восстановлена старинная лепнина на фасаде, вместо прежних трех ступенек – мраморная лестница с колоннами цвета лососины. А посреди этого великолепия роскошная вывеска – «Люси. Интерьер-салон».
«Бедный Рома, – подумала я. – Все течет, все изменяется...»
Но несносное любопытство не позволило мне пройти мимо – я отворила хрустальную, звякнувшую колокольчиком дверь и вошла внутрь. Здесь тоже все переменилось, пространство расширилось – матовые стены уходили в переливающуюся дымкой бесконечность, какие-то вещи в драпировке и золоте, картины, вазы... Внутреннее содержание салона напоминало музей.
Мягким бесшумным шагом ко мне скользнул томный лощеный юноша и бархатным полушепотом спросил:
– Вам помочь? Я к вашим услугам...
– Это магазин? – скрывать свою наивность я не собиралась.
Молодой человек посмотрел на меня с величайшим сожалением:
– Нет. Наш салон помогает создавать интерьеры – в квартире, в офисе, в загородном доме... Представлены все направления – от классики до модерна. Если вы нуждаетесь в такого рода услугах, мы предоставим вам опытного дизайнера... – Последнюю фразу он произнес скороговоркой, словно сомневаясь, нужны ли мне такие услуги, – ведь я не смогла отличить обычный плебейский магазин от салона.
– Раньше здесь был магазин «Драпировка», – с ностальгическим сожалением произнесла я.
Молодой человек натянуто улыбнулся:
– Ничего об этом не знаю.
