скачать книгу бесплатно
– Чего пьем? – вдруг спросил Лешик, не открывая глаз.
– Антибиотик, – вежливо ответила я. – У меня уши после простуды словно заложены, плохо слышу. Отит.
– Какая-то ты чахлая, Лида Савельева…
Фраза, безусловно, провокационная. Но я сдержалась, лишь вежливо улыбнувшись. И произнесла с подчеркнутым смирением:
– Извини, что раздражаю тебя.
Пауза. Лешик открыл глаза и с нескрываемой ненавистью посмотрел на меня.
– Наташ! – вдруг заорал он хриплым, низким голосом. – Ну скоро там?!
– Иду! – закричала в ответ Наталья. – Не пугай Лидочку, ирод… Она хорошая девочка. Уже иду.
Она заглянула ко мне в комнату, послала мне воздушный поцелуй и, схватив Лешика за рукав, потащила жениха прочь, за собой.
Оставшись одна, я выдохнула с облегчением.
«Что за мерзкий тип, как Наташа его терпит? – с отчаянием подумала я. – Она, такая чудесная, милая, энергичная, всегда позитивная, – и это черное вонючее облако рядом с ней? Получается, люди правы и любовь зла? Но разве вся наша жизнь должна быть ей подчинена? Да, любовь… Но что ж теперь, всю жизнь положить на алтарь этого чувства, мучиться долгие годы?..»
Я не понимала свою подругу. Я ни за что и никогда не связалась бы с типом, подобным Лешику – со скверным характером, со множеством дурных привычек, делающих совместную жизнь невыносимой. Да к тому же родители Наташи – Никита Сергеевич и Мария Ивановна, изумительные люди – зачем-то взяли этого типа под свое крыло, в совместный бизнес!
Ну ладно, влюбилась Наталья, что ж теперь. Но зачем так тесно привязывать к себе Лешика, достаточно было бы встреч на нейтральном пространстве. Встретились, позанимались любовью, будь она неладна… и разбежались бы до следующего свидания. Зачем вступать в брак, вести совместный бизнес?! Достаточно и гостевых отношений, тем более когда жених пьет и курит, словно паровоз, того и гляди до рака легких докурится, трать потом силы и средства на его лечение.
И ведь Алексея уже не исправишь. Лешик – взрослый человек со сложившимся характером, с давно сформировавшимися привычками, с которыми он не намерен расставаться.
Мне было жаль свою лучшую подругу, потерявшую голову из-за этого ничтожного человека. Но и себя, в контексте их отношений, мне тоже было жаль. Ведь, если Леша и Ната поженятся, мне тоже придется всю жизнь терпеть этого типа рядом. Не могу же я расстаться с Натальей только потому, что она связала свою жизнь с человеком, которого я терпеть не могу? Нет, конечно. И это обстоятельство меня здорово угнетало.
Зато, с другой стороны, на фоне Алексея мой Артем казался настоящим ангелом, чудом. И по сравнению с моей подругой я была счастливицей, хотя у меня не имелось ни своего бизнеса, ни шикарной квартиры, ни прочего движимого и недвижимого имущества…
Артем всегда старался идти мне навстречу. Он неизменно подчеркивал, что главная обязанность мужчины – нести полную финансовую ответственность за семью. Как-то даже заявил: «Все мое – это наше, все твое – это твое, милая…» Сколько я зарабатываю, как распределяю свои средства, на что их трачу, Артема совершенно не волновало. А зарабатывала я, переводчица-синхронистка, весьма неплохо. Конечно, выходило то густо, то пусто, но в целом я при своей профессии не голодала и всегда была одета-обута. В принципе я даже могла себе позволить взять в ипотеку небольшую квартиру где-нибудь на окраине и расплатиться за нее лет за семь или даже за пять.
Только вот что меня смущало, так это именно нестабильность финансового положения. Иногда заказы на мои услуги шли сплошняком, только успевай ездить на конференции, где требовался одновременный перевод, но были дни полного штиля.
И еще во мне всегда жил страх, именно этот страх мешал мне ввязываться во всякие долгосрочные финансовые проекты. А вдруг я заболею и не смогу гасить свои кредиты? Это же катастрофа! Вот как сейчас – простудилась, получила осложнение, и неизвестно, что дальше, восстановится ли мой слух в прежнем объеме. Безусловно, я отчетливо должна слышать то, что говорит оратор.
А горло, горло?! Эти постоянные заботы о собственном горле, втором и тоже главном инструменте моей профессии… От переводчика-синхрониста требуется не только знание языка – своего и того, с которого переводишь, но и хорошо поставленная, понятная речь.
Третий мой, и тоже главный инструмент – это голова. Если она болит, или я не выспалась, или, не дай бог, на вчерашнем банкете выпила лишнюю рюмку вина, все, считай, голова соображает хуже. А для синхронного перевода необходимы максимальная концентрация внимания, быстрота реакции, находчивость…
Словом, моя профессия требовала умственной и физической выносливости. Недаром же на крупных мероприятиях переводчики-синхронисты работают посменно, всего лишь по 15–30 минут, дольше – тяжело, необходимы передышки… Потом еще день, а то и два после выступления приходишь в себя.
К счастью, мне повезло с бюро, в котором я работала, и, как я уже заметила, с начальством. Борис Львович, сам бывший синхронист, понимал сложности этой профессии и по мере возможности берег своих сотрудников. Никогда не перегружал нас лишней работой, позволял отдыхать подольше после выматывающих международных конференций. Старался привлекать к переводу нескольких специалистов – двух, а то и трех, чтобы мы в случае чего могли друг друга подстраховать.
Но, если подумать, подобная лафа небесконечна. А вдруг Борис Львович вздумает уйти из бюро, отдаст свое дело другому человеку, не столь мудрому и все понимающему? А что, если бюро разорится из-за кризиса? Тогда мне придется искать новое место… Словом, нестабильность моего финансового положения всерьез мешала мне задуматься о квартирном вопросе. И я сама себя успокаивала: ну и что, о чем беспокоиться, зачем предпринимать лишние усилия – собственная жилплощадь есть, соседка вполне адекватная женщина, пусть и не особо аккуратная в быту… Но это же мелочи!
Брак же с Артемом решил бы все мои проблемы. Мне не пришлось бы думать о квартирном вопросе, и я перестала бы трястись из-за каждой простуды… Возможно, даже смогла бы оставить свою профессию.
От этой мысли я даже подскочила на кровати. Попыталась представить, каково это – не ездить ни в какие командировки, не трястись в поездах, не переживать в самолетах, не волноваться во время конференций и не чувствовать после всего опустошение…
Свобода. Свобода…
Просто жить, жить, радоваться каждому дню и знать, что есть человек, который готов поддержать тебя. Да, мне в браке, если я уйду из профессии, придется заняться домашним хозяйством, но разве это сложно? Да я всегда обожала наводить порядок!
Но, с другой стороны, совсем уж терять профессию, превращаться в обычную домохозяйку – глупо, тем более в наше нестабильное время. И чисто по-человечески нехорошо все взваливать на мужа, надо и жене трудиться, пусть и не полный день…
Что бы я стала делать в браке, если бы отказалась от выматывающей профессии синхронистки? Занялась бы переводами книг? Гм, неплохо – сиди себе дома, обложившись словарями… Хотя, если честно, для этого занятия нужно не столько знание языка, сколько литературный дар… А его у меня не наблюдалось. Мои переводы отличались точностью и лаконизмом, но уж никак не стилистическими красотами. Так что вариант с переводами книг не годился.
Или, может, я смогла бы преподавать немецкий в школе? Неполный рабочий день, милые дети… Хотя нет. Нет, нет и нет, только не школа, ни за что! Это та еще ловушка, полная стрессов и казарменного распорядка, обязательств и конфликтов… И какой-нибудь завуч непременно начнет меня прессовать! Так что в школу надо идти лишь человеку, который нашел в преподавании свое призвание, а призвания-то у меня и нет…
Что же мне нравилось, какое занятие, связанное с моими знаниями иностранного языка (а принципиально менять профессию, начинать жизнь словно заново я все же, не собиралась), пришлось бы мне по душе? Я вдруг вспомнила прошлое, студенческие времена. Как в период жесткого безденежья зарабатывала на жизнь репетиторством. И преподавала не детям, а взрослым людям, которые учили иностранный язык осознанно, для конкретных целей. Одни занимались этим для самообразования или для того, чтобы свободно путешествовать по миру, некоторым хорошее знание языка необходимо было для переезда в другую страну. Иногда моими учениками становились студенты, желающие подтянуть свои знания, но не из языковых вузов. Времена моего репетиторства – тяжелые, отчаянные времена, но все же полные надежд, даже веселья…
Пожалуй, это было бы замечательно – будучи замужем, распрощаться с тяжелой и бесприютной долей синхронистки и превратиться в уютную репетиторшу, которая может расходовать свои силы и время по собственному усмотрению…
В этих мечтах о будущем, о новой прекрасной жизни я и уснула. Но приснился мне странный, тревожный сон, в который нахально влез Лешик, жених моей лучшей подруги.
Во сне почему-то именно он оказался у меня в учениках, хотя в реальности я меньше всего хотела бы связываться со столь неприятным человеком.
Что интересно, учила я Лешу не премудростям немецкого, растолковывая ему про перфекты и плюсквамперфекты, артикли и произношение, а… хорошим манерам.
«Послушай, Леша, ты ведешь себя как свинья. Ты хамишь и грубишь близким тебе людям, ты неблагодарный человек, ты это понимаешь?!» – отчитывала его я в своем сне.
«Кому это я хамлю?» – агрессивно отозвался мой ученик.
«Наташе… А еще Никите Сергеевичу и Марии Ивановне!»
«Послушай, Савельева, это не твое дело – лезть в чужую семью!»
«Они мне не чужие. Я тысячу лет знаю этих людей. Они мне как родные! А Наташа… Она мне вообще словно сестра!»
«Вот в том-то и дело, что она тебе не сестра. Вы с ней чужие друг другу; и у каждой из вас своя жизнь!» – ожесточенно возразил мне Леша.
«Ты не знаешь, что такое любовь…»
«А ты знаешь? Ты, треска свежемороженая…»
«Попрошу не хамить!»
«Да где ж тут хамство, когда это правда, самая настоящая правда, которую ты боишься признать! Ты, Савельева, рыба в ледяном панцире… И жених твой тоже человек в футляре, весь такой правильный, что аж тошно…»
«Ты так говоришь потому, что привык плохо думать о людях, тебе везде гадости мерещатся, в самых нормальных вещах, в обычных человеческих взаимоотношениях…»
…Проснулась я в скверном настроении.
Вдруг поняла, что мне совсем не хочется идти к Наташе, на ее день рождения. Снова встречаться с ее противным женихом? А что, если увильнуть, сославшись на болезнь? Нет, не получится, Ната обидится. И потом, не бегать же всю жизнь от Леши?
Я вышла в коридор, чтобы умыться и приготовить себе завтрак, после которого мне надлежало проглотить очередную порцию лекарства. И тут я обратила внимание на то, что вовсю трезвонит городской телефон – общий для нас с Тугиной. Он стоял на крошечном столике у стены, рядом с входной дверью.
Раз Алевтина не подошла к телефону, значит, с утра пораньше куда-то умчалась. Именно по утрам моя соседка любила пройтись по магазинам, набрать по скидкам товаров, которые к вечеру обычно уже успевали распродать. На это занятие у нее всегда находились силы. Алевтина объясняла свои походы экономностью и рачительностью (она же одинокая женщина, которая не может позволить себе покупать продукты за полную цену), однако я подозревала, что таким образом Тугина пыталась оправдать свое вечное желание съесть вкусненькое. Да как не купить этих конфет, этой копченой грудинки и этой нежной, лоснящейся соленой лососины, если они идут сегодня по сниженным ценам! Похоже, капустной диете моей соседки пришел конец…
– Алло! – сняла я трубку с базы.
В телефоне затараторил незнакомый женский голос, половину слов я не разобрала.
– Говорите громче, пожалуйста, – попросила я.
– Добрый день, меня зовут… – (не расслышала). – Я представитель банка… – (Не разобрала, какое-то длинное название из нескольких слов.) – Скажите, Руслан Игоревич Шаров сейчас дома? Его можно услышать?
На некоторое время я словно выпала из действительности. Какой еще банк и при чем тут мой младший сводный брат? Вернее, сын моей мачехи, не являющийся мне кровным родственником?
– Руслан Игоревич? – наконец очнулась я. – Он здесь не проживает.
– Как же не проживает: он дал этот номер как свой контактный! – возмутилась девица на том конце провода.
– Но он тут не живет! – тоже возмутилась я.
– Руслан Игоревич взял в нашем банке кредит и уже просрочил несколько платежей!
– А я здесь при чем? – занервничала я.
– Но вы знаете Руслана Игоревича?
– Знаю, это мой… это мой дальний родственник, если можно так сказать, – с неприязнью и тоской произнесла я. И вдруг вспомнила все те криминальные репортажи, которые любит смотреть Алевтина: в одном из них рассказывали, как на людей вешали чужие кредиты. Мне стало не по себе. Наверное, надо было сразу заявить девице из банка, что я не знаю никакого Руслана Игоревича! Но теперь уже поздно…
– Вы не могли бы подсказать, как мне найти господина Шарова?
– Откуда мне знать! Я не общалась с ним несколько лет и впредь не собираюсь этого делать, – отрезала я и бросила трубку обратно на базу.
Я зашла на кухню, но телефон затрезвонил вновь. Пришлось вернуться:
– Алло.
– Здравствуйте, это вам звонят из банка… – длинное название из нескольких слов. – Могу я услышать Шарова Руслана Игоревича?
– Да не живет он тут! – с отчаянием воскликнула я и вернула трубку на место. Никуда не отходя, я решила немного подождать. И точно – городской телефон затрезвонил вновь. И снова представительница банка жаждала связаться с моим сводным братцем.
Так повторилось еще пару раз, под конец я просто отключила телефон и, сильно встревоженная, отправилась на кухню готовить завтрак. Мне и до того не особо хотелось есть, теперь же вид самой пищи вызвал отвращение. Я буквально заставила себя съесть одно яйцо всмятку и только тогда приняла лекарство.
Через час, когда я, преодолевая слабость, отчищала раковину в ванной комнате, хлопнула входная дверь. Я выглянула в коридор: Алевтина разбирала содержимое объемистой сумки-тележки.
– Лид, ты тут? Представляешь, сосиски с пятидесятипроцентной скидкой выбросили… да хорошие, по ГОСТу, известной фирмы… так-то к ним не подступишься, а со скидкой – очень даже. Сбегала бы…
– Не знаю, – вяло отозвалась я, смахнув со лба пот тыльной стороной руки, и поправила резиновые перчатки. – Чего-то неохота.
– А, ну ты же у нас богачка, на скидки тебе плевать, – презрительно фыркнула Тугина. – Так, а это что? – Она уставилась на столик с телефоном. Рядом с базой лежал выдернутый из розетки штепсель.
– Отключила. Из банка звонили.
– Мне? Опять?! – перепугалась Тугина. – Я же все счета свои закрыла, все кредиты погасила… что не так?!
– Все в порядке, Алевтина Антоновна, это мне звонили. Вернее, искали моего сводного брата, Руслана, он зачем-то дал в банке мой телефон как контактный…
– Ну и семейка у тебя, – пробормотала Тугина. Вздохнула, явно успокаиваясь. – Но, ты знаешь, это не дело. Мне звонить должны! Девочки мои, потом Павел со мной всегда по городскому связывается… У тебя проблемы, а я тут страдай…
«Девочками» Тугина называла своих подруг, а Павел, бывший муж, действительно звонил ей только на городской. Он оплачивал все коммунальные платежи Алевтины и поскольку на мобильную связь денег не предоставлял, моя соседка из соображений экономии сотовым телефоном не пользовалась.
Она воткнула штепсель в розетку, и телефон немедленно затрезвонил, словно дожидаясь этого момента.
– Алло? – грозно спросила Тугина, прижав трубку к уху. – Кого? Нет тут таких!
– Ну вот, они целый день так и будут трезвонить! – в отчаянии произнесла я.
– Это твои проблемы, Лидочка, хорошая ты наша! А я – страдай за тебя… – неприязненно повторила она.
– Вот! Вот вам и минусы коммунального проживания! – не выдержав, напомнила я. – А вы еще протестовали против переезда, Алевтина Антоновна!
– Ой, вот только не надо переездом на меня давить… Слушай, Лида, ты должна разобраться со своим братцем! По сути, он подставил тебя, а мучиться мне! Я пожилая одинокая женщина, за меня некому заступиться. Между прочим, единственная моя радость – болтать с девочками по телефону, а ты…
«Пожилая, ничего себе! Всего-то пятьдесят два года!» – подумала я. Под возмущенный бубнеж соседки я закрылась у себя в комнате, отыскала в записной книжке номер мобильного телефона Руслана. Абонент оказался недоступен. Впрочем, этого и следовало ожидать от человека, скрывающегося от своих кредиторов.
И как теперь искать своего «братца»?
Kommt Zeit, kommt Rat?.. Да, решение придет со временем… Нет уж, ждать не стану! Оставался один способ найти Руслана – через мою мачеху, Веру Петровну.
Меньше всего мне хотелось снова связываться с этой женщиной, танком прошедшей по моей жизни, но что поделать…
Телефон моей мачехи тоже не отвечал. Хотя, если подумать, она наверняка сейчас в школе. Время утренних занятий, просьба не отвлекать. Да-да, Вера Петровна работала в школе. Завучем. Вот в ту школу мне и следовало направиться, если уж я собралась разобраться со своим «братцем».
Я решила подождать до вечера, вернее, часов до пяти – к этому времени занятия у детей обычно заканчиваются, а учителя еще не успевают разойтись.
Вера Петровна работала в самой обычной московской школе – государственной, но, насколько я помнила, весьма неплохой. Туда стремились не только жители того района, которому принадлежала школа, но и их «соседи».
Как завуч Вера Петровна вела вечную борьбу с учителями. Причем, по ее мнению, учителя делились на две категории: на тюфяков и живчиков. Первые терпеть не могли перемен и новшеств, перестраиваться под очередные правила не желали, вторые же, наоборот, пытались преподавать по-своему, по-новаторски. Одни тянули назад, другие – уж слишком вперед, и Вере Петровне, стремящейся сформировать единую команду, все время приходилось кого-то сдерживать, а кого-то – подстегивать.
Это я прекрасно помнила, опять же, по тем временам, когда мы все жили под одной крышей: отец, я, мачеха с ее отпрыском…
Наверное, Вера Петровна была неплохим профессионалом, болеющим за свое дело, и именно за эти качества мой мечтательный и рассеянный, словно немного не от мира сего, отец и полюбил эту женщину. За ее неравнодушие, энергию, оптимизм, уверенность в себе.
Противоположности притягиваются!
Но у всякого явления, как и у медали, есть две стороны. Энергичная, напористая, уверенная в себе и своей правоте Вера Петровна после смерти отца так же легко и не задумываясь поделила нашу, вернее, теперь уже мою квартиру. Даже не обращая внимания на то, что отец написал завещание на меня.
Завещание ведь можно легко оспорить, не так ли? Тем более когда в бывших учениках – ныне известный адвокат.
Вера Петровна была законной женой моего отца, и у нее на тот момент был несовершеннолетний ребенок. Так что какое завещание?.. Квартиру непременно надо было поделить пополам, между ней и мной, тогда девятнадцатилетней студенткой вуза…
Что интересно, у Веры Петровны имелась своя собственная квартира, вернее, она принадлежала ее матери, бабушке Руслана. После смерти старушки Вера Петровна стала владелицей двух квартир – той, что отошла к ней по наследству после смерти ее матери, и той, однокомнатной, что она получила после раздела имущества со мной. У меня – комната в коммуналке, у Веры Петровны с Русланом – однушка в центре.
