скачать книгу бесплатно
Непреклонные
Инна Тронина
Оксана Бабенко #1
В сентябре 2001-го года в Екатеринбурге зверски убита хозяйка элитного банного комплекса Наталья Кулдошина. Расследование преступления зашло в тупик. Несмотря на наличие большого количества всевозможных недоброжелателей, ни один из них не мог даже предположить, кто решился на столь рискованное дело. Вдовец Натальи Юрий Кулдошин по кличке Юра-Бешеный славится своим крутым нравом и страстной любовью к жене. В городе предгрозовая обстановка. Все местные авторитеты желают срочно выяснить истину, иначе начнутся разборки, и уральская столица захлебнется в крови. По воле Юры-Бешеного в дело вступает частная сыщица москвичка Оксана Бабенко. Через некоторое время она выясняет, что убийца – не местный житель, а петербуржец по фамилии Швоев. И руководствовался он при совершении преступления вовсе не материальными соображениями и не любовными переживаниями…
Инна Тронина
Непреклонные
Глава 1
– Оксана, ты бы с девочкой своей разобралась, как полагается! Худая старуха в узорчатом платке и старомодном макинтоше, видимо, уже давно поджидала меня у подъезда. Как только я вышла из машины, она тут же засеменила ко мне. Её товарки вытянули в нашу сторону шеи; все они сидели, как положено, на лавочке у дверей.
– Да и то сказать, какая из тебя мать – сама только что в коляске лежала! Нарожают, а воспитать не могут. Дети у них, как трава, растут. То же самое и Мила, которая из Питера приехала. Это же не игрушки вам, а живые люди! И какими они вырастут, если сейчас пожилых оскорбляют?
– Оскорбляют? – Я очень удивилась, потому что моя дочь отличалась довольно-таки спокойным и весёлым нравом. – Как именно?
– Да по-всякому! – махнула рукой старуха.
Кажется, её звали Валентина Ивановна. Или Петровна, я как-то позабыла, да теперь и не хотелось вспоминать.
– Полдня они с Денисом вокруг нас на великах ездили! Мы замечание сделали, а они и ухом не ведут. Из лужи грязью обрызгали Нину Макаровну, – соседка кивнула в сторону кривоногой бабульки, которую я раньше никогда не видела. – Она к родственникам приехала. Вышла воздухом подышать, и нате! Ведь Октябрина твоя нормальным ребёнком была, пока этот Денис здесь не появился. Ты бы запретила девочке с ним дружить, а то он уже и матюгам разным учит…
– На собаку мою ошейник какой-то специальный надел, вступила в разговор высокая старушка интеллигентного вида.
Она была похожа на учительницу – в очках с толстыми стёклами и коротко остриженными седыми волосами.
– Знаете, такой, который током бьёт, когда пёсик залает? Ужасный мальчишка, он же совершенно невоспитанный, хоть и из Петербурга! Говорит, слишком много ваша собака лает, пройти нельзя. А теперь моя Жуля и попипикать никак не может от этого электричества!
– Ладно, я с дочерью поговорю.
Меньше всего мне хотелось сейчас разбираться в жалобах старух, которые сами кого угодно могли довести постоянными сплетнями и каверзами, но нужно было под каким-то предлогом от них смыться.
Самое главное, что моя дочь должна была сегодня находиться в пансионе Центра индивидуального развития, где она училась уже во втором классе, а перед этим прошла курс дошкольного обучения в детском саду. Сама она вернуться из Подмосковья не могла – значит, ребёнка привезли транспортом Центра. Одно хорошо – раз Октябрина гоняла на велосипеде по двору, значит, она не заболела.
– Извините, мне некогда. И я устала на работе. – Это был мой последний довод, который не на шутку рассердил старушек.
– Вот-вот, так и всегда! – пробурчала Валентина, но с дороги ушла. – И что за работа такая у людей, когда о детях забывают? Ведь не сутками, не на заводах – болтают и кофе пьют, тьфу! Да родители твои в гробах, небось, вертятся, когда с небес видят всё это безобразие! Младшеньких не уберегла, девчонку принесла в подоле, и слушать не хочет соседей, которые вот с таких её знают! Стыд и срам, Оксана! Такая ваша семья хорошая была, многодетная, крепкая! А теперь? Да твоя задница давно ремня просит! А Милка, она же, я слышала…
Подавив вполне естественное желание ответить на оскорбления так, как полагается, я вошла в подъезд и вызвала лифт. Если действительно новый приятель Октябрины учит её бранным словам, нужно побеседовать и с ней, и с ним. Но ведь старухи и наврать могут, им везде мерещатся бандиты и проститутки, а также малолетние преступники. Как водится, молодёжь, подростки и дети не достойны их, героических предков, которым обязаны жизнью.
Но всё-таки Октябрина учится в элитной школе, и должна помнить, к чему это её обязывает. Конечно, придётся жаловаться матери Дениса Миле, а ведь жаль её – работает, как проклятая, в Центре пластической хирургии. Ребёнок, разумеется, весь день один. Вернее, с мальчишками, а теперь вот ещё и с Октябриной…
Выходя из лифта на шестом этаже, я в который раз подумала, что нужно менять квартиру. Переехать туда, где никто не знал моих родителей, сестру и маленьких братьев. Где не напомнят мне о прошлом, в том числе и о рождении ребёнка вне брака.
Но о переезде я думала уже несколько лет, и всё никак не могла решиться. Именно потому, что в этой квартире, слишком большой для нас с дочерью, жила память о дорогих мне людях. И сегодня, как всегда, мне казалось, что родители сестра и братья ждут меня дома. Переезд казался мне предательством, и я, как могла, оттягивала момент принятия окончательного решения.
Мысль о том, что умершие на самом деле где-то существуют, помогала мне жить и в то же время позволяла не бояться смерти, потому что за нею обязательно должна была последовать встреча с семьёй. А о смерти приходилось думать часто – работая в сыскном агентстве, я почти ежедневно подвергалась реальной опасности.
Когда я подъезжала к дому, думала о ванне с морской солью, чашке чая с травами и мёдом, а ещё – о мягком кресле перед экраном домашнего кинотеатра. Но обо всём этом забыла, едва старухи сказали про Октябрину. Пока открывала дверь в квартиру, ждала тягостного объяснения со своим не по годам развитым ребёнком. Прихожая была залита сентябрьским вечерним солнцем, и на полу лежал школьный рюкзачок дочери. На вешалке висела куртка, в которой четыре дня назад я отправила Октябрину в пансион до пятницы.
– Ота! – крикнула я с порога, потому что дочь, против обыкновения, не выскочила меня встречать. Наверное, опять вцепилась в компьютер.
Ответом мне была пугающая тишина. Скинув туфли, и бросилась распахивать двери; и притом не представляла, что хочу увидеть. А ребёнок мой наблюдал за мной с порога кухни, пока я металась туда-сюда.
Увидев Октябрину, я облегчённо вздохнула и только тут разжала сведённые судорогой пальцы. Сумка упала на пол, и я принялась расстёгивать кнопки кожаной куртки, которая при этом тихо поскрипывала. Шейный платок я, не глядя, бросила на полочку.
– Мам, привет!
Октябрина чему-то улыбалась, шкодливо опустив длинные ресницы. Обхватив меня за шею, она привстала на цыпочки и чмокнула в щёку.
– Около игровой комнаты там у нас кто-то ртуть разлил. Ну, всех и развезли по домам. Сказали, заберут, когда всё вычистят. Два дня надо заниматься дома. Я уже занимаюсь, ты не бойся…
– А у меня есть сведения, что ты на велике полдня гоняла.
Я прошла на кухню, села верхом на табуретку. Ота немедленно забралась на другую, устроила голову на кулачке и тряхнула густой смоляной чёлкой.
– Скажи мне честно – вы с Денисом ругались матом на улице?
– Нет. Мы матные слова не говорили! – искренне удивилась Ота.
– Но что-то вы старушкам кричали? – Я окончательно успокоилась и полезла в холодильник. Теперь чаем с травами не обойтись – нужно кормить дочку обедом. – Или они всё придумали?
– Денис им сказал: «Бабки в повязках!». Это из «Няни-мумии»…
– Но они же правильно вам замечание сделали! Не соглашалась я. – На великах гоняли? Грязью их обрызгивали? На чужую собачку ошейник с электроразрядом надевали? Вы что, нормально играть не можете?
– Они сказали, что из меня ничего не получится, и мне в элитной школе делать нечего. Бабушка – подавальщица, дедушка – шофёр, а мать по улице… по панели ходит. И что они знают, откуда у нас машина…
Я махнула рукой, надела кокетливый малиновый фартук, загремела тарелками. О том, что меня во дворе считают не частным сыщиком, а валютной проституткой, я знала давно. Но девочке-то можно было об этом не говорить. И грешно поминать дурным словом её дедушку и бабушку, о которых якобы во дворе хранят добрую память…
– После съеленной пачки чипсов ты ещё хочешь обедать? Не тошнит?
– Нет. – Октябрина резко вскинула голову и взглянула мне прямо в зрачки большими шоколадными глазами. – Не тошнит. Мама, ты не бойся. Я тебе одну вещь скажу, очень важную.
– Какую?
Я старалась отрешиться от сыскных дел и переключиться на дом. Здесь вся мои жизнь, и самые важные дела происходят в этих четырёх комнатах и на этой кухне, где мы с дочерью сейчас будем обедать. А, может, ужинать, потому что уже вечер. Какую бы вещь ни сказала сейчас Ота, пусть даже глупую или пустяковую с моей точки зрения, я должна отнестись к проблеме серьёзно. Именно потому, что это – проблема моей дочери.
– С тобой всё в порядке?
– Всё. – Октябрина водила смуглым пальчиком по столу, и я видела, что она лукавит. – Только Денис мне предложение сделал. Взаправду!
– То есть?.. – Я даже поперхнулась. – Предложение чего?
– Чтобы я за него замуж вышла, – тихо и вежливо пояснила дочь. – Но не сейчас, ты не думай! Потом, когда паспорта получим. Мы поклялись, что он другую не найдёт, и я – тоже…
– Он сделал тебе ТАКОЕ предложение? – Я почувствовала, что мой язык онемел, и ни одной мысли не приходит в голову. – Почему вдруг родилась такая идея? Вы слишком долго гуляли? Решили и в ЭТО поиграть?
Конечно, я знала, что такой разговор когда-нибудь состоится – лет этак через одиннадцать, а то и позже; потому как следует и не подготовилась. Судьбоносная минута застигла меня врасплох. Чтобы Октябрина не заметила улыбку, я стала накладывать корм в миску нашей персидской кошки Клариссы.
– Мы в это не играем, – всё так же негромко, но очень решительно сказала Октябрина, пощипывая рукав своего джемпера. – Мы даже целовались, – добавила она одними губами. – Мы любим друг друга – на всю жизнь.
Я всю жизнь была и сейчас остаюсь никуда не годной хозяйкой, потому что всё время проводила на службе, в охранно-розыскном агентстве. Там нельзя было подолгу заниматься личными делами, и поэтому питались мы в основном из пакетиков. Дочка неделями проживала в пансионе, и забирала я её лишь на выходные. Мы мотались по детским кафе, заходили в рестораны. Но почему-то Отка особенно любила «Макдональдс». На сегодня у меня остался только гороховый «быстросуп», который я и развела в двух тарелках. В последнюю очередь я нарезала хлеб и села напротив Оты.
– Целовались? Любите?
Мне показалось, что я ослышалась. Да, я никогда не забывала, что моя дочь южных кровей, и замуж может захотеть раньше, чем остальные. Но чтобы в семь лет и за семилетнего!..
– Мы же в щёку целовались! – Октябрина старательно дула на ложку с супом и одновременно пожимала плечами.
– Значит, в щёку, – машинально повторила я, взялась за свою ложку и тут же обожглась. – А что ещё делали? – Вопрос прозвучал довольно-таки глупо, и я очень быстро это поняла, примирительно улыбнулась.
– А что ещё можно делать? Он маленький пока, неразвитый.
– Как это неразвитый? – попыталась я прояснить взгляды дочери.
– То есть незрелый. Надо, чтобы он смог иметь детей…
И тут я расхохоталась, осознав до конца, сколь нелепым и напрасным получился наш разговор. Октябрина обиженно надула губы – ведь я не восприняла её чувства всерьёз и дала понять, что никакой любви в её возрасте быть не может. Они с Денисом на самом деле только что вылезли из песочницы, а вот насмотрелись всякой ерунды по телевизору и в современной школе и решили не отставать от старших.
Конечно, если детям с утра до вечера капают на мозги, подбрасывая разные рисковые идейки, то они вполне могут и не дождаться до четырнадцати лет, до вожделенных паспортов. Раньше паспорт выдавали в шестнадцать, но если бы я сказанула такое своей маме за столом, она, в лучшем случае, стеганула бы меня полотенцем. Правда, я уже давно отказалась даже от мыслей о физическом воздействии на ребёнка, и до сих пор была верна своему выбору.
– В двери звонят! – Октябрина с наслаждением прервала мой смех.
– Неужели?
Я вытерла слёзы и прислушалась. Действительно, гонг удались ещё раз – наверное, во второй или в третий. Я сразу же напряглась – это ведь мог быть кто угодно. Бывало, что заезжали обменяться мнениями коллеги по агентству, если у них вдруг возникала нештатная ситуация. Случалось, наведывались и бандюганы, предлагающие уладить дело миром. Эти или угрожали, или пытались заплатить больше, чем их враги – наши клиенты.
А чаще всего забегали соседи – по старой памяти. Все помнили, какая радушная и хлебосольная была моя мама, тоже Октябрина. И хотя её нет на свете уже без малого восемь лет, время от времени старые знакомые пытаются занять денег или выпросить луковицу. Узнать, как дела, и не собираюсь ли я замуж. Я всегда отвечаю, что живу нормально, и ссылаюсь на неотложные проблемы. Так надо будет сделать и сейчас. Потому что я – не мама, чашки чая и рюмки сладкого вина у меня для соседей не находится. Если кому-то из них холодным осенним вечером стало скучно, пусть ищут другую компанию.
– Это не к тебе? – на всякий случай спросила я дочку.
– Нет, мне никто не звонил!
Она, кажется, уже забыла о нашем разговоре. В её возрасте каждое новое впечатление нацело стирали предыдущее. В семь лет возможно жить не только одним днём, но и одним часом.
– Может быть, это Денис? Или Полинка?
Хорошо, что я не успела снять деловой брючный костюм в жемчужные клипсы, подаренные мне на день рождения лично директором нашей фирмы. А вот Октябрина уже повесила в шкаф форму – чёрный сарафан, серый жакет и шёлковую блузку с бантом. Но в своём стареньком свитере «пончо» дочка выглядела ещё лучше – как туземец в национальном наряде.
Я уже прикинула, что в баре есть несколько бутылок из коллекции «Колье Екатерины» – на тот случай, если прибыл кто-то из взрослых. Запасы, оставшиеся в холодильнике, позволяли быстро накрыть стол. А ведь я могла бы плавать в ванне, как собиралась, и тогда пришлось бы сильно поволноваться, натягивая купальный халат и заворачивая голову в полотенце.
Дочка первая подбежала к двери, поднялась на цыпочки и посмотрела в «глазок». Различив силуэт гостя, она взвизгнула от радости.
– Это Людмила Витальевна! Заходите, пожалуйста!
– Сватья моя будущая, – криво усмехнулась я.
Легка на помине мать того самого Дениса, с которой я хотела серьёзно поговорить. Она и раньше появлялась в нашей квартире – главным образом для того, чтобы забрать загостившегося допоздна сына. Но сейчас Дениса у нас не было, а просто так, на огонёк, Мила не забегала ни разу.
Октябрина открыла дверь, и Мила вошла – как всегда, лёгкая, смешливая, пахнущая осенним холодком и духами «Шанель номер девятнадцать», напоминающими дуновение душистого ветерка. Мила всегда носила распущенными свои длинные каштановые волосы, и от того выглядела молоденькой девчонкой. Впечатление усиливали джинсы в обтяжку и короткая кожаная куртка, а также сумочка, напоминающая ученический портфель.
Мне казалось, что у Милы не бывает грустных мыслей. И своим оптимизмом она умела расположить людей, даже не склонных к случайным контактам. Мила считала себя счастливой, потому что родилась в воскресенье, и шагала по жизни, презирая закон всемирного тяготения. Она казалась старшей сестрой своего сына, и это несмотря на то, что ей вот-вот должно было исполниться двадцать семь лет. Странно, но у матери-одиночки Милы не проступала в чертах лица тяжёлая женская доля. Напротив, Мила часто корчила озорные гримасы и округляла светло-карие, в золотистую точечку, глаза, как будто собиралась посекретничать.
– Милок, давай на кухню! – засуетилась я, но гостья зацепилась плечом за косяк второй двери, ведущей непосредственно в прихожую.
Хай! – на американский манер приветствовала нас Мила, запуская руку в сумочку, усеянную коричневым крупным горохом. Достала яркий пакетик и протянула Октябрине. – Держи, сухарики с чесноком. Нам с Денисом нравятся. Попробуйте теперь вы…
– Спасибо, – вежливо поблагодарила дочка, наклонив голову.
– Милок, пообедаешь с нами? – Я дёрнулась в сторону кухни.
– Извини, Ксан, очень спешу. У моего профессора вот-вот операция – одной богачке нос из седловидного в прямой будем переделывать. Ну, и подтягивать рожу, разумеется. Я забежала, чтобы вас с Отой на день рождения пригласить, в субботу, к четырём. Придёте?
– Обязательно придём, если ничего не случится! – обрадовалась я.
Значит, сегодня удастся принять ванну и отдохнуть, но в то же время нужно будет думать о подарке. Я оглянулась, увидела, что дочка ушла на кухню, и обратилась к Миле.
– Твой Денис моей Отке предложение сегодня сделал. Только ничего ему не говори, будь другом. Я до упаду хохотала как раз перед твоим приходом!..
– Вот глист в скафандре! – восхищённо сказала Мила. – А мне ни слова. Правда, я знала, что деньги, выданные на мороженое, уходят на цветочки. Или это мороженое он твоей дочери скармливает. Все видеокассеты из дома к вам перетаскал. Скоро начнёт серенады петь под окнами. Не удивительно, что сын папы-гуляки частенько наследует его привычки. Ведь за такие проделки отвечают определённые участки мозга, а мозг переходит от родителя к чаду. Ладно, Оксана, я действительно спешу. А то бы с удовольствием посидела-поболтала. Обожаю твою кухню, честное слово! Прекрасный старинный стиль, настенная роспись, витражи – мечта поэта! А я всё мечтаю о барной стойке из природного камня. У моей тёти в загородном доме, на Урале, есть такая. Очень, между прочим, здорово. Ну, всё, Оксана, я побежала. У тебя на службе как? Чики-пики? Нормально?
– Грех жаловаться.
Я подумала вдруг, что ничего о Людмиле не знаю, хотя уже считаю её если не подругой, то товаркой. Она никогда не рассказывала о своём муже или любовнике, и только сейчас, видимо, от удивления, сболтнула лишнее.
Значит, по какой-то причине она считает нужным скрывать это. А вот про родителей рассказала почти сразу же. Оба преподавали в питерском Политехе. Вся семья жила неподалёку от института – на Гражданке. В девяносто четвёртом, когда Мила уже была беременна, её отец попал в тяжелейшую автокатастрофу. С тех пор он почти неподвижен, кроме того, быстро слепнет, и Милина мать находится при нём неотлучно.
Почти все заработанные деньги Мила посылает им, но болезнь отца целиком съедает все эти средства. Семья держится лишь на Милиной тётке Наталье Лазаревне, которая помогает младшей сестре и её несчастному мужу. Наверное, она так поступает ещё и потому, что и Мила, и Денис являются её крестниками. А Наталья Лазаревна – верующий человек, причём уже давно, с детства, а не в соответствии с нынешней модой…
– Ота, всего хорошего! Я ухожу! – крикнула Мила, обернувшись в сторону кухни.
Моя дочь, жуя сухарики, выскочила в коридор.
– А почему? – капризно спросила она. – Я уже чайник поставила.
– Спасибо, птенчик, в другой раз!
Мила посмотрела на мою дочь как-то по-новому, наклонилась и поцеловала её в макушку.
– Послезавтра вы с мамой придёте ко мне на день рождения и одновременно на именины. Будет очень весело, обещаю. Пожелайте мне удачи!
– Желаю! – Октябрина улыбнулась во весь свой щербатый рот.
А я искренне пожалела Милу, представив, что ей несколько часов придётся стоять у операционного стола, а после неделю дрожать со страху. Ведь богачка может предъявить претензии к качеству оказанных услуг и закатить скандал, а профессор вряд ли намерен подставляться под удар сам. Мила тоже не хочет лишаться доходного места, и потому живёт в напряжении, в постоянном стрессе, переживая за сына, за родителей, за себя. Она давно говорила мне, что очень хочет слезть с тётиной шеи, но пока не может.
– А Денис один остался? – встревожилась я не на шутку.