скачать книгу бесплатно
Лена смеется: «Напрасно, мог бы заехать и без приглашения раз все так быстро. Какие уж тут церемонии?» «Учту, – прогудел Эдик – Хотя ты ведь сама на колесах, а моя контора в центре. Заезжай хоть завтра. А то ты у меня на работе ещё ни разу не была, все я к тебе катаюсь». Пауза в несколько секунд, вздох, очевидно, выражающий Ленино раздумье и сомнение в целесообразности такой поездки: «Ладно, в два устроит? Тогда диктуй адрес». Егоров переписал рабочий адрес Эдика в записную книжку.
Да, слишком уж много двусмысленностей. Что значит «минутное дело»? И что значит «раз-два – и готово»? Эти слова и выражения могут означать все, что угодно. В записной книжке Лены телефон никакого Эдика не значился, возможно, столь незначительный человек, что его телефоном она марать бумагу не стала. Возможно, и обратное: человек настолько близок, что его телефон написан горящими буквами на ткани женской души. Что хочешь, то и думай. Но лишними загадками Егоров голову забивать не привык, решив установить личность Эдика на следующий же день.
По тому адресу, что Эдик продиктовал Романовой, оказалась всего-навсего сапожная мастерская. Егоров аж крякнул с досады. Теперь ясно, что «раз-два – и готово» значит снять мерку с ноги или сделать примерку обуви. Действительно ведь минутное дело.
С водолазом-лингвистом вопрос решился и того быстрее. Егоров заглянул в служебное помещение бассейна и глянул на тщедушного кривоногого мужичка средних лет с маленькой лысой головой, похожей на сжатый кулак с лохматыми ушами. И стало ясно: такого к себе не всякая худая потаскушка подпустит. Этот вариант отпал сам собой. «Вы кого-то ищете?» – спросил водолаз. Егоров молча закрыл за собой дверь.
* * *
Егоров уже выпил большую рюмку коньяка, закусил посыпанным сахаром ломтиком лимона, и почувствовал себя с своей тарелке.
– Я хотел поговорить о вашей подруге, Лене Романовой, – сказал он, обсасывая горькую корочку. – Вы ведь с ней близкие подруги?
– Допустим.
– Вы, Вероника, человек деловой, прагматичный, с вами можно без обиняков и всяких там лирических отступлений, – в эту минуту Егоров почему-то решил, что разговор обязательно получится. – Вот я и встретился с вами, чтобы поговорить о Лене.
– Я по телефону не поняла, кем вы ей доводитесь, – оборвала Егорова Вероника. – Вы родственник? И что вас интересует, её успеваемость? Учится она хорошо, правда, не очень старательно, – Вероника насмешливо прищурилась.
– Я доверенное лицо отца Лены и, конечно же, меньше всего интересуюсь её успеваемостью.
– Понятно, – заинтересовалась Вероника. – Но что вы хотите узнать от меня? – У нас состоится откровенная беседа, если вы пообещаете, что она не станет достоянием всего вашего факультета, – Егоров сладко улыбнулся. – Есть вещи, о которых широкой общественности лучше не знать. Злые языки, завистники, недоброжелатели. А Лене ещё учиться два года.
– Все останется между нами.
Вероника приложила указательный палец ко рту, и Егоров понял что завтра же она разнесет весть всем знакомым. Однако решающего значения это не имело, о беременности Лены все равно скоро узнается.
– Очень надеюсь на вашу порядочность.
Егоров просительно склонил голову на бок, меньше всего он надеялся на порядочность Вероники, но лучших источников информации пока не находилось. А тут подруга, едва ли не лучшая институтская подруга Лены Романовой, сидит перед ним. Правда, в записной книжке Романовой значились десятки мужских имен и фамилий, телефонные номера. Но если начать работать с каждым персонажем, поиски затянутся на необозримую перспективу, потребуются многие недели, а то и месяцы, чтобы сесть на хвост этого папаши.
– Дело очень деликатное. Не знаю, делится Лена с вами своими личными проблемами, но хотел бы это знать.
– Вот уж не подумала бы никогда, что у Романовой есть какие-то проблемы, – Вероника задумчиво глядела в даль.
– Личные проблемы, Бог мой, да из них соткано все наше существование, – теперь Егоров уже не собирался отступать.
– Объясните, что вы, собственно, хотите знать, – сказала Вероника. – Я не понимаю языка полунамеков. А то наводите тень на плетень.
– Лена попала в затруднительное положение, – Егоров остался недоволен собственным косноязычием, лучше уж действительно обо всем сказать открытым текстом. – Короче, Лена беременна, – выпалил он.
– Вот как? – на лице Вероники не отразилось и тени удивления.
– И Лена не хочет сообщить отцу, кто, ну, то есть… Вы понимаете. А Юрий Сергеевич хочет знать правду, думаю, он имеет на это право. Правильно?
– Смотря что «правильно», – лицо Вероники осветила змеиная улыбка. – Если под словом «правильно» иметь в виду то, что Лена залетела. Это правильно и вполне естественно с физиологической точки зрения. Если она не хочет посвящать в собственные секреты драгоценного отца – это тоже правильно. Я лично её не осуждаю. Каждый человек имеет право…
– Пожалуйста, оставим эту демагогию.
Егоров поморщился. «Ну давай, сучка завистливая, шевели языком», – думал он, начиная злиться на Веронику.
– Мы же с вами взрослые люди, а эти разговоры о правах на тайну личной жизни и всякое такое смешно слышать от вас. Кстати, вы только что сказали, что её беременность естественное дело. В каком смысле?
– Если жить с мужчиной, могут появиться дети – в таком, – Видимо, у Вероники, привыкшей, по собственным словам, платить втридорога за все блага жизни, шевельнулась та мысль, что съеденное мороженое надо ещё и отработать. – У Лены была связь, довольно долгая, с одним из наших преподавателей. С доцентом кафедры экономики Олегом Олеговичем Десятниковым. Это единственно по-настоящему серьезное Ленино увлечение, известное мне.
– Значит, сейчас эта связь оборвалась? – Егоров превратился в слух. – Я правильно понял, оборвалась?
– Правильно поняли, – Вероника уже без прежнего аппетита съела пару ложек честно заработанного мороженого и отхлебнула из чашки кофе с молоком. – Закурю, пожалуй, – она вытащили из пачки сигарету, поднесла её кончик к огоньку протянутой Егоровым зажигалки. – Эта интрижка проходила у всех на виду, так что, никаких секретов я не раскрыла. А оборвалась месяца четыре назад или три. У Лены какой срок?
– Не знаю, – соврал Егоров. – Меня в эти тонкости не посвящали. А что из себя представляет этот Десятников, ну, возраст, семейное положение, внешность.
– Возраст? – Вероника втянула в себя сигаретный дымок. – Что-то около сорока. Женат. Вот насчет детей… Кажется, дентьми не обременен. И супруга у него интересная женщина, не знаю уж, чего мужчины на стороне ищут. А его внешность, это на чей вкус. Черноволосый такой, подтянутый, гимнастический зал посещает, одевается стильно. Вообще-то симпатичный мужик, но не в моем вкусе. Слишком уж выпендривается, выкаблучивается. Чувствует, что бабам нравится. Не люблю таких, а Ленка вот клюнула.
– И долго продолжались их отношения?
С радости Егоров нацедил себе ещё одну полную рюмку, решив, что эта уж точно последняя, вечером предстоят дела. Теперь он смотрел на Веронику почти что с нежностью, самые смелые ожидания оправдывались. Егоров давно заметил, что лучшие подруги при удобном случае предают друг друга не просто охотно, но как-то азартно, самозабвенно.
– Продолжались отношения? – привычно переспросила Вероника. – Может, полгода или что-то около этого. Как видите, хватило времени, чтобы забеременеть. С первого семестра Десятников вел у нас семинары, учил экономической грамоте в свете последних веяний моды. Он умеет складно говорить, язык подвешен. Ходит взад-вперед по аудитории и упражняется в риторике. Потом вдруг неожиданно остановится, посмотрит на самую симпатичную девушку: «Вы со мной согласны? Возможно, хотите что-то добавить? Или вспомните живой пример по нашей теме?» И так задумчиво смотрит, подбородок поглаживает, будто его и вправду какой-то живой пример интересует. «А знаете что, останьтесь после занятия, поговорим. На моих занятиях важно не просто присутствовать. Нужно ещё и участвовать в работе. Вы меня понимаете? Один, без вашего участия, я не смогу ничего сделать». Ему бы в самодеятельности выступать.
– И с Леной он оставался после занятий? – Егоров закашлялся. – Материал ей объяснять учебный?
– Она у нас самая интересная в группе, – Вероника выудила из пачки Егорова новую сигарету. – Ну, не то чтобы интересная, эффектная. Одевается в самых дорогих магазинах. Своей портной, свой сапожник, свой визажист. На её месте самая занюханная девчонка выглядела бы по меньшей мере эффектно, – Вероника печально покачала головой, её глаза затуманила грусть. – Я бы на этого прощелыгу даже и не посмотрела бы, с его дополнительными занятиями. По существу, этот доцент дешевка. И подход к женщинам у него такой однотипный: прилипнет со своими семинарами, прости Господи, как банный лист. А дальше по стандартной программе: ресторан, постель. Дура все-таки Ленка.
– А почему она порвала с Десятниковым?
Егоров после короткой внутренней борьбы убедил себя в том, что ещё пятьдесят грамм коньяка заслужил честно. Вот все и выяснилось, вот она, прямая дорожка к истине.
– Что тут удивительного? – видимо, Вероника вспомнила фразу из женского романа. – Жизнь – это бесконечная череда потерь и находок. Хотя я считаю, что Десятников потеря не великая. Пользуется положением, вправляет молодым дурам мозги. По слухам, ему предлагали повышение, административную работу, так отказался. Он де с преподавательской работы уходить не хочет, без этого он себя не мыслит. «Это мое призвание», – так он выражается, – Вероника хихикнула.
– Спасибо, вы мне очень помогли, – Егоров пока что никуда не торопился, но продолжать разговор ему расхотелось. – Вам случайно деньги не нужны? Взаймы или как? Или на безвозвратной основе?
– Нет, не нужны, – Вероника гордо вскинула голову и посмотрела не Егорова с вызовом. – Деньги мне не нужны, – повторила она, – убежденная в том, что предательства совершаются из корысти. А нет корысти, нет и предательства. Так, разговор душевный.
– Я из добрых побуждений предложил, – Егоров пожал плечами. – Сам был студентом. Счастливые, кстати, годы студенческие.
– Конечно, счастливые, – согласилась Вероника. – Счастливые, но трудные.
* * *
Вербицкий встал с кресла, чувствуя усталость после только что состоявшегося разговора с женой. Если отбросить налет эмоций, Таня права в одном: она целыми днями одна дома, скучает, его ждет, ей одиноко. И так тянутся долгие недели и месяцы. Он щелкнул замками чемоданчика, проверил, не кончились ли разовые шприцы. Кое-какой запас ещё остался. Все на месте, лекарства, белый халат. Вербицкий прошел в спальню, сбросил спортивный костюм, надел белую сорочку и темные брюки. Действительно, пусть Таня пойдет работать, разве велико удовольствие для молодой женщины целыми днями дома киснуть? Пусть потрудится в женском коллективе, каком-нибудь жутком гадюшнике, ведь в этих домах культуры и музыкальных школах женщины основной контингент, неустроенные в жизни женщины, завистливые к чужому благополучию, злые на язык.
Там она быстро за голову схватится, домой примчится как миленькая. Разглядывая свое отражение в зеркале, Вербицкий решал, повязать ли галстук, выбрал темный, одноцветный – солидно. Яркие легкомысленные галстуки – это не для врачей. Переобуваясь в прихожей, он решил сказать несколько теплых слов жене, чтобы та весь день не держала на него обиды, не дулась как мышь на крупу. Пройдя в кухню на звук льющейся из крана воды, он подошел к Тане, обнял её за плечи и, опустив голову, чмокнул в щеку.
– Не подумай, что я против того, чтобы ты устроилась на службу. Даже наоборот. Если работа будет доставлять тебе хоть какое-то удовольствие, трудись. Конечно, те жалкие гроши…
– Да не в этих копейках дело, – Таня выключила воду и вытерла руки салфеткой. – Я пять лет проучилась в институте, у меня есть кое-какие знания, способности есть, которые теперь оказались лишними, невостребованными. А ты не хочешь этого понять. Я просто задыхаюсь в четырех стенах, чувствую себя никому не нужной.
– Ты мне нужна.
Вербицкий погладил жену по плечу. Он подумал, что дальше откладывать с ребенком нельзя. Появится на свет их первенец и сразу все станет на место. Кончатся эти пустые споры о работе и других пустяках, а жена, наконец, поймет, что создана вовсе не для того, чтобы учить нотной грамоте чужих детишек. Однако он не стал вслух высказывать свои соображения, не та тема, чтобы обсуждать её походя. Да, с ребенком тянуть не следует. Вербицкий ещё раз поцеловал жену и с озабоченным видом посмотрел на часы.
– Пора идти. Договорим, когда вернусь. У одного моего больного жена – директор музыкальной школы. Попрошу помочь в твоем трудоустройстве.
– Что на ужин приготовить?
– На твое усмотрение, – Вербицкий вышел в прихожую, надел кожаную куртку, меховую шапку и клетчатый шарф.
Поцеловав Таню на прощание, он вышел из квартиры, спустился вниз на лифте и неторопливо дошагал до троллейбусной остановки, помахивая чемоданчиком. Проехав пару остановок до хозяйственного магазина, Вербицкий побродил вдоль ряда частных торговцев, вспомнив, что надо бы поменять под кухонной мойкой треснувший сифон. Но с этим успеется, а в чемоданчике нет лишнего места, полна коробочка. Вербицкий подошел к другому продавцу, пьяненькому дядьке, вывалившему на свой лоток скобяные изделия и кое-какой инструмент.
Выбрав молоток с рифленой пластмассовой ручкой, Вербицкий расплатился, завернув покупку в газету, пристроил её в чемоданчике. Он зашел в хозяйственный магазин, бегло посмотрел образцы обоев. Зима уже скоро закончится, нужно подумать о ремонте квартиры. Пожалуй, светлые обои с мелким рисунком хорошо будут смотреться в большой комнате. Нужно приехать сюда вместе с Таней, пусть сама посмотрит. Вербицкий спустился в метро и купил жетоны.
* * *
Вагон качало из стороны в сторону. Вербицкий, сосредоточенный на мыслях о предстоящем ремонте, не сразу вспомнил, на какой остановке выходить. Поднявшись в город, он прошел пару кварталов, свернул в переулок и ускорил шаг. Занимался морозный яркий день, солнце, растопив низкие снежные тучи, засверкало в голубом небесном просвете. Зайдя через арку во двор мрачного семиэтажного дома, он нашел нужный подъезд, пешком поднялся на четвертый этаж. Переведя дыхание перед двустворчатой крашеной дверью, он нажал кнопку звонка. С другой стороны послышались медленные старческие шаги, покашливание. Звякнула цепочка, дверь на пару секунд приоткрылась и снова захлопнулась, чтобы распахнуться настежь.
– Здравствуйте.
Вербицкий шагнул в прихожую, поставив на пол чемоданчик, подождал, когда глаза привыкнут к полумраку.
– Вы очень пунктуальны.
Вербицкий скинул куртку и шапку, переобулся в тапочки.
– Куда мне пройти?
– Направо, в комнату, – Мария Феоктистовна показала рукой, куда проходить.
– Хорошо, – захватив с собой чемоданчик, Вербицкий свернул в комнату, замешкался на пороге, разглядывая сервированный круглый стол посередине комнаты. – Стоило ли беспокоиться?
Вербицкий вопросительно посмотрел на вошедшую следом старушку.
– Как же не стоило? – та всплеснула руками. – Вы-то беспокоитесь обо мне. Сами работаете на «скорой» и находите время навестить больную. Наверняка, это в ваши служебные обязанности не входит, – Мария Феоктистовна посмотрела на Вербицкого лукавыми глазами старой кокетки. – И даже денег не берете. Знаете, меня ваше бескорыстие даже настораживает. Впрочем, «настораживает» не то слово. Изумляет до глубины души ваше бескорыстие. Это так не современно, не брать денег. Прошу к столу.
– В таком случае, я с вашего разрешения помою руки.
Вербицкий опустил чемоданчик на пол, вышел из комнаты и, заперевшись в ванной, тщательно вымыл руки и лицо, причесал волосы. Вернувшись, он занял венский стул с гнутой деревянной спинкой и стал ожидать возвращения из кухни хозяйки. Старуха поставила перед Вербицким тарелку с куриными котлетами, картофельным пюре и зеленым консервированным горошком.
– Вы меня балуете, – после прогулки по морозу Вербицкий испытал приступ аппетита, чуть не облизнулся. – Вы меня балуете, – повторил он и, не дожидаясь отдельного приглашения, взялся за вилку, но старухи уже не оказалось в комнате, она вернулась через минуту с початой бутылкой хорошей импортной водки и пустой рюмкой.
– Пожалуйста, перед едой, – она поставила бутылку перед Вербицким. – Наливайте сами, боюсь пролить. Руки трясутся, стали слабыми.
Вербицкий решил не отказываться. Наполнив рюмку под ободок, осушил её в два глотка, ещё раз повторил, что хозяйка балует его и, если так пойдет дальше, избалует окончательно.
– Еще большой вопрос, кто кого избалует, – сказала Мария Феоктистовна, внимательно наблюдавшая за тем, как Вербицкий поглощает пищу. – Вы у меня в гостях уже третий раз и не взяли с меня за свои визиты ни копейки. Значит, есть ещё на земле бескорыстные люди. Не все деньгами испорчены.
– Не все, – кивнул Вербицкий. – Но многие.
– Две мои лучшие подруги скончались, муж умер ещё семь лет назад, – продолжала старуха. – Из родственников только брат и племянница. Брат младше меня, но тоже сильно болеет. Его старший сын, о нем я вам уже рассказывала, он пьяница. Торгует у метро шоколадками. А племяннице все некогда ко мне заехать, навестить старуху. Дефицит общения. Я ведь не пойду к подъезду сплетничать со здешними старухами. Они мне не компания. Да и о чем мне с ними разговаривать? Нет, не стану я топтаться с этими бабками даже от большего одиночества, не то воспитание у меня. А вы наливайте себе ещё водочки.
– Спасибо, достаточно. Как чувствуете себя? Эти дни сердце не беспокоило?
– Слава Богу, – Мария Феоктистовна улыбнулась. – С тех пор «скорую» не вызывала, как вы приезжали. Тогда я очень не хотела, чтобы меня забрали в больницу. Боюсь больниц. Хочу умереть в своей постели, а не на казенной койке.
– Чтобы забирать вас в больницу показаний не было, – Вербицкий ел не спеша, со вкусом. Старуха совсем неплохо стряпала. – Сейчас нам дают неплохую технику. Кардиограмму можно на дому снять. Это упрощает задачу, не нужно попусту людей, у которых слегка сердечко прихватило, возить в больницу. А у вас тогда случился приступ тахикардии, и давление ещё подскочило. Возможно, это связано с изменениями погоды. Витамины в таблетках купили? В вашем возрасте лучше усваиваются именно синтетические витамины, а не натуральные.
– Витамины уже две недели принимаю, – Мария Феоктистовна встала, взяла с серванта упаковку витаминов и вернулась к столу. – Вот какие.
– Хорошие, – кивнул Вербицкий. – Плюс полный набор минеральных веществ. И не слушайте того, кто говорит, что отечественные витамины лучше импортных.
– Да кого мне слушать кроме вас, – Мария Феоктистовна поправила воротник желтой в черный горох блузки. – Уже ноги у меня не те, чтобы по поликлиникам каждый день бегать, как другие. Может, я уже рассказывала об этом и теперь повторяюсь, но за свою сознательную жизнь я работала в общей сложности всего-то восемь лет. Просто не было такой необходимости, чтобы ходить на службу. Мой покойный муж занимал высокие должности во Внешторге, часто бывал за границей. Хорошая, денежная работа. Петр Петрович был старше меня, а с детьми у нас не получилось. Словом, я ни в чем не знала отказа. Дорогие шубы, побрякушки, государственная дача, прислуга. Мы очень хорошо жили. Я следила за собой. Ходила в бассейн, зимой на лыжах. Словом, за жизнь я не изработалась, как кляча. Вот только ноги слабеют все сильнее.
– Старайтесь ходить, проводите время на воздухе, – посоветовал Вербицкий. – Ноги сейчас посмотрим. Кстати, моя жена тоже дома сидит, но рвется на работу. Она тоже моложе меня на двенадцать лет.
– Какие пустяки, – старуха вздохнула. – Мой Петя был старше меня на двадцать лет. В семейной жизни возраст не главное. А своей супруге посоветуйте не на работу ходить, а найти себе какое-то занятие по душе. Просто безумие просиживать молодую жизнь в присутственном месте. Впрочем, вашей зарплаты должно быть на двоих не хватает.
– У меня хороший оклад, – ответил Вербицкий, но старуха, похоже, не слушала.
– Была бы я моложе, не вылезала из машины. Гоняла бы в свое удовольствие. И еще, конечно же, спорт. Это так отвлекает от скучных бытовых проблем. У вас есть машина?
– Есть «Жигули», старенькие уже.
Вербицкий насыпал в чашку растворимый кофе, добавил сахар, залил смесь кипятком из чайника.
– Не остыл? – Мария Феоктистовна придвинула ближе к Вербицкому вазочку с карамелью. – Посадите свою жену за руль, и вскоре она забудет все мысли о работе, с утра станет просить у вас ключи. У нас с Петей была «Волга». Все кончилось со смертью мужа. Знаете, смерть Петра Петровича, хоть он был уже стариком, стала для меня таким потрясением, будто мне залезли в грудь рукой и вытащили оттуда сердце. И сердца больше нет, а я все живу, уже без него, без сердца.
Вербицкий постарался ободряюще улыбнуться.
– Прошлый раз вы говорили, что у меня давление повышено, – вспомнила старуха. – Какое-то лекарство советовали купить. Название я записала, но бумажка потерялась где-то.
– У вас и верхнее и нижнее давление повышено. С верхним все понятно: волнение, реакция на врача. Обычное дело. Но почему повышено нижнее, почечное давление? Сейчас мы снова измерим давление, но в любом случае вам надо записаться на УЗИ. Теперь эти аппараты есть почти в каждой поликлинике, – он допил кофе и отказался от второй чашки.
* * *
Вербицкий передвинул стул к дивану, раскрыл на коленях чемоданчик, достал и положил на диван тонометр, фонендоскоп, накинул поверх пиджака белый халат.
– Как интересно, у вас в чемоданчике наручники, – старуха неожиданно для Вербицкого возникла за его спиной. – Скажите, зачем врачу наручники? Простите за любопытство.
Вербицкий, стараясь скрыть замешательство, почесал затылок. Вот же старая клизма, во все нос сунет, наручники углядела.
– Пациенты иногда попадаются буйные, – ответил он. – Наручники такая же необходимая вещь как, скажем, одноразовый шприц. Бывает, на вызов нужно отправлять бригаду психиатров, а вместо неё посылают линейную бригаду. А у пациента острый алкогольный психоз или что-то в этом роде.
– Это понятно, при такой-то жизни свихнуться недолго, – Мария Феоктистовна села на диван. – Вам наручники на работе выдают?
– Нет, сам их купил, – Вербицкий не стал ничего выдумывать. Вот привязалась, ведьма, к наручникам будь они неладны. – Подошел ко мне на улице один пьяница, на бутылку ему не хватало, оказалось, сотрудник охранного агентства. Я ему купил бутылку, а он помог мне купить наручники. Их ведь простым смертным не продают. А сотрудник охранного агентства имеет право купить по своему удостоверению.
– И пригодились они вам, наручники-то?
– Сколько раз, – Вербицкий придвинул свой стул ближе к дивану. – Рукавчик поднимите, пожалуйста.
