Пропавшая в Москве

скачать книгу бесплатно

Джейн подумала, что до безумия ей осталось рукой подать. Бессонница и голод свое дело сделали. До сих пор ей кажется, что руки, грудь и шея перепачканы человеческой кровью, горячей и густой, как масляная краска. Эту кровь нельзя смыть ни струей воды из-под крана, ни растворителем. Разве только что концентратом серной или азотной кислоты. Смыть кровь вместе с кожей.

Лихно сел за стол и сказал:

– Аносов – это не человек, а зверь. И вы получите тому доказательства. В случае отказа вы заставите меня сделать страшные вещи, которые я совсем не хочу делать. Я даже говорить об этом не хочу, потому что по натуре неисправимый либерал. Ну, подумайте о своем ребенке, об отце. Много ли ему осталось?

Джейн почувствовала, как в груди оборвалась какая-то ниточка. Оборвалась и ударила по сердцу. А сердце, словно бокал тонкого стекла, треснуло, а потом рассыпалось на мелкие осколки. Она подумала, что на свете существуют сотни, тысячи приемов изощренного давления на человека. Когда живое существо, ломают словно пластмассовую куклу. Из книг она знает некоторые приемы психологического воздействия на людей. Изощренного, крайне жестокого. Сейчас ее ломают, это мучение будет продолжаться, пока садисты не добьются своего. Как долго она еще выдержит такую пытку? Пару дней? Неделю? Один час? Она сделана не из железа, слеплена из мягкого теста…

Или ее уже сломали?

– Вы даете слово, что меня отпустят, как только я начерчу план того дома?

– Я даю слово офицера. Старшего офицера, что вас отпустят немедленно. Вы не проведете здесь ни одной лишней минуты. А мое слово дорогого стоит.

– Но чем вы докажете…

– Что вам не отрежут голову, а тело не зальют бетоном? – оборвал Николай Макарович. – Тут и доказывать ничего не надо. Как свидетель обвинения вы не опасны. Если захотите рассказать о своем приключении милиционерам, очнетесь в сумасшедшем доме или в тюрьме. Кто поверит в историю про вашу жизнь в подвале вместе с женщиной-кочегаром? Про чертежи дома, которые от вас якобы неизвестно кто требовал? Про Королеву Викторию…

Джейн помолчала минуту.

– Скажите своим… Ну, этим людям. Скажите им, чтобы принесли большие листы ватмана, – пробормотала она скороговоркой. – Штук десять-пятнадцать. Набор фломастеров. Простые карандаши. И чертежные инструменты, доску на подставке.

– Ну, наконец-то. Есть хороший компьютер со специальной программой…

– Я работаю по старинке. Большие чертежи удобнее делать на бумаге.

– Скоро вы все получите, – отчеканил Николай Макарович.

На его физиономии появилась гримаса, отдаленно напоминающая улыбку.

Когда Джейн привели обратно, в комнате было прибрано. Исчезло пальто, изъеденное молью, грязные обноски, что Королева Виктория надевала на работу. Бетонный пол тщательно отскоблили, бурых пятен запекшейся крови не видно. Не осталось никаких следов пребывания здесь безумной женщины. Только голая железная койка и цветная фотография журнальной красавицы, прилепленная к стене хлебным мякишем. На топчане Джейн лежал новый матрас, теплое одеяло и комплект свежего постельного белья. Пахло стиральным порошком и хлоркой. Для полного счастья не хватало вазы с весенними цветами и томика лирических стихов.

Вместо цветов на столе пять банок тушенки, рыбные консервы, круг копченой колбасы и краюха свежего хлеба. Джейн застелила постель, подумала, что надо бы помыться в корыте и хоть немного поесть. Но сил хватило лишь на то, чтобы лечь и провалиться в космическую пустоту сна.

* * *

– Степанов Николай? – переспросила хрупкая миловидная женщина и перевернула страницу регистрационного журнала.

Она поднялась из-за стола и поправила лацканы белого халата.

– Николай, – как эхо отозвался Радченко.

– Идите за мной, – женщина, цокая каблуками, быстро зашагала по коридору. – Между нами, по поводу этого Николая звонили уже несколько раз. И не только ваш знакомый профессор. Кстати, у него я училась. Правильно сказать, моя учеба продолжается. Осталось полгода интернатуры – и я дипломированный специалист.

– Кто же еще звонил?

– Один чиновник из комитета здравоохранения при мэрии Москвы. Он посоветовал поскорее провести вскрытие и кремировать тело. Ну, по его данным покойный был болен опасной вирусной болезнью. Позже звонили из милиции, спрашивали, когда будет кремировано тело. И почему мы так долго тянем. Я ответила, что вскрытия еще не проводили. Они ответили, что нет никакой нужды это вскрытие делать…

– И что вы?

– У меня ночное дежурство, – ответила врач. – Я сказала, что закончу вскрытие приблизительно в три часа утра.

– Вы не спросили: к чему такая спешка?

– Я всего лишь врач-интерн. И мне вопросы задавать не полагается.

Радченко шагал по коридору и думал о том, что успел повидать в этой жизни немало разных видов. Пожалуй, на свете не осталось вещей, которыми можно поразить его воображение. Как выяснилось, удивляться есть чему. В этот морг на далекой городской окраине он добирался на машине более часа. За это время Дима дважды успел переговорить по телефону с известным профессором медицины. А тот связался с дежурным врачом морга и уладил все формальности. Если бы Радченко отложил визит до утра, то не увидел даже горки пепла, что осталась бы от Коли Степанова.

– На трупе есть синяки, гематомы?

– Синяков хватает. Ему сильно досталось перед смертью. Все лицо разбито.

– Есть ножевые раны? Следы удушения?

– Этого нет, – покачала головой врач. – Я осмотрела пострадавшего. Ножевых или пулевых ранений не наблюдается. Несмотря на все эти синяки и ссадины, я думаю, что смерть ненасильственная.

Врач распахнула дверь ярко освещенного зала, летящей походкой прошла мимо пустых секционных столов к дальнему угловому столу. Сдернула простыню с тела. Радченко шагнул вперед, остановился и замер. Перед ним на гладкой мраморной поверхности стола лежал крупный мужчина лет пятидесяти. Физиономия распухла от побоев, на губах запеклась бардовая корка. Седые волосы на груди стояли дыбом словно от холода. К большому пальцу правой ноги привязана клеенчатая бирка. На ней химическим карандашом написали: «Николай Петрович Степанов. Предположительно – бродяга».

Глава 7

Девяткин вышел из последнего вагона электрички. Перрон пуст. Справа, припорошенная снегом, будка с крошечным окошечком, там продают билеты на пригородные поезда. За платформой глубокий овраг и посадки сосен в три ряда. За ними снежное поле, граница которого сливается с серым небом. По другую сторону насыпи уходит вдаль кирпичная стена, за ней – территория цементного завода.

Девяткин подумал, что экстрасенс Антонина Белова живет слишком далеко от Москвы, да и место здесь не самое живописное. Он поставил на землю тощий портфель, вытащил из кармана кусок бумаги, на котором был нарисован план местности. Если двинуть напрямик, через лесопосадки, путь сократиться вдвое. Нужно перейти овраг, а дальше дорога через поле…

По настилу из обледеневших досок, он съехал с платформы вниз как на коньках. Поднял воротник плаща, надвинул на лоб кепку. Через поле вела кочковатая грунтовка. Ветер дул в лицо, колкие снежинки летели за ворот плаща. Миновав сосновые посадки, в низине он увидел новые ряды деревьев. И тут, сломав подметками корку льда, провалился в глубокую лужу, зачерпнул ботинками воды. Девяткин чертыхнулся, постоял минуту, дико озираясь по сторонам, но не увидел ничего кроме снежной крупы, летевшей с неба.

Огибая лужи, он зашагал вдоль обочины дальше, размышляя о том, что внутренне не готов к сюрпризам природы. Конец апреля. Еще вчера светило солнце, пахло растаявшими помойками, ветер гонял по асфальту бумажный мусор. А в душе шевелились странные чувства, не имеющее определенного названия. Хотелось позвонить знакомой женщине, брюнетке с потрясающей походкой. Назначить свидание у памятника Пушкину и явиться на встречу с охапкой свежих тюльпанов.

Но весну съел налетевший из Арктики циклон. Потрясающей брюнетке он не позвонил, потому что в составе оперативной бригады был вызван в район Строгино. На берегу Москвы-реки на задах спасательной станции нашли расчлененный обезглавленный труп мужчины. Точнее, фрагменты тела, упакованные в пакеты и сложенные в огромный мешок. Пришлось заняться бумажной работой, исписать несколько страниц протокола. А потом накоротке переговорить с судебным экспертом, мрачным парнем, насквозь провонявшим формалином.

Эксперт сказал, что убийство, видимо, произошло недели три назад, где-то на квартире. Тело расфасовали по пакетам, сложили в мешок. Труп распиливали ножовкой, а не рубили топором. Значит, убийца человек опытный и осторожный. Он боялся потревожить соседей.

«Ищите голову, – посоветовал эксперт. – Без нее личность погибшего не установим». «Поищем», – неуверенно пообещал Девяткин. И подумал, что убойный отдел получил еще одно безнадежное дело, которое никогда не будет раскрыто.

* * *

Через полчаса он, помахивая портфелем, вышел на асфальтовую дорогу. Наверняка, сегодня можно воспользоваться служебным положением и задать экстрасенсу Антонине Беловой пару личных вопросов. Есть у Девяткина надежда, что на стороне у него растет сын. Парню уже шестой год. Но вот его мать, особа с несносным характером, не идет на контакт с бывшим любовником. Она не отвечает на телефонные звонки, отказывается встретиться и поговорить. Отсылает обратно подарки, что Девяткин отправлял на праздники. По датам, срокам и обстоятельствам все совпадает, да и мальчишка похож на Юрия Ивановича как две капли воды, но… Девяткин прибавил шагу.

Он прошел вдоль улицы, застроенной вросшими в землю деревянными домами. Где-то вдали, в туманной дымке виднелись старые кирпичные стены текстильной фабрики. Труба котельной пускала в небо клубы ядовито-желтого дыма. Навстречу попалась старуха, закутанная в платок, из которого торчал синий нос, похожий на кукиш. Бабка что-то прошамкала беззубым ртом и двинула дальше. Девяткин молча кивнул в ответ, остановился на середине моста и минуту смотрел на серый поток воды, бегущий внизу. Речка не слишком глубокая, видно дно, покрытое камнями.

Теперешний сожитель Беловой, – водитель грузовика некто Борис Панкратов, сумасбродный верзила, несдержанный на руку. Выпивая, он страдает припадками буйной ревности. Тогда достается не только Беловой, но и посторонним людям. С этого вот моста Панкратов сбросил трех мужчин, случайных прохожих. У двоих травмы средней тяжести, переломы рук и ног, третий пострадавший остался без передних зубов.

Несколько лет назад Боря получил за хулиганство два года с отсрочкой исполнения наказания. На этот раз от тюрьмы его спасли московские милиционеры. Белова ползала на коленях перед начальством, обещала все отработать, просила не доводить дело до суда, выпустить сожителя из областного изолятора временного содержания. Панкаратова лечили от алкоголизма. Теперь он сделался немного тише и решил узаконить отношения с сожительницей.

Девяткин толкнул калитку и, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь портфелем. Послышались шаги, тихие ругательства. Наконец упала цепочка, щелкнул замок, дверь чуть приоткрылась.

– Кого еще черти принесли? – спросил из темноты хриплый голос. Мужчина, не дожидаясь ответа, выдал порцию отборной брани. Закашлялся и добавил. – Я как раз хотел ружье зарядить. Хотел проверить, не сырой ли порох. И тут ты нарисовался… Вовремя.

– На себе проверь, олух, – Девяткин с силой пнул ногой дверь и вошел в полутемную прихожую. – Я из милиции. Тебя Тоня не предупреждала?

– Прошу прощения, гражданин начальник, – Боря изобразил что-то вроде полупоклона и принял из рук гостя мокрый плащ. – Из головы вон. Не разглядел спросонья, что начальство пожаловало. Завтра мне в рейс. Отсыпаюсь. Да, такие дела, шоферские…

Девяткин снял кепку и посмотрел на отражение в тусклом зеркале. Панкратов стоял навытяжку, по-солдатски выпятив богатырскую грудь.

– Вы по делу пожаловали? Или как?

– Ты вот что, Боря… Отставь свои умные вопросы. Исчезни из дома часа на полтора. У нас с твоей подругой разговор серьезный. А ты прогуляйся, воздухом подыши. Погода как раз того… Шепчет. И способствует.

Боря исчез в темноте коридора, а из кухни вышла женщина лет сорока, одетая в пестрое ситцевое платье в цветочек и жилетку, сшитую из кроличьих шкурок. Светлые волосы зачесаны на затылок, лицо можно назвать приятным, даже красивым. Если бы не печать усталости и ускользающий взгляд светлых глаз. Равнодушных и пустых глаз, будто жизнь вытекла из них вместе со слезами.

– Вы Юрий Иванович? – спросила женщина.

– Он самый, – покашлял в кулак Девяткин.

– Вон в комнату проходите. Сейчас я горячего чая принесу. С клубничным вареньем. Любите?

Гость хотел из деликатности отказаться, но передумал.

* * *

Девяткин выложил из портфеля пластиковый альбом, где рядом с фотографиями Джейн воткнули снимки ее отца, крупного предприниматели из Чикаго, шестилетней дочки Кристины. На край стола легла тонкая папка, хранившая несколько страниц печатного текста: подробное описание похищения Майси. Весь тот несчастливый день, расписанный по минутам. Сверху еще три страницы, сколотые скрепкой: краткая биография американки, справка из московского представительства компании «Хьюз и Голдсмит» о работе, которой она занималась в России.

Хозяйка сидела за столом напротив Девяткина и молча наблюдала за гостем, отметив, что милиционер чем-то раздражен. Он думает, что напрасно потерял время, притащившись сюда, а со временем и у него туго. Юрий Иванович хочет справиться с эмоциями, но почему-то не получается. Он неловко чувствует себя в этой комнате, оклеенной светлыми обоями, где из мебели только круглый стол, сервант и несколько стульев. Он часто поглядывает на старинные фотографии в самодельных рамочках, развешанные по стенам. И постукивает пальцами по столу.

– Наверное, вы по-другому меня представляли? – Антонина придвинула ближе бумаги.

– В каком смысле?

– Ну, такая баба в старинном салопе. Спутанные волосы. Выглядит лет на сто. Или чуть постарше. Не верит в электричество, бормочет заклинания и питается сушеными пауками.

– Я читал ваше личное дело. И фотографию вашу видел. Знал, что в доме привлекательная женщина. Не случайно же вокруг вас вечно мужчины вьются, как мухи. Просто сама идея, ну, обратиться за помощью к ясновидящей… Она представляется сомнительной. Я атеист, хотя это и не современно. И еще, простите за прямоту, не слишком верю во всякую чертовщину вроде экстрасенсов. Но если есть хоть один шанс из тысячи с вашей помощью найти Джейн Майси… Тогда я готов изменить свои взгляды на жизнь.

– Эта Джейн ваша добрая знакомая? – хозяйка прищурилась. Казалось, она смотрела на Девяткина насмешливо. – Старая подруга, да?

– Разве вы не умеете читать чужие мысли? – удивился Девяткин. – Странно. Я почему-то думал, что это для вас – что семечки щелкать.

– Зачем читать чужие мысли, если можно просто спросить?

– Джейн мне не подруга, – Девяткин покашлял в кулак. – Мы познакомились около года назад. Тогда она была в Москве в краткосрочной командировке. Занималась аудитом большой коммерческой фирмы. Уехала по делам в Таджикистан и там пропала. Ни звонков, ни писем. Ее американское начальство серьезно забеспокоилось… Но Джейн нашлась. Ей помог выбраться из переделки один юрист. Ну, это длинная история. Она хороший человек и собой недурна. Но у Джейн есть большой изъян: притягивает к себе неприятности, как магнит железо. В тот раз я посоветовал ей больше не возвращаться в Россию. Она не послушалась.

– А по вашей линии хоть что-то есть? Свидетели, улики?

– Прочти ничего. Кроме трех граждан. Они видели непосредственно момент похищения. С их помощью мы составили портрет предполагаемых преступников. Это лучше, чем ничего. Но далеко мои изыскания не продвинулись.

– Что-то еще?

– Ну, Майси прожила в Москве более месяца. Угроз в ее адрес не поступало. Иначе она рассказала бы об этом начальству. Или обратилась в милицию.