скачать книгу бесплатно
Склон уходил вниз, в овраг, на дне которого журчал ручей. По извилистому руслу Бобрик тащил мотоцикл еще какое-то время, минут десять или целый час, пока окончательно не выбился из сил, руки сделались непослушными, а колени стали сами собой подламываться от усталости. Он взглянул в зеркальце на свою бледную заляпанную грязью физиономию и понял, что дальше идти не сможет. Если его убьют, пусть это случится здесь и сейчас. Он бросил мотоцикл. Тяжело дыша, повалился спиной на траву и, дождавшись, когда сердце перестанет бешено молотиться в груди, прислушался. Поскрипывает ствол старой сосны, ветер гудит в макушках деревьев, вдалеке незнакомым голосом поет птица. Ни человеческих голосов, ни шума автомобильного мотора. Бобрик упал на колени перед ручьем и напился воды. Кажется, пронесло.
Глава пятая
После обеда придорожная забегаловка «Водокачка», где час назад яблоку негде было упасть, опустела. Все те, кто хотел помянуть кружкой пива покойного Петьку Гудкова, сели на мотоциклы и поехали обратно в Москву. За длинным столом в углу остались несколько старых приятелей, которым в этот будний день некуда было спешить.
Саша Бобрик, сидевший на почетном месте во главе стола, неспешно накачивался пивом и смолил сигареты. Сегодня он стал центром внимания всей байкерской тусовки, подробно пересказав историю последнего загородного путешествия с Петькой Гудковым, ночевку в поле и возвращение в Москву, он опустил все страшные подробности убийства, свидетелями которого они стали. Бобрик попридержал язык, потому что не хотел никого грузить собственными проблемами и еще боялся, что ему не поверят, как не поверили те поселковые менты.
Слева сидел Элвис, одетый в обрезанные выше колен джинсы, кожаную жилетку на голое тело и высокие солдатские ботинки, он все больше мрачнел и все меньше говорил. Сегодня он, проторчавший все утро на кладбище, был настроен на грустный философский лад.
– Я одинок, как вода, текущая из крана, – Элвис прикончив очередную кружку, щелкнул пальцами и махнул рукой буфетчику: подгребай сюда и повтори. – Впрочем… Не совсем как вода. И не совсем одинок.
Он опустил руку и ущипнул за мягкое место девочку, сидевшую рядом на скамейке. Кажется, ее звали Лена, очередная подружка, которую Элвис то ли склеил в мужском клубе, то ли выиграл в карты. В девчонке не было ничего особенного, на такую в толпе не оглянешься, она немного робела в новой компании и редко открывала рот. Возможно, ей просто нечего было сказать.
Достав ножик, Элвис положил на столешницу растопыренную пятерню, потыкал клинком между пальцев, то ускоряя, то снижая темп. Несколько раз он промахивался, попадая острием в палец, слизывал выступившую капельку крови, но своего занятия не бросал.
Справа от Бобрика канифолил задом скамью Дмитрий Радченко или просто дядя Дима. Этот золотой мальчик объездил и укротил все престижные модели мотоциклов, вдребезги разбил новый спортбайк Сузуки и Хонду. Он греб деньги обеими руками и мог позволить себе раз в полгода раздолбать навороченный аппарат, а на следующий день купить новый, еще круче. Радченко партнер престижной адвокатской фирмы, он выигрывал все уголовные дела, за которые брался, все без разбора.
В этот скорбный день Дима надел застиранную майку с надписью «Возьми меня на асфальте», в знак траура повязал на плече черный платок, а темные длинные волосы подобрал желтой косынкой. Видимо, сегодняшние похороны не прибавили Радченко оптимизма, заставив задуматься о бренности всего земного. Рядом с адвокатом сидела Лариса Демидова, она пила минеральную воду и жевали соленые сухарики. О Демидовой Бобрик знал не так уж много: потрахаться с ней хотели многие, но она культурно отбрила всех парней, у нее есть какая-то тайная любовь, но о своих чувствах Лариса не любит распространяться вслух. Она вообще не слишком разговорчивая. И еще одна вещь: всех мужиков, которые не ездят на мотоциклах, она презрительно называет кексами. Сегодня Лариса отпросилась с репетиции в театре, где она танцевала в каком-то нашумевшем мюзикле. Можно было заметить, что Элвис часто останавливает взгляд на девушке. И смотрит как-то странно, с любовью или нежностью. Так пьяница рассматривает полную бутылку, из которой еще не успел сделать глотка. И никогда не сделает.
На дальнем углу скамейки устроился Эдик по прозвищу Иностранец. Точнее, на скамье помещался зад Иностранца, сам он грудью лежал на столе, подложив под голову костлявое предплечье, сладко сопел. Эдик засадил два косяка подряд, залив это дело водкой, заполировал пивом и временно отключился. Все знали эту особенность Эдика, спать за столом, когда немного перебирает, вскоре он очнется, сядет на свою «Хонду»и на дороге будет трезвее трезвого. Свое прозвище он получил за то, что три года жил где-то за границей и вернулся оттуда в полном восторге. «Там в дурке в сто раз лучше, чем у нас в санатории», – говорил Эдик, когда его спрашивали о заграничных впечатлениях. «Так чего же ты там не остался?»Меня не очень-то хотели оставлять. По их понятиям я слишком буйный, совсем потерял педали", – отвечал Эдик.
– Человека тянет к саморазрушению, – сказал Радченко, закончив свои размышления. – С этим ничего не поделаешь. С этим можно только смириться и жить дальше.
– Жить дальше, – передразнил Элвис. – Вот ты лично когда собираешься прибраться?
– В каком смысле?
– Ну, через год, на следующей неделе, завтра? Или ты себе сто лет намерил?
– Отвянь со своими примочками, – поморщился Радченко. – Сегодня меня тошнит от загробной философии. Петька Гудков лично мне не сообщал, на какой день запланировал свои похороны. Он просто катил по темной дороге. Влетел в какого-то козла, который обосрался и уехал с места происшествия. И вот мы сосем пиво, а он там… Надеюсь, Петька недолго мучился перед смертью. Секунду или две секунды, не дольше. Удар… И все кончено.
– Кончено, – тупо повторил Элвис. – Вот ты или я, сколько раз мы бились на мотоциклах. И хоть бы хрен. Пара переломов конечностей, сломанные ребра – это не в счет. Почему так?
– Потому что я собираюсь еще немного пожить, – ответил Радченко. – И бог, кажется, не против моей затеи. Потому что в нашем поганом существовании, сплошном паскудстве, называемом человеческой жизнью, у меня есть цель.
– Вот как… Какая именно? Хапнуть вагон денег, вывезти его в Швейцарию? И там все прожрать? Но только медленно, чтобы хватило до пенсии.
– Ну, зачем же так примитивно? Я мечтаю о высоком. О том, что у меня родится сын. И я доживу до того времени, когда он повзрослеет. И сумеет воспринять меня таким, какай я есть. Короче, я живу только для того, чтобы дать своему будущему сыну пару советов. Совет первый: главное не быстро ездить, а умело маневрировать. Второе: в этой жизни можно многое сделать, если не надорвешься раньше времени. Поэтому, сынок, не напрягайся. Вот и все. Я скажу эти слова, а потом можете примерить на меня деревянный макинтош.
***
Элвис поднял запотевший графин, который поставил на стол буфетчик Антон Васильевич по прозвищу Тоник, он же хозяин заведения. Разлив пиво по кружкам, кивнул Бобрику.
– Ну, скажи что-нибудь.
Бобрик подумал минуту. Сдул пену с пива, он искал какие-то хорошие торжественные слова, подобающие случаю, но ничего особенного в голову не приходило. Пустые житейские воспоминания.
– С Петькой Гудковым мы вместе выросли. Мы жили в небольшом городе, где все друг друга знают. Почти как в деревне. Занимались мотокроссом на стадионе «Урожай»у одного тренера. Потом Петька ушел в армию, потом пришла моя очередь. И мы встретились только через четыре года. Выпили пива в привокзальной забегаловке и решили открыть собственный бизнес. Но из этого не вышло ни хрена хорошего. И Петька спрыгнул с этой карусели. Через некоторое время мы снова встретились, уже в Москве. Петька мечтал бросить работу водилы персональщика, эту службу он считал холуйской. И еще он хотел жениться. Но успел сделать ни того, ни другого. Жаль. Чтобы на том свете все мечты сбывались.
Бобрик щелкнул пальцами, давая понять, что короткое выступление уже закончено, и ополовинил кружку. Помолчал минуту и добавил:
– Петьке неважно жилось в Москве, тоскливо. Здесь у него не было ни одной родной души кроме нас с вами. Последнее время он много бухал. А когда нажирался, даже не выходил в сортир. Ссал прямо в распахнутое окно.
Иностранец проснулся, поплевав на ладонь, пригладил пятерней длинные патлы и допил пиво. Выпотрошил на стол папиросу, вытащил щепоть травки из спичечного коробка. Смешав канабис с табаком, набил косяк, прикурил от спички.
– Клева вещь, – сказал он, глубоко затянувшись, и подмигнул Радченко. – Хочешь дернуть, юрист?
– Я завязал окончательно, – покачал головой дядя Дима. – У нас в конторе трижды в год стали проводить медицинское обследование сотрудников. Чистая принудиловка, нельзя отказаться. Сроки проведения обследования – тайна. Прямо в офис приезжают врачи. Если в моей моче найдут следы этой дряни, я потеряю в жизни все. И уже никогда не верну.
– Курить я еще никого не заставлял, – Иностранец глубоко затянулся и, провоцирую дядю Диму, закатил глаза якобы от удовольствия. – Какой кайф…
И пустил папироску по кругу. Тут девчонка Элвиса обрела дар речи, Ленка повисла у него на плече.
– Ну, не надо дрянь сосать. Пожалуйста. Ради меня.
Элвис плюнул на кончик папиросы, бросил ее на пол и раздавил подметкой.
– Если женщина просит, я подчиняюсь.
– Элвис, лапочка, – Ленка продолжала висеть у него на плече. – А если бы ты не выиграл в карты? Если бы ты проиграл?
– В карты не проигрываю.
– Я сказала «если». Что бы тогда случилось? Я бы сгнила заживо в той помойке, да? Ты бы меня там оставил? Бросил там?
– Все равно бы забрал, – покачал головой Элвис.
– Правда? – Ленкины глаза искрились, то ли от выпитой водки, то ли от большой настоящей любви. – Ты не отдашь меня обратно этим сволочугам?
– Никогда, – Элвис допил кружку, ладонью стер с губ пену, обернулся к буфетчику. – Эй, ты чего там уснул что ли?
***
Буфетчик Тоник, усатый мужик в застиранном фартуке, уже мелко семенил к столу. Составив с подноса два графина свежего бочкового пива и блюдо с креветками, он отвесил нечто похожее на реверанс и улыбнулся, ослепив посетителей блеском золотых коронок. Буфетчик знал: когда здесь останавливаются мотоциклисты, можно ждать отличных чаевых или большой драки. В прошлый раз парни, просто так, не поймешь из-за чего, схлестнулись с водителями большегрузных фур. Дальнобойщики оказались мужиками неслабыми и совсем неробкими, но фортуна оказалась не на их стороне. Кровь с пола пришлось смывать из резиновой кишки, от витрины остались одни воспоминания. Хорошо хоть никого не замочили. Мотоциклисты покрыли все убытки и даже сверху накинули, чтобы без обид. Но сегодня парни грустные, видно, все обойдется без рукоприкладства, без разбитой витрины и кровищи. А чаевые, считай, уже на кармане. Эти парни копейки не считают, они кидаются рваными по чем зря.
Бобрик ждал, когда из забегаловки отчалит Элвис, чтобы увязаться за ним и поговорить в четыре глаза, рассказать о том, какие страхи не дают спокойно спать ночами. Посоветоваться о том, что делать дальше. Но, кажется, Элвиса домкратом не поднять со скамейки, он залип здесь надолго, возможно, до поздней ночи. Бобрик глянул на Диму Радченко, подумав, что адвокат не позволит себе таких вольностей, торчать в пивняке до закрытия, он совсем скоро сядет на мотоцикл и даст по газам. Может быть, стоит посоветоваться с дядей Димой. Он знает законы, даст умный совет, кроме того, Радченко самый трезвый за этим столом, если не считать Ларисы Демидовой. Прямо здесь и поговорить, не откладывая в долгий ящик. Но дядя Дима сам обратился к Сашке:
– Боб, ты чего на похороны не пришел? Уклонист хренов.
– Я, то есть мы с Петькой, с покойным Петькой, влипли в историю, – Бобрик вытащил из кармана и протянул дяде Диме несколько исписанных листков. – Я вот тут все написал, как было. Ну, что случилось со мной и Петькой. И еще кое-что добавил от себя. Мысли, предположения.
– Боб, у тебя есть собственные мысли? – удивился Радченко. – И даже предложения? Ты меня удивляешь. Интересно, по поводу чего?
– Дядя Дима, почитай. Это вроде заявления в правоохранительные органы. Только не знаю, куда с этими бумажками идти. В ментовке мы с Петькой уже были. Значит, в прокуратуру? Если не найдется человека, который посоветует что-то дельное, через неделю, а то и раньше, меня закопают рядом с Петькой.
– Ну, давай свой опус, – Радченко взял листки, вытер стол салфеткой и начал читать, водя пальцем по строчкам. – Слово «сенной»пишется с двумя н.
– Ты не ошибки проверяй, вникни в смысл.
Последние двое суток Бобрик провел в доме дальнего двоюродного дяди, в поселке Большие Котлы, что в двадцати с лишним верстах от Сергиева Посада. Родственник, одинокий мужик, с которым не виделись года три, встретил племянника по первому разряду, выставив на стол все, что было под рукой: поллитровку мутного самогона, чугунок картошки со своего огорода и банку рыбных консервов. Совсем нехилый прием по тамошним понятиям. У дяди Лени можно пожить еще день-другой. Но это край. Впутывать в свои дела престарелого инвалида – последнее дело.
Бобрик, прикурив сигарету, подумал, попросится неделю пожить у Элвиса. Завтра попытается созвониться с одним мужиком из автосервиса, чтобы тот забрал из строительной общаги сумку со шмотками и передал ее Бобрику возле метро «Автозаводская». На работу он больше не выйдет. Жаль терять приличное место. Хозяин, он не хуже и не лучше других частников, Амбарцумян не баловал своих мастеров деньгами, но и не хреном не оставлял. На сервисе можно было в рабочее время поковыряться с мотоциклом, плюс бесплатная ночлежка. Но теперь выбора нет. Туда больше ни ногой.
Здоровенный мужик с больным ухом, назвавшийся Фоминым, и его дружки ищут Бобрика с фонарями по всей Москве. На сервис они уже наверняка сунулись, и еще придут. Пробьют адрес его бывшей квартирной хозяйки. Возможно, заявятся к тете Зине с гвоздодером и этим неудобным инструментом удалят ей несколько зубов или настучат по коленям. Так, для затравки, чтобы разговор шел поживее. Поэтому надо искать спокойное лежбище и ждать, пока не окончится кипеш. Элвис – тоже временный вариант, он человек непростой, если очень захочет, потерпит гостя пару дней, на большее не рассчитывай. Но и пара дней – не хвост собачий. За это время Бобрик, пожалуй, успеет подыскать еще один запасной аэродром, где можно приземлиться и переждать бурю.
– И слово расчлененный, в нашем случае расчлененный труп, который по твоему утверждению бандиты спрятали неподалеку от сарая, тоже пишется с двумя буковками н, – Радченко отложил в сторону прочитанные страницы, вытащил очки, нацепил их на нос. Значит, чтение его захватило. – Кто тебя грамоте учил, двоечник?
– Какой еще расчлененный труп? Это вы о чем? – Лариса Демидова, хранившая молчание, наконец открыла рот. Взяла две первые странички и погрузилась в чтение. – Так, так… Уже интересно.
Бобрик сквозь пыльную витрину смотрел на дорогу и думал о том, что стать своим человеком среди байкеров, завоевать в этой пестрой компании хоть какое-то положение довольно просто. Нужно чем-то выделиться из общей массы: грубой силой, мастерством вождения мотоцикла или навороченной тачкой. Если у тебя нет ни того, ни другого, ни третьего, на скорое признание можешь не рассчитывать. На Сашу Бобрика здесь обратили внимание, когда его мотоцикл занял второе место на конкурсе байкерского клуба «Сокол»по классу «самопалов», а позже Боб был задержан сотрудниками ДПС за превышение скорости, грубое нарушение правил движения и езду в нетрезвом состоянии на мотоцикле неустановленной конструкции. Позже людям стало известно, что Бобрик кандидат в мастера по мотокроссу. И он получил место за столом, где сидели совсем взрослые мальчики и девочки.
– Это чего, шутка? – Лариса посмотрела на Бобрика удивленно. Да, за такие глазищи можно полжизни отдать, не случайно Элвис пялится на нее, даже не может скрыть свой интерес. – Но ведь Петька Гудков погиб ненасильственной смертью? Он разбился на мотоцикле. А ты пишешь, что его якобы…
– Это мое предположение.
Листки пошли по кругу, Элвис, дочитав вторую страничку, только усмехнулся.
– Что это за оружие? – спросил он. – Саша, ты чего, клея нанюхался?
– Про клей меня еще менты спрашивали, – Бобрик потушил окурок о подметку башмака. – И почему-то удивились, когда узнали, что не пью одеколон и даже тащусь от «Момента».
– М-да, все это как-то сомнительно, – поддакнул Радченко. Закончив чтение, он передал последний листок Элвису, снял очки и пожал плечами. – Я попадал в разные переплеты, но такое… В страшном сне не приснится. Если, конечно, все это правда.
– Я пишу о том, что виде, что знаю. Но мне не верят.
– Не верят? – переспросил дядя Дима. – Нужны доказательства. Желательно – вещественные.
– Будут доказательства. Кто поедет со мной? – Бобрик обвел взглядом людей, сидевших за столом.
– Вместе поедем, все, – ответила Лариса.
– Нет, должен ехать кто-то один, в крайнем случае, двое, – покачал головой Бобрик. – Это крошечный поселок, по московским меркам – деревня. Там сроду не появлялась такая публика. На мотоциклах, в коже. Вся поездка не займет много времени. Часа через два с половиной мы уже будем здесь.
– Тогда я с тобой, – Элвис сунул в карман нож и хлопнул по заду свою новую подружку. – А ты жди. Дядя Дима пусть тоже едет. Куда мы без него.
Радченко пожал плечами. Он знал за Бобриком талант влипать в стремные истории, от которых попахивает уголовщиной. И вот очередной номер, который наверняка плохо кончится для всех его участников. Радченко – партнер солидной адвокатской конторы, услугами которой пользуются крупные бизнесмены, звезды шоу-бизнеса и даже политики, надо беречь собственный статус, без крайней нужды, без приличного гонорара не ввязываясь в предприятия, от которых за версту прет дерьмом. Кроме того, есть планы на вечер. Так, что-то вроде небольшой халтуры: его ждет одна интересная дамочка, которая мечтает обсудить с молодым адвокатом свои семейные отношения, давшие серьезную трещину после измены мужа, уточнить размер денежной компенсации, которую можно хапнуть по решению суда. И переться сейчас в какую-то деревню у черта на рогах, чтобы подставляться. Нет, такие варианты не для дяди Димы.
– Пожалуй, я не смогу, – Радченко взглянул на часы, свел брови и покачал головой. – То есть никак не получается. Сегодня вечером у меня важный разговор с начальником. Его нельзя отложить или перенести.
– Дима, ты отложишь этот мифический разговор, – Лариса прищурилась. – За столом нет ни судей, ни присяжных заседателей. Поэтому врать необязательно.
– Но я… Хорошо, черт с вами, – Радченко поднялся на ноги. – Начальнику позже позвоню.
Когда Лариса настаивала на своем, дядя Дима всегда соглашался, сдавая позиции без боя.
***
Через окно рабочего кабинета Игоря Сергеевича Краснопольского, в криминальных кругах больше известного под кличкой Приз, открывался захватывающий вид на заводскую свалку. Кучи металлолома, отвалы из обрезков линолеума, остов грузовика, ржавая будка трансформаторной подстанции. В стороне на асфальтированной площадке черный БМВ седьмой серии, принадлежавший Краснопольскому. Второе окно выходило в цех, но через мутные, покрытые вековой пылью и копотью стекла, невозможно наблюдать за трудовой жизнью родного коллектива.
– Что-то я не втыкаюсь, Жора, объясни мне еще раз, – Краснопольский, стряхнув сигаретный пепел в банку из-под пива, строго посмотрел на человека, сидевшего с другой стороны стола. – Почему этот малолетний урод, как там его… А, Бобрик. Блин, ну и фамилия. Это точно фамилия, не кликуха? Хорошо. Так вот, почему этот паршивый хрен еще жив?
Евгений Фомин выглядел уставшим и вялым. Пальцами он мусолил галстук, поправляя узел, съезжавший на сторону, глубже запихивал в больное ухо клок ваты.
– Игорь, не сходи с ума, – Фомин поморщился. – Все слова уже сказаны. Я пришел в бокс автосервиса. Бобрик сидел в смотровой яме. И вокруг ни души. Удобный момент, чтобы все кончить. Но когда он вылез, возле бокса стал топтаться дворник. Ну, что мне и старика положить рядом? А заодно уж, коли начал, сжечь к чертям весь этот поганый сервис.
– Жора, ты теряешь квалификацию. Раньше ты умел хорошо обращаться с пушкой и пером. А теперь… Господи… Дворник ему помешал.
– Когда Бобрик приехал на встречу, ну, чтобы плюнуть на стекло бэхи, мы могли положить его прямо на перекрестке. Но в двух шагах от него, на автобусной остановке, торчала целая кодла туристов. Девки, парни… Хрен поймешь кто. Пришлось гоняться за ним. Бобрик ушел потому что…
Приз перестал слушать жалкие оправдания. В тяжелые минуты жизни, когда душа требовала поэтической созерцательности, а не рутины трудовых будней, Игорь Сергеевич, водрузив ноги на рабочий стол, перелистывал страницы книги «Звездное небо»или разглядывал плакаты полуголых девиц, пришпиленные конторскими скрепками к противоположной стене. Одна из девок, полногрудая, с плоским животом и отключенным задом, очень напоминала Краснопольскому его близкую подругу Леру. В ее лучшие времена. Теперь от той уникальной красоты мало что осталась, пока Краснопольский долгих пять лет на зоне строгого режима гнил в ШИЗО и топтал гнилую мордовскую землю, Лерка подсела на иглу, окончательно скурвилась и пошла по рукам. Теперь она – ни на что не годная дешевая потаскушка, которая обретается в кафе «Желтый попугай»что в районе трех вокзалов. Чтобы наскрести на дозу дряни, снимает пьяных вахлаков. Ублажая клиентов, исполняет в постели всякие непотребные номера и симулирует оргазм.
– Хорошо, я понял, – сказал Приз. – Там дворник, там туристы. В поле ветер, в жопе дым. С одним мотоциклистом у нас все получилось. А с другим ничего не выходит. Почему так?
– Парень умеет прятаться, – Фомин замычал и поморщился. – Черт, ухо болит. Игорь, все будет тип-топ. И беспокоиться не о чем. Я навел справки об этом Бобрике. Он весь как на ладони. Пара наших парней дежурит у сервиса, они поговорили со строителями из той общаги, где Бобрик ночует. То есть ночевал до недавнего времени. Малый оставил под своей койкой сумку с барахлом. Там паспорт и немного денег. Он явится за своими вещами или попросит кого-то из коллег привести ему сумку. После этого он наш.
– А если не явится? Со страху забудет о своей сумке? Он ведь знает, что его ищут не затем, чтобы пригласить на пельмени.
– Есть другие концы. Он заядлый мотоциклист, член байкерского клуба «Серебряная стрела». Гоняет на мотоциклах с такими же недоумками, как он сам. Можно попытаться поискать его среди этой публики. Но я бы на его месте совсем уехал из Москвы. Он родом из Никольска, есть такой городишко в пяти сотнях верст отсюда. Наверняка у Бобрика остались там кореша или родственники. Плясать надо от печки.
– Жора, у нас мало времени, чтобы заниматься художественной самодеятельностью, – поморщился Приз. – Плясками и танцами. Парень накатал одно заявление в легавку. Он может накатать вторую телегу. Толку от этой писанины немного, трупы не найдут. А поскольку нет пострадавших, никто не станет всерьез заниматься заявами такого урода. Но чем черт не шутит. Из-за пацана, жизнь которого ничего не стоит, может сорваться большая сделка. Мы потеряем все. Поэтому Бобрик – наша головная боль. Избавиться от нее надо очень быстро.
– Понимаю, – кивнул Фомин. – Что-то ты сегодня плохо выглядишь.
– Посиди в этой вони пару дней, совсем копыта отбросишь, – пожаловался Приз. – Чувствую себя как корова, которую доят каждый день, а е..ут раз в месяц. Только и делаю, что слюнявлю бабки. Одни расходы и никаких удовольствий. И ты не хочешь меня порадовать.
– Потребуется дней пять-шесть, чтобы найти Бобрика, – пожал плечами Фомин. – Это по максимуму. Мы насадили наживку, забросили удочки. Остается только ждать.
– Ждать мы не можем.
– Я завтра же съезжу в Никольск, на его родину.
Краснопольский впервые за сегодняшний день испытал приступ мигрени. Из цеха в его кабинет доносился рокот смесителя, проникал запах метилового спирта и еще какой-то химии, от которой кружилась голова, а во рту делалось сухо и кисло, будто проглотил лимон. На подмосковном заводе полимерных материалов Игорь Сергеевич арендовал эту административную пристройку и небольшой цех, где десяток рабочих расфасовывали в картонные коробки казеиновый в клей сомнительного происхождения. И еще в огромном чане из нержавейки бодяжили и разливали в пластиковые канистры самопальный антифриз. Товар сбывали мелким оптом на рынках Подмосковья и соседних областей. Бизнес не то чтобы процветал, но и жаловаться грех, копейка в кармане оседала.
Около года назад, когда Приз выписался из строго мордовского санатория, он убедился, за последние пять лет жизнь ушла далеко вперед, а он безвозвратно отстал от веселого поезда. Бизнесмены, которые в прежние времена бегали за Призом на цирлах, платили ему за покровительство и защиту, теперь ни в чем не нуждаются. У них есть свои вооруженные до зубов парни из службы охраны. Бригады Краснопольского, состоявшая из спортсменов и уголовников, которой он руководил до посадки, контролируя несколько подмосковных городов и поселков, больше не существовало. Кто-то с концами уехал за границу, кто-то мочканули конкуренты, кто-то переметнулся в стан врагов, кто-то ссучился. Люди, с которыми Приз когда-то делал бизнес, шерстил лохов и коммерсантов, теперь даже не хотели вспомнить его имя. Большой пирог давно поделили, кровавые деньги отстирали, а ему, как мелкой доходной птичке, не оставили даже мелких крошек.
Ни связей, ни влиятельных друзей. Трудно начинать с нуля, на голом месте, когда тебе под сорок. Небольшая квартира на окраине Москвы, несколько корешей, готовых тряхнуть стариной. Вот и все его козыри. Выйти из зоны и сразу же вступить в прямой конфликт с уголовкой, – вариант дохлый. Надо было завоевать в обществе какое-то положение, например, заделаться комерсом. С этим статусом легче решать собственные проблемы.
Деньги, заныканные на черный день, Приз разделил на две части. Одна половина – это НЗ на черный день. На другую половину он взял паленый бумер, прикупил несколько итальянских клифтов по штуке, свел самые заметные татуировки на внутренних сторонах ладоней и пальцах. Он постарался забыть блатные словечки, которыми обогатил свой лексикон на зоне, то оказалось не трудно, потому что Приз всегда считал воров неудачниками по жизни, синяками, презирал их законы. Он даже перечитал брошюрку «Этикет на все случаи жизни». Присмотрел в ближнем Подмосковье предприятие, едва сводившее концы с концами, арендовал этот заводской цех и административное помещение, нанял работяг. И вот теперь он генеральный директор какого-то там сраного АО, название которого без запинки и выговорить не может.
Приз ненавидел этот завод, казеиновый клей и левый антифриз, свой статус мелкого предпринимателя, но тешил себя надеждой, что дерьмо совсем скоро кончится. Ему не нужно будет просиживать несколько часов в день в этом вонючим сортире, подмахивая всякие бумажки, и закрывать зарплату. Остается немного потерпеть, а там… За ближайшим поворотом откроются очень интересные виды и головокружительные перспективы. Совсем скоро, вспоминая этот клоповник, пропахший техническим спиртом, он будет лишь посмеиваться. Но сейчас надо решить небольшую проблему.
– Пожалуй, вместе поедем, – сказал Краснопольский. – Немного проветрюсь. А то засиделся в этой душегубке. Совсем заржавел. И рванем мы не завтра, а сегодня. Прямо сейчас.
Краснопольский вытянул руку и показал пальцем на бэху, стоявшую за окном у трансформаторной будки.
– Или у тебя на сегодня другие планы?
– Мои планы ты знаешь, – ответил Фомин. – Хочу утопить этого щенка в сортире. А там видно будет.
