скачать книгу бесплатно
Что могло произойти в те несколько минут, пока они с Николаем находились в избушке? Куда пропал Игорь? Что им сейчас делать?
Николай и Марина уже спокойным шагом дошли до озера. До города по прямой было не больше ста километров, а вот сколько по нехоженым болотам и сопкам – не известно. Решили переночевать на берегу озера, а утром думать, что делать дальше. Продуктов в рюкзаке оказалось немного: две банки тушенки, килограмм сахара, банка сгущенки и буханка хлеба. Все остальное осталось на яхте. Оба думали, что этого запаса вряд ли хватит на переход до Петропавловска (они не знали, что до поселка Термального от Фальшивой всего двое суток пути). Они устроились на берегу озера, и пока Николай разводил костер и обустраивал, по возможности, лагерь, Марина залезла в спальный мешок, пытаясь согреться и унять противную дрожь во всем теле.
– Я полежу немного, хорошо, Коля? – она заснула сразу же после сказанного последнего слова, почувствовав, как приятное тепло разливается по телу.
Проснулась она перед заходом солнца, Николай сидел у костра, он улыбнулся ей, спросил:
– Ну как, успокоилась?
Марина не знала, что отвечать. Конечно, тот ужас, который она чувствовала несколько часов назад, прошел, но до полного успокоения было ой как далеко.
– Сейчас немного легче, – ответила она, и продолжила без всякого перехода: – Что же с нами будет, Коль?
– Я думаю, ничего страшного, – ответил Николай, пытаясь казаться бодрым, – Вставай, ужинать будем.
Они поужинали одной банкой тушенки с хлебом. Потом в этой же банке вскипятили воду и по очереди отхлебывали из нее, разведя сахаром, и заварив какими-то цветочками, – и кружки, и чай остались то ли на яхте, то ли возле избушки. О случившемся не говорили, не строили планы на завтра. Они понимали. что без продуктов они никуда не дойдут, Спать легли поздно, когда на небе уже высыпали звезды, а из-за береговых скал начала выползать громадная луна.
Марина залезла в спальник, Николай устроился у костра, но через некоторое время она позвала его к себе.
Это случилось как-то неожиданно, какой-то взрыв чувств накрыл их обоих. Все кончилось так быстро, что они даже не успели почувствовать друг-друга. Мужчина и женщина удивленно разглядывали один другого, пытаясь понять, что же произошло, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
– Неужели мы с тобой умрем? – спросила Марина.
– Нет, девочка! Завтра мы уйдем из этой проклятой бухты.
Горячие губы мужчины прикасались к ее лицу, шее, мочкам ушей; руки гладили грудь, спину, его пальцы легонько пробежали по внутренней стороне ног. Марина уже не думала ни о страхе за свою жизнь, ни о том, что она вот уже два дня толком не мылась. По телу пробегала сладкая дрожь, сама стала искать его губы, прижиматься к нему телом.
Эта ночь была только их. Сами того не подозревая, они утверждали таким образом торжество жизни над смертью. Их тела слились воедино, и не существовало для двух влюбленных ни темной, холодной ночи, ни страха за свою жизнь, вызванного непонятными событиями предшествующего дня, ни неизвестности, которая ожидала их утром. Они заснули, уставшие от любви, от пережитого, в объятиях друг-друга.
Утром Николай вызвался один сходить на берег бухты за продуктами для перехода в Петропавловск.
– Нет, нет! – всполошилась Марина, – Я одна здесь ни за что не останусь, – она умоляюще смотрела на него, – Пойдем только вместе.
– Глупая! Я же боюсь за тебя! Мало ли что опять случится!
– Пусть лучше с нами двоими случится! Я здесь одна умру от страха.
В бухте все осталось по-прежнему: яхта болталась также на якоре недалеко от берега, и тело Нины, и вещи лежали там, где их оставили, все было тихо и спокойно, и в сознание опять стал заползать липкий страх.
– Марина! – окликнул Николай девушку, застывшую глядя на тело подруги, – Быстро собираем вещи и уматываем отсюда!
– А как же Нина?
– Давай скорее в лодку!
Николай чуть ли ни силком затащил оторопевшую девушку в резиновую лодку, побросал туда вещи, отпихнул ее от берега, на ходу ввалился сам. Они плыли к яхте, казалось, бесконечно долго. Марина опять слышала только биение собственного сердца, и, как бы, очень издалека до нее доносились слабые шлепки весел.
На яхте страх немного отпустил, она стала что-то видеть вокруг. Увидев, что Николай опять садится в лодку, девушка схватила его за рукав:
– Ты куда?
– Нину заберу, нельзя ее здесь оставлять.
– Я с тобой!
– Нет! Втроем здесь неудобно.
Пока Николай греб к берегу, пока грузил в лодку тело Нины, пока греб назад – Марина не спускала с него глаз. Когда он уже почти подошел к яхте, судно, вдруг, закачало, и внимание Марины отвлек какой-то посторонний звук, раздавшийся со стороны моря. Источник звука и волн находился метрах в трехстах от яхты в стороне выхода в море – из-под воды вырывались, похоже, какие-то газы, там все клокотало и бурлило.
– Помоги мне! – Николай привязал лодку к борту.
Кое-как вдвоем они затащили тело на яхту, занесли в каюту, положили на койку и прикрыли одеялом. Николай завел двигатель, полез на бак, выбрал якорь. Яхта медленно пошла на выход из бухты.
Марина стояла на руле. Николай спустился в каюту, попытался связаться по рации с кем-нибудь, сообщить о случившемся.
Он вылез растерянный:
– Ничего не понимаю, ни на средних волнах, ни на УКВ никого не слышу.
Яхта еле-еле ползла на водяную гору, которая, казалось, возвышалась перед ними, непрогретый двигатель коптил, чихал, кашлял, работал с перебоями.
– Надень жилет! – Николай сунул ей в руки оранжевую штуковину, сам надел такую же, – Я посмотрю, что там с двигателем.
Марина смотрела вперед, горизонт начал постепенно выравниваться, за невидимой чертой уже стали видны волны, стаи чаек. Но яхта еще шла по застывшей воде бухты, когда сзади что-то стукнуло. Марина обернулась и увидела мелькнувшие за борт ноги Николая. Она бросилась на корму, кинула за борт попавшийся под руку спасательный круг. Круг плавал на поверхности воды, а Николая нигде не было, только из глубины вырывались пузырьки воздуха, что-то булькало и шипело.
Яхта без рулевого стала медленно поворачивать влево. Марина бросилась к штурвалу, выровняла яхту, все время оборачиваясь назад.
«Не мог же он в жилете утонуть!?» – но Николая нигде не было.
Вдруг, в лицо дунул ветер, полетели брызги, яхта запрыгала по волнам, закричали чайки – Марина вырвалась из звукового вакуума и поняла, что с ней уже ничего не случится. Она обрадовалась, но тут же застыдилась своей радости: «Господи, чему радоваться? Нина – мертвая, Игорь с Николаем пропали неизвестно куда…» – по ее лицу потекли слезы.
Яхта вышла за линию скал, и Марина повернула на север, в Петропавловск.
Побег в преисподнюю
Два года ему пришлось прикидываться ягненком, долгих два года. Впрочем, это время было всего лишь седьмой частью его срока – четырнадцати лет. Но из отрицаловки и авторитета переходить в подхалимы было очень нелегко. Однако он выдержал все: злобу и непонимание своих, настороженность и презрение администрации. Эти два года дались ему гораздо тяжелее первого срока, четырех лет. Хотя, конечно, впервые попасть в зону – это испытание, которое не все проходят достойно. Но он все выдержал, не уронил себя среди этих отбросов. Со временем он вполне адаптировался к специфическому, замкнутому миру зоны, а на второй ходке уже чувствовал себя здесь, как дома.
Четыре, три, теперь вот четырнадцать лет. На воле к концу срока не останется никого, кому он был бы нужен. По-хорошему, на волю он мог выйти только в сорок шесть лет, возраст несколько поздноватый для начала новой жизни.
В общем-то, Клин и не собирался начинать новую жизнь, у него были совсем другие планы. После второго срока он попал в компанию одного авторитета, и два года неплохо пожил под его крылышком. Но, видимо, независимость Клина пришлась не по душе его новому покровителю, вот и подставили его по-крупному, подставили мастерски, носа не подточишь. До него только через год где-то дошло, что его лихо обвели вокруг пальца. И ясно было, что за всем этим спектаклем стоял он, его покровитель, ни у кого другого ума бы не хватило на такую аферу.
…
Надо было разобраться с друзьями-кавказцами: никак они не хотели уступать одно уж очень хлебное место. Их уговаривали, и пугали, и киоски их палили, но ничего не помогало – ребята стояли за свое стеной. Договорились о стрелке на самом высоком уровне. Подозревая, что здесь можно довольно крупно погореть, подстраховались довольно плотно. Перед самым выездом у шефа, вдруг, случился приступ почечных коликов: он корчился на диване и ел таблетки чуть ли ни горстями. Пришлось старшим ехать Клину. Насторожиться бы, дураку, от такой милость, так нет, заважничал, почувствовал себя в авторитете. И, конечно, ничего хорошего из этого не получилось.
Кавказцы устроили им западню, но немного недомикитрили, балбесы, с кем дело имеют. Когда вышли из машин (обе стороны приехали на двух авто, так договорились), по ним сразу же ударил «Калашников» со второго этажа недостроенного здания метрах в пятидесяти от места встречи. Ударил не прицельно (видно, далековато было), поэтому и отделались они сравнительно легко – двоих только неопасно ранило. Спрятавшись за машины, они начали стрелять в ответ, но с пистолетами против автомата много не навоюешь, да еще со стороны машин начали стрелять. В общем, дело их было – труба. Однако кавказцы рано праздновали победу. Был у Клина в команде парнишечка, так себе – невысокий, худенький, но то, что он умел делать, наверное, не умел на Камчатке никто. Он с двадцати метров всаживал в доску нож по самую рукоятку, умел стрелять из любого вида стрелкового оружия, из любых положений и знал, наверное, не меньше сотни способов отправки человека на тот свет без применения какого-либо оружия. Мальчик из человеческого тела за полчаса делал кучу запчастей – он повоевал в Чечне.
Парнишечка, понятное дело, остался жив и здоров, потихоньку достал из багажника машины армейский гранатомет «Муха», одной гранаты хватило снайперу, по одной досталось машинам кавказцев. Людей раскидало взрывной волной, но среди них все-таки кто-то остался жив. Не повезло тем ребятам, который приехали на машине прикрытия: никто из них не успел выйти из автомобиля, когда в него попала граната. Когда они уезжали, в горящей машине кто-то страшно орал не по-русски.
Клина взяли этой же ночью, нашли в доме пистолет, а в его «Тойоте» – использованную «Муху».
…
Восемь месяцев в следственном изоляторе он приходил в себя. С воли его поддерживали, наняли хорошего адвоката, все шло к тому, что его отмажут. Но на суде выяснилось, что он идет «за паровоза», и светит ему по самому минимуму лет двенадцать. О худшем же не хотелось и думать.
…
На волю нужно было выходить раньше срока, хотелось плюнуть в глаза этому подонку, прежде чем убить. Ненависть выжигала все внутри, но у пахана руки были очень длинные – он мог достать Клина и в зоне, если бы узнал, что тот замышляет.
Вот и придумал Клин прикинуться овечкой и сбежать. Конечно, Камчатка – не материк, бежать здесь особо некуда. Но у Клина был свой план.
Сжав зубы, мыкался Клин в раскаянке, ждал подходящего момента. И этот момент пришел на третьем году отсидки. Понадобилось администрации колонии прикупить топлива для своих нужд. Кое-кто, наверное, захотел навариться на этом, вот они и стали искать ходы, где бы купить подешевле, а по документам было бы подороже.
Клин и намекнул кое-кому, что, мол, остались старые связи. Вот и отправили его и еще одного «активиста» под присмотром отрядного капитана в Петропавловск на переговоры.
Капитана упоили через час после приезда в город, он уснул, забыв, что на службе и при оружии.
– Что делать то будем? – спросил Волоха у Клина. Он был не местный, но наплел операм, что тоже имеет здесь связи. Сидеть ему предстояло еще три года.
– Что, неохота в зону? – ответил вопросом Клин.
– Кому охота то? На воле лучше. Вот только не знаю я здесь никого. Дома бы проблем не было, – Волоха был родом из Хабаровска.
– Потому и отпустили нас так запросто, что с Камчатки сбежать очень трудно, – сказал Клин и после небольшой паузы добавил: – Практически невозможно.
Да и срок у тебя небольшой – три года… Тьфу! – Клин сплюнул с досады, – Чего судьбу гневить? За побег еще два припаяют, будет пять.
– Есть у меня причины, Клин, на волю раньше срока рваться.
– Какие, если не секрет?
– А если скажу, возьмешь с собой?
– С чего это ты взял, что я тебя должен куда-то брать? Отгуляем денька два – три, да и вернемся в зону, скажем не получилось ничего.
– Не вернешься ты никуда. Пацаны, что поумней, ни на грамм не поверили, что ты перевоспитался. Слава Богу, тебя здесь знают. Это только менты-балбесы могли поверить, что такой волчара, как ты, в раскаянку подался. Народ не проведешь.
Волоха прилично захмелел. Они пили на хате знакомого клиновского бича, к себе в квартиру Клин идти побоялся, а здесь посланцев пахана можно было не ждать по крайней мере день-два (а больше Клину и не надо было).
Волоха перегнулся через стол и громко зашептал, косясь на храпящего на облезлом диване капитана:
Присматриваются к тебе, Клин кое-какие люди. Не по душе им твое поведение, ох, не по душе. Не только в зоне тебе не верят.
– А ты-то откуда знаешь?
Волоха пьяно хохотнул, откинулся на стуле, выпалил:
– От верблюда.
Это, конечно, он сказал зря. Вся злоба, которую Клин сдерживал долгие годы, выплеснулась наружу, и наполовину опорожненная бутылка водки, как снаряд, полетела в голову Волохе. Да дрогнула, видимо рука в последнее мгновение, только скользнула по Волохиному уху бутылка и разбилась о стену.
У Волохи лицо моментально стало серым, несколько секунд он не мог сказать ни слова, только открывал и закрывал рот. Потом выдохнул:
– Ты, ты чего это? Ты же убить меня мог!
Клин жалел о своей несдержанности, но вида не подал, крутил в пальцах сигарету, спросил безразлично:
– Так что у тебя за причины такие, серьезные, из-за которых три года ждать нельзя?
– Ф-ф-ух, напугал ты меня.
Я-то тебя не знаю. Да, видимо, правы были мужики – волчарой ты был, волчарой и остался.
Клин опять недобро глянул на Волоху.
– Ладно, ладно. У меня проблемы, наверное, посерьезней твоих будут. Должок за мной, крупный должок. Так вот, если я через полгода эти проклятые деньги не верну, то мою жену и деток порешат. Я, конечно, не живу с этой стервой, и если бы о ней шла речь – так и черт бы с ней. Но сыночка и доченьку жалко: не виноваты они, что их родитель мудак последний.
А деньги у меня есть, много денег, со всеми долгами рассчитаться хватит. Вот только проблема – один я знаю, где они лежат.
Чего же здесь сложного, не пойму, – удивился Клин, – отпиши кредиторам, что да где, вот и не будет долга.
Волоха немного замялся:
Да, понимаешь… не найдут они без меня тех денег. Да и… больше там гораздо, чем я должен.
– Ну тогда ясно, – усмехнулся Клин, – А моя какая доля там будет?
Волоха глянул на него с удивлением:
– Какая доля?
– Ну да! Я что тебя бесплатно из зоны вытаскивать буду? Никогда не страдал альтруизмом.
– Чем – чем?
– Тем самым. Сколько получится на двадцать пять процентов?
– М-да, хват ты, конечно. Достаточно выйдет.
– Это не ответ.
– Полтинник.
– Зеленых?
– Да.
– По рукам! Только расходы – пополам.
