скачать книгу бесплатно
Кисть тоски
Оксана Триведи
Журналистка Каролина Чаркина случайно покупает на блошином рынке шкатулку с надписью «Budapest», предчувствуя тайну, в которую вплетается и её жизнь. А в Венгрии Кристиан Бетлен стремится выполнить последнюю просьбу своего деда – найти шкатулку, которую тот подарил по молодости русской возлюбленной. Зима и тысячи километров разделяют женщину и мужчину. Но всё решают пан Время и пани Судьба. Они знают, как утешить после прикосновения кисти тоски.
Оксана Триведи
Кисть тоски
Часть I
Солнце, от которого веет прохладой
Глава 1. Рассыпая минуты
(ни румяна, ни пудру, а укорительно ценные, очаровывающие, с пенистой болью счастья в глазах, невидимые, но ощущаемые душой, сердцем, разумом песчинки жизни)
Фиолетово-пугающие тучи проступали на небе. Они напоминали снимки, сделанные камерой Polaroid. Из узенькой щели выскакивает фотография, на которой пустота. Изображение вырисовывается медленно. Заторможенность действия злит. Ничего. Время всегда поступает наоборот. Надо быстро – не торопится, хочется оттянуть момент – спешит. Может, просто не попадаем в такт? Попробуем сыграть заново?
Пан Время – пунктуальный мужчина с лёгкой щетиной – не любит опоздавших. Он не снисходителен к тем, кто уважает его и предаёт. Для него значение имеет точность. Либо во столько-то, либо никогда. Если его не послушаться, то можно испортить полотно своей жизни. На нём появятся ненужные оттенки. Прелесть бытия обезобразится. Конечно, она испортится не мгновенно. Процесс будет постепенным. С добавлением новых и, кажется, необходимых тонов образуются дополнительные, бесполезные цветные горки. Лишние мазки красок замирают, превращаются в неприглядные выпячивающиеся кусочки, которые хочется соскоблить шпателем. Чтобы стало просто, ясно, восхитительно. Без выделения особенного, где нет ничего особенного.
Каролина рассыпала минуты постоянно. Суета, война с собой, с мыслями, неизменно населяющими тёмную голову, растягивание удовольствия от мелочей, желание добиться успеха, вечное самообразование, чтобы стать лучше, ожидаемое и неожиданное счастье, влетающее в обитель… Пани Судьба – ещё та капризная красотка с серёжками в виде тоненьких цепочек, на кончиках которых раскачиваются маленькие шарики бледно-зелёного цвета, – захочет, выдаст билет, а не захочет, скажет: «К сожалению, билетов нет. Разобрали». Непредсказуемая натура. Смешно. Оба, пан Время и пани Судьба, крайне обидчивы. Пребывание в столь хмуром настроении мешает радоваться. Солнце-то всё равно иногда бывает прекрасным. И дождь, и снег…
Минуты, в которые что-то совершалось, не уходят навечно. Они, как смс-ки, перенесённые в архив, перебегают в иную субстанцию – прошлое. А в нём здорово покопаться! Не всегда. Кое-что хочется забыть, забыть, забыть. Вот можно было бы удалить это сообщение, словно его никогда и не было во временном багаже, словно оно не поступало по адресу. Нельзя. Понятно. Приходится и его доставать, вспоминать и забрасывать обратно. Сердце сжимается сильно-сильно. Не хватает воздуха. Упрёки за неосмотрительность: «Ну зачем опять подняла со дна души ослепительно грустную запись?». Тысячи раз ругаешь. Эффекта не будет. Вновь будешь вспоминать, вновь будешь причинять безоблачную боль самой себе. Слёзы появляются очень осторожно, в нерешительности, будто думают: «А можно ли придти?».
Последние два года Каролина Чаркина боролась. Ежедневно она сталкивалась со словом. Нежная битва истекала влюблённостью, безмерной страстью, бессрочной верой в буквы, несущие покой, надрыв, надежду, отчаяние, страх, смелость, блаженство, муку, ласку, грубость, тишину, звучание, бодрость, утомление, восторг, тоску, радость, безысходность, красоту, уродство, веселье, грусть, очарование, апатию… Подъём. Одиночество. Остановка. Частая смена приятных явлений отвратительными вопросами. Следует избегать. Сложно. Каждая минутка прячется в своё прозрачное платье, бегает по твоей душе, терзает. Подобное обитание нравилось Каролине. Варианты отсутствуют. Из себя не выйдешь, в другое тело не перейдёшь. Выходит, наслаждаться стоит тем, что имеешь. Собой. Такой, какая есть. Немного. Достаточно.
Непрерывно что-нибудь нужно делать. Страдать и достигать. Наоборот. Или того хуже. Одновременно. Завоевать, что хотелось и потерять, что хранилось.
Чаркина устроилась в престижную газету «Моё время», пишущую о людях разных профессий, людях, объединённых важнейшей целью – сделать мир лучше. Не в глобальном смысле. Это никому не дано. Почти. Значение имело как-то раскрасить личный жизненный уголок. Отсюда предпочтение издания увлечениям. «Всевозможные хобби» – об этом писала Каролина. Ей доверили рубрику через два дня после прихода в редакцию. И последние шестьсот дней она со сладким предчувствием окуналась в интересное занятие – искать людей, создающих нечто необычное. Правда, порой её посылали на всякие культурные мероприятия, и она готовила материалы о выставках, спектаклях…
Рассыпание отрадных мгновений ни к чему не приводит. Лишь растравляет ноющее сердце. Оно становится похожим на старую форточку, держащуюся на одном навесе. Ветер качает форточку туда-сюда. Сейчас это будет последний стук. Она упадёт. Сердце остро утихает. «Да, Каролина, ты сама виновата. Ты уехала за профессиональной удачей в Белый город, а не он! Вот и получила. Ты же подозревала, что так и будет. Зачем теперь реветь от того, что нельзя исправить? Ты надеялась, что он станет ждать всю жизнь? Ждать тебя? Когда ты уезжала, мысленно в твоём побеге он значился вечным спутником. Но разве ты думала о нём? О чём думала ты тогда? Ну обидно же! Ему, что трудно было сказать? Нельзя, ни в коем случае нельзя молча обрывать связь. Одна сторона знает, что и как, а вторая – наивная бабочка, спокойно и с улыбкой садящаяся на цветок, не подозревает, что за ней следят и сейчас ей оторвут крылья. Фишка-то заключается в неизвестности. Хотя бы намёк можно было дать?» – двадцатисемилетняя девушка вела диалог с собой, рыдала, перечитывая электронное письмо своей подруги Инны Захарчук. Строчки пропадали. Покрасневшие глаза Каролины наполнялись слезами. А вместе со слезами всплывали слайды недолгого умиления с Валерой. Прошлое перезагружалось в её памяти. Обновлялись чувства. Становилось свежим счастье, которое было или грезилось, что было. Оно существовало где-то далеко в голове, глубоко в сердце, высоко в душе. Измерить расстояние нельзя. Только ощутить и поверить, что знаешь. Знаешь примерную пытку. Глупо. Страдание или есть, или нет. Приблизительное состояние страшит, удивляет, вызывает жажду избавиться. Встряхнуться подобно кошке, которую искупали. Вода высыхает долго. Как и память о дорогом и потерянном.
Инна написала: «Каролин, не хотела рассказывать, но не могу не рассказать. Делаю исключительно для твоего блага. Чтобы не мучила себя неопределённостью по поводу отсутствия писем от Валеры. Он не пишет тебе, как ты мне сообщала, больше двух месяцев. Почему? Дело в следующем. На прошлой неделе состоялась свадьба. Я, кстати, об этом случайно узнала. Просматривала объявления в газете и наткнулась на поздравление молодожёнов. Его ФИО. Кто невеста, не в курсе. Имя незнакомое. Ты не расстраивайся. Предатели всё равно получат наказание. Я вот потому и не влюбляюсь, чтобы не огорчаться. Счастье можно познать и одному. Конечно, я представляю, как тебе трудно. Это внезапно. Мне самой жутко неприятно, что приходится сообщать такую гадкую новость. Я была в ужасе, когда увидела это объявление, выделенное цветочками. И тут догадалась, что его молчание, нежелание говорить с тобой означает одно – измену. Какой же Валера трус! Вы всё время общались, вы столько лет дружили, и вдруг он выкидывает экстравагантный номер – устраивает затишье. Неужели он думал, что ты никогда не узнаешь о его поступке? Наш городок небольшой. Кто-нибудь из друзей сдал бы его))) Лучше бы он сам честно признался тебе. Однако… подлая натура. Что тут ещё скажешь? Каролин, начинай забывать его. Не нужен он тебе. Он – не твоё счастье. Не переживай. Не стоит он ничьих слёз. Поняла? Не расстраивайся! Да, представляю, что ты думаешь сейчас обо мне. Принесла грустные вести и говорит, что нет повода для волнений. Ты сильная. В. совсем не подходил тебе. Мы больше не будем произносить его имя полностью. Не достоин. Тебе другой необходим. Особенный. Неподражаемый. Где-то он есть и ждёт тебя».
Не расстраиваться? Труднейшая задача. Если сердце разбито, его нужно склеить. Вообще-то желательно поменять на новое. Как? Это ж не тарелка, которую можно купить в отделе посуды. Сердца не продаются. Жаль. Значит, придётся постараться его отреставрировать. Пришла бы другая любовь и покрыла слоем специальной краски склеенную тарелочку-сердце…
Глава 2. Застывшие мысли
(как фотографии, которые хочется пересматривать и всё же не хочется возвращаться в то, что на них запечатлено)
– Слушай, Ник. Отвали. Я тебе сотни раз говорила, что я ненавижу фотографироваться, – со злостью сказала Каролина. Неправда. Она обожала позировать. Позировать в прошлом. В том прошлом Валера снимал на Canon её, сидящую на скамье в маленьком парке, в университете, где она изображала «портретный кадр». Они оба учились правильно сохранять для истории людей и пейзажи, как им объяснял преподаватель фотожурналистики. «Стоп. Не вспоминай. Всё ушло. Спросить о статье. Мне нужно уточнить задание. Больше меня ничто не интересует. Пошёл прочь с моей дороги. Ну не трогайте меня, не приближайтесь ко мне», – подумала Чаркина. Она раздражённо взглянула на редакционного фотографа: «Что тебе нужно от меня? Знаю, что фотогенична. И Валера говорил мне об этом, и все твердят про мою наружность. А мне это безразлично!». Каролина шагала по коридору, выкрашенному в голубой цвет, прикрывая лицо блокнотом. Ей чудесно повезло с внешностью. Только её мало волновал данный факт. Больше всего она любила писать, а уж потом фотографировать. И то если потребуется. Сможет щёлкнуть кого надо.
Никита Жилин ещё разочек попытался поймать в объектив Чаркину, но она увернулась от него и зашла в кабинет редактора. Ник тяжело вздохнул. Вздыхать было от чего. От неразделённой любви. Жуткий до фантастичности гуляка потерял голову. Редколлегия подтрунивала над ним. Почему-то всем стало ясно о порыве души Жилина после прихода Каролины Чаркиной в редакцию «Моего времени». Никита изменился. Во-первых, прекратились его ежедневные опоздания на работу. Во-вторых, его собранность поражала на каждом задании. «Неужели это тот самый Ник, что медленно-медленно складывает свою фотографическую аппаратуру, зная, что концерт, конференция, интервью уже закончились?» – хихикали репортёры из отдела культуры. А Никита и сам себя не узнавал. Да, теперь он прилетает на работу раньше всех, чтобы поскорее увидеть Каролину. И спешит на задание, чтобы быстрее вернуться и быть с ней рядом. Одни разочарования. Чаркина игнорировала его.
Никита выключил фотоаппарат и увидел, что дверь рекламного отдела приоткрыта. «Опять Витка подслушивает». Гнев набирал силу.
– Что отказалась позировать? И ты не догадываешься, с чем это связано? – спросила Вика Колесникова, старший рекламист газеты «Моё время». Она стояла в проёме двери. Глаза выдавали её. Слышала всё, знает обо всём, готова помочь всем.
– А ты, я смотрю, вовсю обнаглела! – ответил дерзко Жилин.
– Не нервничай. Ты же прекрасно понимаешь, что нервные клетки не восстанавливаются. Спокойно, дорогой мой, дышим через нос, – наставляла своего ровесника Вика. Она подошла к нему ближе. – Не расстраивайся. Постарайся расслабиться.
– Заткнись. Ты не психолог, а рекламист. Вот и занимайся окнами, дверями, диванами и прочей ерундой. Запудривай мозги клиентам при помощи картинок и ярких надписей. А меня оставь в покое.
– Хватит. Не лезь к моей работе. Да, в рекламе используются приёмы манипулирования. И поверь мне, специалисту, это никому не вредит. Ну, разве что иногда бьёт по кошельку. Неважно, – поставленным голосом проговорила Колесникова. В детстве она много пела, выступала на различных концертах. В общем, с дикцией у неё всё в порядке.
Никите надоело быть застуканным в угрюмом состоянии. Однако он всегда в нём оказывался, если Каролина не хотела с ним разговаривать. А вести беседы или просто давать односложные ответы, она не хотела почти никогда. И тут эта Вика, добрая самаритянка, не теряющая самообладания в любой ситуации. Уверенная, порою надменная, но чуткая, хотя и не подающая виду, что сочувствует. В последнее время Жилин стал особенно часто копаться в себе, в отношениях, в окружающих людях. Конечно, больше внимания он уделял Каролине. Он не мог объяснить своё состояние. Настолько его захватило невероятное чувство быть с ней. А Виктория представала ему неземной особой, с оригинальным укладом, в котором забавным образом соединялись странные, точные, романтически-практические взгляды. И ему нравилось слушать её советы, делиться с ней проблемами, вдвоём размышлять о чём-нибудь. Никита не думал о Вике как о любви. Она была отчаянно прекрасной молодой женщиной. Они знакомы с юности. Они друзья. Не говоря об этом вслух, они знали, что так и есть на самом деле. У них одна юность на двоих. Это притягивает. Это многого не объясняет. Жилин и Колесникова всегда были рядом, а то, что рядом, находится под рукой, не вызывает интереса. Запретное – вот что привлекает. Привлекает и мужчин, и женщин.
– Ник, не обижайся. Я честно мечтаю о том дне, когда вы будете вместе. Вы отлично подходите друг к другу, – сказала Вика, понизив голос. – Но Каролинка такая сложная, непредсказуемая. Я даже не знаю, как её можно укротить. Она всегда делает то, что ей нравится. Не слушает советов, если они поступают не от главреда. Понимаешь, тебе предстоит выполнить практически невыполнимую задачу – завоевать её сердце. И даже не сердце, главное – душу. В общем, нереальная миссия, которую ты возложил сам на себя. Если ты уверен, что она тебе нужна, действительно нужна, то есть жить не можешь и не хочешь без Чаркиной, тогда начинай атаку. Только не при помощи фотика. Он её раздражает. Видимо, у неё какие-то минорные воспоминания с ним. Нападай сразу. Скажи ей о своих чувствах. Не тяни резину. Не томи ни себя, ни её. Да, сложная она. Мне, женщине, и то трудно понять её. Из другого измерения она. Что-то в ней заложено. Наверное, у Чаркиной свои чары.
– Я это сразу понял. Она как живая мысль и в то же время застывшая. Каролина подобна фотографии. Какая загадка! А я… Я не люблю разгадывать кроссворды. Слишком долго и нудно. Я хочу, чтобы всё быстро складывалось. Терпеть не могу ждать. Всё время думаю о ней. Только соберусь что-то спросить, как она отталкивает и даже не ответом, а взглядом. Я так ужасен? Похож на чудовище? Вик, почему одни любят, а другие страдают?
– Потому что c’est la vie. Жизнь такова и не может быть другой. Благосклонна – временами, сурова тоже временами. Сэ ля ви, и всё тут. Рассуждения бесконечны. Со многими бывает. Редкость, когда повезёт, что оба любят одновременно. Иногда чувство приходит с запозданием.
– Вчера я спросил Каролину… – начал Никита. Замолк. Та, о которой шла речь, вышла из кабинета и направилась в их сторону. Рекламист и фотограф стояли посреди коридора. Стояли настолько близко друг к другу, что Чаркиной показалось, будто они шепчутся о любви. «Зарождается роман?».
– О чём вы сплетничаете? – спросила Каролина.
– Ни о чём, а о ком. О тебе, – прямо ответила Колесникова, и Жилин покосился на неё. Старший рекламист продолжила. – Мы обсуждаем интереснейшее мероприятие. В пятницу будет вечеринка. В клубе Luna. Очень хотим туда пойти. Ты должна составить нам компанию.
– Я не хочу. Или скорее не могу. В общем, я завтра дам окончательный ответ. А сейчас я убегаю на спектакль.
– А что за спектакль? Какая пьеса? Или это постановка по прозаическому произведению? – пыталась задержать её Вика. – Поделись информацией. О чём? О любви?
– Потом расскажу. Я же его ещё не видела.
– Каролин, а тебе фотограф не нужен? – спросил с надеждой Никита.
– Нет. Я люблю фотографировать, но не люблю фотографироваться. Пока.
Колесникова подмигнула Жилину и зашла в кабинет.
Глава 3. Любовь без любви
(и ненависть без ненависти, да просто грусть съедает настроение кусочек за кусочком)
«Антигона» наконец-то закончилась. Спектакль сделан талантливо. Сцена в чёрно-белых тонах напоминала стиль Шанель. Зеркала. Зрители отражаются в них. Некоторые подходят ближе, рассматривают себя, рассуждают о только что произошедшей трагедии, в которой и они принимали участие. Опосредованное. Простое отражение, в котором смешались времена. Причёски, взгляды, одежда, обувь… Всё разное и всё похожее. Короче, жизнь со своими привычками.
Каролина, покинув первый ряд, пробиралась к выходу. «Сейчас три часа будешь толкаться в гардеробе, а мне ещё нужно написать об этом зрелище заметку и сделать набросок статьи для журнала», – промелькнуло в голове Чаркиной. Нет, успела. Состоялся обмен: номерок 43 на бордовое пальто с серой опушкой. Домой.
Получив должность корреспондента газеты «Моё время», Каролина не успокоилась. Ей хотелось отсутствия свободной минуты. Чтобы не думать о себе (слишком много чего хотелось в себе изменить, не внешне, внутри). Чтобы не думать о родителях, по которым скучала и которые скучали по ней, которые обязательно несколько раз в неделю звонили и болтали с ней полчаса (впрочем, беседу в основном составляли вопросы: «Покушала?», «Отдыхаешь?», «Когда приедешь?»). Чтобы не думать о своём парне, оставшемся в родном городе, то есть уже не её парне, а чужом муже. Она занималась длительными поисками. И вот Чаркина – внештатный сотрудник журнала «Пока!». Он стал спасительным кругом для неё. Одинокой девушке обязательно чем-то надо заполнить досуг, потому что сойти с ума несложно. Каролина с радостью приняла предложение писать раз в неделю статью.
Каждое утро перед уходом в редакцию «Моего времени» она проверяла электронную почту. Чаще всего письма приходили от Дианы Куриковой, редактора журнала «Пока!» и от близкой подруги Инны Захарчук. Правда, с Инной она в основном списывалась в социальной сети. Так удобней, быстрее. К тому же легче отследить человека на сайте. Всё благодаря слову «online». Каролина дорожила дружбой с Инной. Они дружили давно, со школы. Были одноклассницами. Захарчук – с украинскими корнями девушка меланхоличного склада, склонная к самоанализу, вечно роющаяся в себе, выискивающая проблемы там, где их нет. Видимо, малоросское происхождение слишком глубоко отразилось в её душе. Ведь Гоголь тоже был невесёлым человеком. Ничего не поделаешь. Инна такой родилась. Значит, приходится принимать подарки природы. Захарчук жизненно важны поддержка, подталкивание к действию и подбадривание. И Каролина всегда стремилась её поддержать, подтолкнуть и подбодрить. Правда, теперь она и сама нуждалась в этих трёх «под».
Прислано из диалогов.
Ничего. Справимся. Каролиночка, мне тоже грустно.
Ну, тебе грустно, а мне паршиво. Грустно – это лёгкая форма. А паршиво – это хуже некуда. Ты думаешь, что я переживу расставание? Расставание, которое я даже не знаю, когда произошло? Инна! Я почти схожу с ума. Представляешь, я каждый вечер плачу. Реву, как идиотка. Знаю, не поможет. Бред. Всё вокруг бесит. Противно.
Перестань ныть! Я не знаю, чем тебе помочь, но знаю точно, что тебе нельзя сейчас быть одной. Одиночество ещё больше разъедает твою сердечную рану. Думаю, тебе стоит завести роман. Ну, так дружбу. Пусть временную. Это для того, чтобы забыть мерзавца. Кто-нибудь есть на примете? Друг в редакции?
Данный вариант утешения отпадает. Я им не воспользуюсь. Никогда. Я понимаю, что ты хочешь мне помочь. Но нельзя кидаться в объятия другого (нелюбимого) только в связи с тем, что тебя бросили. У меня здесь нет друзей. На работе со всеми чисто деловые отношения. Я не люблю смешивать любовь и творчество.
А вы коллективом куда-нибудь ходите? Праздники отмечаете? И вообще, ты когда-то говорила, что за тобой ухаживает фотограф, и что у вас много молодых людей. Так что… Может, ты бы с коллегами куда-нибудь отправилась? Развлеклась. Забыла.
Про фотографа не надо. Он меня раздражает. Знаешь, почему? Никита Жилин – вылитый Валера. Не совсем внешностью, но поведением… Ужас. Тема закрыта. А коллективные вылазки мне не нравятся. Смешно, я даже сама не знаю, чего желает моё сердце. Наверное, чтобы меня, то есть моё сердце успокоили. Только как?
Вот дожили… Обычно ты всегда успокаиваешь меня. Поменялись ролями?
Может быть. Не уверена. Ты была на встрече выпускников в прошлую субботу?
Нет. Из наших никто не ходит. Когда-то дружный класс превратился в кучку высокомерных лиц. Вообще-то я предпочитаю одиночество. По крайней мере, пока предпочитаю этот вариант существования. Пока, он меня устраивает. Наши бывшие одноклассники – это маленькие магазины, которые с каждым днём превращаются в крупные торговые центры.
Жаль… Время меняет каждого из нас.
А почему вспомнила про встречу? Скучаешь по тем дням?
Немножко. Не знаю. Хочу в прошлое и в то же время хочу в будущее. В другое будущее. Чтобы там никогда не было В. Очень надеюсь, что не встречу его, когда приеду к родителям в отпуск. Видишь, опять к той же теме возвращаюсь. Я зациклена на предателе.
Понятное дело. Он испортил не просто настроение. Он расстроил твой душевный рояль. Не волнуйся, найдём хорошего мастера. Он тебя починит)))
Где ты его найдёшь? После такого перестаёшь верить.
Ну-ну. Не надо так говорить. Через неделю, через месяц, а может быть, через год всё изменится. Не все же такие, как «твой» Валера. Есть не просто хорошие, а лучшие. Вот у тебя на работе, какое мужское окружение? Конечно, не считая фотографа…
Инн, я очнулась! Спасибо тебе! Я про работу совсем позабыла! Мне нужно писать статью. Потом обсудим.
Ага. Я пошла читать. Пока!
Пока.
Каролина задумалась. «Я рождена любить, не ненавидеть», – прочитала она в блокноте. Она сделала множество пометок по ходу спектакля, но эта фраза, звучащая из уст Антигоны, была трижды подчёркнута Чаркиной. «И в те времена были свои проблемы. Греческая девушка без будущего», – размышляла Каролина перед тем, как погрузиться в написание. Её философствование перебил звонок. Мобильный телефон пел из сумки: «Знаю, сердце разорваться может любя». «Любопытно, кто это? Кто же может звонить мне в столь позднее время?» – подумала Каролина, посмотрев на наручные часы, которые показывали десять вечера. Часы она снимала только, когда ложилась спать. Любимая песня стояла на всех абонентах, поэтому угадать, кому она понадобилась, трудно. Мобильник голосом Ани Лорак продолжал: «Это как с душой расстаться – жить без тебя!».
– Алло.
– Привет ещё раз. Не отвлёк от чего-нибудь важного?
– Ник, а если отвлёк? Ты бросишь трубку? – Каролине надоели ухаживания Жилина. Сказать ему, что не хочет быть его подружкой, не могла. Конечно, мягкой с ним нельзя быть. Слишком надоедлив. Теперь она никому не доверяет. Однако, как отвязаться от него? Слегка нагрубить? Посчитает, что мечтает, чтобы он завоевал её. Ей не нужно это. Сегодня она любит одиночество. Разве что влияние подружки сказалось на ней? Вряд ли. Она и сама поняла, что одиночество не представляет нечто страшное, а наоборот является приятным мгновением, которое проводишь наедине со своей душой. Странно, что Инна полагает, будто ей опасно быть одной. А если хочется быть одной? Прекрасно ощущаешь себя лишь в одиночестве. Правда, это можно испытывать и вдвоём. В том случае, если двое едины, связаны очень крепко. С Валерой она никогда не чувствовала себя одиноко волшебной. Наверное, ей действительно нужен кто-то другой. «Что делать с этим фотографом? Подскажи, запутанный мир, у которого в подарок для каждого найдутся причуды».
– Не брошу. Ты, наверное, пишешь о спектакле. Интересный был?
– Вот именно пишу. Да, интересный. Но ты ведь звонишь не за тем, чтобы поговорить о театральных постановках?
– Как ты догадлива! Ты подумала о вечеринке?
– Не думала. Однако могу дать ответ. Не пойду.
– Из-за меня?
– С чего ты взял? Я не хочу. Мне просто некогда.
– Каролина, а если я не пойду. Ты пойдёшь?
– Нет. Я же сказала. Дело не в тебе.
Двухсекундное молчание, и Никита почти прошептал:
– Я очень хочу, чтобы ты пришла в пятницу. Буду ждать. Всё равно буду ждать. Надежда умирает последней. И тогда я вместе с ней. Пока.
Каролина не успела с ним попрощаться. Отключился. «Что это на него нашло? Что Жилин задумал? Ну, когда он отцепится от меня? Неужели ему неясно из моего поведения, что я к нему равнодушна? И не полюблю его. И не хочу я никакого романа с ним закручивать. Не буду. Не нравится мне он. Не нравится. Ох, Инка! Стопроцентно это ты накаркала. Зачем в своём послании вспоминала о нём?» – с вопросами она села за ноутбук.
Глава 4. Вопрос терпения
(кажется, что выбора нет, а он сидит и ждёт, когда же его позовут)
В редакции происходило яростное обсуждение. Каролина догадалась об этом уже на второй ступеньке. Раздавались выкрики нескольких журналистов-смельчаков, но всех их заглушал неимоверно грубый голос главного редактора: «Да сколько они будут вести себя подобным образом! Я же предупреждал их! З-а-р-а-н-е-е! Они должны заранее сообщать о своих планах! Кого я могу сегодня отправить к ним? Кого?». Незапланированная благотворительная акция вывела из себя «отца» газеты. Сегодня все корреспонденты заняты. В «Моём времени» всё расписано по секундам. Он же не «халам-балам» (это словцо любила повторять его мама, называя им людей безответственных, не умеющих следить за собой и поддерживать порядок). Он – Главный Редактор (именно с больших букв). Из-за каких-то «халам-баламов» утро изуродовано шрамом.
Поднимаясь по лестнице, Чаркина старалась успокоить себя. Она остановилась перед тёмно-коричневой дверью, возле которой на стене была прикручена табличка «Конференц-зал». Подумала: «Интересно, что могло произойти? Ведь в четверг не должно быть никаких летучек. Планёрки в газете «Моё время» бывают лишь по понедельникам. Забыла? Сомнительно. Я не хочу туда идти. Не желаю видеть их, а особенно Жилина. Лучше всего сейчас было бы сбежать с кем-нибудь похожим на меня, которому нравится то же, что и мне, который ненавидит то, что и я терпеть не могу. Просто провести чудесные минуты, в которых отсутствуют спешка, суета, шум. Просто раствориться в тишине. Реальность, ты как всегда любишь помогать, награждая одиночеством и слабостью, когда надо бороться».
– Здравствуйте! У нас планёрка? – спросила осторожно Каролина.
– Да! Планёрка, которой не должно быть, – ответил главред. – В ДК «Химик» в час дня будет акция с благотворительным уклоном для стариков, доживающих свои дни в доме престарелых. Не совсем наш формат, но у этих бабушек и дедушек могут быть забавные увлечения. Конечно, руководство там никчёмное, раз сообщило об этом в последний момент. Однако небольшую статью мы всё-таки должны постараться выпустить.
Владимир Юрьевич ненадолго замолчал. Каждый из присутствующих мечтал об одном – чтобы ему не досталось это задание. Не потому, что скучная и важная тема. Просто «задание, отдающее лёгким скандальчиком, приправленное повышенным тоном редактора и напоминающее пытку, чем элемент творчества» никому не нравится. А ещё почти у всех находились в работе материалы, кто-то уже убегал по другому заданию. Взяться за лишнюю работу не хотелось.
– Каролина, ты сегодня должна писать статью о вчерашнем спектакле? – до боли громко произнёс вопрос редактор. Иногда у Владимира Юрьевича Ланькова от нервов срывался голос. Он забывал, что можно говорить спокойно и тихо, в нормальном темпе. Ему казалось, что он обязан чуть ли не орать, чтобы его слышали.
– Я уже написала эту статью. На сегодня у меня не было никаких заданий, – сдержанно ответила девушка. «Через секунду он нагрузит меня этой «благотворительностью». Все расслабятся. А я вновь погружусь в «бесконечное рабочее состояние», где нет слова «свобода». Я рада этому и я почему-то расстроена».
– Чудесно! Mon Dieu! Merci! – воскликнул Владимир Юрьевич. Главный редактор обожал французский язык, и часто говорил на нём. То ли хвастаясь знанием, то ли по искренней любви. Переход шефа на французский всеми служителями редакции воспринимался как добрый знак: «Поднимается настроение». Вот и сейчас, произнеся: «Боже мой! Спасибо!», он улыбнулся. На престол взошла непринуждённость, которая была забыта или, вернее, временно сброшена. Аудитория слегка пылала. И всё же чувствовалось ясно, что костёр скоро сгорит. Кучкой пепла не испугать.
– А фотографии с мероприятия нужны будут? – поинтересовался Жилин. Он встретился взглядом с Каролиной и кивнул ей. «Нет. Только не это. Не смей. Вольдемар, я сама сделаю снимки», – прошептала душа Чаркиной. Она с надеждой посмотрела на главреда.
– Никитка! Как же я позабыл про тебя? – редактор смягчался на глазах. – Ты ведь сегодня не занят? Фотографии, сделанные в бассейне, ты перекинул Потоцкой? Тогда ты отправишься.
– Фоты скинул. Пусть теперь по ним текст пишет. Так что мне сегодня снимать?
– Общие кадры. Отдельные примечательные личности. Ты сам лучше знаешь. И кстати, в ДК «Химик» вас доставит редакционная машина. Когда освободитесь, позвоните водителю. Он не сможет вас ждать, поскольку мне сегодня во второй половине дня необходимо съездить в администрацию.
– Владимир Юрьевич, я хотела уточнить по поводу репортажа о бассейне. Сколько полос он должен занять? – вступила в беседу Жанна Потоцкая, которая никогда не рискнула бы спросить, пока задание висит в воздухе. Когда до неё дошло, что на акцию отправится Чаркина, и когда редактор сам упомянул про её материал, она решилась на вопрос.
– Зайдёшь ко мне через час. Теперь мне нужно позвонить, – ответил Ланьков.
Каролина быстро поднялась и вышла. Перед тем как покинуть это собрание она взглянула с раздражённой усмешкой на Никиту. «Ненавижу», – сказали её губы. А губы Жилина ответили: «Люблю». Никто не обратил внимания на странный немой диалог. Никто, кроме Колесниковой. Вика отметила про себя Каролинкино испорченное настроение, её злость на фотографа. Также рекламист в персональном внутреннем блокноте внесла запись и относительно Ника. Он казался счастливым. Он пойдёт на задание с Чаркиной. Он давно грезил об их тандеме. Вике понравилась его романтичная улыбка. «Сияющие глаза, милый разрез губ. Никита – драгоценный молодой человек в наши дни. Почему Каролина не понимает этого, не видит своего счастья? Явно она превращается в злобную журналюгу, которой плевать на всех», – промелькнули мысли в голове Колесниковой.
Проблема, казавшаяся неразрешимой пятнадцать минут назад, прояснилась подобно солнцу, боязливо выглядывающему из-за облачных штор и, наконец осмелившемуся отодвинуть их и предстать во всём очаровании. Постепенно конференц-зал опустел, и Владимир Юрьевич скрылся в своём кабинете. Шестнадцать лет назад он создал «Моё время» – газету, рассказывающую о самых разнообразных хобби. В ней публиковались и новостные материалы, очень точно подобранные в тему. Редактор никому не мог признаться, как он дорожил этим «ребёнком». Газета была его дочерью, первой и единственной. Что касается личной жизни, то в ней он был не очень счастлив. Жена бросила его девять лет назад, вышла за другого, которого тоже оставила. У Владимира Юрьевича имелся взрослый сын, который совсем не интересовался газетой отца. Женя Ланьков восторгался мотоциклами, гонял на них и непрерывно пропадал в гаражах. В общем, не до чтения ему. Отец мечтал написать об увлечении сына. Однако заставить его поделиться информацией не смог. Пока. Надеялся.
Да, французский язык – ещё одна отрада в жизни редактора. Любовь с молодости. Он, конечно, знал о прозвище «Вольдемар». Однажды услышал, как шушукались о нём коллеги. Обиды не было. Даже гордость. «Владимир» на французский манер. Хоть это им известно из прекраснейшего языка. Всегда немного радостно, когда кто-то интересуется тем, что дорого нам, что вызывает у нас восхищение, стоит вспомнить об этом или обнаружить какую-то примету, намекающую на крошечную радость жизни.
