Кабина №3

Странное чувство тревоги овладело моим сердцем. Один индийский йог в своих выступлениях утверждал, что сердце всего лишь насос, не обладающий теми свойствами, которые мы ему приписали. Оно просто время от времени увеличивает свою пропускную способность, замечая недостаточный приток крови в тех или иных цехах, но сейчас я отчётливо ощущал, как сердце стало эпицентром неописуемой паники и страха.

На приборной панели, слева от меня, загорелась красная лампочка и раздался короткий громкий сигнал, выбивающий даже из самого глубокого раздумья. Я выждал десять секунд, пока цвет лампочки не сменился на более приятный зелёный цвет, после чего я потянул на себя большой ржавый рычаг, торчащий из прорези в линолеуме и лампочка погасла. Кабинка номер три, та за которую я отвечал, наполнилась паром, поршни суетливо запрыгали и почти заглушили скрип и грохот остального механизма. За своей спиной я почувствовал тяжёлый взгляд старшего механика межпространственного отдела. Я, и без того, был белой вороной в коллективе контролёров, а пристальное внимание старшего механика никак не улучшало эту ситуацию. Сейчас же, перед самым обедом, когда остальные кабинки умиротворённо остывали, грохот кабины номер три приковал внимание всего контрольно-пропускного центра. Когда из заискрившего воздуховода вывалились последние клочья пара, я потянул за соседний рычаг и стеклянная дверь третьей кабины плавно заползла в отверстие в потолке.

Перед тем, как тяжёлый кулак старшего механика прилетел мне в затылок, заставив склонить голову в сторону открывшейся кабины, я заметил стройную, статную девушку с длинными русыми волосами и в ярком розовом плаще, которая даже не посмотрела в сторону нашего центра, в окнах которого все контролёры покорно склонили головы и потупили свой взгляд. Лишь когда по вестибюлю пронёсся звук захлопнувшихся дверей лифта – мастер поднял свои глаза и громко хлопнув меня по плечу, дал разрешение всем остальным.

– Молодчина, – буркнул этот угрюмый мешковатый человек, ещё раз сжав моё плечо, давая понять, что я всё ещё у него на особом контроле. – В конце дня предоставишь мне тех. отчёт по своей кабине.

Раздался щелчок от включения громкоговорителя. Твёрдый, поставленный голос сообщил точное время всех двадцати шести городов, проходящих через наш центр, а после голос известил о времени, отведённом на обед для всех сотрудников, которое, судя по всему, постепенно сокращалось к концу каждого месяца. Поэтому, когда голос умолк, все разом закопошились и поспешили в маленькую столовую на цокольном этаже.

– Эй, значит номер три? – заняв последнее место за столиком кивнул в мою сторону худощавый мужик с ярко-зелёными глазами и впавшими щеками.

– Прошу прощения…

– За что? – мужик закинул в рот ложку перловой каши, а обратной стороной этой же ложки ткнул меня в грудь, в место, где на моей униформе располагалась нашивка: «контролёр-механик №3 Зимовьев А.С.». – И как тебе?

– Носить эту форму? – недоумённо переспросил я.

– Да нет же, – спокойно ответил этот странный человек, словно, не замечая всей неловкости ситуации. – Как тебе твоя кабина?

– Нормально, вроде – с тем же неподдельным непониманием продолжил отвечать я, – такая же, как и у всех: барахлит, скрепит, гремит, но дело своё делает.

– Такая же как у всех?! – странный тип громко рассмеялся и хлопнул своего соседа по спине, тот тоже залился задорным смехом, а в след за ним оскалили свои жёлтые зубы и остальные сидящие за нашим столом. – Ну ты выдал, дружок. Значит ты тут недавно?

– Два месяца.

– Ну понятно. Скажи мне, Зимовьев, какая пропускная способность у твоей, «такой же как у всех», кабины.

– Вроде, сто. Да, точно. Сто человек.

– Сто значит?

– Ага.

– А сколько по факту за сутки проходит людей через твою кабинку?

– Не больше десяти, в основном.

– Вот как? И, в основном, это высокопоставленные люди, не так ли?

Я задумался и мысленно прогнал в голове фотокарточки всех последних людей, на обороте практически каждой красовалась печать государственного служащего, а прибывшие без документов были членами правящей партии, на их изображение можно было смотреть только с разрешения руководителя центра.

Мне пришлось согласиться с мнением этого человека, а ещё и с мнением всех остальных за столиком, принимавших теперь в нашей беседе безоговорочное участие, то и дело кивая и улыбаясь.

– Я слышал, что сегодня прибыла жена руководителя первого территориального органа. Не из твоей ли кабины, случаем, она вышла?

– Девушка в розовом плаще?

– Ты что, дурак, смотрел на неё? – внезапно, атмосфера стала напряжённой и над нашим столиком повисла гробовая тишина.

Моё лицо залилось краской, и я, слегка сконфузившись, прошептал в своё оправдание: «Она не заметила».

– Вот чудак! – с широкой улыбкой воскликнул мой собеседник и вся напряжённость тут же растворилась в общем шуме помещения. – А курирует ваш отдел, случайно, не Буркин?

– Он самый.

– Ха! Суровый дядька. Пади глаз с тебя не сводит, отчёты, наверное, раза по три в неделю строчишь, а?

– Не без этого, но я думал, что это из-за того, что я новенький, или типа того.

– И это тоже, но, в основном, это из-за этой вот третей кабинки. Натерпелся дядька Буркин из-за неё в своё время.

Раздался щелчок. Грубый голос напомнил всем работникам о конце обеденного перерыва, а это значило, что у каждого было не больше двух с половиной минут на то, чтобы занять своё рабочее место, не схлопотав при этом выговор.

– Постой, – я побежал за худощавым мужиком, который схватив свой поднос уже мчался к пункту сдачи посуды. – Что с ней не так?

– С кем? – мужик, не оборачиваясь на мой голос, продолжил пробираться через толпу других работников в серых робах, отличавшихся разве что нашивкой.

– С третьей кабинкой.

– А чёрт его знает. Если разберешься – обязательно дай знать. Только вот предыдущего контролёра так и не нашли, говорят странный паренёк был.

– В смысле?

– Что в смысле? – он уже стоял полностью ко мне обернувшись, – не знаю я, пропал он. Отмывал кабину, готовил тех. отчёт, а когда пришло время его сдавать – он просто не явился. Так и написали в личном деле, сам видел.

– Пропал говоришь?

– Ага. Ладно, старина, удачи. Второй выговор за месяц будет не кстати. – он развернулся и побежал в сторону запасной лестницы, собираясь нарушить по меньше мере три правила пожарной безопасности.

До своего места я добрался вовремя. Последующие два часа я смотрел как все остальные дёргают за рычаги, как загораются и гаснут лампы, как из их кабин появляются новые люди, и притаившаяся тревога снова дала о себе знать.

Когда грубый, уставший голос известил о конце рабочего дня – все как один поставили свои приборные панели на блокировку и стеклянные двери, закреплённых за ними кабин, с грохотом рухнули в отверстие в полу и зафиксировались в закрытом положении специальным механизмом. Я же решил задержаться и первым делом отправился в главный архив, где хранились журналы о проведении ежеквартального осмотра всех кабин, включающий в себя отчёт контролёра, заключение старшего механика и инженера. Без труда я обнаружил необходимую ячейку, в ней нашёл жёлтую папку, с выделенной красным цветом цифрой «3», но открыв её ахнул от удивления. «Пусто?» – воскликнул я. Снова и снова перелистывая пустые листы я не мог ничего понять. Нет старых записей, ни одного отчёта от предыдущего контролёра, не прикреплены даже мои ежемесячные отчёты, я уже молчу о тех своих еженедельных. Да ни один инженер бы не дал разрешение на эксплуатацию кабины.

Я вернулся на контрольно-пропускной центр, никого уже не было на этаже, кроме охранника, который посапывал в каком-то тёмном углу. Схватив поролоновую губку и инструменты, я направился в конец коридора, где в одном ряду располагались пустые кабины для межпространственных перемещений. Свет из третьей кабинки падал на мраморный пол и тусклой лужей растекался по всему коридору. Я стёр осадок от последнего запуска с трансформаторных ламп, смазал поршни и снял все показатели. Не было никаких аномалий и не единого отклонения. От этого становилось только хуже, каждый глоток воздуха давался с трудом, а в тесной, пусть и открытой, кабинке и так нечем было дышать. Я вспомнил как искрил воздуховодов при последнем перемещении, не самая важная часть металлического организма, но разобраться было необходимо. Я открутил пластиковый фильтр, снял часть обшивки в месте, где располагались две основные шестерёнки, стыкующие воздуховод с остальным механизмом, и заметил торчащий кусочек ткани.

Я, конечно, иногда халтурил проводя осмотр, не каждая часть механизма требует тщательного контроля. Тот же воздуховод я разбирал не часто, но вот две недели назад, готов поклясться, ничего подобного не было, а без моего присутствия никто не мог копаться во внутренностях принимающей межпространственной кабины. Это было строго на строго запрещено, даже в правилах эксплуатации и обслуживания было прописано жирным шрифтом.

Я потянул за лоскут, зажатый зубьями двух маленьких шестерёнок, и когда плотный кусок ткани поддался напору и оказался в моих ладонях – железные зубы механизма пошатнулись и запустили один другой.

Известный американский биолог утверждал, что расположение сердца определено богом и любое смещение этого насоса является серьёзной проблемой для всего организма. Я чётко чувствовал, как моё сердце, остановившись скатилось в ноги, ударяясь о каждую косточку на пути.

Запотевшая стеклянная дверь основанием рухнула в отверстие в полу и отрезала меня от внешнего мира. Включились трансформаторные лампы и игриво запрыгали только что смазанные поршни. Десять секунд спустя кабинка начала наполняться густым паром. Я стоял, как вкопанный и изнутри следил за процессом, который просто не может происходить без внешнего вмешательства и из-за запуска обычного воздуховода. Кто-то должен тянуть за рычаг.

Я машинально раскрыл кулак и посмотрел на кусок ткани. На моей, жирной от солидола, ладони лежала часть аккуратно срезанной нашивки, потрёпанная острыми зубами прогресса. Надпись на нашивке выглядела так: «Контролёр – механик №3. Зимовьев А.С.»