скачать книгу бесплатно
Время исчезло, его нет. Я выпал из жизни, выпал из времени. Остались только дождь, я и надежда на автобус, который должен когда-нибудь да приехать.
Наконец к остановке подъезжает желтый фыркающий монстр – я даже и представить себе не мог, что эти модели автобусов еще на ходу. Круглые фары пронизывают морось. Мне кажется, что после того, как я окажусь на пассажирском сиденье автобуса, он точно больше никуда не поедет, но, оказывается, я заблуждаюсь. Как только занимаю свободное место, ко мне подходит кондуктор, и мы начинаем движение.
– Вы куда?
– До города.
– Сто двадцать три рубля пятьдесят шесть копеек.
Открываю кошелек, в котором бумажные деньги, положенные крестной. Я отвык от наличных и пользуюсь телефоном для оплаты, но мой аппарат не работает, да и в автобусе не видно терминала: здесь в ходу настоящие ценности, а не цифровая валюта. Протягиваю двести рублей:
– Сдачи не надо.
Старушка смотрит на меня с каким-то испугом, словно я прилетел с другой планеты. И чуть в сторону произносит:
– Мне чужого не надо.
Отрывает билет и протягивает сдачу. Складываю мелочь в кошелек и поворачиваюсь к окну. Это неожиданное появление человека с совершенно, как мне казалось, утраченной функцией вызывает у меня улыбку. Видимо, цифровизация не проникла еще так глубоко, и это, безусловно, радует. За окном мелькают поля. Вторник. Сентябрь. Не помню, какое число.
Смотрю через стекло и почему-то думаю о том, как выгляжу с обратной стороны. Мы смотрим на жизнь и окружающий нас мир через стекла, которые меняются в зависимости от нашего настроения и окружающих людей. Странно, должно быть, видеть и не понимать, что перед тобой на самом деле. Но кто об этом задумывается? Каждый раз нам кажется, что мы видим настоящую реальность, но проходит время, меняемся мы, и то, что было простым и понятным, становится совершенно другим. Кто же тогда является объективным? Видимо, стекло, которое видит обе стороны мира. Наверное, для того, чтобы нормально жить, нужно быть точно таким же стеклом? Но только вот в стекле есть один недостаток – это хрупкость. А я вытравил из себя хрупкость.
В дороге время тянется по-особенному мучительно, если ты едешь в автобусе один. Водитель не торопится, да оно и понятно: дождь и мокрый асфальт не позволяют ехать быстро, и мы движемся с черепашьей скоростью. Я смотрю на других пассажиров: все они погружены в телефоны, словно весь их мир сузился до черного окошка.
* * *
Возвращаясь каждый раз из командировок, даже коротких, я обращаю внимание на изменения, которые произошли в городе. Почему-то, когда ты никуда не уезжаешь, всё кажется таким стабильным и неизменным, что становится не по себе, но вот стоит уехать на каких-то один-два дня, а тем более на неделю, как город меняется. Что-то новое и неуловимое появляется в дотоле знакомых и привычных улицах, и это приводит в немалое удивление. На автовокзале я не был так давно, что, наверное, мог бы даже забыть, что он вообще существует. Меня встречает всё то же знакомое двухэтажное серое здание. Выйдя из автобуса, собираюсь было сразу через улицу пройти в соседний переулок, по которому быстрее и легче добраться до остановки маршрутки, но выход перекрыт шлагбаумом, а охранник за стеклом показывает скрещенные руки и мотает головой в сторону вокзала. Открываю входную дверь.
Справа и слева от входа – торговые точки с сувенирной продукцией, журналами, газетами и другой атрибутикой, которая может быть полезной в пути. Помнится, последний раз я пользовался услугами автовокзала, когда ездил на защиту диссертации. Прямым рейсом следовал только автобус, и именно по этой причине мне пришлось выбрать этот вид транспорта. В просторном и светлом помещении восемь касс, из которых работает только одна, несколько ни разу мной прежде не виденных платежных терминалов и пара кофейных автоматов. Ну и какой же автовокзал без таксистов с предложением своих услуг? Честно сказать, мне казалось, что в цифровой век приложений такой поиск пассажиров должен был бы себя изжить, но не тут-то было!
На второй этаж, как и в бытность мою аспирантом, ведут две лестницы с противоположных сторон, там-то и находится пассажирская зона зала отправления. Такое расположение позволяет отправляющимся или ожидающим не толпиться в одном месте и не мешать друг другу и является вполне лаконичным и логичным решением. Мне нужно понять, сколько денег у меня на карте. Банкомат оказывается за углом на входе. Я тянусь за телефоном и только тогда вспоминаю, что он не работает. Достаю карточку, но и тут меня ждет явный облом, поскольку ПИН-код я не помню. «Вот и пригодилась сдача», – отмечаю про себя и с улыбкой вспоминаю принципиальную кондукторшу.
Поскольку я уже давно не ездил на маршрутках, а троллейбусы в городе прекратили свое существование сразу же после прихода нового мэра, то сообразить, какой номер маршрута нужен мне, чтобы добраться до дома, было бы весьма затруднительно, если бы не одно обстоятельство. В городе всего две транспортные линии, а поскольку я живу недалеко от центра, то вопрос только в том, как долго придется идти от остановки.
Ни разу с момента создания новой маршрутной сети я не ездил на общественном транспорте. Несмотря на мою отстраненность от происходящего в городе, даже я был в курсе жарких дискуссий, которые возникли вокруг нововведений. Как часто мы расходуем наши силы на всякие пустяки: ругательства, ненужные и излишние комментарии по поводу и без!.. А жизнь через эти действия постепенно вытекает, и в итоге, когда нужны силы, не остается ничего, потому что ты всё спустил, как азартный игрок в казино, поставивший фишки на все цифры и в конечном счете, может быть, и победивший, но только вот победа эта обошлась дороже, чем ты предполагал. Мудрость в том и заключается, чтобы правильно распределить свои усилия и не тратить их по пустякам.
Всё это казалось мне настолько мелким и незначительным, словно людям только и надо было, чтобы найти повод поспорить и пообливать друг друга грязью. А в итоге ничего не добиться, потому что борьба с системой всегда пуста, борьба с системой – это те же самые ветряные мельницы, а время Дон Кихотов уже давно прошло, сейчас время ослов Санчо Пансы.
Автобус стремительно мчится по выделенной полосе, и это хорошо, но только в городе, в котором раньше все дороги были прямыми, водителю автомобиля приходится перестраиваться с одной полосы на другую. И эти полосы пока хорошо видны. Но когда наступит зима и на дорогу выпадет снег, ориентиры будут потеряны, и тогда, вне всякого сомнения, количество ДТП возрастет. Остановки находятся посреди дороги, и будущие пассажиры жмутся друг к другу в надежде, что хоть это поможет укрыться от воды, летящей из-под колес. Любое решение всегда будет иметь последствия и никогда не будет устраивать всех. Нужен компромисс, но только вот власть и сила не знают компромиссов. Мне вспоминается история, которую мы когда-то – не так давно, но, по ощущению, будто из прошлой жизни – обсуждали с Жорой на работе.
* * *
В тот день я приехал с карбонового полигона уставший и злой. Андрей высадил меня возле НИИ и сразу поехал домой. Это было где-то за неделю до того, как он попал под дождь. Я поднялся к себе на этаж, переоделся в кабинете в нормальную одежду, а потом пошел к Жоре. Тот, как всегда, сидел за своим столом и курил:
– Погодка как всегда, чай будешь?
– Конечно.
Жора положил сигарету в импровизированную пепельницу в виде консервной банки и достал стаканы. Производя все эти манипуляции, он продолжил диалог со мной:
– Ты новую хохму про губера слышал?
– Жора… Я работаю целый день и вечером дома тоже работаю. Я и старую-то не знаю, а ты говоришь – новую.
– Ну… новый-то наш правитель – он же доступный и открытый, я вот читал его посты, и знаешь, что я тебе скажу: ни хрена он не читает и не отвечает, а сидит там команда филологов и строчит за него, а над ними какой-нибудь смотрящий стоит и подсказывает, что и как нужно отвечать.
– Ну, скажем так, мне это и без твоего анализа понятно.
– Я вот раньше всегда думал о том, что в мире, в котором мнение большинства меняет мнение одного человека, любая подлость может стать нормой. Но теперь, с возможностью любого, самого мало-мальски грамотного человека выйти на страничку губернатора и задать ему вопрос, на который он должен обязательно ответить, мне становится еще страшнее.
– И что же тебя так пугает?
– Расскажу тебе историю, которая произошла недавно, чтобы ты понял. На страничке губернатора одна пожилая женщина возмутилась тем, что возле ее дома очень быстро ездят машины и это мешает ей спать. В результате была инициирована установка лежачего полицейского и соответствующих знаков. А ты сам понимаешь, что это недешевое удовольствие.
– И что в итоге? Не установили?
– В том-то и дело, что установили. Только вот через неделю она попросила убрать лежачего полицейского, поскольку машины стали притормаживать и скрежет этот мешает ей спать еще больше, чем звуки машин.
– Театр абсурда.
– Но самое страшное ведь не это, а то, как, следуя на поводу меньшинства, чаще всего не самого далекого ума, но зато самого подлого, кричащего и перекрикивающего не аргументами и фактами, а своей наглостью и нахрапистостью, общество начинает прогибаться. Так, словно в мире остались лишь проблемы тех людей, которые только и умеют рассказывать о своих несчастьях, не предпринимая никаких действий, чтобы попытаться их решить, а в итоге оказывается, их беды не стоят и выеденного яйца.
Жора навел чай, затем отрезал толстый кусок лимона и бросил мне в стакан. Я молчал – что тут скажешь? Жора, как всегда, на стороне правды, какой бы горькой она ни была, но мы ничего не можем изменить и предпринять, кроме одного: оставаться людьми и делать свое дело, не пытаясь прогнуться и подстроиться под дождь, но стараясь его понять и, может быть, в итоге победить.
* * *
Выхожу на своей остановке. Меня встречают перемены, те самые, про которые я говорил раньше. Сколько себя помню, вдоль садика дорожка была натоптана, и вот наконец-то она выложена плиткой. Подхожу к дому, и – о чудо! – на въезде во двор стоит шлагбаум, заасфальтирована стоянка для машин, а за ней разместилась детская площадка, и во дворе даже нашлось место для сушки белья. Только вот один вопрос не оставляет меня: а когда же можно будет его сушить?
Поднимаюсь на свой этаж и открываю дверь. Квартира встречает теплом. Несмотря на то что я очень мало времени провожу дома и часто нахожусь в разъездах, всё же это частичка меня, к которой я постоянно стараюсь вернуться. Снимаю дождевик и вешаю его на крючок. Иду в ванную и открываю кран с горячей водой – колонка начинает радостно шуметь, и я закрываю пробкой слив.
В комнате стягиваю с себя чужие вещи. Достаю и складываю на диван одежду, в которой мне легко и привычно: джинсы, футболку и кофту на молнии с капюшоном. Вода в ванной должна быть обязательно с солью и пенкой – только так можно вернуть себе силы, которые высасывает ненавистный дождь. Вытираюсь полотенцем.
Захожу в комнату и включаю компьютер. Ставлю телефон на зарядку. Может быть, в нем есть какие-то признаки жизни и получится перебросить сохраненные настройки? Экран черен, но я пока не расстраиваюсь, ведь, если аппарат долго был разряжен, такое вполне может быть. Одежда приятно хрустит и пахнет. Возможно, оттого, что мне вспомнился Жора, хочется чаю. Захожу на кухню…
На столе чашка…
Чашка с чаем…
С чаем, который она не пила…
Чашка, которой она касалась…
Внутри меня поднимается черная, искажающая мысли и чувства ненависть…
Внутри меня, словно в чайнике, булькает и брызжет кипяток, но только вот у меня нет биметаллической пластины, которая от нагрева изгибается и размыкает контакты. Внутри меня только я сам могу регулировать свои эмоции. Смотрю на чашку: на чайном пакетике бархатисто-зернистый пушок пеницилла. Открываю ящик и достаю чайную ложку, аккуратно вытаскиваю пакетик и выжимаю его в стакан. Открываю дверцу под раковиной и опускаю пакетик в мусорное ведро. Затем кладу ложку на стол. Беру чашку. Ощущение боли настолько сильное, что мне хочется швырнуть эту чашку, разбить ее, и только сила воли, отточенная долгими годами самоконтроля, сдерживает меня, и вместо этого я выливаю чай в раковину, а чашку выкидываю в ведро.
Строгая и логичная последовательность, которая так характерна для всех моих умозаключений и выводов, разрушалась Ольгой с детской непосредственностью и невинностью. Для меня было совершенно неважно, сколько я ее не видел, по одной простой причине. Продолжалось это десять минут или же несколько месяцев, для меня это всегда был один и тот же промежуток времени мучительной безысходности и надежды, подкрепленной осознанием ее существования. А теперь всего этого нет, и нет никакой надежды увидеть ее, поговорить с ней. Как же я любил с ней говорить – неважно о чем, темы сами находили нас…
Смотрю на часы, которые висят на кухне. Они показывают два. Телефон оживает и даже загружается. Куча пропущенных вызовов, но мне совершенно не хочется смотреть, кто же меня искал. Звоню Паше:
– Паш, привет, это я.
– Ничего себе! Что у тебя за крестная такая? Боевая баба, всех врачей растрясла. Всколыхнула нашу заводь. Чего ты про нее никогда не рассказывал?
– Да, к слову не приходилось.
– Как она тебя подняла?
Мне почему-то стыдно рассказывать о том, как это произошло, потому что никакого логичного объяснения пока не нашел, и я импровизирую на ходу, но в рамках правдоподобного:
– Шоковая терапия. Только не в прямом значении слова, а в переносном.
– Ну, батенька, не знаю, что ты имеешь в виду под переносным, но рад, что тебе помогло.
– Паш, я вот чего хочу спросить: а из больницы-то меня выписали?
– Конечно выписали, у нас же в стране больше двух недель болеть человек не может.
– А как же я?
– И ты, дорогой мой, не исключение.
– И что мне теперь делать? Меня же с работы за прогулы уволят.
– Да не переживай ты так. Мы тебе выпишем больничный, всё нормально будет: медицина – она ж на страже здоровья стоит, а ты здоров. А как и где ты лечился – это уже вопрос другой. Я переговорю с терапевтом, карточку твою покажу, ну, он тебе все бумаги на завтра подготовит и по компьютеру проведет всё как надо. Но с тебя благодарность. Сам знаешь, врачи шоколад не пьют.
Я кладу трубку, телефон зависает и отключается. Видимо, это последний его вздох, потому что ни на какие мои манипуляции он не реагирует.
Включаю компьютер и захожу в личный кабинет банка. Проверяю баланс. Деньги у меня есть, но львиная доля их лежит на накопительном счете, который я стараюсь понапрасну не использовать. Но сегодня особый случай. Перекидываю со счета на свою дебетовую карту сумму, которой должно быть вполне достаточно, чтобы купить телефон и дотянуть до зарплаты, хотя, скорее всего, она будет раза в два меньше, чем обычно, потому что я был на больничном. Да, еще машину надо забрать с цитрогипсового огорода, если она, конечно, еще там, и отвезти в ремонт. Это тоже деньги, которые придется потратить, но другого выхода нет. Честно сказать, я откладывал заначку для того, чтобы слетать в Мексику. Но после того как начался дождь, прибавилось работы, да и вообще, какой может быть отдых, когда совершенно непонятно, что может произойти завтра? Я рассчитывал полететь туда не один, хотя, если честно, четко осознавал иллюзорность этой мечты, но всё же…
* * *
В магазине выбираю телефон, который сочетает в себе производительность с отсутствием избыточных функций. Цена немаленькая, но лучше вложиться сейчас, чем мучиться ближайшие два года. Переставляю сим-карту. Телефоны превратились в маленькие коробочки Пандоры. Наверное, нигде больше не найти столько скелетов в шкафу, сколько в маленьком и совершенно безобидном аппарате. Телефон хранит всё: переписки и фото, и если даже что-то удалить или потерять, бескорыстное облачное хранилище восстановит информацию в полном объеме. И это превосходно, но только вот вопрос: а где хранится эта информация и кто может получить к ней доступ? Не хочу даже думать об этом. Сразу же покупаю чехол-книжку и защитное стекло, которое мне тут же и наклеивают. Всё, я вооружен и готов к новым испытаниям. Вхожу в свою учетную запись и восстанавливаю большую часть данных. Теперь можно и Андрею позвонить. С одной стороны, я очень хочу его услышать и увидеть, а с другой – боюсь.
– Привет, на работе?
– Да.
– Удобно говорить?
– Да.
– Как ты?
– Нормально.
– На работе всё в порядке?
– Да.
– Ты сможешь приехать ко мне после работы?
– Нет.
И я понимаю, что нет ничего хуже того, что дождь делает с людьми. Лучше бы уж он ругался, но только не эти апатия, безразличие и потеря интереса. Я не обижаюсь на него, потому что невозможно обижаться на больного человека. Но и бездействовать не могу, ведь я же пообещал ему всё исправить или… Я не хочу думать об этом самом «или». Это крайняя мера, и мне кажется, что проще уничтожить себя, чем выполнить то, что я пообещал Андрею.
И мне почему-то очень ярко вспоминается день, когда Андрей познакомил меня со своей будущей женой Олей. Это было три года назад.
Не знаю, как так получилось, но в жизни Андрея всегда было мало женщин. Он учился на факультете, на котором девушки были редкостью, и, может быть, поэтому не умел разговаривать с ними и добиваться их внимания. С возрастом эта проблема только усугублялась, потому что он боялся, что его пошлют. Честно сказать, у меня даже была мысль заказать ему проститутку, но только вот идея эта могла привести к печальным последствиям, и в итоге я от нее отказался.
Вспоминая Ольгу Андрея, я еще раз задумываюсь над странными совпадениями, которые так часто нас окружают и которым мы не придаем никакого значения до тех пор, пока не поймем их взаимосвязи. Через два года после того, как Андрей стал встречаться с Ольгой, в моей жизни появится тоже Оля, моя Ольга Николаевна.
* * *
Андрей никогда и ничего мне не рассказывал про свою личную жизнь, но я начал замечать некие перемены в поведении друга: он стал раздражаться по мелочам и меньше шутить. У всех бывают такие периоды, думал я, невозможно всё время идти на подъем. Но расспрашивать Андрея не хотел, потому что нет ничего хуже, чем вытягивать из человека правду, когда он к этому не готов. Для того чтобы человек сам захотел что-то рассказать, нужно подождать и создать условия.
Это случилось после очередного субботника, в конце которого, как обычно, было застолье, где я выпивал, поскольку в этот раз был не за рулем. Ни я, ни Андрей не курим, и, может быть, именно по этой причине мы работаем так энергично и, как говорится, не разгибая спины: у нас просто нет необходимости делать перекур. Правда, иногда я даже жалею об этом.
В этот раз почему-то так получилось, что никаких других попутчиков в лице наших коллег в автомобиле не оказалось. Андрей молчал, а я, напротив, был на удивление разговорчив, но он неожиданно меня перебил.
– Как ты думаешь, для чего мы живем?
И я почувствовал, что тут что-то серьезное, но, несмотря на это, в моем ответе проявился еще присутствовавший во мне отголосок веселья:
– Для того, чтобы умереть.
– Мне это и так понятно, но зачем нам дается этот самый момент жизни, когда мы так четко ощущаем окружающий нас мир и можем его потрогать и изучить, если потом снова ныряем в бесконечную неизвестность? Как-то это неправильно и нелогично.
– Ты сейчас о каком смысле жизни говоришь – о глобальном общечеловеческом или конкретно твоем?
– Да зачем мне общечеловеческий-то? Я хочу разобраться, для чего живу я.
– Ты же не пил, чего это тебя вдруг такие вопросы волновать стали?
– Понимаешь, какое дело… Я недавно познакомился в тренажерном зале с девушкой, и мы стали с ней общаться…
– Ну наконец-то.
– Она переехала ко мне, и сейчас мы живем вместе.
– Ну и чего тебя так вопросы о смысле существования вдруг взволновали? Часто грешите?
– Да не в этом дело, вечно ты всё в какую-нибудь глупость превратишь.
– Не переживай, я так только с тобой себя веду.
– Да знаю я.
– Так в чем вопрос-то?
